Смерть консулу (Оне)/ДО

Смерть консулу
авторъ Жорж Оне, пер. Жорж Оне

Оригинал: фр. Pour tuer Bonaparte, опубл.: 1911. — Источникъ: az.lib.ru • Исторический роман.
Перевод А. Б. Михайлова (А. М. Белова).
Текст издания: журнал «Историческій Вѣстникъ», тт. 125—126, 1911.

Жоржъ Ону.

СМЕРТЬ КОНСУЛУ!

(Pour tuer Bonaparte) Историческій романъ. Переводъ съ французскаго А. Б. Михайлова. С-ПЕТЕРБУРГЪ 1911

I.

Мope сильно шумѣло, разбиваясь о камни, которые образуютъ полукруглую бухту около нормандской деревушки Вервилль. Почернѣвшее небо, но которому бѣжали тяжелыя облака, раскинулось надъ землей я надъ волнами, которыя все чаще и чаще освѣщались молніей: со стороны Англіи шла, сильная гроза. Падалъ крупный и холодный дождь вперемежку съ градомъ, хлеставшимъ, какъ песокъ.

Человѣкъ, котораго едва можно было различить, быстро шелъ по тропинкѣ на берегу моря. Вдругъ онъ остановился, ослѣпленный прорѣзавшимъ темноту зигзагомъ молніи. На мгновеніе кругомъ стало все видно. Вдали въ открытомъ морѣ показалось небольшое судно, ловко лавировавшее на парусахъ. Освѣтило и человѣка на берегу. Это былъ крѣпкій мужчина въ костюмѣ крестьянина, въ вязаной нахлобученной на уши шапкѣ. За плечами у него висѣлъ короткоствольный карабинъ.

Затѣмъ все опять потемнѣло. Незнакомецъ спустился къ камнямъ на берегу и началъ выбивать огниво. Черезъ минуту у него въ рукахъ затлѣлъ трутъ. Онъ наклонился къ землѣ. Послышался трескъ вспыхнувшей травы, мало-по-малу загорѣлся заранѣе припасенный хворостъ. Очевидно, то былъ сигналъ, такъ какъ въ ту же минуту и на суднѣ показался яркій свѣтъ, и до берега донесся звукъ выстрѣла. Тогда незнакомецъ, не заботясь болѣе объ огнѣ, вскинулъ на плечо карабинъ и по извивавшейся между камнями тропинкѣ сталъ спускаться къ морю.

Послѣ нѣсколькихъ минутъ весьма опаснаго пути онъ очутился на грудѣ мелкихъ камней, которые лизала морская пѣна. Онъ подошелъ къ торчавшему изъ земли четыреуголыюму камню и сѣлъ. Положивъ свой карабинъ у ногъ и прислонившись спиной къ камню, онъ весь ушелъ въ ожиданіе.

Прошелъ, по крайней мѣрѣ, часъ. Вдругъ по вѣтру донесся глухой, едва слышный звукъ. Онъ становился все яснѣе и яснѣе. Наконецъ по ритму стало слышно, что идетъ на веслахъ лодка. Почти въ то же время изъ темноты выдѣлилась какая-то черная масса, и но стуку дерева о валуны можно было догадаться, что это причалила лодка. Не поднимаясь съ мѣста, незнакомецъ ощупалъ свой карабинъ. Послышался сухой звукъ взведеннаго курка. Въ ту же минуту раздался тихій свистъ съ особеннымъ переливомъ, обычнымъ среди моряковъ. Незнакомецъ вышелъ изъ своего ожидательнаго положенія и двинулся къ тому мѣсту, гдѣ причалила лодка. Въ темнотѣ раздался голосъ:

— Это вы, Паркэнъ?

— Да, это я. Пассажиры съ вами?

— Да — Они могутъ высаживаться. Путь свободенъ, но нельзя мѣшкать. Съ минуты на минуту сюда могутъ нагрянуть жандармы.

— Въ такомъ случаѣ, вотъ и мы.

Одинъ изъ пассажировъ проворно спрыгнулъ на песокъ. Другой вылѣзъ изъ лодки съ нѣкоторыми предосторожностями. Третьяго снесли на берегъ матросы.

— Чортъ возьми! Будетъ ли этому конецъ? — сухо промолвилъ тотъ, который высадился первымъ.

— Ну, Жоржъ, торопиться пезачѣмъ, — отвѣчалъ тотъ, котораго снесли на берегъ матросы. — Вѣдь, можетъ быть, мы идемъ на смерть.

— Нечего бояться, что вашъ парикъ потеряетъ пудру, — угрюмо возразилъ тотъ, кого назвали Жоржемъ.

— Ну, когда дойдетъ до дѣла, вы увидите, что я не отстану отъ другихъ. А теперь вся задача въ томъ, чтобы не промочить ногъ въ морѣ.

Хозяинъ судна снесъ на берегъ нѣсколько небольшихъ свертковъ, принадлежавшихъ пассажирамъ. Паркэнъ связалъ ихъ веревкой и взвалилъ на плечо. Тотъ, съ кѣмъ разговаривалъ Жоржъ, обернулся къ хозяину судна и сказалъ по-англійски:

— Благодарю васъ за то, что безъ всякихъ приключеній доставили насъ на берегъ. Вотъ вамъ и вашимъ людямъ.

И онъ передалъ ему кошелекъ. Затѣмъ, не дожидаясь благодарности, онъ догналъ своихъ спутниковъ, которые, подъ предводительствомъ Паркэна, взбирались уже по крутой тропинкѣ между камней. Черезъ четверть часа эти четыре человѣка почувствовали подъ ногами скудную траву. Паркэнъ остановился и сказалъ:

— Если бы ночь не была такъ темна, можно было бы отсюда видѣть ферму Бивиль. Черезъ поле до нея будетъ не больше четверти лье.

— Въ такомъ случаѣ, тронемся въ путь, — сказалъ Жоржъ. — Здѣсь страшный холодъ. Къ тому же я умираю съ голоду. Вы собрались съ силами, Санъ-Режанъ? — спросилъ онъ четвертаго изъ пассажировъ, который все время шелъ молча.

— Я къ вашимъ услугамъ, — отвѣчалъ тотъ тихо.

Скоро путники достигли обширной ограды, которую образовала насыпь, засаженная вѣковыми буковыми деревьями! Лай собакъ далъ знать о приближеніи маленькой компаніи. Кто-то открылъ дверь, черезъ которую хлынулъ на листья деревьевъ потокъ яркаго свѣта. Внутри дома хлопотали двое мужчинъ и женщина. Когда новоприбывшіе вошли въ кухню формы, около камина, сидя на скамейкѣ спиною къ нимъ, грѣлся какой-то человѣкъ. Когда дверь захлопнулась, онъ повернулся вмѣстѣ со скамейкой, предоставивъ камину грѣть его спину. Лицо его было гладко выбрито. Длинные черные волосы свѣшивались ему на воротникъ камзола. На головѣ была широкая черная шляпа, а на ногахъ кожаныя гетры, доходившія до грубыхъ башмаковъ.

— Пожалуйте сюда, господа, ночь холодна, и пріятно будетъ взглянуть на огонь, — промолвилъ онъ вѣжливо.

Съ этими словами онъ поднялся и жестомъ., плохо шедшимъ къ его бѣдному одѣянію, предложилъ новоприбывшимъ свою скамейку.

— Чортъ возьми! Да это г. де-Фротте, — сказалъ Жоржъ, протягивая руку крестьянину. — Неужели вы сами явились къ намъ навстрѣчу? Съ насъ было бы довольно и вашего Паркэна.

— Я такъ и думалъ, — отвѣчалъ главарь шуановъ. — Но вы ѣдете изъ Лондона, гдѣ вы видѣлись съ принцами, и я хотѣлъ слышать прямо отъ васъ инструкціи, которыя они мнѣ посылаютъ. Но прежде всего познакомьте меня съ вашими спутниками.

— Г. Гидъ де-Певилль, секретарь его величества, — почтительно поклонившись, началъ Жоржъ, — кавалеръ дс-Санъ-Режанъ. Оба имѣютъ важныя порученія для нашихъ парижскихъ друзей. Маркизъ де-Фротте, главнокомандующій арміей въ Нормандіи, — продолжалъ Жоржъ, указывая на крестьянина.

Всѣ раскланялись между собой.

Фротте бросилъ взглядъ на хозяевъ фермы, и они сейчасъ же вышли. Когда четыре роялиста остались одни, главарь шуановъ спросилъ:

— Вы принесли намъ какія-нибудь приказанія?

— Его величество желаетъ, чтобы враждебныя дѣйствія были прекращены, пока мы не исполнимъ данныхъ намъ порученіи, — отвѣчалъ Жоржъ.

— Напрасно. Слѣдовало бы навести страху на окрестности столицы, что мы ужъ и начали дѣлать. Сжечь четыре фермы — въ смыслѣ нравственнаго воздѣйствія все равно, что выиграть сраженіе. Кромѣ того, задержаніе курьера, который везъ казенныя деньги… Вотъ что поражаетъ воображеніе! Бонапартъ даже заболѣлъ отъ ярости.

— Король хочетъ сдѣлать послѣднюю попытку къ примиренію.

— И это порученіе дано вамъ, Кадудаль? Я считалъ, что вы гораздо больше годитесь для битвы, чѣмъ для переговоровъ.

— Надо повиноваться, — отвѣчалъ предводитель вандейцевъ. — И я подаю примѣръ, хотя это порученіе мнѣ совсѣмъ не по душѣ.

— Когда же вы думаете отправиться въ Парили,? — спросилъ Фротте.

— Завтра утромъ, до разсвѣта. Съ этими господами я имѣю возможность добраться до Парижа безъ особыхъ затрудненій.

— Отлично, — насмѣшливо сказалъ Фротте. — По эту сторону Луары, кажется, развелось не мало этихъ примирившихся. Но вашъ Морбнганъ еще упорствуетъ, Жоржъ. Генералъ Гедувилль не скоро примирится съ вашими товарищами.

— Что дѣлать! Нельзя скрывать отъ себя, что консулы значительно ослабили наше сопротивленіе, успокоивъ умы. Населеніе нашей Бретани, такъ возстававшее противъ принудительнаго займа, очень чувствительно отнеслось къ уменьшенію налоговъ. Бонапартъ больше всего сдѣлалъ для умиротворенію тѣмъ, что внесъ порядокъ въ страну.

— Ахъ, если бы только графъ д’Артуа рѣшился появиться въ Бретани, мы были бы теперь хозяевами положенія! — воскликнулъ Фротте.

— Нечего говорить объ этомъ, — серьезно замѣтилъ Кадудаль. — Не исполняя просьбы роялистовъ, принцъ, очевидно, имѣлъ свои причины и, конечно, очень важныя. Впрочемъ, принцы скучаютъ за границей, и война была бы для нихъ развлеченіемъ.

— Но тогда пришлось бы разстаться съ m-me Ноластронъ… Агнессы Сорель не любятъ отпускать Карловъ на войну, а Жанны д’Аркъ на этотъ разъ не имѣется.

— Жанны д’Аркъ теперь превратились въ чулочницъ и продаютъ свой товаръ только якобинцамъ!

Всѣ засмѣялись.

— Итакъ, завтра, чтобы не возбудить подозрѣній, каждый переодѣнется и пойдетъ своей дорогой. Жоржъ какъ будто поѣдетъ за мукой, а Санъ-Режанъ за модными товарами! Третій нашъ товарищъ превратится въ торговца водкой.

— Отлично, — сказалъ Фротте. — Спокойной ночи. Меня надутъ въ Казнѣ. Нужно отправиться. Я вѣдь днемъ не ѣзжу.

— До свиданья, маркизъ, и въ лучшіе дни, будемъ надѣяться.

Они пожали другъ другу руки. Фротте открылъ дверь, чтобы впустить Паркэна и хозяевъ, и, набросивъ на плечи тяжелый плащъ, вышелъ.

— Господа, вѣроятно, не прочь будутъ отдохнуть, — обратился Паркэнъ къ оставшимся. — Хозяинъ, покажите комнаты…

— Онѣ всѣ въ нижнемъ этажѣ и стоитъ только открыть окно, какъ вы на дворѣ. Совѣтую господамъ не раздѣваться. Съ полиціей Фуше не знаешь, чего можно ожидать.

— Желаю вамъ пріятныхъ сновидѣній, — сказалъ Жоржъ.

— Да приснится намъ, что Бонапарту пришлось познакомиться съ ядромъ и что Франціей управляетъ Лебрэнъ или Камбасарссъ…

Смѣясь, они пожали другъ другу руки и подъ предводительствомъ фермера, разошлись по своимъ комнатамъ.

Съ того времени, какъ революція рядомъ послѣдовательныхъ сотрясеній разрушила въ странѣ всякую власть, никогда еще французское общество не наслаждалось такъ спокойствіемъ, какъ теперь. Когда Бонапартъ сдѣлался консуломъ, мало-помалу стала возстанавливаться торговля, развивалась промышленность, появилась даже роскошь. Безопасность была возстановлена въ городахъ. Но на юго-западѣ шуаны еще свирѣпствовали. Дороги Бретани и Нормандіи кишѣли разбойниками, которые останавливали дилижансы подъ тѣмъ предлогомъ, что они хотятъ отобрать казенныя деньги, при чемъ захватывали и деньги пассажировъ. Шайки эти грабили даже окрестности Парижа и, не боясь полиціи, появлялись не далѣе десяти лье отъ столицы.

Во Франсуа наводилъ ужасъ на долину Шевреза и на окрестности Шартра и Версаля, совершая преступленія, которыя оставались безнаказанными. Жандармы съ ногъ сбились, и первый консулъ напрасно пробиралъ своего министра полиціи за постоянные грабежи, которые становились все смѣлѣе и смѣлѣе. Бонапартъ и Фуше были различнаго мнѣнія относительно виновниковъ этихъ преступленій. Фуше подозрѣвалъ, что всѣ эти безпорядки производятъ роялисты для того, чтобы создать правительству затрудненія и дискредитировать режимъ, которымъ, повидимому, страна была довольна. Бонапартъ же былъ убѣжденъ, что тутъ тайный заговоръ якобинцевъ, которые не могли ему простить 18-го брюмера.

Вотъ въ это-то время и встрѣтились на фермѣ комиссары партіи примиренія и партіи насильственныхъ дѣйствій. Если Гидъ де-Невилль надѣялся опутать перваго консула благодаря сочувствію, которое онъ встрѣчалъ у Жозефины, то Кадудаль и Санъ-Режанъ рѣшили убить его, если онъ не исполнитъ ихъ требованій. Имъ приходилось ждать результатовъ переговоровъ. Поэтому оба они направлялись теперь въ Парижъ съ рѣшимостью не уѣзжать оттуда, пока они не достигнутъ благопріятныхъ для ихъ дѣла результатовъ.

Жоржъ, закалившійся въ партизанский войнѣ противъ войскъ республики, боялся только одного — какъ бы не наступило затишье. Санъ-Режанъ также горѣлъ желаніемъ отличиться. Происходя изъ знатной семьи, онъ отличался особой утонченностью и элегантностью, и ему хотѣлось бы сражаться въ шелку и въ кружевахъ. Молодой человѣкъ обладалъ красивымъ лицомъ, нѣжнымъ голосомъ, и привлекалъ къ себѣ взоры женщинъ. Кадудаль, одаренный атлетической силой, съ бычьей шеей, былъ земледѣльцемъ передъ тѣмъ, какъ стать предводителемъ шуановъ, и его друзья дали ему выразительную кличку «Круглая Голова».

Предводители роялистовъ, отправляя къ Бонапарту Невилля и Кадудаля, разсчитывали поразить его, показавъ ему наиболѣе типичныхъ представителей своихъ сторонниковъ. Невиллъ, въ качествѣ дипломата, долженъ былъ напѣвать Бонапарту всякія соблазнительныя обѣщанія и льстивыя похвалы, которыя могли склонить его къ примиренію. Кадудалю предстояло демонстрировать передъ генераломъ мощь и упрямство шуановъ и такимъ образомъ дать ему понять, какъ опасно бороться съ ними.

Жозефина, постоянно выказывавшая особую симпатію къ роялистскимъ семьямъ и хлопотавшая для нихъ о разрѣшеніи вернуться во Францію, была всецѣло на сторонѣ проекта, который везли въ Парижъ Кадудаль и Невиллъ. Она бралась устроить имъ свиданіе съ консуломъ.

Фуше не получалъ отъ своихъ ловкихъ шпіоновъ никакихъ извѣстій о прибытіи въ Нормандію роялистскихъ эмиссаровъ, которые такимъ образомъ могли спать спокойно до тѣхъ поръ, пока солнце не озаритъ верхушки буковыхъ деревьевъ, которыя окружали ферму.

Среди деревенской тишины раздалось пѣніе пѣтуха. Парковъ сейчасъ же постучалъ въ дверь Санъ-Режана и Кадудаля. Бретонецъ уже всталъ. Онъ перемѣнилъ свою одежду на болѣе грубую. Рыжая борода, обрамлявшая его лицо, красное отъ постояннаго пребыванія на воздухѣ, дѣлала его неузнаваемымъ. Въ рукахъ у него была толстая палка. Не говоря ни слова, онъ двинулся за Паркэномъ. Во дворѣ его ожидала крѣпкая лошаденка, привязанная къ желѣзному кольцу. Кадудаль осмотрѣлъ ее съ видомъ знатока, пожалъ руку Паркэну, вскочилъ въ сѣдло и тронулся мелкой рысью. Для сибаритовъ Невилля и Санъ-Режана былъ приготовленъ кабріолетъ на огромныхъ колесахъ.

— Вамъ нужно будетъ остановиться въ Иветотѣ въ гостиницѣ «Черная Лошадь», — сказалъ Паркэнъ. — Если вы пожелаете ѣхать дальше въ Руанъ, хозяинъ дастъ вамъ лучшихъ лошадей и укажетъ гостиницу, гдѣ можно остановиться. Надѣюсь, что кто-нибудь изъ васъ умѣетъ править.

Невилль взялъ свертки, которые Паркэнъ перенесъ на берегъ, и бережно положилъ.ихъ въ кабріолетъ.

— Прощайте, товарищъ, — сказалъ онъ, протягивая Паркэну руку.

Санъ-Режанъ былъ уже въ экипажѣ. Паркэнъ отпустилъ поводъ и сказалъ:

— Счастливаго пути! Первый поворотъ налѣво, а тамъ все прямо…

Кабріолетъ, которымъ правилъ Невилль, выѣхалъ на лугъ, миновалъ границу фермы и покатилъ по указанной Парканомъ дорогѣ.

II.

Гостиница. «Черпая Лошадь» была полна посѣтителями, когда Невилль и Санъ-Режанъ вышли во дворѣ изъ экипажа. День былъ базарный, и всѣ крупные земледѣльцы ѣхали въ городъ. Обѣдъ только что начался. Когда путники вошли въ гостиницу, служанка накрыла для нихъ столикъ въ углу и принесла имъ оставшіяся еще кушанья. Санъ-Режанъ принялся за ѣду, а Невилль рѣшилъ прежде всего осмотрѣться.

Первымъ привлекъ его вниманіе невысокій человѣкъ съ острыми глазами, одѣтый въ зеленый каррикъ^[1] съ металлическими пуговицами. Онъ такъ и сыпалъ словами, обращаясь главнымъ образомъ къ добродушнаго вида человѣку въ коричневомъ плащѣ и въ суконныхъ гетрахъ. Остальные были фермеры — лошадиные барышники, приказчики изъ города. На почетномъ мѣстѣ сидѣлъ жандармскій унтеръ-офицеръ, которому служанки прислуживали съ особой почтительностью.

