отдыху, кромѣ простой дружеской бесѣды. За всѣ послѣдующія семь лѣтъ я помню только два вечера съ танцами — одинъ, устроенный по подпискѣ въ залѣ гостиницы Клея, и другой на дому у Боткина.
Изъ новыхъ пріятелей я особенно близко зналъ Груберовъ, мужа и жену, и опишу эту оригинальную пару прежде всего.
Въ свою бытность профессоромъ медицинской академіи Пироговъ выписалъ изъ Праги ассистента Гиртля, Грубера, и опредѣлилъ его прозекторомъ анатоміи при медицинской академіи. Безъ языка и знанія обычаевъ и уставовъ академической среды (довольно-таки темной въ то время), при этомъ въ высшей степени непрактичный въ обыденной жизни, Груберъ долженъ былъ нерѣдко дѣлать промахи, дѣйствуя и говоря не въ тонъ окружающимъ, и вынесъ изъ первыхъ лѣтъ своего пребыванія въ Россіи такое впечатлѣніе, словно онъ былъ окруженъ врагами. Если мои справедливыя требованія и исполнялись время отъ времени, говоритъ онъ, то всегда съ прибавкой: «ахъ, этотъ проклятый нѣмецъ!» Прибавка эта была, конечно, во многихъ случаяхъ шутливая, а онъ принималъ ее въ серьезъ. Удержали Грубера въ Россіи его беззавѣтная любовь къ анатоміи и такое богатство поступавшаго въ его руки анатомическаго матеріала, о которомъ онъ и мечтать не могъ за границей. Зналъ онъ одну анатомію, считалъ ее однимъ изъ китовъ, на которыхъ стоитъ вселенная, и съ утра до ночи занимался такими вещами (аномаліями строенія тѣла), которыя требовали громаднаго матеріала, такъ какъ ему, по смыслу дѣла, приходилось не только находить сравнительно рѣдкія аномаліи, но и вести имъ статистику, т.-е. опредѣлять численное отношеніе аномалій къ нормѣ. Въ этомъ отношеніи ежегодныя занятія сотенъ студентовъ въ анатомическомъ театрѣ были для него кладомъ. Онъ съ первыхъ же лѣтъ завелъ книгу, въ которой записывалось число всѣхъ выданныхъ въ теченіе года препаратовъ и число замѣченныхъ въ нихъ (имъ самимъ, его ассистентами и даже натасканнымъ на эти поиски фельдшеромъ) аномалій. Съ теченіемъ времени книга эта достигла, разумѣется, колоссальныхъ размѣровъ и была сокровищемъ, храненіе котораго поручалось лишь главному или наиболѣе любимому изъ ассистентовъ. Если таковой впадалъ къ нему въ немилость, то сокровище отъ него отбиралось[1]. Чувство долга, вытекающее изъ
- ↑ Подобный же, но еще болѣе оригинальный случай любви къ записной книжкѣ я слышалъ отъ Людвига. Дѣло происходило въ Гейдельбергѣ въ 20-хъ годахъ прошлаго столѣтія. У извѣстнаго химика и гофрата Тидемана были: записная книжка, въ которую вносились еждневно всѣ впечатлѣнія и приходившія въ голову мысли, молоденькая дочка въ возрастѣ невѣсты и молодой ассистентъ, будущій извѣстный
