Кузьмина-Караваева Е. Ю. Равнина русская: Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма.
СПб.: «Искусство--СПБ», 2001.
СОЛДАТЫ править
Первая сцена
В углу неподвижно сидит старик-еврей. На переднем плане за небольшим столом три солдата играют в карты.
Первый солдатНет, брат, шалишь. Я отходил уж пики,
И козырем по даме. Получай-ка.
Ну, делать нечего. Сдаюсь.
Пора бы
На боковую.
Нет, сегодня спать нам
До самой смены, верно, не придется.
Еще сыграем.
Надоело, право.
Вот наша жизнь: немецкие солдаты,
Часть армии непобедимой. К бою,
К трудам, к опасностям готовы были.
Но не противников вооруженных,
Помериться способных с нами силой, —
Встречаем мы лишь стариков да женщин, —
Трусливое еврейское отродье.
Не воины — тюремщики мы просто.
Чего ж ты недоволен? Эдак лучше:
Живем в тепле, всегда по горло сыты,
Труд легкий и ничем мы не рискуем,
Всегда бы так.
И весело в Париже.
Семью свою сюда перетащить бы.
Сейчас опять нам приведут с облавы
Людей неведомых. Хорош противник, —
Он лишь рыдать да трепетать умеет.
Довольно, Боже!
Что он там бормочет?
Наверное, плохие сны приснились.
Довольно, Боже!
Эй, старик, в чем дело?
Оставь его. Охота вечно слушать
Вопросы их, и жалобы, и просьбы.
Глаза почти не видят. Ссохлись кости.
Устал, устал я. Сколько тысяч лет
Земли мне пыльные дороги мерить
Когда меня долина Иосафата
В свои гроба, как плод созревший, примет?
Чего он там? Тоску наводит только.
Эх, спать как хочется… Развеем скуку.
Споем-ка что-нибудь.
Ну, запевай.
Жди меня, моя краса!
Сколько б лет ни длить разлуку, —
Через горы и леса,
Через радость, через муку,
Я в твой тихий дом приду.
Только вот — в каком году?
Жди меня, моя любовь!
Жди, чтоб в дверь я постучался.
Сердце к встрече приготовь.
Я любить навеки клялся.
Будь бодра и не больна…
Что нас разлучит? — Война…
Шлю тебе я письмецо
С нежным, любящим приветом.
Береги мое кольцо.
Я приеду этим летом.
А врага я — пулей в лоб.
Мне — невеста, ему — гроб…
Жди меня, моя краса…
Да, пулей в лоб. Ведь тут, пожалуй, нету
И тени хвастовства. Уж коль стреляем, —
Всегда наверняка. Противник связан,
Стоит у края собственной могилы…
Нас много. Вооружены мы сильно…
Что говорить? Ничем мы не рискуем.
Он все ворчит.
Уж лучше песню спел бы.
Есть тоже у меня в запасе песня.
Раз, два, раз, два, раз…
За спиною ранцы,
К Западу Эльзас,
А к Востоку — Данциг.
Раз, два, раз и два…
Всяк народ приманка.
Не боится рва
Гусеница танка.
Пусть в степях не спит
Красный воин русский.
Унесется бритт
По тропе французской.
Раз, два, раз, два, раз…
Остановим Темзу.
Все, что видит глаз,
Все доступно немцу.
Народы подымаются из праха
И в прах уходят. Все — гробов добыча.
Как ликовали римляне, к Сиону
Полки приблизивши по воле Тита.
Храм Еговы пылал тогда как факел,
Как предсказал пророк, Рахиль рыдала.
Рабы-израильтяне в Рим входили
За императорскою колесницей.
И семисвечник, и ковчег завета,
На нем серебряные херувимы,
И трубы, все священные предметы, —
Для римской черни, требующей зрелищ,
Минутною забавой послужили…
Всевластью Рима не было границы…
Один лишь враг — настойчивое время, —
Но римских стен оно не осаждало,
Но никогда не начинало боя, —
Оно, как и всегда, стремилось к цели,
Нам, созданным из праха, не открытой.
И мы не знаем, где могила Тита,
Погашена веками слава Рима,
Развалины, — и скоро их не будет.