— Вы, можетъ быть, не повѣрите мнѣ, по я проѣхалъ вело Францію и нигдѣ не было такъ спокойно, какъ въ Нормандіи, — говорилъ человѣкъ въ зеленомъ плащѣ. — Тутъ можетъ ѣхать даже женщина, не опасаясь дурныхъ встрѣчъ…

— Женщина? Можетъ быть, — возразилъ одинъ изъ фермеровъ. — Эти господа съ лиліями ужъ черезчуръ любезны къ женщинамъ…

— Развѣ вы не слыхали, что еще вчера четыре человѣка, въ маскахъ остановили дилижансъ около Малою — вмѣшался жандармъ. — Ограбили 50 тысячъ франковъ, которые везли изъ Діеппа.

— И всѣ драгоцѣнныя вещи, принадлежавшія пассажирамъ, — добавилъ фермеръ.

— Чортъ возьми! — воскликнулъ человѣкъ въ зеленомъ камзолѣ. — Неужели эти трусы не защищались?

— Они стрѣляли изъ пистолетовъ, по крайней мѣрѣ тѣ, которые были внутри дилижанса, — возразилъ незнакомецъ въ плащѣ. — Но ихъ пистолеты были, очевидно, разряжены кондукторомъ.

— Вотъ такъ исторія! Но что же сдѣлали грабители?

— Они раскрыли чемоданы. Опорожнивъ ихъ и карманы, они приказали кондуктору сѣсть на козлы и ѣхать дальше.

— Вы, гражданинъ, были, очевидно, изъ тѣхъ, которые защищались. Вы не испытывали никакихъ непріятностей оттого, что стрѣляли въ разбойниковъ?

— Никакихъ. Они вѣжливо поклонились мнѣ и посовѣтовали другой разъ не затруднять себя перевозкой огнестрѣльнаго оружія, которое на большихъ дорогахъ иной разъ бываетъ совершенно безполезно. Затѣмъ они дали шпоры лошадямъ и исчезли. А самое-то драгоцѣнное было у меня спрятано въ гетрахъ…

— Гражданинъ, — перебилъ его жандармъ. — Будетъ благоразумнѣе не разсказывать о такихъ вещахъ. Если бы между присутствующими нашелся товарищъ тѣхъ разбойниковъ, это могло бы обойтись вамъ дорого еще сегодня вечеромъ.

— Нѣтъ, они не рѣшатся остановить второй разъ дилижансъ на той же самой дорогѣ. Вѣроятно, они перенеслись теперь на другой конецъ Нормандіи.

— Опаснѣе всего между Руаномъ и Парижемъ, — возразилъ человѣкъ въ коричневомъ плащѣ. — Вы можете считать себя въ безопасности только тогда, когда доберетесь до Версаля.

— Вы пугаете меня, — сказалъ проѣзжій въ коричневомъ плащѣ, блѣднѣя. — Я возьму для себя отдѣльную карету. Отдѣльный проѣзжій рискуетъ меньше навлечь на себя вниманіе грабителей, чѣмъ омнибусъ.

— Стало быть, вы везете съ собой крупную сумму? — спросилъ, посмѣиваясь, человѣкъ въ каррикѣ.

— Нѣтъ, только… нѣкоторые товары…

И проѣзжій вдругъ замолчалъ. Но человѣкъ въ каррикѣ, повидимому, рѣшался принудить проѣзжаго къ дальнѣйшимъ разъясненіямъ.

— Дѣло, должно быть, идетъ о драгоцѣнныхъ камняхъ… Въ такомъ случаѣ послушайтесь меня — возьмите провожатыхъ, иначе вы сильно рискуете.

— въ этомъ нѣтъ надобности, — вдругъ сказалъ Санъ-Режанъ. — Я и мой спутникъ также ѣдемъ въ Руанъ въ экипажѣ, и я могу подвезти васъ, гражданинъ.

Проѣзжій поднялъ глаза на Санъ-Режана и, успокоенный его пріятной наружностью, отвѣчалъ съ жаромъ:

— Съ благодарностью принимаю ваше предложеніе. Но, можетъ быть, я стѣсню васъ?

— Мы немножко потѣснимся. И такъ какъ ваши сокровища занимаютъ немного мѣста…

— Вамъ я могу сказать…

— Ни слова! Позвольте мнѣ остаться въ невѣдѣніи. Можетъ быть, вы везете контрабанду, и это насъ поссорило бы съ правительствомъ

— Правительству страшна не контрабанда, а заговоры шуановъ и якобинцевъ, — сказалъ жандармъ. — Они хотятъ свергнуть или убить генерала Бонапарта. Но это не удастся! Я видѣлъ его въ Арколѣ, гдѣ мы всѣ могли оставить свои шкуры въ рукахъ австрійцевъ…

— А вы, значитъ, служили въ итальянской арміи? — спросилъ Невилль, нарушая свое молчаніе.

— Да, гражданинъ. И, стоя рядомъ съ генераломъ, я получилъ здоровый ударъ штыкомъ. Послѣ этого я попросился въ жандармерію.

Обѣдъ кончился, и всѣ вышли изъ-за стола. Человѣкъ въ зеленомъ каррикѣ, оставшись съ жандармомъ наединѣ, мигнулъ ему на Невилля и Санъ-Рожа на и прошепталъ:

— Потребуйте у нихъ ихъ бумаги…

— Надо еще доказать, что вы имѣете право давать мнѣ приказанія, — недовольно отвѣчалъ жандармъ.

Незнакомецъ вынулъ изъ-подъ полы бумажникъ, досталъ оттуда билетъ и сунулъ его подъ носъ жандарму. На билетѣ стояло: «Министерство полиціи», и выданъ онъ былъ за подписью Фуше на имя нѣкоего Браконно.

Жандармъ сдѣлалъ подъ козырекъ:

— Виноватъ… не призналъ… Слушаюсь.

Между тѣмъ Санъ-Режанъ во дворѣ распоряжался закладкой экипажа. Жандармъ хлопнулъ его но плечу и сказалъ:

— Я полагаю, что проѣзжай, которому такъ не хочется ссориться съ правительствомъ, исполнилъ всѣ формальности, какъ слѣдуетъ…

— Вы хотите взглянуть на мой паспортъ? Какъ же! Онъ къ вашимъ услугамъ…

Онъ порылся въ своемъ плащѣ, досталъ оттуда бумагу, сложенную вчетверо, и передалъ ее бригадиру. Тамъ стояло: «Викторъ Лекторъ, торговецъ шелковыми товарами, жительствующій въ Парижѣ, по улицѣ Пруверъ, № 7». Бригадиръ взглянулъ на подпись: все было какъ слѣдуетъ.

— Хотите также видѣть паспортъ моего спутника, — спросилъ Санъ-Режанъ. — Я сейчасъ его позову.

— Нѣтъ надобности. У васъ все въ порядкѣ.

— Пока мы добрались до Фекона, у насъ требовали паспорта по крайней мѣрѣ разъ десять…

— Это все изъ-за этого проклятаго Фротте. Къ счастью, дня два тому назадъ онъ удалился изъ этой мѣстности и теперь, говорятъ, онъ въ окрестностяхъ Аргентана.

Жандармъ пересѣкъ дворъ и подошелъ къ незнакомцу въ каррикѣ, который стоялъ, заложивъ руки въ карманы.

— Вы напрасно ихъ подозрѣваете, — сказалъ имъ: — это купецъ. Его имя Викторъ Леклеръ, и онъ возвращается въ Парижъ.

— Ну, платье еще не дѣлаетъ монаха.

И онъ громко свистнулъ. Изъ конюшни появился мальчикъ, ведя осѣдланную лошадь. Незнакомецъ ловко вскочилъ на нее, бросилъ мальчику монету и, жестомъ попрощавшись съ хозяиномъ, поѣхалъ сначала шагомъ, а затѣмъ рысью.

Санъ-Режанъ, разсчитавшись съ хозяиномъ, хотѣлъ было сѣсть въ кабріолетъ, какъ вдругъ тотъ, потянувъ его за полу, тихо шепнулъ ему на ухо:

— Замѣтили вы человѣка въ зеленомъ каррикѣ? Жандармъ мнѣ сказалъ, что это полицейскій и что онъ подозрѣваетъ васъ. Въ Руанѣ остановитесь въ гостиницѣ «Великій Олень». Хозяинъ признаетъ мою лошадь и не потребуетъ отъ васъ никакихъ объясненій.

Спасибо.

Санъ-Режанъ вскочилъ въ кабріолетъ, гдѣ уже сидѣли два его спутника, и экипажъ тронулся въ путь.

Въ Руанѣ хозяинъ принялъ ихъ съ распростертыми объятіями. Только тутъ Невилль узналъ, что взятый ими съ собой пассажиръ былъ торговецъ модными товарами изъ Парижа и назывался Франсуа Лорбуръ.

Проведя спокойно ночь, спутники рано утромъ позавтракали и сѣли въ экипажъ, запряженный сильной черной лошадью.

— Вы остановитесь въ Эвре, — шепнулъ имъ хозяинъ, — у почтмейстера. Онъ знаетъ мою лошадь. Поклонитесь ему отъ меня и передайте, что я жду его на дняхъ. Счастливаго пути.

Между Руаномъ и Эвре переѣздъ былъ безъ всякихъ приключеній. Деревни были спокойны, крестьяне работали въ поляхъ. Гражданинъ Лорбуръ, освободившись отъ угнетавшаго его страха, пустился въ разговоры, и скоро путники узнали всѣ подробности его жизни. Ему было 42 года, онъ былъ жевать на молодой женщинѣ п.въ хорошей семьи, разорившейся вслѣдствіе революціи. Оставшись одна на бѣломъ свѣтѣ безъ всякихъ средствъ, m-lle Эмилія поступила къ Лербуру въ услуженіе, а потомъ и согласилась выйти за іюго замужъ. Благодаря женѣ, дѣла его пошли хорошо, и онъ открылъ модный магазинъ. въ данное время онъ ѣздилъ за драгоцѣнными кружевами изъ Англіи, которыя въ томную ночь выбросили на берегъ контрабандисты. Къ сожалѣнію, шуаны были не такъ снисходительны, какъ агенты полиціи, и испортили все дѣло. Лербуру, однако, удалось спрятать самыя лучшія вещи, предоставивъ грабителямъ забрать болѣе ходкіе, товары. Кружева эти предназначены для m-me Бонапартъ, его лучшей покупательницы, которая сильно поддерживаетъ парижскую торговлю.

Услышавъ эти слова, Санъ-Режанъ и Невилль обмѣнялись значительнымъ взглядомъ. Такое знакомство было имъ какъ разъ кстати.

Добравшись до Рамбулье, они остановились у фермера, рекомендованнаго имъ почтмейстеромъ, и были приняты съ такой же сердечностью, какъ и въ Эвре. Ферма стояло совершенно уединенно, и имъ приходилось разспрашивать дорогу, чтобы до нея добраться.

Наступала ночь и надвигалась гроза, когда они сошли съ экипажа. Старикъ фермеръ самъ прислуживалъ имъ за ужиномъ, такъ какъ слуги уже разошлись на ночь. Онъ говорилъ мало, казалось, былъ чѣмъ-то очень озабоченъ и съ такой тщательностью запиралъ двери и ставни, что Невилль не могъ удержаться и спросилъ его:

— Вы, кажется, боитесь воровъ? Насъ сегодня здѣсь много.

Старикъ покачалъ головой и сказалъ:

— Неспокойно у насъ. Бродятъ разбойники, — произнесъ онъ, понижая отъ страха голосъ. — Недѣлю тому назадъ они побывали на фермѣ у Бюиссере, убили тамъ человѣка, унесли все цѣнное, подожгли ригу и разрушили домъ.

— Въ Парижѣ говорятъ, — замѣтилъ Лербуръ: — что это грабятъ шуаны.

— Не думаю, — отвѣчалъ фермеръ. — Образъ ихъ дѣйствій показываетъ, что это злодѣи, а. не партизаны. Кромѣ того, если бы это были шуаны…

Онъ хотѣлъ сказать, очевидно, нѣчто неудобное, ибо Невилль вдругъ прижалъ палецъ къ губамъ. Старикъ очень удивился и круто перемѣнилъ разговоръ.

— Позвольте отвести васъ въ ваши комнаты… Вы, вѣроятно, очень устали…

Лербуръ первымъ поднялся по лѣстницѣ во второй этажъ.

Санъ-Режанъ и Гидъ де-Невилль остались одни. Когда хозяинъ вернулся, Гидъ сказалъ ему:

— Я перебилъ васъ, потому что, сказать по правдѣ, мы не совсѣмъ увѣрены въ нашемъ спутникѣ. Онъ, очевидно, не нашего прихода и мнѣ не хотѣлось бы объяснять ему, кто мы такіе…

Скоро вся ферма погрузилась въ сонъ. Ночь была очень темная. Время отъ времени слышны были удары грома, и багровая молнія прорѣзывала темноту. Прошло около двухъ часовъ. Вдругъ страшный крикъ нарушилъ тишину, и со стороны стоилъ показались огни. Къ дому приближалась толпа человѣкъ въ двадцать въ солдатскихъ разношерстныхъ мундирахъ. Пастухъ, котораго волокли два человѣка, кричалъ не своимъ голосомъ, но сильный ударъ прикладомъ заставилъ его смолкнуть. Настала опять тишина, и слышенъ былъ лишь топотъ массы людей, столпившихся передъ воротами фермы.

Санъ-Режанъ, Невилль, Лербуръ и хозяинъ быстро собрались въ нижней комнатѣ. Невилль и Санъ-Реліанъ хладнокровно осмотрѣли свои пистолеты, Лербуръ дрожащими руками вынулъ свои, фермеръ зарядилъ двухствольное ружье и положилъ на столѣ топоръ и саблю. Работники вооружились серпами.

Послышался сильный ударъ въ дверь и крикъ:

— Отворяйте!

— Кто здѣсь? — спросилъ фермеръ.

— Отворите, тогда узнаете…

— Я не могу отворять ночью кому попало…

Дверь затрещала отъ сильнаго удара, отъ второго удара выскочилъ замокъ, отъ третьяго дверь упала, и нападавшіе съ крикомъ ринулись въ комнату.

Человѣкъ высокаго роста въ сѣромъ суконномъ платьѣ съ трехцвѣтнымъ колпакомъ вышелъ впередъ и сказалъ:

— Сопротивляться безполезно! Я мельникъ изъ Лимура. Давайте ключи отъ денежнаго шкапа! Въ пользу короля!

При этихъ словахъ Санъ-Режанъ подошелъ къ человѣку, смѣрилъ его взглядомъ и властно сказалъ:

— Если ты собираешь на армію короля, то у тебя долженъ быть листъ. Покажи…

— Вотъ онъ! — крикнулъ мельникъ, выхватывая изъ-за пояса пистолетъ. — Дай-ка ему отвѣтъ.

Санъ-Режанъ быстро толкнулъ пистолетъ, который далъ промахъ и, схвативъ со стола саблю, нанесъ ею ударъ мельнику но лицу. Въ то же время выстрѣлили Невиллъ и фермеръ. Залпъ со стороны нападающихъ наполнилъ комнату дымомъ. Преслѣдуемые по пятамъ, они мало-по-малу очистили комнату; пять убитыхъ и четверо раненыхъ лежало на полу. Фермеръ былъ смертельно раненъ въ животъ. Мельникъ и одинъ изъ разбойниковъ корчились на полу и стонали. Шайка убралась во дворъ. Невилль со спутниками и другой работникъ остались невредимы и снова зарядили пистолеты и ружье.

— Ихъ осталось еще около дюжины, — сказалъ Санъ-Режанъ, заглядывая въ окно.

— Да, но ихъ предводитель теперь въ нашей власти. Забаррикадируемъ скорѣе дверь и обдумаемъ, что дѣлать дальше.

Дверь была загорожена большимъ шкапомъ. Санъ-Режанъ толкнулъ ногой стонавшаго мельника съ окровавленнымъ лицомъ.

— Теперь отвѣчай намъ и не заставляй насъ прибѣгать къ крайнимъ средствамъ. Вы убили хозяина этой фермы. Зато и твоя шайка поуменьшилась, да и самъ ты поплатился. Мы проѣзжіе и намъ все равно, что вы наводите ужасъ на всю округу. Если ты прикажешь своимъ людямъ удалиться, то мы сію минуту тоже отсюда уѣдемъ, да и вы можете отправляться по своимъ дѣламъ. Идетъ, что ли?

— Что я долженъ дѣлать?

— Приказать шайкѣ удалиться отсюда.

— Поднесите меня къ окну.

Санъ-Режанъ сдѣлалъ знакъ работнику, чтобы тотъ поднялъ мельника. Шатаясь и оставляя на стѣнѣ слѣды окровавленныхъ рукъ, мельникъ крикнулъ хриплымъ голосомъ:

— Грэль, гдѣ ты? Здѣсь нечего больше дѣлать. Фермеръ убитъ и не можетъ ужъ сказать намъ, гдѣ его деньги. Идите къ четыремъ дорогамъ и ждите меня тамъ. Здѣсь со мной Птиколэнъ, который поможетъ мнѣ итти. Понялъ?

— Да, горе тому, кто осмѣлился васъ поразить!

— Горе тебѣ, негодяй, если ты сію минуту не исполнишь приказа! — твердымъ голосомъ крикнулъ Санъ-Режанъ.

Послышался какой-то глухой шумъ, потомъ отчаянный крикъ и глухой звукъ, какъ будто мѣшокъ упалъ въ воду. Потомъ опять водворилась тишина. Приказъ мельника, очевидно, былъ исполненъ. Невилль выглянулъ на дворъ. Освѣщаемая заревомъ пожара, кучка людей быстро удалялась отъ фермы.

— А что они сдѣлали съ пастухомъ, котораго они схватили при нападеніи? — спросилъ Санъ-Режанъ.

Вдругъ имъ бросилась въ глаза темная масса, барахтавшаяся въ прудѣ, который находился посреди двора.

— Негодяи! Они его утонили! Живо, несите багры и вилы!

Работники быстро бросились въ воду и притянули къ берегу несчастнаго. Голова его была разсѣчена, и онъ тотчасъ же умеръ.

Видя, что огонь подходитъ все ближе и ближе, Санъ-Режанъ сказалъ работникамъ:

— Здѣсь намъ нечего дѣлать. Спасайте, что можно, и бѣгите за помощью въ Рамбулье. А мы сейчасъ уѣзжаемъ.

Они подняли фермера и положили его поодаль, въ сарай. Потомъ, заложивъ отдохнувшую лошадь, они двинулись дальше, къ Парижу.

III.

Магазинъ кружевъ и модныхъ товаровъ Лербура, подъ вывѣской «Bonnet Bleu», находился въ улицѣ C.-Оноре, недалеко отъ церкви Си. Рока. Онъ занималъ обширное помѣщеніе — внизу для розничной продажи, а вверху для примѣрки готовыхъ вещей. Старинные поставщики двора, Лербуры составили себѣ хорошее состояніе, которое перешло по наслѣдству къ Франсуа Лербуру, крестнику графа д’Артуа. Во время революціи Лербуру пришлось пережить нѣсколько трудныхъ моментовъ. Ему пришлось доказывать искренность своего патріотизма путемъ подписокъ и принудительныхъ займовъ. Желая пріобрѣсти себѣ благосклонность, Лербуръ поспѣшилъ нанести у себя кисейные галстуки для Колло д’Орбуа. и пикейные жилеты для Талльона. Покровительство этихъ двухъ якобинцевъ спасло его отъ гильотины, по ни примирило его съ ихъ режимомъ. Появленіе директорія и возвращеніе франтовства привело Лорбура въ восторгъ. Карра былъ для него желаннымъ человѣкомъ; но еще большія надежды онъ возлагалъ на Бонапарта. Военная слава и возстановленіе церкви дало парижской буржуазіи увѣренность въ безопасности, которой она давно уже не имѣла. Лохмотья санкюлотовъ уступили мѣсто шелку и кружевамъ «невѣроятныхъ».

