Одерѣ, плохо говорившей даже по русски и жившей на маленькую пенсію покойнаго мужа (эстляндца или лифляндца, капитана русской службы) и частную пенсію отъ графа Адлерберга, министра двора. Нѣтъ сомнѣнія, что мать платила имъ и за меня, потому что онѣ возили меня въ театръ, давали денегъ на извозчиковъ и позднѣе, когда я выучился курить, на табакъ[1]. Въ годъ послѣ смерти отца Эмилія Адольфовна пріѣзжала къ намъ въ деревню повидаться съ дочерью; слѣдовательно съ двумя старшими членами семьи я былъ знакомь съ давнихъ поръ и, при ихъ крайней добротѣ, чувствовалъ себя въ этой милой семьѣ, какъ дома. Въ праздники и по воскресеньямъ кромѣ меня къ ними ходили два кадета 2-го корпуса, братья Михайловскіе. Старшій изъ нихъ Николай Андреевичъ, будущій мужъ моей старшей сестры, былъ тогда на выпуске и учился такъ хорошо, что вышелъ офицеромъ въ гвардію, въ Финляндскій полкъ. Будучи еще кадетомъ, онъ интересовался литературой — у нихъ въ корпусе, по его словамъ, былъ превосходный преподаватель словесности. Поэтому въ праздники и по воскресеньямъ въ маленькой гостиной семьи Штромъ очень часто происходили чтенія вслухъ и разговоры по поводу прочитаннаго. Здесь я познакомился съ русской литературой гораздо больше, чѣмъ въ инженерномъ училищѣ, гдѣ преподавателемъ словесности былъ старикъ Плаксинъ, не признававшій Гоголя и ставившій выше всехъ Державина и Крылова. Оду «Богъ» онъ считалъ «орлинымъ пареніемъ генія на недосягаемыя высоты»; начальныя строфы оды «Водопадъ» были недосягаемымъ ни для кого совершенствомъ въ делѣ описанія красотъ природы, а слова: «Глаголъ временъ, металла звонъ» и проч. приводили его словно въ трепетъ, и эту оду онъ декламировалъ какимъ-то глухимъ, словно замогильнымъ голосомъ. Когда же дѣло доходило до Крылова, онъ претворялся то въ сладкозвучнаго соловья (Оселъ и соловей), то въ хитроумную льстивую лисицу (Ворона и лисица). Это были два другихъ перла русскаго генія. Для скромной семьи Штромъ, не имѣвшей никакихъ знакомыхъ, кроме насъ, трехъ мальчиковъ, воскресенья и праздники были очевидно праздничными днями. Эмилія Адольфовна самолично отправлялась тогда съ кулькомъ на Сѣнную за провизіей, сама стряпала, и ея вкусные обеды, супъ съ фрикадельками, пироги съ сигомъ и жареные рябчики, не въ укоръ будь сказано Костомаровскимъ обедамъ, я не забылъ и вспоминаю по сіе время съ большимъ удовольствіемъ.
- ↑ Вплоть до выхода въ офицеры денегъ у меня въ карманѣ никогда не было ни копейки.