А Божий раб, Израиль тяжковыйный,
Он жив еще. И пусть гонимый вечно, —
Он вечно пребывает сам собою
И победителей своих хоронит,
Потом хоронит он о них и память…
Не нравится мне что-то этот голос.
А ну, старик, о чем ты рассуждаешь?
Знак Еговы, щит праотца Давида…
Какой там щит? Щитом не защитишься
От танка быстрого иль пулемета.
Звезда, звезда…
Оставь его. Довольно.
Мне слышится неясный шум у двери.
Пришли охотники с своей добычей.
Ну, так и есть.
Тюремщики готовы
Гостей достойным образом принять.
Входят офицер, стража и толпа арестованных. Среди них патриоты, бродяги, евреи, коммунисты, юноша. Солдаты встают. Офицер садится на их место. Все толпятся вокруг.
ОфицерЖивей, живей! Мне некогда возиться.
Выстраивайтесь по порядку быстро.
Вот этот, тот, еще один, что сзади
Как будто избежать допроса хочет, —
Вперед ступайте. Кто еще? По списку
Пять патриотов мы сейчас схватили.
Из вас пяти кто отрицать решится,
Что принимал участье в заговоре?
Что ж отрицать? Ты б сам на нашем месте
К восстанью тайно свой народ готовил.
Играли крупно мы: на жизнь, на ставку,
Которую ты выиграл нежданно.
Ну, что ж? не постоим мы за расплатой,
И наша кровь пусть будет честь народа, —
За родину и умирать не страшно.
Отлично. Двое уж признались. Что же?
Одною честью только вы богаты,
А ваша жизнь…
Мы ей не дорожим.
Так. Пятеро вас всех. Эй, вы, солдаты!
Вот этих пятерых доставить нужно
В тюрьму с сопроводительной бумагой.
И живо.
Все исполним мигом.
Дальше.
Без паспорта толпа бродяг парижских.
Ну, это невод вытащил мне рыбу,
Которой голода нельзя насытить.
Вот список их. По именам отметьте
И уберите, чтобы не мешали.
При всех властях всегда одна дорога
Бездельникам, лентяям, тунеядцам.
Евреи, нарушители закона,
Отмечены, как шельмы, звездоносцы.
Один задержан здесь за то, что мечен,
Ну а другие так за то, что смели
На улицах, на площадях базарных,
Среди народа без звезды являться.
Звезда, звезда, знак тайный Элогима…
Потише, дед, себя и нас погубишь.
Звезда, звезда…
Показывай бумаги.
О, вот они. По ним вам будет ясно,
Что честный я портной, что сын мой старший
Полгода воевал, был тяжко ранен,
Что мать моей жены…
Какое дело
Мне до нее, до бабушки, до деда?
Пусть следующий подходит.
Вот бумаги.
А это что? Врач пишет, что ты болен?
Да, лишь неделя, как я из больницы
Домой вернулся.
Лечат и в тюрьме.
Скорее. Дальше.
Запираться не в чем.
Я только о пощаде умоляю.
Пощады захотел? Конечно, — дети,
Жена больна и нету дома денег?
Охотно верю, что ты малый честный
И, может быть, воды не замутишь.
Нам кровь твоя важней расположенья,
И убеждений, и теорий всяких.
Тут против крови ополчилась кровь.
И верь, — она кипеть не перестанет,
Пока у вас вся в жилах не иссякнет.
Ну, звездоносцы, дальше.
Авраам,
Исаак, Иаков, вы, патриархи?
Давид…
Так, дело сделано. К полудню
Отправить их по лагерям различным.
О, горе нам!
Да вы не очень войте.
И знайте, — я могу утешить даже:
Заложников среди евреев нету.
За проволокой вы посидите только.
О, мать моя!
Я двух детей оставил!
Я голода боюсь.
О, горе, горе!
Спасите нас. У вас, наверно, тоже
И мать и дети есть.
Довольно. В лагерь.
Евреи вы, — о чем же говорить?
И коммунистам очередь приходит.
Ну, с этими недолги разговоры.
Подвиньтесь ближе.
Были вы все взяты,
Когда распространяли средь народа
Призыв к восстанью. Для другой державы,
Воюющей сейчас с державой нашей,
Вы были здесь ушами и глазами.