Окна магазина Лербура представляли весьма соблазнительное зрѣлище. Полки были завалены запрещенными когда-то товарами. М-me Лербуръ наняла десять приказчицъ и десять приказчиковъ, и скоро магазинъ въ улицѣ С.-Оноре сдѣлался тѣмъ, чѣмъ онъ былъ при старомъ режимѣ: мѣстомъ для встрѣчи всѣхъ модниковъ и франтихъ новаго общества. Лербуръ не совсѣмъ одобрительно смотрѣлъ на перемѣну этого общества, но надо было торговать: знать была за границей и приходилось довольствоваться буржуа и чиновниками.

М-me Лербуръ пользовалась очень строгой репутаціей, хотя была моложе мужа на двадцать лѣтъ, и офицеры итальянской арміи напрасно бряцали передъ нею шпорами. Лербуръ вполнѣ вѣрилъ своей женѣ и по всему было видно, что она заслуживала этого довѣрія.

Добравшись до Парижа, торговецъ модными товарами безъ всякой задней мысли пригласилъ зайти къ нему Санъ-Рожана, къ которому онъ почувствовалъ особенную дружбу. Холодная учтивость Невилля заставляла его держаться въ нѣкоторомъ отдаленіи.

Когда они прибыли въ улицу С.-Оноре и остановились около дверей его магазина, Лербуръ взялъ съ своего спутника слово, что онъ извѣститъ его не дальше, какъ на другой же день. Санъ-Режанъ, разумѣется, рѣшился не пропустить этого случая.

Остановившись вмѣстѣ съ Невиллемъ въ скромной гостиницѣ «Красный Левъ», хозяинъ которой былъ преданъ королю, они нашли тамъ Жоржа, который пріѣхалъ наканунѣ, безъ всякихъ приключеній. Главарь шуановъ, одѣтый въ элегантный костюмъ, былъ неузнаваемъ. Прическа на манеръ собачьихъ ушей скрадывала его огромную голову, а кисейный галстукъ скрывалъ толстую шею. Съ утра онъ уже обѣжалъ Парижъ и кое-кому успѣлъ дать знать о своемъ прибытіи. Онъ всячески побуждалъ Санъ-Режана не бросать завязавшагося съ купцомъ знакомства, совѣтуя ему пріударить за его женой.

— Мы будемъ снабжать товарами этого Лербура, какими только онъ пожелаетъ. Мы знаемъ, какъ ихъ провезти подъ носомъ у таможенной стражи. Было бы великолѣпно, если бы вы спѣлись съ этимъ малымъ и вошли въ его домъ. Тамъ вы будете въ безопасности и можете дѣйствовать въ пользу нашего дѣла, какъ найдете удобнымъ.

— Это будетъ зависѣть отъ обстоятельствъ, — отвѣчалъ Санъ-Режанъ. — Я, конечно, буду пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ.

И, взявъ палку, онъ отправился въ улицу Сантъ-Оноре. Перейдя площадь, онъ прошелъ мимо церкви Св. Рока, которой онъ не ни дѣлъ съ того страшнаго дня, когда двѣ пушки генерала Бонапарта разстрѣливали его друзей изъ клуба Клиніи на самой паперти церкви. Скоро онъ дошелъ до стариннаго дома, въ нижнемъ этажѣ котораго помѣщался магазинъ Лербура. Всего годъ тому назадъ его революціонная вывѣска «Красная Шляпа» была замазана и передѣлана въ «Синяя Шляпа» — робкая попытка возвратиться къ первоначальной «Бѣлой Шляпѣ».

Санъ-Режанъ отворилъ дверь. Раздался звонокъ, — навстрѣчу показалась приказчица и съ любезнымъ видомъ спросила:

— Что угодно гражданину?

— Я желаю видѣть г. Лербура.

— Потрудиться подняться во второй этажъ.

Санъ-Режанъ поднялся но внутренней лѣстницѣ съ двѣнадцатью ступенями, покрытыми зеленымъ ковромъ, и очутился въ отдѣленіи готовыхъ вещей. Здѣсь хозяинъ объясняла, что-то двумъ дамамъ, выбиравшимъ ленты и кружева. При видѣ молодого человѣка, онъ вскрикнулъ отъ удовольствія и, извинившись, оторвался отъ своихъ покупательницъ.

— Садитесь, пожалуйста. Я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ. Только сплавлю этихъ дамъ.

— Пожалуйста, не торопитесь. Я могу подождать.

Одна изъ дамъ, красивая блондинка, уже направила свой лорнетъ на молодого человѣка. Санъ-Режанъ сѣлъ на табуретъ и принялся разсматривать магазинъ. Столы и прилавки чернаго дуба были покрыты разными дорогими товарами. Стулья для отдыха покупателей, крытые зеленымъ бархатомъ, были во вкусѣ Людовика XVI; подъ потолкомъ висѣла бронзовая люстра.

— Итакъ, г. Лербуръ, — сказала, вставая, та изъ дамъ, которая была помоложе: — я остановилась вотъ на этомъ. Пришлите все это мнѣ на выборъ. Генералъ выскажетъ свое мнѣніе и самъ будетъ выбирать.

— Генералъ такой же знатокъ изящныхъ нарядовъ, какъ и военнаго искусства, — съ улыбкой отвѣчалъ торговецъ, хлопотавшій около покупательницъ.

Онъ проводилъ ихъ до лѣстницы и, отвѣсивъ нѣсколько поклоновъ, вернулся къ Санъ-Режану.

— А, другъ мой, вотъ и я наконецъ. Извините меня! Я не смогъ оставить этихъ дамъ. Та, которая помоложе, это мадамъ Мюратъ, сестра перваго консула. Другая мадамъ Жюно…

— Мадамъ Мюратъ очень красива, — намѣтилъ Санъ-Режанъ.

— Да. Рато мадамъ Жюно очень умна. Теперь мѣсто принцессъ наняли эти дамы. Ну, какъ вы поживаете съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались?

— Очень хорошо. Мой товарищъ уѣхалъ по дѣламъ въ провинцію, а я, какъ обѣщалъ, пришелъ васъ извѣстить.

— Вы не откажетесь пообѣдать у меня? Моя жена будетъ очень рада познакомиться съ вами. Она вамъ очень благодарна на услуги, которыя вы мнѣ оказали. Представьте себѣ, когда она узнала о томъ, какъ мы доѣхали, она пришла къ убѣжденію, что мы находились подъ какимъ-то особымъ покровительствомъ… Она убѣждена, что вы и вашъ товарищъ не тѣ, за кого вы себя выдаете…

— Тѣмъ лучше, — отвѣчалъ со смѣхомъ Санъ-Режанъ. — Это будетъ въ мою пользу.

— Правда? Въ такомъ случаѣ, скажите мнѣ откровенно: ваши дѣла идутъ плохо? Кошелекъ отощалъ?

— Въ настоящее время я не испытываю никакого недостатка. Окажу вамъ одно, что если бы мнѣ удалось получить мѣстечко въ Парижѣ, я пересталъ бы ѣздить но дорогамъ, что, какъ вы знаете сами, не лишено опасности.

— Отлично. Будемъ для васъ хлопотать. Чѣмъ вы занимались прежде?

— Я поставлялъ шелковыя вещи и бархатъ въ торговые дома Ліона. По, какъ вы знаете, революція уронила эту отрасль, и теперь больше говорятъ о ткацкомъ способѣ, изобрѣтенномъ какимъ-то Жакаромъ. Рабочіе, говорятъ, хотѣли уничтожить станокъ, который ихъ разоряетъ. Вслѣдствіе всего этого виды на будущее у меня довольно неопредѣленны…

— А вы умѣете продавать?

— Говорятъ, умѣю.

— Посмотримъ, что можно будетъ сдѣлать для васъ. А вотъ и моя жена…

Мадамъ Лербуръ только что вошла, приподнявъ зеленую драпировку внутренней двери. Санъ-Режанъ замеръ на мѣстѣ и почти потерялъ способность владѣть собою при видѣ этого прекраснаго существа.

Эмиліи было двадцать пять лѣтъ. Пропорціональность ея членовъ сообщала ей особенную прелесть. Она казалась выше своего роста. Ея нѣсколько блѣдное лицо съ тонкими и подвижными чертами озарялось голубыми глазами и обрамлялось короной густыхъ каштановыхъ волосъ. При каждой улыбкѣ видны были великолѣпные бѣлые зубы.

— Это г. Викторъ Локлиръ, торговецъ шелковыми тканями" о которомъ я уже разсказывалъ тебѣ. Именно отъ спасъ мнѣ жизнь, когда я ѣхалъ обратно.

— Вы преувеличиваете, г. Лербуръ, — возразилъ Санъ-Режанъ. — Во всякомъ случаѣ, я былъ очень радъ, что мнѣ пришлось сдѣлаться вашимъ спутникомъ.

— Я очень признательна вамъ за помощь, которую вы оказали моему мужу, — сказала молодая женщина.

— Г. Леклеръ будетъ обѣдать съ нами, дорогая моя, и мы будемъ хлопотать о томъ, чтобы найти ему мѣсто. Ему, какъ и многимъ другимъ молодымъ людямъ, живется трудно…

Мадамъ Лербуръ быстро оглядѣла Санъ-Режана и сказала:

— Странно, что г. Леклеркъ не въ рядахъ арміи. Какимъ образомъ вамъ удалось избѣгнуть набора?

— Я былъ за границей, — отвѣчалъ Санъ-Режанъ, невольно краснѣя. — Если бы я былъ на службѣ, то, вѣроятно, дослужился бы до высокихъ чиновъ…

— Л, можетъ быть, были бы убиты въ этихъ нѣмецкихъ или итальянскихъ гекатомбахъ! — прервалъ Лербуръ. — Сколько вамъ лѣтъ?

— Тридцать два года.

— Самое время, чтобы обзавестись своимъ домкомъ. Надо будетъ похлопотать для васъ. Дѣла оживляются, общество успокаивается, стало быть, можно будетъ заработать деньги.

Пока Лербуръ изливался въ своемъ сочувствіи къ мнимому Леклеру, молодая женщина не проронила ни слова и даже не смотрѣла на Санъ-Режана. Можно было подумать, что она не одобряетъ плановъ своего мужа, который съ такой сердечной простотой строилъ планы насчетъ его службы.

— А что сталось съ вашимъ товарищемъ? — спросилъ Лербуръ. — Ботъ хладнокровный человѣкъ! Мнѣ кажется, что онъ не на своемъ мѣстѣ.

— Онъ уѣхалъ на югъ, въ Шаранту за винами. Его семья разорилась во время революціи, но онъ поправится. Я не боюсь за него…

— Тѣмъ лучше! А ваши родители живы?

— У меня нѣтъ никого, кромѣ дальнихъ родственниковъ. Они живутъ въ Бретани, и я даже не знакомъ съ ними.

— А гдѣ вы поселились въ Парижѣ?

— Въ одной изъ среднихъ гостиницъ, гдѣ все, однако, очень дорого.

— А денегъ-то у васъ не такъ много! А что, Эмилія, не предложить ли намъ гостю одну изъ комнатъ во второмъ этажѣ. Онѣ совершенно свободны. Не сдавать же намъ ихъ первому встрѣчному. Если бъ только г. Леклеръ могъ устроиться…

Онъ вдругъ остановился, увидѣвъ, что жена его нахмурилась, и удивленно махнулъ рукой. Но Санъ-Режанъ поспѣшилъ самъ на выручку и сказалъ:

— Мнѣ было бы очень непріятно затруднять васъ. Я предполагаю уѣхать изъ Парижа въ концѣ этой недѣли. Нѣкоторое время я буду въ отсутствіи и, стало быть, не стоитъ устраиваться. Очень вамъ благодаренъ за ваше любезное приглашеніе, но я не могу его принять…

Молодая женщина вздохнула, какъ будто въ знакъ облегченія. Ея лицо приняло болѣе привѣтливое выраженіе, а черезъ минуту стало даже веселымъ.

— Неужели мы не можемъ выразить нашу благодарность какъ-нибудь иначе? — лукаво спросила она.

— Ты сама изъ Бретани и потому тебѣ должно быть это особенно досадно.

— Какъ? вы моя землячка?

— Да, моя жена родомъ изъ Племера.

При этихъ словахъ Санъ-Режанъ не могъ скрыть своего изумленія.

— Не жили ли вы когда-нибудь въ замкѣ Кермадіо, недалеко отъ Орей?

— Тамъ я провела мое дѣтство. Тамъ скончались мой отецъ и мать. Республиканцы сожгли Кермадіо и увезли меня въ Ванъ. Я отчетливо помню всѣхъ, кто бывалъ у моего отца и принималъ участіе въ партіи роялистовъ…

Санъ-Режанъ вдругъ сталъ серьезенъ и не продолжалъ разговора. Онъ тряхнулъ головой, какъ будто отгоняя мрачныя мысли, и сталъ разсѣянно смотрѣть вокругъ. Лербуръ, безсознательно перебирая кучу золотыхъ монетъ, заговорилъ опять:

— Долженъ вамъ сказать по секрету, что моя жена когда-то водила знакомство съ отчаянными разбойниками…

Эмилія снова нахмурилась и обмѣнялась съ Леклеромъ недовольнымъ взглядомъ. Между ними какъ-то невольно устанавливалось молчаливое согласіе. Не замѣчая ничего, Лербуръ, развертывая матеріи, продолжалъ свою болтовню.

— А теперь я ихъ всѣхъ принимаю, какъ лучшихъ покупателей, хотя съ нихъ и трудно что-нибудь получить. Вотъ, напримѣръ, за мадамъ Богарне прежде, когда она еще не была женой генерала Бонапарта, числился здѣсь большой долгъ, который она, впрочемъ, теперь еще увеличила. Но теперь ужъ это деньги вѣрныя, и я готовъ продать ей въ кредитъ весь мой магазинъ, если она пожелаетъ.

— Господинъ Лербуръ, пожалуйте сюда, — раздался голосъ внизу на лѣстницѣ. — Пришли за перчатками, которыя заказывалъ генералъ Ланнъ.

— Иду. Позвольте оставить васъ съ женой, гражданинъ. Я сейчасъ возвращусь.

Оставшись наединѣ съ молодой женщиной, Санъ-Режанъ приготовился вести обычный безсодержательный разговоръ. Но она вдругъ задала ему вопросъ:

— Г. Санъ-Режанъ, почему вы скрываетесь подъ вымышленнымъ именемъ и зачѣмъ вы явились въ Парижъ?

Санъ-Режанъ не могъ скрыть изумленія. Тѣмъ не менѣе онъ отвѣчалъ спокойно:

— Прошу васъ вѣрить, что причины, заставившія меня перемѣнить имя, не имѣютъ ничего предосудительнаго. Я не преступникъ… Я скрываюсь потому, что моя жизнь была бы въ опасности, если бъ полиція открыла меня.

— Все заговоры, вѣчно шуаны?

— Пока король не вернется на свой тронъ, мы будемъ сражаться съ его врагами и будемъ считать за честь подвергаться за него опасностямъ. А m-lle де-Племеръ, выйдя замужъ за г. Лербура, стала якобинкой?

— Я никогда не измѣняла своимъ чувствамъ и осталась роялисткой, какъ и мой мужъ, который питаетъ отвращеніе къ революціонной партіи. Но я должна вамъ сказать, что онъ преданъ правительству консуловъ. Онъ ждетъ отъ нихъ возстановленія порядка.

— Я постараюсь запомнить лишь то, что вы мнѣ сказали относительно вашихъ личныхъ чувствъ. Съ меня этого довольно.

— Не думайте, что я могу одобрять насилія, если вы ихъ замышляете.

— Вовсе нѣтъ. Наши планы самые мирные. Мы хотимъ дойти до перваго консула, чтобы столковаться съ нимъ. Мы его совсѣмъ не знаемъ. Каковы его намѣренія и мечты? Честолюбивъ ли онъ? Желаетъ ли онъ счастья Франціи? Вотъ что намъ хотѣлось бы услышать изъ его уютъ. Когда все это выяснится, тогда мы будемъ дѣйствовать, смотря по обстоятельствамъ.

— Но какимъ образомъ вы разсчитываете добраться до него?

— Мы и пріѣхали въ Парижъ только для того, чтобы завязать знакомство съ кѣмъ-нибудь изъ окружающихъ его. Намъ извѣстно, что генералъ Бонапартъ настолько же интересуется нашими планами, насколько мы его намѣреніями. Его политика въ данное время колеблется между якобинцами и роялистами… Оппозицію правительству онъ приписываетъ якобинцамъ, а Фуше, наоборотъ, обвиняетъ въ этомъ роялистовъ. Свиданіе между нами и первымъ консуломъ поможетъ разсѣять недоразумѣнія и будетъ способствовать общему умиротворенію.

— Дай Богъ! Если нужно только довести о васъ до свѣдѣнія перваго консула, то я могу это устроить.

— О, вы оказали бы намъ огромную услугу.

— Но нужно быть увѣренной, что вы сказали только правду.

— Неужели вы считаете меня способнымъ злоупотреблять вашимъ довѣріемъ?

Эмилія взглянула на молодого человѣка. Онъ имѣлъ достойный видъ. Тѣмъ не менѣе она рѣшилась держаться осторожно.

— Я имѣю сношенія съ мадамъ Бонапартъ и бываю въ Тюильри, когда хочу, благодаря ея камеристкамъ. Мнѣ ничего не стоитъ сообщить ей о вашихъ проектахъ. Она имѣетъ склонность и, вѣроятно, свои расчеты покровительствовать старинной знати и уже добилась отъ мужа разрѣшенія вернуть нѣкоторыхъ эмигрантовъ… Кажется, теперь она хлопочетъ о возстановленіи религіи во Франціи, хотя сама она и не очень набожна. Если хотите, я могу попросить ее оказать содѣйствіе вашему свиданію съ генераломъ Бонапартомъ.

— Позвольте мнѣ сначала посовѣтоваться. Нужно, чтобы никто изъ окружающихъ генерала не зналъ, кто мы. Достаточно, если Фуше только пронюхаетъ объ насъ, какъ мы будемъ арестованы прежде, чѣмъ увидимся съ генераломъ Бонапартомъ.

— Отлично. Посовѣтуйтесь съ вашими друзьями и когда вы рѣшитесь на что-нибудь, то положитесь на мое умѣнье. А пока ни слова объ этомъ. Вотъ идетъ мой мужъ…

— Генералъ Ланнъ, — началъ простодушно появившійся Лербуръ, — запутался въ своихъ дѣлахъ. Онъ очень гордится своими солдатами. Не давъ себѣ труда испросить нужный кредитъ, онъ заказалъ для всей гвардіи новые мундиры, и взбѣшенный генералъ Бонапартъ объявилъ, что онъ заставитъ его заплатить изъ своего жалованья, и теперь онъ просилъ отсрочить ему платежъ за галуны и вышивки, которые мы поставляли. Но, конечно, все это уладится… Собратьямъ по оружію незачѣмъ ссориться…

— Однако, говорятъ, Бонапартъ былъ неумолимъ къ генералу Массена.

— Да, но это потому, что тотъ слишкомъ ужъ широко… грѣлъ руки въ Италіи. Бонапартъ заставилъ его вернуть… И этотъ любимецъ побѣды даже плакалъ. Онъ любитъ денежки! Удивительна судьба всѣхъ этихъ людей. Мюратъ былъ служителемъ въ гостиницѣ, Ожеро — учителемъ фехтованія, Массена — контрабандистомъ, Ней — бочаромъ. Самъ Бонапартъ…

— Тише, другъ мой, — съ улыбкой перебила его m-me Лербуръ. — Онъ геній, а это освящаетъ все!

— Женщины за него, г. Леклеръ. Берегитесь нападать на него въ ихъ присутствіи. А, вотъ насъ зовутъ уже къ обѣду.

На порогѣ той самой двери, черезъ которую вошла m-me Лербуръ, появилась служанка. Молодой человѣкъ, предложивъ руку Эмиліи, направился въ комнаты торговца въ сопровожденіи мужа слѣдовавшаго за ними.

