скихъ воздѣйствій на бытъ студентовъ. Дошло до того, что студентовъ, замѣшанныхъ въ университетскихъ безпорядкахъ, лишали, по окончаніи курса, правъ поступать на государственную службу, т.-е. лишали правъ за дисциплинарные проступки. Несчастнаго устава г. Делянова, отдѣлившаго студентовъ отъ профессоровъ пропастью тогда еще, не существовало, и петербургская профессорская коллегія не сочла себя въ правѣ молчать. По предложенію нѣкоторыхъ профессоровъ была образована комиссія для разсмотрѣнія дѣла и составленія защитительной докладной записки министру, что и было сдѣлано. Въ совѣтѣ нашлось только два человѣка, не подписавшихъ этой записки — С. и В. (послѣдній, вѣроятно, за этотъ подвигъ былъ сдѣланъ потомъ ректоромъ). Кончилось, конечно, ничѣмъ — министръ отвѣтилъ выговоромъ коллегіи и замѣчаніемъ, что забота о судьбѣ студентовъ предоставлена начальству, а не профессорамъ.
Другой поводъ вспоминать этотъ періодъ петербургской жизни съ любовью и уваженіемъ — это Бестужевскіе женскіе курсы, гдѣ я былъ преподавателемъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ и могъ убѣдиться на дѣлѣ въ серьезномъ значеніи этого истинно-благороднаго учрежденія. Это былъ женскій университетъ о двухъ факультетахъ въ настоящемъ смыслѣ слова, возникшій изъ частной иниціативы и поддерживавшійся почти исключительно своими средствами. Это было въ то же время крайне оригинальное учебное заведеніе, въ которомъ начальница — хорошая, добрая, честная Надежда Васильевна Стасова — и ея помощницы работали даромъ, вкладывая въ дѣло не только всю свою душу, но и собственные карманы, и поддерживали дисциплину въ заведеніи не строгостями и наказаніями, а любовнымъ отношеніемъ къ воспитанницамъ, уговоромъ и лаской. Что это былъ университетъ, доказательствомъ служитъ систематичность 4-лѣтняго курса, читавшагося профессорами, доцентами университета и даже нѣкоторыми академиками. Я читалъ на курсахъ то же самое и въ томъ же объемѣ, что въ университетѣ, и, экзаменуя ежегодно и тамъ и здѣсь изъ прочитаннаго, находилъ въ результатѣ, что одинъ годъ экзаменуются лучше студенты, а другой — студентки. Помню даже, что за все мое болѣе чѣмъ сорокалѣтнее профессорство самый лучшій зкзаменъ держала у меня студентка, а не студентъ, — дочь отъ перваго брака знаменитаго нѣмецкаго раскопщика греческихъ древностей. Да, это была заря высшаго женскаго образованія въ Россіи, и студентки учились прямо-таки съ увлеченіемъ — я не разъ былъ свидѣтелемъ, какъ онѣ занимались въ стѣнахъ своего университета (зданіе курсовъ въ 10-ой линіи Васильевскаго острова) въ послѣобѣденное