К народу вашему мы не враждебны.
Нам всякий труженик всегда товарищ.
К насильникам мы лишь непримиримы,
И с немцами у нас одни и те же
Смертельные враги.
Как имя их?
Спроси себя, — и сам себе подскажешь,
Кто твой народ на рабство обрекает,
На подневольный труд и на войну,
Какое имя женщины с проклятьем
Над письмами убитых сыновей
Твердили тихо, а теперь все громче.
Ну, ну, потише. Ври, — не завирайся.
Товарищ много не договорил.
Не понимаю я вояк немецких:
Был он крестьянином или рабочим.
Знал хорошо, как мир весь разделился
Меж богачами и простым народом.
И хоть немного богачей, — да люты,
А главное, хитры: кого угодно
Вокруг пустого места обведут.
Ведь знали же рабочие про войны, —
Кому их затевать пришла охота,
А вот под ж, — поддались.
Значит знали,
За что их умирать заставят.
Право,
Подумать только, — очень нужны им
Захват Европы, власть над целым миром.
А дома голод, ни кусочка хлеба,
Сиди по десяти часов, работай, —
А на кого?
Да, вам себя бы только
До смерти обеспечить жирным мясом,
А в праздник погулять с женою выйти.
Вы — просто стадо. Ваши сны про сытость.
Всеобщее кормление зверей.
У нас же есть высокие задачи.
Ну, чьи задачи выше, можно спорить.
Довольно. К спорам ты привычен, видно.
И не взнуздается язык болтливый
Тем даже, что с поличным ты попался.
Сообрази, чем это пахнет.
Знаю.
Не первый я и не последний тоже.
За дело безнадежное вы бьетесь,
Отравлены московской небылицей,
Что хорошо для варвара-народа,
То здесь, в Европе…
Варвар бьется ловко,
Не хуже избранной твоей породы.
Как видно, не о чем нам пререкаться
И каждый на своем стоит упрямо.
А разница лишь в том, что я могу вас
Не только запереть, но уничтожить.
Вы в лучшем случае бурчите под нос
Иль пишете в листовках безымянных,
С привычной вашей, скучной болтовней.
Я — сильный. Вы слабы. А там, где сила,
Там также право.
Погоди немного:
Как вас советы к выходу попросят,
Небось о праве слабых завопишь.
Наслушался я ваших басен глупых.
Солдаты, с этих не спускайте глазу, —
Они у нас заложниками будут.
Ступайте.
В дальнем углу остаются лишь старик и юноша. Офицер их не замечает, раскладывает бумаги на столе, делает отметки.
ОфицерТак. Все правильно. Облава
Была удачной. Несколько десятков
Противников, скрывавшихся доселе,
Попалось наконец нам за решетку.
Десятков несколько. Конечно, мало.
Их ловишь, а они как будто могут
Пред нашими глазами размножаться,
Как в этом грязном городе клопы.
Война не кончилась, — и сразу люди,
Вчера еще готовые в нас видеть
Спасителей своих непобедимых,
Залаяли, — щенки из подворотни,
А завтра в ногу вцепятся зубами.
Трусливый мир. Пора ему исчезнуть.
Вчерашние владыки жизни будут
Скотом рабочим, тихими рабами,
Покорными избранной расе нашей.
Мы все учтем, мы многое изменим,
Мы их научим исполнять приказы,
По праздникам мы веселить их будем,
Забавить незатейливой игрою,
Кормить, чтоб мускулы не сдали в силе,
Женить, чтоб обеспечить им потомство,
Таких же, как они, рабов. Владыки
Мы — племя севера. И мы с планетой,
С старушкою дряхлеющей, с землей,
Распорядимся, будто огородник,
Работающий на большом участке.
Всего там есть: капуста и картошка,
И пышные цветы растут без пользы.
И все для нас. Отныне и до века.
Довольно, Боже. Время отдохнуть.
Кто там еще?
Звезда царя Давида…
Да тут никак их двое оказалось?
Как вы сюда попали?
Отдохнуть я
Здесь на скамьях в углу расположился.
Но плох мой отдых.
Ты откуда взялся?