Въ тѣ времена, по французскому обычаю, обѣдали въ полдень. Въ столовой Лербуровъ была уже замѣтна роскошь, уничтоженная было революціей. Серебро было извлечено изъ тайниковъ, и столъ свидѣтельствовалъ о зажиточности хозяевъ, среди которой не боялась уже жить богатая буржуазія.

— Садитесь, дорогой мой, — сказалъ Лербуръ, указывая Санъ-Режану мѣсто между собою и женой. — У меня найдется такое вино, что заставитъ васъ забыть всѣ гостиницы. Выпьемъ за нашъ союзъ… Жаль, что нѣтъ здѣсь вашего товарища, онъ славный человѣкъ. Если онъ привезетъ изъ Шаронты какой-нибудь старой водки, то пусть онъ подѣлится со мной.

— Я ему скажу.

— А пока мы сдѣлаемъ честь моему бургонскому. Вотъ — шамбертенъ. Такой же, какой пьетъ первый консулъ. Все оказалось возможнымъ перевернуть во Франціи, только вино нельзя было испортить, а это уже много!

Сидя за столомъ торговца, Санъ-Режанъ съ интересомъ слушалъ признанія, въ которыхъ разсыпался Лербуръ. Онъ понималъ, что въ его словахъ отражались чувства парижанъ средняго состоянія, которыя ему важно было знать. Это являлось довольно точнымъ указаніемъ для Гартвелльскаго двора, мечтавшаго о реставраціи. Онъ понималъ, что съ желаніями и стремленіями массъ нужно считаться. Переживъ терроръ, пожелаетъ ли возрождающееся французское общество перемѣнить систему и вернуться къ монархіи? И теперь ему стало ясно, что Бонапартъ произвелъ на буржуазію впечатлѣніе силы и власти, безъ которыхъ не можетъ держаться порядокъ.

— Намъ, изволите ли видѣть, г. Леклеръ, важнѣе всего устойчивость учрежденій. Невозможно работать съ увѣренностью, если правительство будетъ мѣняться каждый годъ. А нѣтъ увѣренности, нѣтъ и дѣлъ. Десять лѣтъ нельзя было разсчитывать даже на завтрашній день. Каждый день какая-нибудь неожиданность, какая-нибудь катастрофа. То принудительный заемъ, то девальвація цѣнностей, то еще что-нибудь. Всячески старались разорить эту несчастную страну. А теперь мы начинаемъ дышать свободно. Водворяется спокойствіе, завязываются сношенія. Теперь ужъ нечего дрожать за свою жизнь. Теперь мы смѣемъ думать и говорить. Начинаются пріемы, а за ними идетъ и роскошь. А роскошь, — это, извольте видѣть, жизнь Парижа. Какъ вы будете продавать ваши шелковые товары, если портнымъ не приходится шить платьевъ для франтихъ? Теперь, слава Богу, наступила полная реакція, и, санкюлотизмъ отжилъ свой вѣкъ. Теперь пудрятся вмѣсто того, чтобы носить красный колпакъ. Эмигранты, г. Леклеръ, возвращаются каждый Божій день!

— М-me Бонапартъ, говорятъ, относится къ нимъ весьма благосклонно…

— Еще бы! Она не можетъ забыть, что она носила титулъ графини Богарне. Да, кромѣ того, она но природѣ очень кротка. Она добрый человѣкъ.

— А какъ онъ, первый консулъ?

— А кто можетъ его знать? Это замѣчательная личность. Но чего онъ хочетъ, куда онъ идетъ и для кого онъ старается?

Тутъ Лербуръ понизилъ голосъ.

— Нѣкоторые говорятъ — для Бурбоновъ, которымъ онъ готовитъ возвращеніе. Въ такомъ случаѣ онъ будетъ принцемъ, какъ Монкъ послѣ возведенія на престолъ сына Карла Стюарта. Но кто можетъ за него поручиться? Онъ очень молчаливъ и сосредоточенъ. У такого человѣка, несомнѣнно, должны быть свои планы, по какіе? Онъ теперь хозяинъ. Почему бы ему и не удержать власть за собой?

— Ему? Корсиканскому дворянчику? Случайному выскочкѣ?

— Побѣдителю при пирамидахъ, герою Марѳнго! Онъ самъ себѣ всѣмъ обязанъ, а не предкамъ…

— Неужели вы одобрите, если онъ возьметъ на себя диктатуру?

— Да онъ уже ее взялъ! Камбасаресъ и Лебронъ только статисты. Между нимъ и трономъ только его воля.

— Но онъ рискуетъ получить ударъ кинжала, какъ Цезарь.

М-me Лербуръ бросила на Санъ-Режана недовольный взглядъ.

Видимо, ей было непріятно, что молодой человѣкъ заставляетъ ея мужа выбалтывать лишнее.

— Конечно, — продолжалъ Лербуръ: — мы, торговцы, могли бы скоро приспособиться къ возстановленію монархіи, но мы не считаемъ ее возможной въ настоящее время. Теперь Франція всецѣло во власти арміи и намъ есть за что благодарить людей, которые вотъ уже десять лѣтъ побѣдоносно бьются противъ всей Европы. Вы можете ввести опять лиліи, если это не будетъ стоитъ новой революціи. Но если Бонапартъ провозгласитъ себя императоромъ, какъ предполагаютъ нѣкоторые, то я и этому не буду противиться. Ибо для нашего брата нужно прежде всего спокойствіе, чтобы можно было работать. За ваше здоровье, гражданинъ.

Собесѣдники чокнулись стаканами, въ которыхъ искрился шамбертенъ, и принялись за дессертъ.

IV.

Дверь въ кабинетъ Бонапарта пріоткрылась, и въ ней показалась голова Бурьенна. Первый консулъ, ходившій взадъ и впередъ въ раздумьѣ, остановился и, недовольно взглянувъ на своего секретаря, спросилъ:

— Одинъ?

Вурьеннъ приблизился къ своему начальнику и доложилъ:

— M-me Бонапартъ не пожелала сойти. Она сильно плакала. Она сойдетъ только къ обѣду.

— Она дала, по крайней мѣрѣ, какіе-нибудь счета.

— Очень неясные. Приблизительныя цифры, но счетовъ нѣтъ. Кажется, поставщики злоупотребляютъ…

— Они грабятъ ее! Это очевидно. Женщина имъ не платитъ, а между тѣмъ въ ихъ руки переходятъ огромныя деньги.

Онъ овладѣлъ собою, бросилъ на секретаря холодный взглядъ и перемѣнилъ разговоръ.

— Пріѣхалъ Фуше?

— Онъ ждетъ въ залѣ флигель-адъютантовъ.

— Попросите его.

И Бонапартъ опять принялся ходить вдоль своего кабинета, пока не услышалъ, что дверь открылась. Онъ поднялъ голову и, увидѣвъ передъ собой блѣдное лицо бывшаго уличнаго оратора, слегка кивнулъ ему головой, указалъ ему на кресло и самъ сѣлъ.

— Кто изъ насъ былъ правъ, гражданинъ Фуше, — сказалъ онъ: — когда вы ссылались на заговоръ роялистовъ тамъ, гдѣ я видѣлъ лишь происки якобинцевъ.

— Мы были правы оба, гражданинъ консулъ. Якобинцы волнуются, а роялисты куютъ заговоръ, и тѣ и другіе одинаково опасны. Впрочемъ, еслибы я боялся покушенія, я принялъ бы мѣры предосторожности противъ роялистовъ. Они лучше организованы и смѣлѣе якобинцевъ.

— Съ 18-го фруктидора, — замѣтилъ Бонапартъ съ легкой усмѣшкой.

Фуше сдѣлалъ гримасу. Онъ не любилъ, чтобы ему напоминали объ его предательствѣ, отъ котораго пострадали даже нѣкоторые его друзья.

— 18-е фруктидора уничтожило партію якобинцевъ, — глухо промолвилъ онъ.

— Однако это не помѣшало ей подстрекнуть Арена и Шевалье, которые пытались меня убить.

— Нужно всего бояться и со стороны роялистовъ.

— Я хочу покончить и съ тѣми и съ другими. Недопустимо, чтобы у самыхъ воротъ столицы дороги были заняты шайками разбойниковъ, которые нападаютъ на фермы, останавливаютъ дилижансы и требуютъ выкупа съ пассажировъ.

— Эти грабители — дѣтища маркиза де-Фротте, а ихъ главарь — Врюсларъ. Три дня тому назадъ онъ былъ здѣсь, въ Парижѣ. Отъ выѣхалъ отсюда въ кабріолетѣ и направился въ Версаль.

— Неужели мнѣ придется выслать цѣлую колонну подъ предводительствомъ какого-нибудь генерала, чтобы образумить этихъ злодѣевъ? Вы мнѣ доносите о нихъ, а между тѣмъ они ускользаютъ отъ васъ.

Фуше молча улыбнулся.

— Дайте мнѣ приказъ арестовать ихъ и въ двадцать четыре часа я разгромлю ихъ всѣхъ.

Бонапартъ нахмурился.

— Только не теперь. Черезъ нѣсколько дней.

— Вы надѣетесь, что ваши переговоры увѣнчаются успѣхомъ?

Первый консулъ сдѣлалъ жестъ изумленія.

— Какіе переговоры?

— Которые вы ведете съ претендентомъ черезъ посредство аббата Бернье. Вы думаете, я объ этомъ не знаю?

Помолчавъ немного, онъ прибавилъ сухимъ тономъ:

— Это вамъ не удастся.

— А почему?

— А потому, что вы имѣете дѣло съ людьми, которые хотятъ только воспользоваться вами. Ваше требованіе отказаться отъ трона вызоветъ прежде всего встрѣчное требованіе, чтобы вы реставрировали законнаго короля! Если вы согласитесь, король осыплеть насъ золотомъ. Если вы его отвергнете, постараются васъ убить. Это совершенно ясно. Люди, которымъ поручено повидаться съ вами и передать предложенія роялистовъ, находятся уже въ Парижѣ.

— Какимъ образомъ вы знаете объ этомъ?

— Я знаю все — это мое ремесло.

— Мнѣ еще ничего не извѣстно объ ихъ планахъ. Кого же мнѣ прислали?

— Секретаря претендента Гида де-Невилля и генерала Кадудаля.

— Знаменитаго Жоржа?

— Да, Круглоголоваго.

— Какимъ образомъ вы узнали объ ихъ пріѣздѣ?

— Я сначала узналъ объ ихъ отъѣздѣ. Съ этого момента мои люди ужо не теряли ихъ изъ виду. Мѣста для остановокъ были приготовлены для нихъ заранѣе. Это дѣло поставлено очень хорошо черезъ всю Нормандію вплоть до Лондона. Къ и счастью для роялистовъ, оно организовано мною, такъ что въ одинъ прекрасный день, когда я захочу, я могу захватить и ихъ самихъ, и ихъ корреспонденцію.

— И вы знаете, гдѣ остановились Невилль и Кадудаль и можете привести ихъ ко мнѣ?

— Да, гражданинъ консулъ. Впрочемъ, они придутъ сами. Мнѣ вмѣшиваться здѣсь неудобно, ибо у нихъ есть пропускъ, подписанный вами.

— Кто же имъ его далъ?

— М-me Бонапартъ.

Первый консулъ съ минуту подумалъ.

— Да, — началъ онъ медленно, — Жозефина всегда имѣла связи съ роялистами. Въ глубинѣ души она чувствуетъ благосклонность къ принцамъ. Якобинцамъ это извѣстно, и потъ откуда, между прочимъ, ихъ ненависть противъ меня. Ноя сломлю и монтаньяровъ, и и шуановъ, но я по хочу и монархіи!

— Бурбоновъ? — съ тонкой улыбкой спросилъ Фуше.

— Ничьей! Послѣ того, какъ утверждено право народа, во Франціи не должно быть божественнаго права. Но я долженъ выслушать предложенія претендента…

— Слѣдовательно, чтобы ни случилось, я долженъ пока оставаться въ бездѣйствіи?

— До полученія подробныхъ свѣдѣній.

Фуше понялъ, что разговоръ кончился, и всталъ. Въ эту минуту лакей внесъ круглый столикъ, на которомъ консулъ обыкновенію завтракалъ въ своемъ кабинетѣ. Черное лицо Руслана мелькнуло въ сосѣдней комнатѣ, около двери засуетились лакеи. Приближалась m-me Бонапартъ. Она тщательно выбрала свой туалетъ. Стройная и изящная, она шла съ полузакрытыми глазами и съ улыбающимся лицомъ. Физіономія перваго консула, ожидавшаго слезъ и бурныхъ сценъ, прояснилась.

Онъ снисходительно посмотрѣлъ на жену и, показывая ей мѣсто, сказалъ:

— Садись, Жозефина.

Удостовѣрившись, что они одни, онъ далъ волю своему неудовольствію.

— У тебя опять долги? Опять мотовство? Опять твои дѣла въ безпорядкѣ? Я этого терпѣть не могу. Поощрять роскошь — это такъ. Это моя политика. Но плати за то, что ты покупаешь. У тебя вкусъ къ тряпкамъ. Покупай драгоцѣнные камни, золотыя вещи. Но соломенныя издѣлія или стекло! У тебя вкусъ негровъ, твоихъ родичей! Отъ всего этого остается только пыль да счета. Я этого больше не хочу.

— Какъ ты сердитъ сегодня!

— Потому что ты даешь дурной примѣръ, которому слѣдуютъ окружающіе іюня. Вотъ Лаппъ, не попросивъ ни разрѣшенія, ни кредита, сдѣлалъ новые мундиры для консульской гвардіи. Кто будетъ платить за это? Я приказалъ взыскать съ него. Вслѣдствіе своего сквернаго характера, онъ теперь дуется на меня и не разговариваетъ со мной. Могу я распоряжаться или нѣтъ?

Жозефинъ поднесла платокъ къ глазамъ. Это было у нея обычнымъ средствомъ. Бонапартъ, быстро съѣдая каждое кушанье, которыя подавались на столъ разомъ, мало-по-малу сталъ смягчаться.

— Ну, не плачь! Я заплачу. Но не дѣлай этого другой раза.. Подражай въ скромности и послушаніи твоему сыну. Евгеній можетъ служить примѣромъ. Мнѣ ни разу не пришлось сдѣлать ему замѣчанія. Онъ порядочный малый и лучшій солдатъ моей арміи.

— Онъ знаетъ, чѣмъ онъ обязанъ тебѣ.

— Другіе тоже это знаютъ: Жюно, Мюратъ, Ожеро, и однако…

Онъ всталъ и бросилъ салфетку на столъ. Завтракъ продолжался не болѣе четверти часа. Подали кофе. Подойдя къ женѣ, Бонапартъ посмотрѣлъ на нее съ нѣжностью.

— Не печалься, Жозефина. Только не будь расточительницей! Мнѣ говорили, что у тебя есть секретные фонды и что Фуше платитъ тебѣ оброкъ съ азартныхъ игръ. Берегись, если когда-нибудь я въ этомъ удостовѣрюсь!

Онъ поцѣловалъ ее и сталъ ласкать. Несмотря на всѣ разочарованія, которыя она ему доставляла, онъ положительно чувствовалъ къ ней нѣжность. Она воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы дать его мыслямъ желательное направленіе, и заговорила о политикѣ

— Я получила еще прошеніе о разрѣшеніи вернуться. Отъ одной провансальской благородной фамиліи, отъ Сентъ-Эстранжеловъ. Они принадлежатъ къ высшей знати своего круга. Ты знаешь, южане — ревностные приверженцы короля… Милость могла бы сослужить въ данномъ случаѣ хорошую службу…

— Передай ихъ прошеніе Камбасаресу.

— Кромѣ того, есть еще прошеніе отъ семьи Шаро. Мнѣ говорила о нихъ m-me Бернадоттъ. Просить тебя самого она не хочетъ.

Бонапартъ сжалъ губы. Онъ не любилъ, когда ему напоминали объ этой дамѣ, которую онъ когда-то любилъ, но потомъ бросилъ, чтобы жениться на Жозефинѣ, принесшей съ собою въ приданое главное начальство надъ итальянской арміей.

— Отлично, — продолжалъ онъ. — Отдай Камбасаресу. Послушать тебя, такъ скоро вся Франція будетъ наводнена одними эмигрантами, которыхъ опять придется разстрѣливать, какъ тогда у церкви св. Рока. Эти люди любятъ волноваться и, можетъ быть, просто глупо обращаться съ ними великодушно. Держаться строгости было бы, пожалуй, лучше для общественнаго порядка. Это избавляло бы отъ необходимости показать строгій примѣръ, если интриги принцевъ будутъ продолжаться.

— Кто знаетъ, Бонапартъ, не лучше ли тебѣ вернуть ихъ?

— Ты съ ума сошла, Жозефина. Не для нихъ же я рисковалъ своей жизнью при Арколѣ и Маренго!

— Однако они разсчитываютъ на тебя. Объ этомъ они мнѣ сказали не далѣе, какъ два дня тому назадъ. Въ настоящее время въ Парижѣ находятся ихъ уполномоченные, которымъ поручено предупредить тебя.

— Откуда ты все это знаешь?

— Въ концѣ концовъ всѣ хлопоты роялистовъ о томъ, чтобы завязать съ тобой сношенія, направляются на меня.

— Кто же эти посланцы?

— Невилль и Кадудаль.

— Я знаю объ этомъ, — сказалъ Бонапартъ, наклонивъ голову. — Фуше меня объ этомъ предупреждалъ. Но какимъ образомъ ты узнала о нихъ?

— Не спрашивай. Если ты будешь нескроменъ, я навлеку на себя подозрѣнія и ужъ больше ничего не узнаю.

— Но чѣмъ же гарантируютъ эти господа мою безопасность?

— Своей собственной персоной.

— Шансы не равны. Ко мнѣ могутъ подослать двухъ фанатиковъ, которые, рискуя собственной жизнью, убьютъ меня! А что значитъ ихъ жизнь въ сравненіи съ моею?..

— Ты можешь принять какія угодно предосторожности. Поставь на стражѣ въ сосѣднихъ комнатахъ Мюрата и Раппа, Жюно и Рустана около кабинета. Можно, наконецъ, предварительно обыскать и удостовѣриться, что при нихъ нѣтъ оружія.

Бонапартъ задумчиво ходилъ по кабинету. Его худая голова съ сухими волосами упала на грудь. Онъ остановился около камина, сѣлъ и нѣсколько минута не произносилъ ни слова. Наконецъ, вскинувъ на Жозефину свои сѣрые глаза, онъ сказалъ:

— Хорошо! Я повидаюсь съ ними завтра вечеромъ, послѣ обѣда. Скажи, чтобы они явились къ тебѣ. Только благодаря тебѣ они и будутъ допущены ко мнѣ.

Вечеромъ въ тотъ же день, только что Гидъ де-Невилль вернулся въ гостиницу и поднялся въ третій этажъ къ себѣ въ комнату, которую онъ занималъ между Кадудаломъ и Санъ-Режаномъ, какъ этотъ послѣдній вошелъ къ нему, не постучавшись.

— Я слышалъ, какъ вы вернулись. Здѣсь стѣны такъ тонки, словно онѣ изъ бумаги. Невозможно разговаривать ни у меня, ни у Жоржа: сосѣди все слышатъ. Въ вашей комнатѣ, по крайней мѣрѣ, безопасно…

Онъ сѣлъ на соломенное кресло и, покачивая ногой, затянутой въ шелковый чулокъ, сказалъ:

— У меня, есть новость для васъ. Я сейчасъ видѣлъ мою прелестную землячку. Дѣло насчетъ свиданія улажено. Первый консулъ приметъ васъ и Жоржа завтра, вечеромъ.

— Какой быстрый успѣхъ! — сказалъ Невилль, смѣясь. — Это дѣло вашихъ рукъ. Нужно быть только красивымъ малымъ, и тогда всѣ двери отворятся сами собой.

