Семью Шумахера составляли тогда двое — онъ самъ и его жена Юлія Богдановна, родная сестра жены Грановскаго. По пятницамъ у нихъ собирались постоянно: Владиміръ Визаръ, Александръ Николаевичъ Аѳанасьевъ, студентъ Сергѣй Петровичъ Боткинъ и я. Здѣсь-то и началось мое знакомство съ послѣднимъ, перешедшее въ дружбу уже во время нашего пребыванія за границей. За чаемъ и ужиномъ вечера проходили очень живо. Здѣсь сохранилось преданіе о Станкевичевскомъ кружкѣ; много говорилось объ оставшихся членахъ онаго, чудакѣ Кетчерѣ и старшемъ братѣ Сергѣя Петровича, Василіи Петровичѣ Боткинѣ (путешественник по Испаніи), о его причудахъ и роли въ Боткинской семьѣ; бывала, конечно, рѣчь и объ университетѣ, который былъ тогда въ большой немилости у начальства. Душою веселья въ этомъ маленькомъ кружкѣ былъ Аѳанасьевъ. Онъ былъ вообще интересный разсказчикъ и уморительно смѣялся собственнымъ разсказамъ, какъ-то черезъ свой огромный носъ, и, служа въ какомъ-то архивѣ, извлекалъ оттуда много потѣшнаго на усладу хозяйкѣ, которая очень любила слушать веселыя вещи. Помню, напримѣръ, его разсказъ о томъ, какъ императрица Елизавета ѣздила на богомолье, и о какой-то придворной процессіи на лейбъ-пфердахъ. Сергѣй Петровичъ былъ въ свою очередь очень веселымъ собесѣдникомъ и всегда вторилъ Аѳанасьеву, который былъ его учителемъ русскаго языка въ пансіонѣ Эйнема, гдѣ Боткинъ учился до поступленія въ университетъ.
На 4-мъ курсѣ я пересталъ кутить и сталъ исправно посѣщать клиники на Рождественкѣ. Здѣсь намъ давали больныхъ на руки, какъ кураторамъ, и мы должны были вести исторію болѣзни на латинскомъ языкѣ. Поэтому въ нашихъ исторіяхъ фраза «Status idem» встрѣчалась, я думаю, гораздо чаще, чѣмъ слѣдовало, тѣмъ болѣе, что нашими записями профессора едва ли интересовались, a тогдашніе ассистенты въ клиникѣ и того меньше, такъ какъ имъ не было никакого дѣла до занятій студентовъ. Сверхъ кураторства, въ терапевтической и акушерской клиникахъ было заведено дежурство студентовъ, но настолько необязательное для каждаго, что мнѣ, напримѣръ (я былъ, впрочемъ, не студентомъ, а вольнымъ слушателемъ), ни разу не довелось дежурить ни тамъ, ни здѣсь.
Директоромъ терапевтической клиники былъ знаменитый тогда московскій практикъ Оверъ — особа, увѣшанная несмѣтнымъ количествомъ орденовъ, но не показывавшая и носа въ свою клинику. За весь годъ онъ прочиталъ намъ у постели больного одну лишь лекцію, да и ту на латинскомъ языкѣ. Клиникой завѣдывалъ его адъюнктъ Млодзѣевскій.
