рилъ ясно и непринужденно и всегда повидимому относился съ интересомъ къ своему предмету, почему вызывалъ интересъ и у слушателей. Каждая лекція состояла обыкновенно изъ нѣсколькихъ опредѣленно поставленныхъ положеній, которыя онъ старался доказать и пояснить примарами. Нерѣдко эти положенія, высказанныя въ общихъ терминахъ, производили сначала впечатлѣніе парадоксовъ, и самъ профессоръ обнаруживалъ какъ бы нѣкоторое смущеніе; казалось, будто бы онъ не вполнѣ владѣетъ предметомъ. Но по мѣрѣ того, какъ онъ подвигался впередъ, онъ воодушевлялся и его рѣчь текла свободно. Благодаря многочисленности и разнообразію приводимыхъ имъ примѣровъ, обсуждаемый вопросъ разростался все больше и больше и принималъ наконецъ такіе размѣры, что овладѣвалъ вниманіемъ всей аудиторіи, и профессору не зачѣмъ было прибѣгать къ утомительнымъ повтореніямъ однихъ и тѣхъ же положеній. Для аудиторіи было и приятно, и полезно слѣдить за всевозможными видоизмѣненіями
основного вопроса и затѣмъ возвращаться обратно назадъ къ исходному пункту. Репутація Смита, какъ профессора, стояла поэтому весьма высоко, и онъ привлекалъ массу слушателей изъ отдаленнѣйшихъ мѣстностей. Преподаваемые имъ предметы стали модными въ Гласговѣ и его мнѣнія составляли главный предметъ разговоровъ въ клубахъ и литературныхъ кружкахъ. И даже мелочныя особенности его произношения и манера говорить дѣлались нерѣдко предметомъ подражанія. Изъ другого же отзыва мы узнаемъ между прочимъ, что голосъ у Смита былъ неровный и произношеніе неясное, доходившее иногда до бормотанія, что вообще онъ не отличался разговорными талантами и какъ собесѣдникъ былъ много ниже Юма. Какъ бы тамъ ни было, Смитъ въ качествѣ профессора пользовался несомнѣнно значительной репутаціей.
Читая лекціи въ Гласrовѣ, Смитъ поддерживалъ самыя тѣсныя сношенія съ Эдинбургомъ, гдѣ находился между прочимъ его другъ Юмъ. Онъ состоялъ членомъ одного извѣстнаго эдинбургскаго клуба, образованнаго съ цѣлями протеста и агитаціи противъ нежеланія правительства, опасавшагося якобитскаго заговора, ввести въ Шотландію народное ополченіе. Клубъ этотъ закрылся послѣ того, какъ правительство обложило высокой пошлиной любимый напитокъ членовъ его, кляретъ, а на мѣсто его было организовано новое общество подъ названіемъ «Избранные». Въ немъ участвовали литературныя знаменитости тогдашняго Эдинбурга. Замѣчательно, что на второмъ уже собраніи былъ постав-
рил ясно и непринужденно и всегда по-видимому относился с интересом к своему предмету, почему вызывал интерес и у слушателей. Каждая лекция состояла обыкновенно из нескольких определенно поставленных положений, которые он старался доказать и пояснить примарами. Нередко эти положения, высказанные в общих терминах, производили сначала впечатление парадоксов, и сам профессор обнаруживал как бы некоторое смущение; казалось, будто бы он не вполне владеет предметом. Но по мере того, как он подвигался вперед, он воодушевлялся и его речь текла свободно. Благодаря многочисленности и разнообразию приводимых им примеров, обсуждаемый вопрос разрастался всё больше и больше и принимал наконец такие размеры, что овладевал вниманием всей аудитории, и профессору незачем было прибегать к утомительным повторениям одних и тех же положений. Для аудитории было и приятно, и полезно следить за всевозможными видоизменениями основного вопроса и затем возвращаться обратно назад к исходному пункту. Репутация Смита, как профессора, стояла поэтому весьма высоко, и он привлекал массу слушателей из отдаленнейших местностей. Преподаваемые им предметы стали модными в Глазго и его мнения составляли главный предмет разговоров в клубах и литературных кружках. И даже мелочные особенности его произношения и манера говорить делались нередко предметом подражания. Из другого же отзыва мы узнаем между прочим, что голос у Смита был неровный и произношение неясное, доходившее иногда до бормотания, что вообще он не отличался разговорными талантами и как собеседник был много ниже Юма. Как бы там ни было, Смит в качестве профессора пользовался несомненно значительной репутацией.
Читая лекции в Глазго, Смит поддерживал самые тесные сношения с Эдинбургом, где находился между прочим его друг Юм. Он состоял членом одного известного эдинбургского клуба, образованного с целями протеста и агитации против нежелания правительства, опасавшегося якобитского заговора, ввести в Шотландию народное ополчение. Клуб этот закрылся после того, как правительство обложило высокой пошлиной любимый напиток членов его, кларет, а на месте его было организовано новое общество под названием «Избранные». В нём участвовали литературные знаменитости тогдашнего Эдинбурга. Замечательно, что на втором уже собрании был постав-