— Оказывается, жена нашего милѣйшаго Лербура ярая роялистка и состоитъ поставщицей m-me Бонапартъ. Само собой разу, мѣется, что она и явилась посредницей между женой перваго консула и нами. И нужно сознаться, она быстро и ловко справилась со своей задачей. Такимъ образомъ, мы войдемъ въ Тгоильри при нѣкоторомъ покровительствѣ, нагруженные всякими модными товарами, которые m-me Лербуръ посылаетъ своей покупатель лицѣ. А ужъ разъ мы будемъ на мѣстѣ, m-me Бонапартъ, несомнѣнно, устроитъ намъ свиданіе съ мужемъ.

— А мужъ въ курсѣ всего этого?

— Мужъ, — отвѣчалъ смѣясь Санъ-Режанъ, — ни о чемъ не догадывается.

— Но куда дѣвался Жоржъ?

— Развѣ можно когда-нибудь это знать? Онъ постригся, побрился и, вырядившись щеголемъ, гуляетъ, рискуя быть узнаннымъ, гдѣ-нибудь въ Пале-Роялѣ, если не играетъ. Признаюсь, онъ мнѣ больше нравится въ британской деревнѣ, чѣмъ на парижской мостовой. Тѣмъ болѣе, что съ его тѣлосложеніемъ и огромной головой трудно остаться незалѣченнымъ.

Въ эту самую минуту на лѣстницѣ раздались отчетливые шаги и послышался веселый свистъ.

— А, это онъ возвращается.

Дверь отворилась, и вошелъ Жоржъ. Въ рукѣ у него была витая палка толщиною въ его кулакъ. Его широкое лицо, ушедшее въ огромный кисейный галстукъ, какъ будто было вставлено въ рамку, благодаря напудренному парику съ локонами. Кадудаля нельзя было узнать, хотя Гидъ де-Невилль и предупреждалъ объ этомъ. Онъ сбросилъ свое пальто и шляпу на диванъ и, обращаясь къ друзьямъ, сказалъ:

— Я принесъ новость…

— У насъ также есть новость…

— Я видѣлся съ нашими друзьями.

— А завтра мы увидимся съ первымъ консуломъ.

— Ойи готовы выступить но первому знаку…

— Паши планы будутъ зависѣть отъ свиданія съ Бонапартомъ.

— Чортъ побери корсиканца!.. Лучше было бы устранить его съ дороги, чѣмъ вступать съ нимъ въ разговоры. Вся эта болтовня только усыпляетъ совѣсть, ослабляетъ рѣшенія.

— Нужно повиноваться приказу принцевъ.

— Да, да, вашего принца д’Артуа. Вотъ ужъ не герой-то! Еслибъ онъ высадился въ Вандеѣ и пошелъ во главѣ насъ, Парижъ давно былъ бы въ нашей власти, а король былъ бы въ своемъ дворцѣ. Но, помилуйте, что скажетъ m-me де-Поластронъ, если ея повелитель рискнетъ хоть однимъ волоскомъ! Эхъ, чортъ возьми! Намъ бы нужно было Генриха IV, а у насъ только бездѣльничающіе принцы!

— Жоржъ!

— Вы знаете, я человѣкъ грубый…

— Послушайте, не слѣдуетъ повторять это такъ часто: кончится тѣмъ, что всѣ станутъ этому вѣрить.

Кадудаль расхохотался.

— Гдѣ дѣло идетъ о спорѣ, тамъ вы меня всегда побьете, милѣйшій Невилль. Но когда дѣло дойдетъ до драки…

— Теперь вы начинаете сомнѣваться въ моей храбрости! Но я васъ прощаю. Лучше скажите, гдѣ вы были сето дня!

— Ну, заключимте миръ и поговоримъ лучше о дѣлахъ. Я видѣлъ Ривьера, Пастора, Жиненвилля и Ларивьера. Мы условились встрѣтиться опять послѣзавтра на балу въ Павильонѣ Ганновера. Тамъ мы найдемъ всѣхъ нашихъ и такимъ образомъ войдемъ въ общество парижскихъ роялистовъ.

— Вы надѣетесь найти среди нихъ много союзниковъ?

— Долженъ сознаться, нѣтъ. Этимъ эмигрантамъ не понравилось заграницей, они вернулись назадь и склонны теперь примириться съ новымъ порядкомъ вещей. Конечно, они это дѣлаютъ не съ легкимъ сердцемъ. Они фрондируютъ въ салонахъ, по отъ этого еще очень далеко до дѣйствій на улицѣ или въ открытомъ полѣ. Чтобы заставить ихъ двинуться съ мѣста., нуженъ какой-нибудь сильный ударъ. Вотъ этотъ-то ударъ я и попытаюсь нанести, если наши дипломатическіе переговоры, въ чемъ я увѣренъ, не приведутъ ни къ чему.

Санъ-Режанъ съ того самаго дня, какъ Лербуръ представилъ его своей женѣ и какъ онъ обмѣнялся съ нею неожиданными признаніями, установившими между ними тайную связь, побывалъ въ магазинѣ на улицѣ Сентъ-Оноре еще два раза. Первый разъ онъ принесъ Лербуру образчики шелковой матеріи, которые онъ раздобылъ съ величайшимъ трудомъ. Ему хотѣлось сохранить въ глазахъ торговца ту роль, которую онъ принялъ и которая помогала ему сохранять инкогнито.

Они условились, что эти образчики, дѣйствительно, великолѣпные, будутъ отобраны для m-me Бонапартъ. М-me Лербуръ, смѣло открывшаяся Жозефинѣ, условилась съ женою перваго консула, что матеріи вмѣстѣ съ нею принесутъ Невилль, Кадудаль и Санъ-Режанъ, которымъ и будетъ доставлена возможность видѣть перваго консула.

Во второй разъ Невилль отправился въ магазинъ Лербура, чтобы условиться о, томъ, когда имъ зайти за нею. Было условлено, что Санъ-Режанъ поѣдетъ въ каретѣ вмѣстѣ съ супругами Лербуръ, а Жоржъ и Невилль будутъ ждать ихъ на углу, около гостиницы «Нантъ». Лербуръ, оставаясь въ полномъ невѣдѣніи относительно интриги, которую плела его жена, былъ въ полной увѣренности, что тутъ дѣло чисто торговое и что добрая часть тѣхъ новостей, которыя они везутъ съ собой, останется въ Тюильри.

При второмъ его визитѣ Лербура не было дома, и его приняла Эмилія. Санъ-Режанъ воспользовался этимъ обстоятельствомъ, чтобы вспомнить прошлое, когда молодая дѣвушка, оставшись послѣ смерти родителей одна-одинешенька, испытывала тысячи превратностей судьбы среди возстаній шуановъ, преслѣдованій роялистовъ, среди убійствъ и пожаровъ. Къ счастью, она встрѣтилась въ Нантѣ съ Лербуромъ, который пріѣхалъ туда къ разгрузкѣ контрабанднаго судна, пропущеннаго благодаря взяткѣ, данной Каррьеру. Судно это прямо изъ Ливерпуля везло значительное количество мадаполаму и вязанныхъ вещей. Эмилія, поступивъ къ Лербуру приказчицей, скоро обратила на себя вниманіе хозяина своей красотой и манерами. Подъ именемъ Эмиліи Бурдэнъ она скоро прославилась, какъ отличная кружевница. Особенно она отличалась въ выдѣлкѣ аргентинскихъ кружевъ. Лербуру показалось, что она очень бы годилась для его магазина, но когда онъ заикнулся объ этомъ другимъ приказчицамъ, тѣ приняли столь сосредоточенный видъ, что Лербуръ сейчасъ же возымѣлъ сильныя сомнѣнія насчетъ добродѣтели m-lle Бурдэнъ. Не обманываясь насчетъ своихъ чувствъ, Лербуръ не безъ удовольствія узналъ, что Эмилія благороднаго происхожденія и, вѣроятно, сочтетъ для себя невозможнымъ вступить съ нимъ въ бракъ. Лербуръ рѣшился, однако, объясниться прямо съ Эмиліей. Не считаясь съ опасностью, которая могла грозить ей въ городѣ, терроризованномъ Каррьеромъ, молодая дѣвушка разсказала торговцу о своемъ происхожденіи, открыла ему свое имя и дала этому человѣку полную возможность погубить ее, если бы въ его сердцѣ оказалась хоть капля низости или злобы. Когда Лербуръ заговорилъ, что въ Парижѣ ее, быть можетъ, ожидаетъ другая судьба, не имѣющая ничего общаго съ необезпеченнымъ положеніемъ приказчицы, чѣмъ въ Найтѣ, гдѣ ее могли узнать, то Эмилія попросила времени подумать. По совѣту другихъ приказчицъ, подъ страхомъ революціонныхъ ужасовъ и въ полномъ убѣжденіи, что у нея уже нѣтъ будущаго, m-lle Бурдэнъ согласилась выйти за этого добряка, которому всю жизнь предстояло быть ея вѣрнымъ слугою, и покатила съ нимъ въ Парижъ.

Въ кругу посѣтителей магазина она сейчасъ же произвела сильное впечатлѣніе. Робеспьеръ, отличавшійся франтовствомъ, самъ покупалъ здѣсь для себя огромные кисейные галстуки, чтобы, какъ говорили, скрыть свою золотуху. Фабръ д’Эглантинъ сочинялъ стихи въ честь прекрасной хозяйки магазина, Бурра постоянно вертѣлся около нея. Но молодая женщина была недоступна ухаживанію людей, которыхъ она считала убійцами. Мало-по-малу она привила свои идеи мужу и сдѣлала его сторонникомъ партіи умѣренныхъ. Но привлечь его къ партіи роялистовъ ей не уда лось. Консульство удовлетворяло его, а когда стала оживляться торговля, то большаго онъ и не требовалъ.

Онъ принялъ съ живѣйшимъ удовольствіемъ Санъ-Режана, когда тотъ подъѣхалъ къ магазину вечеромъ того дня, когда было назначено свиданіе. При помощи мнимаго Леклера онъ уложилъ въ карету образчики матеріи и, когда настало время ѣхать, позвалъ жену. Та вышла въ прелестномъ шелковомъ платьѣ, перехваченномъ выше таліи, съ открытой шеей. Когда она садилась въ карету, видна была ея чудная ножка въ котурнахъ, завязанныхъ на щиколкѣ.

Лербуръ усадилъ Леклера на переднюю скамейку, самъ помѣстился на заднюю, рядомъ съ своими свертками, и крикнулъ кучеру: «въ Тюильри!»

V.

Послѣ рѣзкой выходки перваго консула Фуше спокойно обдумывалъ въ своемъ кабинетѣ сдѣланныя имъ наблюденія и свои счеты съ главою государства. Прежній агитаторъ былъ не изъ числа тѣхъ людей, которые горячатся понапрасну, и считалъ безполезными слова, которыя не могутъ быть подкрѣплены дѣйствіемъ. Дѣйствіе — вотъ о чемъ стоитъ подумать. Если бъ Бонапартъ приказалъ ему арестовать и выслать всѣхъ, кто еще оставался у якобинцевъ въ Парижѣ, это могло бы привести его въ движеніе. Но вѣдь Бонапартъ ограничился только жалобами. Фуше не безпокоило неудовольствіе перваго консула, однако нужно все-таки этому неудовольствію положить конецъ. Вотъ о чемъ думалъ онъ теперь, сидя въ своемъ обширномъ кабинетѣ министерства полиціи.

Бонапарта нужно натравить на роялистовъ, а не на якобинцевъ, прежнихъ союзниковъ самого Фуше. Ужъ сколько разъ онъ твердилъ генералу, что грабежи производились шуанами, эмиссарами нормандской арміи, поставщиками Фротте. Но всѣ отдѣльные факты какъ-то не складывались еще въ сильную, захватывающую картину, которая могла бы захватить генерала и принудить общественное мнѣніе сказать: вотъ виновники — это роялисты и ихъ-то и слѣдуетъ разгромить.

Фуше совсѣмъ погрузился въ свои мысли, какъ вдругъ послышалось легкое царапанье въ дверь. Министръ не успѣлъ даже сказать: войдите. То было, очевидно, близкое къ нему лицо. Пришедшій самъ отворилъ дверь и вошелъ.

То былъ невысокій человѣкъ съ прической въ видѣ голубиныхъ крыльевъ и напудренный, нисколько не похожій на того сыщика въ зеленомъ сюртукѣ, который требовалъ на дворѣ гостиницы «Черная Лошадь», чтобы жандармъ осмотрѣлъ паспорта проѣзжающихъ. А между тѣмъ это былъ онъ самый.

— Вы отъ Дюбуа? — спросилъ Фуше. — Что онъ говоритъ?

— Онъ утверждаетъ, гражданинъ-министръ, что филадельфы волнуются и что нужно сдѣлать попытку, чтобы вывести консуловъ изъ бездѣйствія.

— Онъ съ ума сошелъ!

— Отчасти онъ правъ въ своихъ намекахъ. Прежніе клубы преобразуются въ тайныя общества. Но опасность не въ этомъ. Жоржъ, какъ только пріѣхалъ въ Парижъ, сейчасъ же вошелъ въ сношенія съ главарями роялистовъ, и правительство, къ сожалѣнію, допустило сдѣлать это безнаказанно.

— Этого желалъ первый консулъ. Гдѣ живетъ Жоржъ?

— Онъ живетъ въ гостиницѣ «Сухое Дерево». Тамъ же остановились Невилль и Санъ-Режанъ.

— Вы лично удостовѣрились въ точности э: ихъ свѣдѣній?

— Да, гражданинъ-министръ. Я нанялъ въ той же гостиницѣ комнату подъ именемъ кавалера де-Лаверньера. Санъ-Режана и Невилля я уже встрѣтилъ нѣсколько дней тому назадъ по дорогѣ изъ Нормандіи. Санъ-Режанъ путешествуетъ подъ именемъ Виктора Леклера. По дорогѣ я потерялъ ихъ изъ виду, но теперь я ихъ опять поймалъ.

— Что вамъ извѣстно относительно ихъ?

— Невилль почти не выходитъ изъ гостиницы. Санъ-Режанъ, напротивъ, дѣлаетъ много визитовъ и, между прочимъ, бываетъ у герцога де-Ривьера, маркиза Виріе и торговца модными товарами Лербура изъ улицы С.-Оноре.

— Какія у него дѣла съ этимъ Лербуромъ?

— Онъ привезъ его изъ Нормандіи на своемъ кабріолетѣ.

— Они были знакомы?

— Совсѣмъ нѣтъ. Они впервые встрѣтились за обѣденнымъ столомъ гостиницы, и Санъ-Режанъ предложилъ ему мѣсто въ кабріолетѣ, чтобы нѣсколько успокоить его: онъ смертельно боялся разбойниковъ. А затѣмъ, насколько я знаю, у него другія причины поддерживать это знакомство.

— Какія же?

— У гражданина Лербура молодая и красивая жена.

— Какого образа мыслей этотъ Лербуръ?

— О, самаго лучшаго. Онъ состоитъ поставщикомъ m-me Бонапартъ и всего высшаго общества. Гражданки Тальенъ и Рекамье, генеральша Жюно — его постоянныя покупательницы. Онъ занимается политикой лишь для того, чтобы поддерживать правительство консуловъ.

— Знаетъ ли онъ, кто его дорожный товарищъ?

— Нѣтъ. Если бъ онъ зналъ, что тотъ явился къ нему подъ чужимъ именемъ, онъ бы его не принялъ.

— А жена его?

— Жена дѣло другое. Я повыспросилъ о ней у приказчицъ. Она благородной семьи изъ Бретани. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ она вышла замужъ за Лербура, который безумно въ нее влюбился. Она слыветъ благоразумной, хотя…

— Женщина всегда благоразумна, пока ее не покинетъ благоразуміе. Санъ-Режанъ тоже изъ Бретани. Можетъ быть, они были знакомы раньше. Надо установить наблюденіе. Перейдемъ къ Жоржу. Онъ что подѣлываетъ?

— Онъ не покидаетъ Пале-Рояля. Онъ или на галереяхъ съ дѣвицами, или въ № 113 за игрой. Его такъ легко узнать, что десять моихъ агентовъ сразу указали мнѣ его. Не слѣдуетъ ли его арестовать?

— Остерегайтесь этого. Невилль, явившійся изъ Англіи, и Жоржъ, пожаловавшій изъ Бретани, — знаменательное совпаденіе. Готовится важное событіе. До сего времени его скрывали отъ меня, но теперь я знаю, въ чемъ дѣло.

— Итакъ, я буду заниматься Санъ-Режаномъ?

— Да, но не упускайте изъ виду и этихъ филадельфовъ. Первый консулъ убѣжденъ, что власти грозятъ якобинцы. Хотя я и не раздѣляю этихъ страховъ, но я не хочу, чтобы меня потомъ упрекали. Если съ эТой стороны образуется заговоръ, я долженъ быть въ силахъ его распутать. Этотъ простофиля Дюбуа ничего не видитъ, ничего не знаетъ.

— Нужно добиться отъ перваго консула, чтобы онъ его смѣнилъ.

— Ну, нѣтъ. Онъ можетъ попасть на способнаго человѣка, а съ глупыми управляться легче.

Фуше едва улыбнулся угломъ рта и сдѣлалъ жестъ, приглашавшій агента удалиться. Тотъ поклонился почтительно и исчезъ такъ же безшумно, какъ и пришелъ.

Гражданинъ Браконно, искусный сыщикъ, во время революціи былъ правой рукой Мальяра, принималъ участіе въ сентябрьскихъ убійствахъ, а во время террора выдвинулся среди самыхъ свирѣпыхъ гебертистовъ. Термидоръ заставилъ его помогать Жальену, а это привело его на службу къ Фуше. Тамъ онъ почувствовалъ себя въ своей сферѣ: Это былъ сыщикъ до мозга костей, отдававшійся со страстью своему ремеслу. Онъ былъ строгъ и аккуратенъ въ своей профессіи.

Онъ самъ слѣдилъ за тѣмъ, что дѣлается у Лербуровъ, и, замѣчая нѣкоторое волисніе, охватившее прелестную Эмилію, понималъ, что прибытіе Санъ-Режана внесло въ этотъ домъ кое-что новое.

Сидя въ магазинѣ передъ прилавкомъ, заваленнымъ галстуками и перчатками, Браконно улыбался приказчицѣ и расточалъ передъ нею любезности во вкусѣ стараго режима.

— А, прелестная Германсія, если бъ вы только захотѣли обратить вниманіе, чего я не сдѣлалъ бы, чтобы привлечь его!

— Если васъ послушать, — отвѣчала продавщица: — глазъ не хватитъ, чтобы потомъ выплакать всѣ слезы. Мои товарки увѣряютъ, что вы обманщикъ. Да и хозяйка постоянно предостерегаетъ насъ отъ такихъ людей, какъ вы.

— А развѣ сама она принимаетъ мѣры предосторожности, которыя совѣтуетъ вамъ? Развѣ около нея не вертится пѣтушекъ съ черной головкой, который такъ ухаживаетъ за ея мужемъ…

— Ахъ, вы намекаете на Леклера? Онъ тутъ только по дѣламъ. Онъ приходитъ сюда только за порученіями. Сегодня вечеромъ онъ долженъ ѣхать вмѣстѣ съ хозяиномъ везти шелковыя матеріи для жены перваго консула.

— Какимъ образомъ вы знаете объ этомъ, божество мое?

— Очень просто. Мнѣ было поручено завернуть образчики, и при этомъ хозяинъ сказалъ: «Если гражданка Бонапартъ введетъ въ моду эти ліонскія ткани, это дастъ намъ цѣлое состояніе».

— О, я знаю, что гражданка Бонапартъ желала бы создать настоящій дворъ. Но не скоро создашь аристократію изъ бывшихъ торговокъ фруктами и прачекъ, которыя наполняютъ теперь залы Тюильри.

— Вы относитесь черезчуръ презрительно къ этимъ дамамъ. М-me Ланнъ очень недурна собой, m-me Мюратъ красавица, а что касается восхитительной сестры перваго консула…

— Ну, она не въ счетъ. Это настоящая красавица. По, конечно, никому изъ нихъ не сравняться съ вами.