Пристал к задержанным.
Вот чудаки.
Отсюда всяк, как чиж из клетки, рвется,
А вам проникнуть непременно надо
За все замки — за все засовы наши
Для отдыха.
Плох отдых мой повсюду.
А вы-то хороши. Как на открытках,
Которыми знакомых поздравляют.
Ты — старый, дряхлый, уходящий год,
А ты идешь ему на смену, — новый, —
Пожалуй только худощав немного,
Но ничего. Часы бы лишь меж вами
Поставить, чтобы стрелки на двенадцать
Указывали. Приписать бы сбоку:
«С счастливым новым годом». Буквы
Из золота. Ни дать ни взять открытка.
Ты думаешь, что шутишь, а на деле
Одну лишь правду говоришь.
Иначе
Мы эту правду увидать умели.
Бывал ты в Страсбурге?
Конечно. Город —
Один из заповедных городов,
Который вновь отечеству достался.
Так что же там?
На площади собор.
Когда ты к боковым дверям его подходишь,
То женщин двух из розового камня
По сторонам увидишь, как на страже.
На двух красавиц мало вы похожи.
Одна стоит, венчанная короной,
И посох свой высокий прямо держит.
Другая… Посох сломлен, и повязкой
Завязаны глаза… И скорбь немую
На лике полузримом и в движеньи
Высокого, худого стана видно.
В скорбях зачаты, в муках рождены.
Сион, Сион, твое великолепье
Врагами попрано. Нет храма Богу.
Мы как песок во время урагана.
Немного помолчи. Хочу дослушать.
Пусть слушают имеющие уши,
Но удивлюсь я, если ты услышишь.
Весь Божий мир и все пути людские
Разделены меж сестрами навеки.
Незрячая все прошлое вместила,
Другая — будущего госпожа.
Что было и что будет — пусть. Сегодня —
Не этим сестрам — нам оно подвластно.
Сегодня — грань между двумя мирами,
И этой грани в самом деле нету.
Ты не успел свои слова обдумать, —
Они уж сказаны, они уж в прошлом.
Немногого ты хочешь в жизни, если
Лишь настоящее в ней бережешь.
Яснее говори.
Я буду ясен.
Уж около двух тысяч лет минуло,
Как крест рассек вселенную на части.
С тех пор старик покоя не находит, —
Он обречен пройти по всем дорогам,
Которые под солнцем существуют, —
И на глазах сестры с тех пор повязка.
Как много их, дорог неисходимых!
Тогда обрублены все ветви были
Еще в раю нам выросшей маслины,
И дикую маслину к ней привили.
И разрослась она могучим древом,
Весь мир своей листвою осенила. —
И имя ей — Христово Тело, Церковь.
А, это песня старая.
Дослушай.
Нет в мире эллина, нет иудея…
Договорился. В мире есть и есть, —
Не только есть, но будет, будет, будет
Народ владыка, господин вселенной.
Никто не знает, где могила Тита,
И по-египетски не говорит.
И пал Ассур, звезда войны кровавой,
И все умрет…
Ты первый.
Что торопишь
Ты ход событий, смысл которых — тайна?
Умрет и он. Но мне сначала надо
Повязку снять с очей сестры любимой.
Снимай, снимай, — тебе я не помощник.
Не думаю. Ты приближаешь сроки,
Того не ведая.
Ты пьян иль бредишь.
(вместе со стариком отходит в сторону, подымает руки и начинает молиться)
Благослови, Господь, благослови,
Вели, чтоб дерзновенная десница
Во имя распинаемой Любви
Двум сестрам помогла соединиться.
Благослови, Владыко, подвиг наш, —
Пусть Твой народ, пусть первенец Твой милый,
Поймет, что крест ему — и друг, и страж,
Источник вод живых, источник силы.
Благослови, распятый Иисус.
Вот у креста Твои по плоти братья,
Вот мор, и глад, и серный дождь, и трус, —
Голгофу осеняет вновь Распятье.
Благослови, Мессия, Свой народ
В лице измученного Агасфера,
Последний час, последний их Исход,
И очевидностью смени их веру.
Мы вопрошали безмолвное небо, —
В буре молчал, в урагане Ты не был.
