образомъ, мы переходимъ ко времени Смита. Изъ его современниковъ заслуживаетъ особеннаго вниманія съ нашей стороны Давидъ Юмъ. Онъ былъ лѣтъ на десять старше Смита и сталъ писать много раньше послѣдняго. Онъ отвергаетъ меркантильное ученіе, будто деньги — богатство, и признаетъ дѣйствительную силу и богатство народа въ трудѣ. Правительство должно заботиться о народѣ и промышленности, но ему совершенно не зачѣмъ вмѣшиваться въ обращеніе монеты. Процентъ также зависитъ не отъ количества денегъ, а отъ состоянiя промышленности, ремеслъ и торговли; онъ можетъ служить барометромъ положения народа: низкiй размѣръ его показываетъ цвѣтущее состояніе общества.
При обсужденіи торговыхъ вопросовъ Юмъ доказываетъ, что отдѣльныя націи вовсе не враги, а союзники въ общемъ дѣлѣ обмѣна. Онъ считалъ теорію ренты Смита ошибочной и высказалъ мысли, положенныя въ основание общепринятой теперь теоріи Рикардо. Но кромѣ многихъ вѣрныхъ положеній, развитыхъ Юмомъ по поводу отдѣльныхъ вопросовъ, весьма важное значеніе имѣетъ его постоянное стремленіе разсматривать экономическіе вопросы въ связи съ историей и законами человѣческой природы вообще. Смитъ называетъ Юма однихъ изъ величайшихъ философовъ-историковъ нашего времени, и онъ несомнѣнно имѣлъ на него большое вліяніе.
Теперь мы должны обратиться къ Франціи и къ ея извѣстной школѣ экономистовъ, безъ знакомства съ которыми нельзя ни понять, ни оцѣнить надлежащимъ образомъ великаго произведенія Смита. Около половины XVIII столѣтія во Франции обнаруживается большой интересъ къ экономическимъ вопросамъ. Такъ, Вольтеръ въ одной изъ своихъ статей говоритъ: «около 1750 г. нація, пресыщенная стихами, трагедіями, комедіями, операми, романами, романтическими исторіями, а еще больше романическими нравственными разсужденіями и теологическими диспутами, начала наконецъ разсуждать о хлѣбѣ». Въ 1759 году онъ же пишетъ: «Прощай наше искусство, если дѣла будутъ итти такъ, какъ идутъ! Страсть къ обличеніямъ и проэктамъ по финансовымъ вопросамъ овладѣла народомъ!» Действительно, экономическое и финансовое положеніе Франціи было слишкомъ плачевно. Политика меркантилизма и самаго мелочнаго вмѣшательства въ экономическую дѣятельность народа принесла свои горькіе плоды. Разоренный народъ, искусственная промышленность, уродливая торговля и въ результатѣ — пустая казна, — вотъ тѣ бѣды, которыя предшествовали крушенію стараго порядка. Естественно, что мы-
образом, мы переходим ко времени Смита. Из его современников заслуживает особенного внимания с нашей стороны Давид Юм. Он был лет на десять старше Смита и стал писать много раньше последнего. Он отвергает меркантильное учение, будто деньги — богатство, и признает действительную силу и богатство народа в труде. Правительство должно заботиться о народе и промышленности, но ему совершенно незачем вмешиваться в обращение монеты. Процент также зависит не от количества денег, а от состояния промышленности, ремесел и торговли; он может служить барометром положения народа: низкий размер его показывает цветущее состояние общества. При обсуждении торговых вопросов Юм доказывает, что отдельные нации вовсе не враги, а союзники в общем деле обмена. Он считал теорию ренты Смита ошибочной и высказал мысли, положенные в основание общепринятой теперь теории Рикардо. Но кроме многих верных положений, развитых Юмом по поводу отдельных вопросов, весьма важное значение имеет его постоянное стремление рассматривать экономические вопросы в связи с историей и законами человеческой природы вообще. Смит называет Юма одних из величайших философов-историков нашего времени, и он несомненно имел на него большое влияние.
Теперь мы должны обратиться к Франции и к её известной школе экономистов, без знакомства с которыми нельзя ни понять, ни оценить надлежащим образом великого произведения Смита. Около половины XVIII столетия во Франции обнаруживается большой интерес к экономическим вопросам. Так, Вольтер в одной из своих статей говорит: «около 1750 г. нация, пресыщенная стихами, трагедиями, комедиями, операми, романами, романтическими историями, а еще больше романическими нравственными рассуждениями и теологическими диспутами, начала наконец рассуждать о хлебе». В 1759 году он же пишет: «Прощай наше искусство, если дела будут идти так, как идут! Страсть к обличениям и проектам по финансовым вопросам овладела народом!» Действительно, экономическое и финансовое положение Франции было слишком плачевно. Политика меркантилизма и самого мелочного вмешательства в экономическую деятельность народа принесла свои горькие плоды. Разоренный народ, искусственная промышленность, уродливая торговля и в результате — пустая казна, — вот те беды, которые предшествовали крушению старого порядка. Естественно, что мы-