Онъ всталъ, и отъ этого движенія съ его парика посыпалась душистая пудра.

— Прикажете доставить къ вамъ ваши покупки, г. кавалеръ?

— Нѣтъ, прелесть моя, въ двухъ шагахъ отсюда, у церкви св. Рока меня ждетъ моя карета. Я возьму эти легкіе пакеты съ собой.

Онъ привѣтливо простился съ продавщицей и вышелъ изъ магазина.

«Ходу, Браконно, ходу — думалъ онъ. — Прежде всего перемѣнимъ прическу и костюмъ. Дѣло въ томъ, чтобы съ шести часовъ вечера не упускать изъ виду „Bonnet Bleu“. Если Санъ-Режанъ отправляется въ Тюильри, то, конечно, не затѣмъ, чтобы показывать Жозефинѣ образчики шелковыхъ матерій. Но я буду на сторожѣ, что бы онъ ни замышлялъ».

Повернувъ въ улицу Оурдіеръ, сыщикъ пошелъ быстрѣе. Онъ свернулъ на Мельничную Горку и направился къ домику, имѣвшему весьма дряхлый видъ. Черезъ полчаса онъ вышелъ оттуда въ костюмѣ muscadin, въ узкихъ панталонахъ и въ камзолѣ съ длинными фалдами. Отъ прежняго старичка въ шелковой одеждѣ не осталось ничего.

Когда мальчикъ магазина Лербура окончилъ около семи часовъ укладку шелковыхъ матерій въ карету, на крыльцѣ показалась Эмилія въ сопровожденіи мужа и Санъ-Режана.

— Ну, гражданинъ, садитесь съ моей женой, — сказалъ Лербуръ, дружески похлопывая его по плечу.

Санъ-Режанъ помѣстился на передней скамейкѣ.

— А, вы не хотите меня слушать, — сказалъ Лербуръ. — Хорошо. Ѣхать недолго. Въ Тюильри.

Въ каретѣ Санъ-Режанъ осторожно взялъ руку Эмиліи и тихонько ее пожалъ. Ручка молодой женщины попробовала было сопротивляться, по затѣмъ рѣшила покориться, и Санъ-Режанъ почувствовалъ, какъ жаръ этой нѣжной ручки охватываетъ его сердце. Лербуръ принялся болтать, но они не слушали его, занятые самими собою и всецѣло поглощенные новыми сильными впечатлѣніями.

— Вотъ мы и пріѣхали, — вдругъ сказалъ торговецъ.

Обѣ руки разъединились. Молодые люди обмѣнялись взглядомъ. Они вышли изъ кареты передъ гренадеромъ консульской гвардіи, стоявшимъ на часахъ.

— Гражданинъ Леклеръ, передайте мнѣ эти матеріи. Эмилія, дитя мое, выходи. Захвати кружева. Кучеръ, дожидайтесь насъ здѣсь.

Они прошли во дворъ и вступили въ вестибюль. Внизу ихъ встрѣтилъ дежурный офицеръ. Лербуръ важно спросилъ его:

— Можно видѣть генеральшу Бонапартъ?

— Потрудитесь подняться въ первый этажъ. Тамъ вы скажете…

Когда они поднялись, имъ навстрѣчу поднялся лакей.

— Я гражданинъ Лербуръ. М-me Бонапартъ, вѣроятно, уже ждетъ меня.

— Мнѣ приказано провести васъ, — отвѣчалъ съ поклономъ лакей. — Благоволите слѣдовать за мной.

Черезъ галерею Лербуръ и его спутники прошли въ частные аппартаменты жены перваго консула и остановились въ небольшой гостиной, обитой зеленой матеріей и уставленной легкими канапэ и низкими креслами съ выгнутыми ножками во вкусѣ XVIII вѣка. Издалека къ нимъ долетали звуки разговора, шумъ нѣсколькихъ женскихъ голосовъ, среди которыхъ выдавался иногда голосъ, похожій болѣе на мужской. Вдругъ дверь быстро отворилась, и вошла Жозефина, веселая и привѣтливая. Ее сопровождали Гортензія Богарне и m-me Мюратъ.

На Жозефинѣ было надѣто бѣлое кисейное платье съ чудными кружевами. Смѣлый вырѣзъ открывалъ почти всю ея красивую грудь; руки были обнажены по локоть. Юбка была такъ узка, что при каждомъ движеніи ясно обрисовывались формы гибкой креолки. Свѣтлые волосы были подобраны кверху и лишь на вискахъ падали локонами. Если бъ не зубы, она могла бы поспорить въ красотѣ съ сестрой консула и даже съ самой Гортензіей. Граціознымъ жестомъ она пригласила обѣихъ молодыхъ женщинъ садиться. Она указала на табуретъ и m-me Лербуръ и, обращаясь къ торговцу, весело спросила:

— Ну, покажите намъ ваши новинки…

Въ то же время она съ любопытствомъ разглядывала Санъ-Режана. Она сразу замѣтила смуглый цвѣтъ его лица, красивый профиль, обрамленный каштановыми волосами, и аристократическія особенности его фигуры. По его губамъ скользнула улыбка.

— Этотъ господинъ, — спросила она, — пріѣхалъ изъ Ліона и привезъ матеріи, которыя вы хотите мнѣ показать?

— Да, сударыня, — сказалъ мнимый Леклеръ, отвѣшивая почтительный поклонъ.

— Отлично. Кладите ихъ сюда на столъ.

— У насъ есть также чудныя кружева изъ Англіи и превосходныя индійскія ткани, — замѣтилъ Лербуръ.

И на зеленомъ диванѣ онъ разложилъ великолѣпныя кружева ручной работы, которыя вызвали изумленіе Гортензіи и m-me Мюратъ. Жозефина болѣе интересовалась матеріями, которыя ей показывалъ Санъ-Режанъ, и перебирала тонкой, бѣлой рукой шелковыя ліонскія ткани.

— Эта отрасль промышленности, вѣроятно, нуждается въ покровительствѣ? — спросила она.

— Да, сударыня, — тихо отвѣчалъ Санъ-Режанъ. — Городъ еще не оправился послѣ репрессій 93-го года. Кромѣ того, явился геніальный человѣкъ, по имени Жакаръ, который изобрѣлъ станокъ, исполняющій съ удивительной точностью работу человѣка. Промышленность Ліона оживетъ, если ее поддержать. Достаточно первому консулу ввести въ моду шелковыя одежды, чтобы фабрики заработали попрежнему.

— Вы очень толково объясняете. Нужно, чтобы Бонапартъ могъ слышать васъ самъ. Я узнаю, можно ли это…

Она поднялась и вышла изъ гостиной. Эмилія, занятая съ Гортензіей и женой Мюрата, едва могла слѣдить за бесѣдой мнимаго Леклера. Но Лербуръ отлично понялъ, куда клонилось дѣло. Онъ быстро мигнулъ своему другу.

— Послушайте. Если первому консулу понравится ваша мысль, не забывайте меня…

— Будьте покойны. Мы не затѣмъ сюда пришли, чтобы уходить съ пустыми руками.

— Я беру этотъ воланъ и эту шаль, — сказала m-me Мюратъ, — Рисунокъ, дѣйствительно, великолѣпный.

— Оставьте это платье изъ англійскихъ кружевъ для моей матери.

— Первый консулъ желаетъ васъ видѣть, — сказала возвратившаяся Жозефина. — Оставайтесь здѣсь, а г. Лербуръ съ супругой пусть унесутъ ткани. Меньше соблазна для моей своячиницы…

Молодая женщина и ея мужъ поклонились. Лербуръ забралъ въ одну связку всѣ свои матеріи и кружева. Эмилія съ удивленіемъ взглянула на Санъ-Режана. Онъ былъ такъ же спокоенъ, какъ въ магазинѣ «Bonnet Bleu» и, казалось, находилъ совершенно естественной такую внезапную благосклонность. Къ ея изумленію примѣшивалась и доля страха. Инстинктъ говорилъ ей, что она вступила на очень опасную почву.

Ея мужъ уже собрался ѣхать. Она сдѣлала реверансъ Жозефинѣ. Санъ-Режанъ успѣлъ бросить на нее полный нѣжности взоръ, доказывавшій, что у него нѣтъ отъ нея секретовъ. Онъ обернулся къ Лербуру и сказалъ ему, очевидно, чтобы сохранить за собой видъ дѣлового коммерсанта.

— Мы еще поговоримъ съ вами завтра утромъ въ магазинѣ.

И онъ остался одинъ съ Жозефиной. Гортензія и m-me Мюратъ, словно по приказу, исчезли въ одну минуту. Жена перваго консула сѣла на кресло и съ улыбкой спросила молодого человѣка:

— Вы г. Санъ-Режанъ?

— Да, сударыня, — отвѣчалъ съ поклономъ роялистскій посланецъ.

— Г. Лербуръ не догадывается о томъ, кто вы такой?

— Совершенно. Мнѣ казалось, что будетъ лучше оставить его въ полномъ невѣдѣніи относительно моихъ намѣреній?

— Вѣрно. Эта Лербуръ отлично справилась съ своимъ порученіемъ. Она очень ловка. Я ее очень люблю. Но вы должны были явиться сюда сегодня вечеромъ вмѣстѣ съ другими. Гдѣ же ваши спутники?

— Гидъ де-Невилль и Кадудаль ждутъ на углу, около «Нантской» гостиницы, пока къ нимъ не подойдетъ человѣкъ, который махнетъ бѣлымъ платкомъ и скажетъ только одно слово: «Людовикъ»!

— Я сейчасъ прикажу послать за ними и предупрежу генерала. Подождите здѣсь.

Прислонившись къ камину, Санъ-Режанъ прислушивался къ тишинѣ дворца, стараясь уловить въ ней какой-нибудь звукъ. Но слышенъ былъ только отдаленный стукъ экипажей и размѣренный шагъ часового, расхаживавшаго по внутреннему двору.

Прошло около четверти часа. Но Санъ-Режанъ былъ покоенъ какъ за себя, такъ и за своихъ спутниковъ. Всѣ сообщенія, которыя должны были рекомендовать его Жозефинѣ, были, очевидно, ей переданы точно. Сильное вліяніе въ пользу принцевъ, которое замѣчалось вокругъ перваго консула, дѣйствительно существовало, и Жозефина, безъ сомнѣнія, имъ покровительствовала. Окажется ли Бонапартъ склоннымъ къ возстановленію короля? Что будетъ вѣрнѣе — расчетъ ли Невилля, или сомнѣнія Кадудаля? Затѣмъ подвижное воображеніе Санъ-Режана направилось въ другую сторону — къ образу Эмиліи. Ему казалось, что онъ еще чувствуетъ теплое пожатіе ея руки, которымъ они обмѣнялись въ каретѣ. Увлеченный своими мечтами влюбленнаго, Санъ-Режанъ забылъ, гдѣ онъ, зачѣмъ онъ сюда пришелъ и кого ему предстояло сейчасъ увидѣть. Вдругъ дверь отворилась и въ сопровожденіи офицера появились Жоржъ и Гидъ де-Невилль. Пожавъ съ улыбкой руку Санъ-Режана, они стали возлѣ него.

— Я обязанъ, граждане, удостовѣриться, — офиціальнымъ тономъ сказалъ офицеръ: — что при васъ нѣтъ никакого оружія.

Жоржъ весело распахнулъ свой камзолъ, разстегнулъ жилетъ и сказалъ:

— Ни пистолета, ни кинжала, какъ видите. Впрочемъ, я разрѣшаю вамъ обыскать меня, если это требуется.

Гидъ и Санъ-Режанъ сдѣлали то же самое. Офицеръ поклонился и вышелъ въ сосѣднюю комнату. Черезъ минуту дверь отворилась, и вошелъ побѣдитель на Аркольскомъ мосту. Лицо его было озабочено. Кивкомъ головы онъ поздоровался съ посѣтителями.

Его сопровождалъ адъютантъ въ гусарской формѣ, который скромно отошелъ въ сторону.

— Можете удалиться, полковникъ Раппъ, — сказалъ Бонапартъ.

Раппъ сдѣлалъ гримасу и, взявшись за саблю, съ недовольнымъ видомъ сказалъ, выходя изъ комнаты:

— Я останусь здѣсь за дверью. Стоитъ сказать слово, и я здѣсь.

— Удалитесь и закройте за собою дверь.

— Нѣтъ надобности въ этомъ, генералъ. Будьте покойны, я не услышу ни слова.

Онъ вышелъ, оставивъ дверь полуоткрытой.

Бонапартъ свысока осмотрѣлъ троихъ эмиссаровъ и устремилъ пристальный взглядъ на крупную фигуру Жоржа. Улыбнувшись, онъ сѣлъ возлѣ камина и рукой пригласилъ посѣтителей сѣсть.

— Васъ хорошо охраняютъ, генералъ, — сказалъ Гидъ де-Невилль, щелкнувъ по своему кружевному жабо.

— Къ этому меня принуждаютъ ваши принцы, — тихо возразилъ Бонапартъ. — Но что вы имѣете передать мнѣ отъ нихъ?

— Не находите ли вы, генералъ, — началъ Гидъ де-Невилль: — что Франція достаточно настрадалась отъ революціи и что настало время возстановить порядокъ?

— Этимъ я и занятъ съ помощью всѣхъ благонамѣренныхъ гражданъ. Но вы, господа, создаете большія препятствія дѣлу, которое мы предприняли. Усмиреніе Вандеи и недавно подписанное перемиріе дало странѣ возможность вздохнуть свободно. Но шайки въ Нормандіи еще не усмирены и партизаны господина Фротте еще рыщутъ по полямъ. Что нужно сдѣлать, чтобы обезпечить миръ? Вы знаете, что я не привыкъ просить помощи за границей.

— Вы великій полководецъ, и мы преклоняемся передъ вашей славой, генералъ. Но наши принцы принадлежатъ къ знаменитому роду, который собралъ, увеличилъ и прославилъ Францію. Что же вы намѣрены сдѣлать для нихъ?

— Чего они желаютъ?

Кадудаль, молчавшій до сего времени и предоставлявшій говорить Невиллю, вдругъ выпрямился во весь свой могучій ростъ и, глядя прямо на перваго консула, просто сказалъ:

— Своего тропа.

— А, генералъ Кадудаль, вы дѣйствуете безъ подходцевъ и идете прямо къ цѣли, — сказалъ съ улыбкой Бонапартъ. — Я люблю эту манеру. Но вы черезчуръ требовательны. Ихъ трона? Во Франціи больше нѣтъ трона. Вамъ это, конечно, извѣстно.

— Можно его возстановить. Кромвель низвергъ тронъ Карла I, а Монкъ возстановилъ престолъ Карла Д. Монкъ также былъ побѣдоноснымъ генераломъ.

— Онъ былъ рожденъ для того, чтобы быть подчиненнымъ, разъ онъ соглашался навязать себѣ хозяина.

Трое роялистовъ переглянулись.

— Должны ли мы, — серьезнымъ тономъ спросилъ Гидъ де-Невилль, — видѣть въ вашихъ словахъ выраженіе вашего тайнаго стремленія? Итакъ, вы сохраняете для себя тронъ, который мы требуемъ у васъ для Бурбоновъ?

Бонапартъ вздрогнулъ. Онъ посмотрѣлъ на Гида съ удивленіемъ, какъ будто онъ былъ пораженъ тѣмъ, что тотъ такъ хорошо его понялъ. Онъ тряхнулъ головой. На его гладкомъ и бѣломъ, какъ мраморъ, лбу лежало спокойствіе. Онъ закрылъ глаза, какъ бы желая скрыть свой взоръ отъ собесѣдниковъ, и твердо произнесъ:

— Для чего же тронъ? Развѣ я уже не господинъ и такъ? Развѣ все въ этой странѣ не подвластно мнѣ? Вы хорошо это знаете. Я, конечно, могу возстановить для Людовика XVIII тронъ, низвергнутый революціей. Но для чего? Развѣ не придется тогда на другой же день снова начинать борьбу со старымъ режимомъ? Развѣ король не явится опять со всѣми своими придворными и фаворитами, которыхъ Франція изгнала отъ себя и которыхъ она не желаетъ больше видѣть. Развѣ, пріобрѣтя опять власть, онъ не возстановитъ всѣ привилегіи и злоупотребленія, которыя удалось искоренить только послѣ десятилѣтней борьбы, среди моря крови? Мы побѣдили Австрію и Россію, сражались съ Англіей, покорили Египетъ и пронесли наше побѣдоносное трехцвѣтное знамя черезъ сотни битвъ. Неужели вы думаете, что все это только для того, чтобы предложить всѣ эти завоеванія революціи, свободу народа и величіе его будущности выродившимся наслѣдникамъ Людовика XVI? Надѣюсь, что вы, господа, понимаете, что эта мечта неосуществима и не за этимъ же вы явились сюда.

— Наоборотъ, намъ кажется, что это единственно возможное разрѣшеніе кризиса, въ которомъ бьется теперь Франція, — твердо отвѣчалъ Гидъ де-Невилль. — Вы утверждаете, что вы теперь хозяинъ. Но добрая треть провинцій внѣ вашей власти. Вся мѣстность за Луарой не принадлежитъ вамъ. Большая часть юга сильно волнуется. Въ Нормандіи, вы сейчасъ сами это сказали, продолжается вооруженная борьба и дороги, не далѣе, какъ въ десяти лье отъ Парижа настолько небезопасны, что почту останавливаютъ чуть не каждый день. Шайки грабителей заходятъ даже въ крупныя поселенія, грабятъ фермы и замки, и ваши подвижныя колонны не въ состояніи справиться съ ними. Кромѣ того, вездѣ, гдѣ нѣтъ вашей арміи, царствуетъ безпорядокъ и неувѣренность. Правосудіе не обезпечено, религіи не существуетъ, сохраненіе собственности въ будущемъ сомнительно, семья расшатана благодаря вашимъ законамъ. Только традиціонный порядокъ, установленный монархіей, и могъ бы возстановить миръ въ этой несчастной странѣ, едва оправившейся отъ террора и еще трепещущей передъ ужасами революціи. И вотъ этотъ миръ мы и просимъ васъ возстановить. Внѣ принципа наслѣдственной монархіи не можетъ быть ничего прочнаго, и вы это хорошо знаете. Если бъ въ громѣ одной изъ вашихъ битвъ вы были уничтожены, то что сдѣлалось бы завтра съ правительствомъ, которое вы учредили? Образумленные вами якобинцы силою овладѣютъ властью, и сколько времени можетъ продолжаться ихъ господство? Роялисты, какъ вы знаете, тоже не положатъ оружія. Мы явились сюда, такъ какъ дѣло идетъ или о заключеніи мира, или о возобновленіи войны. Рѣшайте сами.

Бонапартъ улыбнулся и, устремивъ на Невилля взглядъ, блескъ котораго едва можно было выносить, ласково спросилъ:

— Какія же условія вы мнѣ предлагаете?

— Вы явитесь въ Шербургь съ корпусомъ, который вами будетъ выбранъ, и со всѣмъ вашимъ штабомъ навстрѣчу графу Прованскому, какъ законному королю, который будетъ носить имя Людовика XVIII. Въ награду его величество даруетъ вамъ Шамборъ, титулъ принца и шпагу коннетабля…

— Шпагу Бурбоновъ, которая продала Францію?

— Нѣтъ, шпагу Дюгесклэна, которая ее спасла.

Бонапартъ нахмурился и сказалъ:

— Съ меня достаточно шпаги Марѳнго.

— А! — воскликнулъ Санъ-Режанъ: — если бъ не подоспѣлъ Дезо…

— Дезо долженъ былъ подоспѣть. Такъ ему было приказано.

— Генералъ, — продолжалъ молодой человѣкъ: — вы еще въ такомъ возрастѣ, когда счастье улыбается. Берегитесь, наступитъ день, когда генералъ, котораго вы ждете, не подоспѣетъ!