Вот незакатное Солнце в сверканьи, —
Близок Ты, близок, — Ты в тонком дыханьи.
Слушай, Израиль, — склоняются главы, —
Царь приближается в облаке Славы.
Нет, больше не могу. Я до рассвета
С безумцами проговорил бесплодно.
Солдаты, живо! Иль вы там заснули?
Возьмите этих двух бродяг бездомных,
Обоих вытолкайте за ворота
И никогда их больше не пускайте.
Примечания править
Солдаты. Мистерия впервые была опубликована в книге «Стихотворения, поэмы, мистерии…» (1947). Анализ пьесы сделан Е. Д. Аржаковской-Клепининой (Христианос. Вып. VIII. Рига, 1999).
С. 324. Сколько тысяч лет… дороги мерить… — Подразумеваются «вечные» странствия Агасфера. Агасфер — еврей, оттолкнувший Христа, остановившегося отдохнуть на крестном пути, и обреченный за это на вечное и мучительное скитальчество.
Долина Иосафата — см. примеч. к с. 223 («Глуше гремит труба…»).
С. 326. …Как предсказал пророк… — В ходе Иудейской войны (66—70 гг.) войска римского полководца Тита взяли Иерусалим, полностью разрушив город и храм. Сотни тысяч человек погибли, 70 тысяч были проданы в рабство. События описаны в книге Иосифа Флавия «Иудейская война». Пророк Иеремия предвещал падение Иерусалима.
Рахиль — жена патриарха Иакова, праматерь израильтян; видя их пленение, она безутешно плакала (Иер 31: 15).
Знак Еговы (Ягве) — шестиконечная звезда Давида. См. примеч. к с. 189 («Два треугольника — звезда…»). Щит Давида — в переносном смысле — покровительство Божие.
С. 328. Звездоносцы — Указом гитлеровской канцелярии от 4 марта 1942 г. всем евреям во Франции предписывалось носить желтую звезду. В Париже указ вступил в силу 7 июня. В этот день м. Мария написала стихотворение «Два треугольника, — звезда…».
С. 330. Другая держава — Англия, находившаяся в состоянии войны с Германией. В Лондоне обосновалось тогда руководство движения «Свободная Франция» во главе с Ш. де Голлем.
С. 331. Варвар-народ — русские.
С. 334. Сион — см. примеч. к с. 172 («Так устать, чтоб быть ничем, исчезнуть…»).
Пусть слушают имеющие уши… — см. примеч. к с. 168—169 («Имеющий ухо, да слышит…»).
С. 335. …около двух тысяч лет минуло… — со времени казни Христа на кресте.
…на глазах сестры… повязка. — Две статуи в нишах Страс-бургского собора (Франция) м. Мария рассматривает символически как двух гонимых сестер: Синагогу и Церковь. Повязка, по ее мнению, на глазах ветхозаветной Синагоги, а новозаветная Церковь — зрячая и сильная своей правдой. Она должна помочь снять повязку с глаз своей сестры, т. е. христианская культура должна подготовить еврейство к тому, чтобы образовать Христианскую Церковь Израиля (из неопубл. статьи м. Марии, 1941).
дикую маслину к ней привили — перефразировка из послания апостола Павла (Рим 11: 17).
Нет в мире эллина, нет иудея… — почти дословная цитата из послания апостола Павла к колоссянам: «Нет ни еллина, ни иудея… но все и во всем Христос» (Кол 3: 11).
С. 336. Ассур — притеснитель Израиля. Бог избавил израильтян от него (см. Мих 5: 6). Взятию Иерусалима римскими войсками Тита предшествовали различные знамения. В том числе: «Над городом появилась звезда, имевшая вид меча, и в течение целого года стояла комета» (Иосиф Флавий. Иудейская война. VI, 5).
Вот мор, и глад, и серный дождь, и трус… — В момент смерти Христа на кресте «земля потряслась; и камни расселись» (Мф 27: 51); «сделалась тьма по всей земле… и померкло солнце» (Лк 23: 44-45); здесь речь также идет о грозных явлениях Судного дня (см. Отк 6: 12-17).
Агасфер — см. примеч. к с. 324. Здесь: олицетворение постоянно гонимого еврейства.