сталъ Серафиму Михайловну потѣшающейся обученіемъ ихъ свѣтскимъ манерамъ и танцамъ. Спали онѣ три въ верхнемъ этажѣ, въ двухъ сосѣднихъ комнатахъ, надъ спальней матери, и случалось нерѣдко, что обученіе танцамъ происходило среди глубокой ночи. С. просила прощенья у матери, если танцы не давали ей спать, но скоро забывала и снова принималась за ночныя увеселенія. Страстно любила всѣхъ вообще животныхъ, преимущественно собакъ, и воспитывала въ этомъ году волченка[1]. Попади она съ дѣтства въ хорошія руки, изъ нея могло бы выйти что-нибудь путное.
Безъ указа объ отставкѣ ѣхать въ Москву было нельзя, а указъ не приходилъ до начала октября. Помню какъ теперь, что желанная бумага попала мнѣ въ руки въ то время, какъ я читалъ въ послѣдней полученной книжкѣ «Современника» письмо Анненкова изъ провинціи, гдѣ описывалась Барышевская слобода. Помню также, что дня за три до отъѣзда сталъ падать снѣгъ, установился санный путь и я съ моимъ неизмѣннымъ слугой доѣхалъ до Москвы въ саняхъ. На городской заставѣ нужно было предъявлять паспортъ. Его вынесъ изъ караулки старый чиновникъ и, подавая мнѣ бумагу, покачалъ головой со словами: «Эхъ, господинъ прапорщикъ, послужили безъ году недѣлю да въ столицу прожигать родительскія денежки».
- ↑ Когда волченокъ подросъ, его отдали помѣщику Андреевскому, который держалъ его на цѣпи на псарнѣ. Болѣе чѣмъ черезъ годъ времени нашимъ случилось проѣзжать черезъ село, гдѣ содержался волченокъ. Серафима пожелала его видѣть, отправилась на псарню и какъ только обратилась къ заключенному съ привычнымъ окликомъ „волчуша“, волкъ съ радостью бросился къ ней.
