мочеотдѣленія, увлекли въ эту сторону три факта, сильно говорившіе съ виду въ пользу фильтраціи: высокое давленіе крови, входящей въ почку, свободное положеніе почти голыхъ сосудовъ Мальпигіева клубочка (гдѣ выдѣляется вода) въ мочевыхъ капсулахъ и быстрый переходъ артеріи клубочковъ въ волосную сѣть. Извѣстно далѣе, что филътраціонная теорія пала; опытами Гейденгайна было доказано, что факторомъ, опредѣляющимъ количество выводимой изъ крови воды, является не давленіе крови, а сравнительная быстрота кровяного тока по органу. Въ пользу этой мысли онъ привелъ справедливо особенно широкій просвѣтъ почечной артеріи сравнительно съ объемомъ органа, но оставилъ безъ надлежащаго вниманія самую главную особенность въ снабженіи почки кровью. По этой причинѣ и появилась моя замѣтка. Въ ней было показано, что быстрота протеканія черезъ почку сравнительно большихъ количествъ крови определяется, помимо краткости почечнаго пути, больше всего огромной разницей давленій крови при входѣ ея въ почку и при выходѣ изъ послѣдней, чѣмъ въ то же время опредѣляется крутой спадъ давленій по длинѣ почечныхъ сосудовъ.
Одновременно съ этой замѣткой была напечатана мною другая — касательно выравниванія силы вертящихся индукціонныхъ токовъ, гдѣ я, по какому-то непостижимому помраченію ума, сдѣлаль такую ошибку въ ходѣ токовъ по развѣтвленнымъ проводникамъ, которую едва ли сдѣлалъ бы гимназистъ, прослушавшій элементарный курсъ физики. Ошибка эта порядочно-таки помучила меня. Хорошо еще, что она случилась много позже того, какъ Дмитрій Андреевичъ забраковалъ меня въ академію наукъ, иначе это былъ бы скандалъ, способный истерзать душу. По этой именно причинѣ и было мною сказано выше, при описаніи моего академическаго фіаско, что я къ счастію не попалъ въ академію.
Итакъ, жизнь въ лабораторіи Петербургскаго университета принесла мнѣ много счастливыхъ минутъ и не мало горя. Извѣстнымъ утѣшеніемъ могли служить уже имѣвшіяся въ рукахъ доказательства, что работы дали мнѣ нѣкоторое имя на Западѣ, но могли ли они вырвать изъ души занозу, когда въ концѣ чуть не десятилѣтней работы съ CO₂ было сказано: «все, что вы сдѣлали, очень хорошо, но это частный случай; докажите вашъ законъ вообще на другихъ газахъ».
Изъ-за положительной невозможности выполнить предлагаемое пребываніе въ петербургской лабораторіи стало казаться безцѣльнымъ, даже непріятнымъ, и я рѣшилъ замѣнить профессорство болѣе скромнымъ приватъ-доцентствомъ въ Москвѣ, гдѣ, по имѣвшимся свѣдѣніямъ, физіологія не была въ авантажѣ. Съ этою цѣлъю