Тѣнь легла на чело Бонапарта. Его взоръ потухъ, какъ будто въ далекомъ будущемъ онъ видѣлъ уже катастрофу. Но это настроеніе быстро разсѣялось, и онъ заговорилъ опять съ такимъ спокойствіемъ, которое поразило его собесѣдниковъ.

— Я увѣренъ въ правильности своего пути. Моя звѣзда, которую я не теряю изъ виду, ведетъ меня къ моей цѣли. Велика и славна эта цѣль. Все, что я до сихъ поръ сдѣлалъ, ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что я сдѣлаю. Я дамъ Франціи честную администрацію, безпристрастное правосудіе, я верну ей религію. Я хочу, чтобы она была, обширна, могущественна и велика. Могутъ ли сдѣлать это ваши принцы? Если да, то я дамъ имъ корону. Но если они хотятъ сѣсть на тронъ, чтобы повторять Людовика XVI, то это значило бы итти навстрѣчу новымъ катастрофамъ. Довольно того, что ради свободы свалилась съ плечъ одна королевская голова.

Трое роялистовъ поднялись. Они поняли, что это были рѣшающія слова. Бонапартъ серьезно поглядѣлъ на нихъ и покачалъ головой.

— Очень жаль, что такая энергія и такой талантъ, какъ у васъ, господа, употребляются на такія ничтожныя дѣла. Возвращайтесь къ принцамъ, дайте имъ отчетъ о томъ, какъ вы исполнили ихъ порученіе, и если въ васъ бьется французское сердце, проститесь съ ними. Возвращайтесь тогда ко мнѣ, и я дамъ вамъ возможность отличиться: вамъ, г. Кадудаль, въ арміи, вамъ, гг. Невилль и Санъ-Режанъ, въ. государственномъ совѣтѣ. Бросьте шуаповъ, господа. Надо служить Франціи.

— Служить Франціи значитъ служить королю. Прощайте, генералъ.

И они поклонились, готовясь уйти.

— Раппъ! — крикнулъ Наполеонъ.

Полковникъ явился немедленно.

— Проводите этихъ господъ, — произнесъ первый консулъ.

Онъ кивнулъ имъ головой и вышелъ изъ комнаты.

— Я къ вашимъ услугамъ, господа, — сказалъ Раппъ.

— Мы упустили единственный случай, — прошепталъ Кадудаль, наклоняясь къ уху Санъ-Режана. — Этотъ человѣкъ — нашъ непримиримый врагъ. Мнѣ бы нужно было схватить его за горло и задушить.

VI.

На другой день m-me Лербуръ, спустившись въ магазинъ, услышала обрывки разговора, который вели между собою двѣ приказчицы. Германсія укладывала въ коробки кисейные галстуки, а Зоя подсчитывала билетики въ кассѣ. Обѣ болтали.

— Что касается меня, — говорила Германсія: — то мнѣ нравится лейтенантъ де-Канувилль. Какъ онъ красивъ верхомъ…

— Ну, съ этими военными нельзя быть увѣренной ни въ чемъ. Затрубили трубы, и вотъ твой воипъ уже гдѣ-нибудь въ Германіи или въ Италіи. Вернется ли онъ оттуда? А если вернется, то, можетъ быть, безъ руки или безъ ноги. Нѣтъ! Я предпочитаю коммерцію. Напримѣръ, красивый малый вродѣ Леклера…

— Ну, это не для тебя, моя милая…

Разговоръ прервался, такъ какъ обѣ замѣтили Эмилію.

— Г. Лербура еще нѣтъ? — спросила она.

— Онъ въ своемъ кабинетѣ съ г. Леклеромъ, — отвѣчала Германсія.

Хозяйка «Bonnet Bien» прошла по магазину, отворила стеклянную дверь и очутилась въ уединенной комнатѣ, выходившей окнами на дворъ. Здѣсь Лербуръ хранилъ свои книги, модные журналы и образцы матерій. Около конторки, заваленной лентами и кусками бархата, стоялъ Санъ-Режанъ.

Лербуръ съ озабоченнымъ видомъ толковалъ своему собесѣднику о цѣнахъ.

— Когда вы будете въ Ліонѣ, вы сдѣлаете дѣло съ этими сортами бархата. Покончивъ съ этимъ, воспользуйтесь вашимъ пребываніемъ въ этой мѣстности и съѣздите въ Сантъ-Этьеннъ за лентами. Можно сдѣлать хорошее дѣло. На платья теперь начинаютъ ставить много лентъ. Зимой это будетъ модой. Нужно закупить большія партіи теперь же, пока торговля лентами еще въ упадкѣ. Забирайте все, что можно, да прицѣнитесь къ обшивкамъ. Генералъ Бонапартъ хочетъ сдѣлать мундиры арміи болѣе красивыми. Онъ ничего вамъ не говорилъ объ этомъ во время аудіенціи?

Санъ-Режанъ поклонился вошедшей m-me Лербуръ и сказалъ, обращаясь къ торговцу.

— Нѣтъ, ничего. Онъ спрашивалъ о ліонской шелковой промышленности, которая его очень интересуетъ. Онъ хочетъ приказать всѣмъ чиновникамъ имперіи носить шелки и бархатъ, чтобы обезпечить сбытъ для второго по величинѣ города Франціи.

— Великій человѣкъ! Онъ спускается съ высоты политики, чтобы заняться дѣлами торговли! Удивительный умъ, г. Леклеръ, достойный царствовать во Франціи!

— Царствовать! Вотъ вы какъ къ этому относитесь, гражданинъ Лербуръ, — смѣясь сказалъ Санъ-Режанъ. — Неужели мы для того уничтожили королевскую власть, чтобы покоряться случайному повелителю?

— О, да! — воскликнулъ Лербуръ. — Его назначили пожизненнымъ консуломъ. И его-то намъ и нужно, чтобы быть счастливымъ!

— Ты отклонился отъ шелка и лентъ, — осторожно замѣтила Эмилія. — Твоя политика едва ли можетъ нравиться г. Леклеру.

— Ты права, ты права, какъ всегда. Но мы уже порѣшили со всѣмъ, что было спѣшнаго. И такъ какъ гражданинъ Леклеръ ѣдетъ завтра…

— Какъ! вы ѣдете! — воскликнула Эмилія.

— Такъ нужно, — отвѣчалъ молодой человѣкъ. — Неотложныя дѣла требуютъ моего присутствія въ Ліонѣ. Я остался только для того, чтобы сдѣлать удовольствіе вашему мужу. А теперь нужно нагонять потерянное время. Я взялъ себѣ билетъ до Шалона, откуда я поѣду въ Ліонъ уже водой.

— Но, пока что, онъ позавтракаетъ съ нами…

— Къ величайшему моему сожалѣнію, это невозможно, меня ждутъ.

— Какъ? Неужели мы больше не увидимся?

— Но почему бы гражданину Леклеру не отправиться сегодня въ павильонъ Ганновера на балъ, на который ты ѣдешь. Тамъ вы увидите самыхъ красивыхъ нашихъ дамъ. Долженъ сознаться, что мы ѣздимъ туда, чтобы слѣдить за модами. Ну, также для того, чтобы поддерживать связи М-me Гамелинъ появляется тамъ довольно часто, да и гражданинъ Барра не гнушается бывать тамъ.

— Вы будете? — тихо спросила Санъ-Режана Эмилія.

— Конечно. Не премину быть. Итакъ, до вечера.

Въ тотъ же самый часъ къ Фуше пріѣхалъ гражданинъ Браконно и, не докладывая о себѣ, вошелъ въ его частные аппартаменты. Бывшій краснобай въ халатѣ читалъ доклады въ то время, какъ его слуга надѣвалъ ему сапоги. Его лицо было блѣдно, глаза окаймлены красноватыми кругами. Онъ былъ безстрастенъ, какъ будто онъ уже умеръ. Онъ не поднялъ головы, узнавъ своего агента по походкѣ.

— Это вы, Браконно?

— Да, гражданинъ-министръ. Есть новости.

Фуше молча указалъ лакею на дверь, въ которую тотъ и исчезъ.

— Первый консулъ принималъ вчера вечеромъ въ частной аудіенціи Жоржа, Гида де-Невилля и кавалера де-Санъ-Режана.

— Ага! Кто же устроилъ это дѣло?

— Жозефина!

— Говорите всегда: ш-ше Бонапартъ, Браконно. Теперь вѣдь не термидоръ. Мы пережили уже брюмеръ.

— Вы ее еще очень щадите, несмотря на то, что она вамъ успѣла сдѣлать. Она измѣняетъ вамъ. Развѣ она не должна была сообщить вамъ объ этой интригѣ?

— Вѣрно, Браконно. Но я предпочитаю имѣть о ней свѣдѣнія отъ васъ, Браконно. Итакъ, вчера вечеромъ они были приняты въ Тюильри…

— Въ желтой гостиной, въ первомъ этажѣ.

— Кто ихъ туда провелъ?

— Санъ-Режанъ пріѣхалъ съ супругами Лербуръ.

— Я знаю ихъ. Это мои поставщики. Прекрасная Эмилія тоже участвовала? Не замѣшалась ли въ это дѣло любовь?

— Объ этомъ я еще не имѣю свѣдѣній. Что касается Жоржа и Невилля, то они дожидались во дворцѣ. За ними былъ посланъ полковникъ Раппъ.

— Стало быть, первый консулъ былъ заранѣе предупрежденъ. Въ которомъ часу они вышли?

— Супруги Лербуръ уѣхали со своими образчиками въ девять часовъ. Трое эмиссаровъ отправились домой въ одиннадцать. Что произошло между ними и первымъ консуломъ…

— Это я знаю. Они явились, чтобы просить его возстановить Бурбоновъ и…

Фуше остановился и молча засмѣялся.

— Они очень наивны, если думаютъ, что онъ станетъ работать для другихъ, а не для себя.

— Въ такомъ случаѣ…

— Въ такомъ случаѣ, Браконно, они еще разъ постараются убить его, какъ уже пытались нѣсколько разъ. Кто знаетъ? На этотъ разъ имъ можетъ удаться… это было бы весьма печально для меня и для всѣхъ, кто меня окружаетъ, ибо тогда властью овладѣла бы партія Люсьена Бонапарта или партія Жозефа. Въ такомъ случаѣ всего можно было бы ожидать…

— А вы сильно надѣетесь на перваго консула?

— Нѣтъ. Если онъ останется консуломъ, то… Ну, а если онъ сдѣлается императоромъ, то я ему буду очень и очень нуженъ. Въ этомъ случаѣ противъ него поднялись бы и якобинцы, и роялисты. И не съ дворцовой полиціей справиться съ ними…

— А на что вы можете разсчитывать со стороны роялистовъ?

— Относительно меня они будутъ руководствоваться собственными интересами.

— А со стороны якобинцевъ?

— Тутъ меня ждетъ эшафотъ. Эти никогда не простятъ мнѣ.

Начальникъ и его подчиненный на минуту замолчали.

— Продолжайте слѣдить за дѣйствіями этихъ трехъ лицъ, — началъ Фуше, устремляя на Браконно свой мертвенный взглядъ. — Займитесь тѣмъ, кто вамъ покажется наиболѣе дѣятельнымъ, а за другими прикажите наблюдать вашимъ людямъ и сообщайте мнѣ.

Выйдя изъ кабинета начальника, Браконно направился къ Новому мосту. Тамъ на набережной Золотыхъ дѣлъ мастеровъ онъ вошелъ въ небольшой домикъ, быстро поднялся во второй этажъ и стукнулъ въ дверь три раза съ особенными промежутками. Его впустила старуха, которую онъ отрывисто спросилъ:

— Есть письма? Вылъ кто-нибудь?

— Да, заходилъ Лерибье, сегодня вечеромъ. Онъ сказалъ, что зайдетъ еще разъ. Тебѣ нужно что-нибудь передать ему?

— Тамъ посмотримъ. Викторія, давай живѣе теплой воды и помоги мнѣ одѣться.

Служанка отправилась въ кухню, взяла съ плиты котелокъ и вошла въ комнату, гдѣ на деревянныхъ болванкахъ надѣто было около дюжины париковъ разной формы и разныхъ цвѣтовъ. Въ шкапахъ висѣло множество всякаго родъ одѣяній. На туалетномъ столѣ стояли баночки съ румянами и бѣлилами, лежали щетки, щипчики и другія туалетныя принадлежности. Все это напоминало уборную какого-нибудь актера.

Браконно вошелъ въ эту комнату въ костюмѣ буржуа, съ красноватымъ лицомъ, жесткой бородой и рыжеватыми вьющимися волосами, а вышелъ изъ нея франтомъ, одѣтымъ по послѣдней модѣ, выбритымъ и напудреннымъ. На головѣ у него красовалась складная шляпа, а въ рукахъ трость, не уступавшая цѣлой дубинѣ. Онъ сдѣлалъ распоряженіе своей служанкѣ и, бросивъ на себя испытующій взглядъ, вышелъ на набережную. Подпрыгивающей походкой, которая соотвѣтствовала его костюму, онъ направился въ улицу Сухого Дерева, къ гостиницѣ «Красный Левъ».

Было уже около одиннадцати часовъ, и въ обѣденной залѣ многочисленные посѣтители кончали свой завтракъ. Браконно прошелъ мимо двери и направился къ маленькой конторкѣ, гдѣ хозяйка вела свои записи. Онъ дружески поклонился ей.

— А, г. кавалеръ, — фамильярно отвѣчала та. — Вы не были у насъ цѣлую вѣчность.

— Мадамъ Бригаръ, я сдѣлалъ маленькое путешествіе. Но я только что вернулся и, какъ видите… Аббатъ де-Валори здѣсь?

— Тс! Какой тамъ аббатъ!.. — тихо сказала хозяйки.

— Да! Правда! Капитанъ де-Валори! Капитанъ у васъ?

— Я сейчасъ пошлю ему сказать, что вы его спрашиваете…

— Какія, однако, предосторожности! Развѣ онъ держится на сторожѣ?

— Нужно, кажется, удвоить осторожность. Полиція такъ и рыщетъ…

— Чортъ бы ее побралъ, мадамъ Бригаръ. Неужели отъ нея нельзя имѣть покой?

— Ахъ, г. кавалеръ, этотъ Фуше — сущій дьяволъ!

— Провались онъ пропадомъ! А, вотъ и дорогой другъ…

Къ посѣтителю приближался молодой, красиво сложенный человѣкъ съ живыми глазами и улыбающимся лицомъ. На немъ была одежда военнаго покроя, изъ синяго драпа. Его ненапудренные волосы были прикрыты треуголкой военнаго фасона.

— А, дорогой Лаверньеръ! — вскричалъ онъ звучнымъ голосомъ. Какъ дѣла? Везетъ ли вамъ въ фараонъ? А какъ насчетъ прекрасныхъ богинь?..

— Такъ себѣ, капитанъ, — со смѣхомъ отвѣчалъ Браконно. — Ну, мы тутъ только вдвоемъ и нечего намъ играть роль…

Валори осмотрѣлся кругомъ и сказалъ, отводя собесѣдника въ сторону:

— Выйдемъ лучше на улицу. Вы хотите поговорить со мной?

— Я хотѣлъ повидаться съ вами, чтобы узнать, нѣтъ ли чего-нибудь новаго.

И они направились по улицѣ Сухого Дерева по набережной.

— Я собираюсь уѣхать изъ Парижа и возвратиться въ Нормандію, — сказалъ Валори. — Здѣсь мнѣ больше дѣлать нечего. Бернье далъ мнѣ порученіе насчетъ графства Канъ. Все занимаются умиротвореніемъ…

— А я ожидалъ большаго отъ. нашихъ начальниковъ. Развѣ ихъ попытка у Бонапарта потерпѣла крушеніе и они впали въ отчаяніе?

— Кто вамъ сообщилъ объ этой попыткѣ?

— Вчера еще Фуше хвастался, что она не удастся. Вамъ вѣдь небезызвѣстно, что черезъ вдову Богарнэ можно разузнать все, что хочешь. А потомъ Бурьенъ продаетъ ему, — разумѣется, за хорошія деньги, — и остальные секреты политики перваго консула. Что касается меня, то я много могу слышать отъ самого министра полиціи…

— Это правда, Лаверньеръ. Вы оказали намъ большія услуги. Три раза я избѣгъ ареста только благодаря вамъ. Вы дали возможность освободить нашего друга Косте де-Санъ-Виктора, который попался такъ глупо. Тѣмъ не менѣе я не скрою отъ васъ, что у нѣкоторыхъ изъ нашихъ сотоварищей существуетъ противъ васъ предубѣжденіе, которое я едва могу разсѣять. Какимъ образомъ онъ располагаетъ такими свѣдѣніями, говорятъ они, если онъ не служитъ въ лагерѣ нашихъ враговъ? Нужно же ему гдѣ-нибудь добывать свѣдѣнія, возражаю я. Пусть добываетъ, гдѣ хочетъ, лишь бы только намъ отъ этого была польза! Но они продолжаютъ относиться къ вамъ недовѣрчиво. Это настоящія обстрѣлянныя лисицы, привычныя къ выслѣживанію засадъ и западней. Они не хотятъ, чтобы я свелъ васъ съ ними.

— Неужели? — вскричалъ съ отчаяніемъ Браконно, онъ же Лаверньеръ. — И это послѣ того, какъ я далъ столько доказательствъ своей преданности! Что же теперь дѣлать?

Они дошли до самаго берега и остановились подъ высокими осинами, которыя росли почти въ самой водѣ. Они были одни. На сто шаговъ, по крайней мѣрѣ, не было видно ни одного прохожаго. Валори наклонился къ своему спутнику и съ печальнымъ выраженіемъ лица сказалъ:

— Что дѣлать? Отправляться со мной въ Нормандію и такимъ образомъ дать доказательство вашего усердія и искренности. Тамъ вамъ дадутъ дѣло. Когда вы остановите нѣсколько разъ почту, везущую пошлину съ соли, и произведете нѣсколько нападеній на жандармскіе патрули, тогда васъ будутъ считать своимъ. Но если вы попрежнему будете вертѣться вокругъ нашихъ друзей въ Парижѣ, то съ вами случится нѣкоторое непріятное приключеніе… Сегодня мнѣ поручили привести васъ сюда къ рѣкѣ и всадить вамъ здѣсь пулю въ голову…

Съ этими словами капитанъ выхватилъ изъ кармана пистолетъ и взглянулъ на Браконно съ такимъ грознымъ видомъ, что тотъ весь поблѣднѣлъ.

— Что за шутки, Валори! — вскричалъ онъ. — Вы, конечно, шутите!

Говоря это, агентъ Фуше не терялъ изъ вида дуло пистолета, блестѣвшее въ двухъ шагахъ отъ его головы, и принялся рыться въ своемъ карманѣ, какъ бы, въ свою очередь, желая выхватить пистолетъ.

— Если бы я долженъ былъ убить васъ, Лаверньеръ, то вы были бы уже на томъ свѣтѣ. Я васъ предупредилъ, слѣдовательно, я хотѣлъ васъ пощадить. Но, если у васъ есть голова на плечахъ, не вертитесь около насъ. Вамъ извѣстно, гдѣ найти меня въ случаѣ, если вамъ нужно будетъ что-нибудь мнѣ сообщить. Будьте осторожны и не воображайте, будто за вами никто не слѣдитъ. Если вы сыщикъ, какъ многіе думаютъ, то вы погибли, если вздумаете заниматься роялистами. Каждому жизнь дорога. Поэтому займитесь лучше якобинцами. Прощайте, Лаверньеръ. Простите, что я васъ такъ напугалъ.

— Но я не прощу вамъ вашихъ подозрѣній. Я такъ любилъ васъ!

— Благодарю васъ. Лучше любите меня издали.

Съ этими словами Валори большими шагами пошелъ назадъ по набережной. Браконно въ задумчивости слѣдилъ за нимъ глазами, потомъ покачалъ головою и сказалъ:

— Ну, теперь мнѣ надо устроить наблюденіе въ магазинѣ «Bonnet Bleu». Займемся прекраснымъ Санъ-Режаномъ. Съ другими, очевидно, дѣлать нечего.

