вѣтно преданнымъ своему дѣлу, онъ бесѣдовалъ преимущественно о научныхъ вопросахъ и, вовсе не желая поучать, сообщалъ много интереснаго изъ того, что дѣлалось въ лабораторіи Брюкке, по части физіологической химіи и гистологіи. Говорилъ онъ медленно, какъ бы обдумывая каждое слово, и такою же обдуманностью отличались всѣ его дѣйствія. Врагъ всякой фальши и въ то же время прямой и искренній до наивности, онъ самымъ серьезнымъ образомъ поправлялъ въ разговорахъ мои грѣхи противъ члениковъ нѣмецкой рѣчи и бывалые грѣхи противъ физіологіи. Спокойный и даже нѣсколько флегматичный съ виду, онъ однако рѣзко воодушевлялся, передавая какое-нибудь выдающееся событіе въ наукѣ или жизни, рѣзко относился къ клерикаламъ, какъ врагамъ всякаго прогресса и врагамъ Австріи. Къ женскому полу относился равнодушно, вѣнокъ не любилъ, называя ихъ пустыми, жадными на роскошь вертушками. Принадлежалъ вообще къ разряду людей съ горячимъ сердцемъ, при несоотвѣтственно спокойной внешности. Достаточно было разъ увидѣть на его некрасивомъ лицѣ милую, добрую улыбку, чтобы знать, что это хорошій человѣкъ.
На осеннія каникулы 1858 г. я остался въ Вѣнѣ, чтобы писать диссертацію, такъ какъ собираніе собственнаго опытнаго матеріала было закончено, и здѣсь я имѣлъ возможность пополнить собиравшіяся уже ранѣе литературныя данныя по вопросу. Единственнымъ моимъ развлеченіемъ были прогулки по ближайшимъ окрестностямъ, концерты Штраусса на открытомъ воздухѣ въ Volksgarten'ѣ и поѣздка на пароходѣ по Дунаю въ Ленцъ и обратно. Эта часть Дуная показалась мнѣ менѣе красивой, чѣмъ берега нашей Волги въ Костромской губерніи.
Осенью пріѣхали въ Вѣну на весь зимній семестръ Беккерсъ и Боткинъ, послѣдній женихомъ изъ поѣздки въ Москву. Свадьба его имѣла совершиться въ Вѣнѣ весной слѣдующаго года, по окончаніи зимняго семестра, для чего невѣста должна была пріѣхать въ Вѣну съ матерью. Такимъ образомъ и здѣсь, какъ въ Берлинѣ, было трое молодыхъ пріятелей, работавшихъ бо́льшую часть дня и веселившихся въ часы отдыха. Вѣна, конечно, веселѣе Берлина, но веселились мы здѣсь гораздо скромнѣе, чѣмъ тамъ. Такъ, изъ всѣхъ нашихъ посѣщеній увеселительныхъ мѣстъ въ памяти у меня остались, по рѣзкой разницѣ впечатлѣній, два бала совершенно приличнаго содержанія: балъ нѣмецкихъ бюргеровъ и балъ славянъ, въ разное время, но въ одномъ и томъ же локалѣ. На первомъ изъ нихъ въ танцовальной залѣ царствовала та степень оживленія, которая присуща баламъ хорошаго общества и у насъ, тѣмъ болѣе, что, помимо обычныхъ общеевропейскихъ танцевъ, здѣсь стоялъ на
