Онъ составилъ протекцию тутъ же, на станціи, у какого-то почтеннаго старика-еврея, и тотъ далъ подъ залогъ оставленныхъ золотыхъ часовъ 30 рублей. Въ Петербургъ мы пріѣхали вечеромъ, часовъ въ 9-ть, 1 февраля 1860 г. На почтовой станціи француженку-модистку, m-me Allin, встрѣтилъ ея мужъ; я былъ отрекомендованъ ему какъ спутникъ, оказавшій ей рядъ услугъ въ дорогѣ, и былъ приглашенъ ими въ ближайшее воскресенье на обѣдъ въ Михайловскую улицу, гдѣ былъ угощенъ, какъ теперь помню, очень вкуснымъ вольованомъ и жареной индѣйкой. Въ отвѣтъ на это я угостилъ позднѣе мужа и жену завтракомъ съ елисеевскими устрицами, и тѣмъ знакомство наше кончилось. Старшая моя сестра была тогда замужемъ за офицеромъ Финляндскаго полка Михайловскимъ, котораго я зналъ давно, учась еще въ инженерномъ училищѣ, какъ выпускного кадета и потомъ какъ гвардейскаго офицера. Они жили въ казармахъ полка, въ 19 линіи Васильевскаго острова, и пріютили меня у себя со второго дня моего пріѣзда. Отсюда, почти съ конца Васильевскаго острова, пришлось пройти пѣшкомъ раза три къ Глѣбову на Выборгскую сторону — сначала, чтобы представиться ему, а потомъ по поводу печатанія готовой уже у меня диссертаціи. Еще будучи за границей, я получилъ отъ Глѣбова письмо, въ которомъ онъ обѣщалъ пристроить меня, по защитѣ диссертаціи, къ медицинской академіи. Припоминая мелочи того времени, не могу не вспомнить словъ, сказанныхъ однажды нашимъ знаменитымъ химикомъ Ник. Ник. Зининымъ (онъ былъ членъ академіи наукъ и въ то же время профессоръ химіи въ медицинской академіи и ея же ученый секретарь, второе лицо послѣ президента) въ отвѣтъ на наши — мои и Боткина — сѣтованья на нѣкоторыя стороны русской жизни: «Эхъ молодежь, молодежь, — сказалъ онъ словно въ серьезъ, но конечно соглашаясь съ нами, — знаете ли вы, что Россія единственная страна, гдѣ все можно сдѣлать». Припомнилось мнѣ это изреченіе потому, что диссертацію я никому не представлялъ, взялъ рукопись у меня въ своемъ кабинетѣ Глѣбовъ, безъ всякой просьбы съ моей стороны она была напечатана даромъ въ «Военно-медицинскомъ Журналѣ» и защищена мною не болѣе какъ черезъ мѣсяцъ по приіѣздѣ въ Петербургъ. На диспутѣ я познакомился съ одиимъ изъ своихъ оппонептовъ, Евг. Венцеслав. Пеликаномъ, молодымъ еще человѣкомъ, бывшимъ въ медицинской академіи профессоромъ судебной медицины и только что сдѣлавшимся директоромъ медицинскаго департамента министерства внутреннихъ дѣлъ. Это былъ очень умный человѣкъ, хорошо образованный для того времени медикъ (въ это самое время онъ читалъ въ Пассажѣ лекціи по нѣкоторьмъ отдѣ-