Тѣ, кого хотѣлось подловить Браконно, сидѣли въ это время въ маленькой комнатѣ, находившейся сзади конторы хозяина гостиницы «Красный Левъ». Она освѣщалась только фонаремъ сверху. Пять человѣкъ сидѣли вокругъ стола, заваленнаго бумагами, и тихо говорили между собою. Тутъ былъ прежде всего Жоржъ, который ради большей свободы снялъ съ себя камзолъ и могъ такимъ образомъ расправить свои широкія плечи, затѣмъ Гидъ деНевилль и Санъ-Режанъ и наконецъ маркизъ де-Полиньякъ и Косте де-Оанъ-Викторъ. Аббатъ Валори, не стуча въ дверь, нажалъ потайную пружину въ стѣнѣ, и дверь безшумно открылась.

— Ну? — спросилъ его Невилль.

— Онъ удралъ, совершенно перепуганный. Не думаю, чтобы онъ вернулся. Конечно, лучше было бы пробить ему голову. Но СанъВикторъ не хотѣлъ этого. Нужно непремѣнно найти для себя другое помѣщеніе. Послѣ обѣда Фуше будетъ уже знать, что здѣсь произошло, и подощлетъ къ намъ другого агепта. Я знаю небольшой домъ въ улицѣ Дракона, въ кварталѣ Августинцевъ. Тамъ живетъ одна модистка, по имени Виргинія Грандо. Она всецѣло намъ предана. Въ ея квартирѣ, въ простѣнкѣ за кухней сдѣланъ тайникъ футовъ въ девять. Его и не отыщешь. Даже обитатели этого дома не подозрѣваютъ о его существованіи. Въ немъ жили въ теченіе шести мѣсяцевъ аббатъ Эджевортъ, духовникъ короля-мученика, и епископъ Карбоньерскій. И вышли оттуда цѣлы и невредимы. Я предлагаю Жоржу, Гиду и Санъ-Режану съ сегодняшняго дня переселиться туда.

— Мы объ этомъ поговоримъ потомъ, — грубовато сказалъ Жоржъ. — Нужно прежде всего на что-нибудь рѣшиться. Бонапартъ очень рѣшительно конфисковалъ Францію въ свою пользу. Всѣ наши надежды на соглашеніе рухнули. Нужно, стало быть, дѣйствовать. Что же мы предпримемъ?

— Рѣшить вопросъ можно только однимъ способомъ, — отвѣчалъ Санъ-Режанъ. — Нужно отдѣлаться отъ перваго консула.

— То есть убить его, — добавилъ Політьякъ.

Водворилось молчаніе. Дѣло шло ни больше, ни меньше, какъ о побѣдителѣ при Риволи, Арколѣ и при пирамидахъ. Несмотря на свою энергію, заговорщики невольно были подавлены этимъ человѣкомъ. Но Жоржъ былъ не робкаго десятка. Онъ нахмурилъ свои густыя брови и сказалъ:

— Какимъ же образомъ вы хотите его убить? Есть нѣсколько способовъ дѣйствовать. Одинъ изъ насъ можетъ напасть на него съ пистолетомъ или съ кинжаломъ и убить его. Откровенно говоря, я вовсе не стою за этотъ способъ. Въ этомъ актѣ есть что-то жалкое. Онъ не производитъ сильнаго впечатлѣнія казни; въ немъ нѣтъ благородства борьбы. Наконецъ, можно вѣдь и промахнуться. И тогда наступитъ катастрофа. Лучше не дѣлать ничего такого, что связано съ рискомъ неудачи. Какъ было бы досадно, если бъ онъ былъ только раненъ! Популярность его отъ этого только увеличится. Нѣтъ! На него нужно напасть, обезпечивъ себѣ всѣ шансы побѣды надъ нимъ и надъ его сторонниками. Я хотѣлъ бы стать самъ во главѣ этого предпріятія.

— Послушайте, Жоржъ. Какимъ образомъ вы взялись бы за дѣло? — спросилъ Гидъ де-Невилль, облокачиваясь на столъ, какъ бы для того, чтобы слушать его еще внимательнѣе.

— А вотъ какъ. Я выпишу изъ Бретани въ Парижъ небольшими отрядами человѣкъ тридцать моихъ королевскихъ стрѣлковъ. Они прибудутъ разными дорогами подъ видомъ разносчиковъ, рабочихъ, извозчиковъ. Въ это время я успѣю запастись мундирами консульской гвардіи. Подъ предлогомъ ремонта для версальскаго гарнизона я закуплю лошадей въ достаточномъ числѣ и буду держать ихъ у вѣрнаго человѣка недалеко отъ Парижа, положимъ въ Монружѣ. Затѣмъ я дождусь поѣздки перваго консула въ Сенъ-Кду и устрою ему засаду. Карету Бонапарта сопровождаютъ всегда не болѣе двѣнадцати человѣкъ. Я заѣду впередъ и буду ждать на большой дорогѣ. Благодаря мундирамъ, я могу на нихъ напасть и дать по нимъ залпъ прежде, чѣмъ они успѣютъ опомниться. Съ саблей въ рукѣ я вызову Бонапарта. И пусть Богъ рѣшаетъ между нами. Увѣренъ, что его жизнь будетъ въ моихъ рукахъ.

— Это очень рыцарскій планъ, — сказалъ Косте. — Носъ такимъ человѣкомъ нужно послать къ чорту всякое рыцарство. Ему такъ везетъ, Жоржъ, что онъ навѣрно ускользнетъ отъ васъ. Можетъ быть, около него окажется его зять Мюратъ, который схватится съ вами, и чортъ знаетъ, кто тутъ уцѣлѣетъ. Этотъ повѣса обмѣнивался въ Египтѣ ударами съ самыми знаменитыми мамелюками, и ихъ ятаганы оказались не такъ остры, какъ его сабля. Нѣтъ! нѣтъ! Нужно придумать что-нибудь болѣе практичное и болѣе вѣрное. Стычка или единичное нападеніе слишкомъ мало обезпечиваютъ успѣхъ. Васъ могутъ выдать. Наконецъ, вмѣсто взвода карету можетъ сопровождать цѣлый эскадронъ. Васъ могутъ окружить жандармами прежде, чѣмъ вы объ этомъ догадаетесь. Между тридцатью, которые будутъ участвовать въ нападеніи, всегда можетъ найтись одинъ неловкій или даже измѣнникъ…

— Я отвѣчаю за своихъ людей! — воскликнулъ Ка дуда ль.

— Когда они въ Бретани и дерутся въ открытомъ бою. Но въ Парижѣ, въ роли заговорщиковъ, гдѣ столько соблазну — женщины, игра… Лучше ручайтесь за себя, Жоржъ, а не за другихъ.

— Въ такомъ случаѣ что же дѣлать?

— Я знаю, что дѣлать, — сказалъ Санъ-Режанъ. — Мнѣ извѣстенъ одинъ снарядъ, очень любопытный и вмѣстѣ съ тѣмъ очень простой. Онъ состоитъ изъ маленькаго боченка, наполненнаго сотней фунтовъ пороху и двумя сотнями фунтовъ дроби и пуль. Снарядъ помѣщаютъ на ручную телѣжку, чтобы установить его тамъ, гдѣ нужно. Въ отверстіе боченка вставляется ружейное дуло, и, если нажать на собачку, произойдетъ взрывъ. Если въ это время генералъ Бонапартъ будетъ проѣзжать мимо въ каретѣ или верхомъ, онъ исчезнетъ такъ, какъ и подобаетъ такого рода герою — въ громѣ и молніи, среди треска и блеска!

— Недурно задумано, — улыбаясь сказалъ Гидъ де-Невилль. — Нашъ другъ Санъ-Режанъ — весьма изобрѣтательный фейерверкеръ.

— Каждому свое, господа, — сказалъ молодой человѣкъ. — Это не мое изобрѣтеніе. Его сдѣлалъ нѣкій Шевалье. Въ текущемъ мѣсяцѣ узнала объ этомъ и полиція. Вышеупомянутый революціонеръ Шевалье гніетъ теперь гдѣ-то въ застѣнкѣ, по его боченокъ съ порохомъ къ услугамъ каждаго, кто пожелаетъ имъ воспользоваться.

— И кто пожелаетъ рисковать своей жизнью, — ворчливо добавилъ Жоржъ.

— Поэтому я попрошу васъ поручить исполненіе этого плана мнѣ, — сказалъ Санъ-Режанъ.

Кадудаль задрожалъ. Щекц его тряслись. Онъ сжалъ кулаки и уперъ ихъ въ свои массивные бока.

— Клянусь св. Анной, товарищъ! — воскликнулъ онъ: — выславшей малый. Мнѣ не нравится ваша манера дѣйствовать, но, признаюсь, вы храбрецъ изъ храбрецовъ. Итакъ, господа, вотъ два предложенія, которыя намъ нужно обсудить — мое и Санъ-Режана. Которое вамъ больше правится?

— Предложеніе Санъ-Режана, — рѣшительно объявилъ Косте. — Тутъ такіе шансы на успѣхъ, что нечего и колебаться!

Гидъ, Полиньякъ и Валори кивкомъ головы выразили свое согласіе.

— Итакъ, господа, предложеніе принято — сказалъ Полиньякъ. — Чтобы облегчить дѣло нашему другу, намъ остается только демонстративно выѣхать изъ Парижа.

— Вы, Жоржъ, отправитесь въ Бретань, вы, Гидъ, въ Англію, къ принцамъ, а вы, Валори, поѣдете въ Германію. Самъ я долженъ быть въ Руанѣ, гдѣ у меня ость дѣла. Увидѣвъ, что мы разъѣхались, полиція успокоится, ослабитъ свои надзоръ, и тогда Санъ-Режанъ получитъ возможность дѣйствовать свободнѣе. Какъ же вы думаете приняться за дѣло, Санъ-Режанъ?

— Господа, я прошу васъ предоставить мнѣ полную свободу дѣйствій. Мнѣ понадобятся два или три помощника. Но они до послѣдняго момента не будутъ знать, въ чемъ дѣло. Я могу быть увѣренъ только въ той тайнѣ, которую хранишь про себя. Въ настоящее время я думаю также уѣхать изъ Парижа. Я возвращусь, когда настанетъ время.

— Какъ же мы будемъ получать свѣдѣнія о васъ?

— Вы не будете ихъ получать вовсе. Вы услышите только грохотъ взрыва, который и дастъ вамъ знать обо мнѣ.

— Поцѣлуемся, — сказалъ Кадудаль. — Сомнительно, чтобы намъ пришлось еще увидаться. Поручите себя Богу, а я поручу вашу судьбу королю.

Онъ прижалъ молодого человѣка къ своей широкой груди и обнялъ его. Потомъ всѣ шестеро шикали другъ другу руку и одинъ за другимъ вышли изъ потайной комнатки гостиницы «Красный Левъ».

!!!!!!!!!!!

VII.

Ганноверскій павильонъ является однимъ изъ красивѣйшихъ зданій въ стилѣ XVIII вѣка. Построенный маршаломъ Ришелье по окончаніи войны съ Германіей, этотъ павильонъ получилъ въ народѣ названіе Ганноверскаго, которое было дано ему въ насмѣшку. Подозрѣвали, что герцогъ построилъ его на деньги, награбленныя имъ во время войны въ Ганноверѣ. Несмотря на то, что дворецъ Ришелье былъ разрушенъ по постановленію конвента, круглый павильонъ уцѣлѣлъ и съ тѣхъ поръ сталъ отдаваться внаймы устроителямъ общественныхъ баловъ. Послѣ термидора въ этомъ Ганноверскомъ павильонѣ собиралось все парижское общество, которое слишкомъ долго было лишено всякихъ удовольствій. Тамъ устраивались такъ называемые балы жертвъ. Дѣти лицъ, погибшихъ на эшафотѣ или просто убитыхъ, являлись на балъ съ изображеніемъ тѣхъ ранъ, отъ которыхъ скончались ихъ родители. У высокой дамы, родители которой были гильотинированы, вокругъ шеи виднѣлась узкая красная полоска. Франтъ, отецъ котораго былъ убитъ въ Вандеѣ пулей или штыкомъ, изображалъ на своей одеждѣ кровавое отверстіе, пробитое свинцомъ или сталью. Многіе являлись въ жилетахъ изъ человѣческой кожи, которая (охраняла еще слѣды полученныхъ ранъ. Это было жестокій способъ возбудить реакцію и вызвать мщеніе, который привелъ въ концѣ концовъ къ страшной боннѣ у церкви Св. Рока. Но во время консульства, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ затишья, парижское общество думало уже только о развлеченіяхъ безъ всякихъ заднихъ мыслей и объ удовольствіяхъ безъ всякихъ принужденій.

Балы въ Ганноверскомъ павильонѣ особенно привлекали буржуазію, которая отдыхала здѣсь послѣ столькихъ превратностей судьбы. «Невѣроятные» соперничали здѣсь въ щегольствѣ и галантности съ офицерами побѣдоносной арміи. Молодые люди высшаго полета не брезговали ухаживать здѣсь изо всѣхъ силъ.

Около десяти часовъ вечера супруги Лербуръ вошли въ галерею нижняго этажа. Великолѣпное платье Эмиліи изъ индійской кисеи было подхвачено выше таліи шелковымъ сипимъ поясомъ. На ея обнаженной шеѣ красовалось ожерелье изъ камей, прелестная головка была причесана наподобіе гречанки. Ея появленіе произвело сенсацію въ толпѣ, черезъ которую ей нужно было пройти. Ея мужъ, въ голубомъ камзолѣ и бѣломъ жилетѣ, съ довольнымъ видомъ шелъ сзади нея.

Танцовали очень оживленно. Эмилія сразу замѣтила группу женщинъ, среди которыхъ были и ея знакомыя. Она направилась къ нимъ и стала искать два мѣста, которыя ей сейчасъ же были уступлены двумя франтами. Въ этой группѣ царила m-me Летурнеръ, мужъ которой соперничалъ съ Бьеннэ, золотыхъ дѣлъ мастеромъ, поставлявшимъ вещи первому консулу. Тутъ же находились гражданки Лемеллье, жена крупнаго интендантскаго поставщика, и Бенсарридъ, мужъ который служилъ главнымъ казначеемъ арміи. Цѣлый штабъ молодыхъ людей увивался около гражданки Жюно, отличавшейся столько же красивымъ лицомъ и бѣлокурыми волосами, сколько острымъ и насмѣшливымъ умомъ. Появилась наконецъ и креолка m-me Гамелэнъ, которую велъ подъ руку блестящій Монтронъ. На одно мгновеніе во время перерыва танцевъ мелькнуло развѣвающееся платье и бѣломраморныя плечи m-me Тальенъ, окруженной тучей поклонниковъ.

Но толпа танцующихъ снова хлынула въ залъ, и «богородица термидора» скрылась изъ глазъ, увлекая за собой своихъ кавалеровъ.

Едва Эмилія успѣла сѣсть, какъ Лербуръ вскричалъ:

— А, вотъ и гражданинъ Леклеръ!…

Блестя молодостью, Санъ-Режанъ съ улыбкой двигался къ Эмиліи, чтобы поздороваться съ нимъ. Вмѣстѣ съ нимъ шелъ какой-то господинъ довольно заурядной наружности, но одѣтый очень богато, который обращался съ нимъ довольно фамильярно.

— Представь меня, Леклеръ, твоимъ друзьямъ, — сказалъ онъ угрюмо.

Санъ-Режанъ, пожавъ руку Эмиліи и Лербуру, далъ пройти впередъ своему спутнику.

— Гражданинъ Лимоэлапъ… мой землякъ… я его встрѣтилъ здѣсь въ залѣ, гдѣ совсѣмъ не ожидалъ его найти, ибо онъ охотнѣе занимается игрой, чѣмъ танцами.

— Я здѣсь случайно… Но я чрезвычайно радъ, что пришелъ сюда, такъ какъ имѣлъ удовольствіе познакомиться съ вами. — Отвѣсивъ поклонъ Эмиліи, онъ обернулся къ ея мужу — У меня здѣсь назначено свиданіе съ этимъ плутомъ Фену, правительственнымъ комиссаромъ, который сумѣлъ такъ ловко ограбить Неаполитанское королевство послѣ его завоеванія. У него со мной счеты… И самъ чортъ его не заставитъ свести ихъ со мною…

— Деньги легче брать, чѣмъ отдавать, — смѣясь замѣтилъ Лербуръ.

Оркестръ заигралъ какой-то танецъ. Санъ-Режанъ предложилъ руку Эмиліи, и оба присоединились къ танцующимъ.

— Чортъ возьми, гражданинъ, — сказалъ Лимоэланъ: — тутъ такая толпа. Пойдемте лучше въ буфетъ. Тамъ не такъ жарко и можно освѣжиться на свободѣ.

Эмилія и Санъ-Режанъ, танцуя, оказались на другомъ концѣ зала. На порогѣ длинной галереи, превращенной въ зимній садъ, они остановились. Тамъ разбросанными группами сидѣли франты съ своими дамами, которыя, удалившись отъ шума празднества, могли спокойно предаваться здѣсь кокетству. Сюда уединялись и парочки, подъ вѣтви экзотическихъ деревьевъ, въ свѣжую атмосферу растеній, въ глубину бесѣдокъ изъ кустовъ, которыя скрывали ихъ отъ непрошеннаго любопытства.

Санъ-Режанъ и его дама медленно вошли въ садъ и, не давая себѣ труда оглядѣться, направились къ маленькой круглой бесѣдкѣ около мраморнаго бассейна, въ который бѣжала вода, струившаяся изъ пасти дельфина.

Ихъ отдѣляла отъ другихъ непроницаемая зеленая стѣна.

Увидя, что они совершенно одни, они сѣли. Санъ-Режанъ взялъ Эмилію за руку, которую она не отнимала, и поднесъ ее къ губамъ. Лицо молодой женщины было грустно. Она спросила, какъ бы подчиняясь овладѣвшей ею мысли:

— Это правда, что вы завтра ѣдете?

— Да, такъ нужно. Мои дѣла требуютъ этого.

— Ваши дѣла? У васъ дѣйствительно есть какія-нибудь дѣла?

— Конечно. Необходимо слѣдить за ними внимательно. Но я уѣду не надолго.

— На сколько?

— На недѣлю.

Улыбка снова появилась на губахъ m-me Лербуръ.

— И вы снять пріѣдете и поселитесь въ Парижѣ?

— Да.

— И мы будемъ видаться въ «Bonnet Bleu»?

— Непремѣнно. Я вѣдь долженъ отдать отчетъ вашему мужу относительно порученій, которыя онъ мнѣ далъ.

Она съ неудовольствіемъ покачала головой.

— Не смѣйте обращаться со мной, какъ съ глупенькой, которая не понимаетъ того, что видитъ. Неужели вы надѣетесь убѣдить меня, что вы дѣйствительно торговецъ шелкомъ и бархатомъ? Вы кавалеръ де-Санъ-Режанъ…

— Нѣтъ, я Викторъ Леклеръ, другъ г-на Лербура. Вашъ мужъ не допустилъ бы къ своему столу Санъ-Режана. Ему оказалъ услугу странствующій торговецъ, который и въ будущемъ можетъ быть ему полезенъ. Онъ никогда не узнаетъ, что Викторъ Леклеръ…

— Но вѣдь я-то знаю Санъ-Режана и вовсе не увѣрена въ его намѣреніяхъ послѣ того, какъ онъ переодѣлся буржуа. Это наводитъ на мысль о политикѣ. Ради Бога дайте мнѣ слово, что вы не будете рисковать жизнью въ какой-нибудь политической авантюрѣ.

— Какая вы странная! — сказалъ Санъ-Режанъ, глядя на нее съ такою нѣжностью, что она невольно опустила глаза. — Я надѣлъ другую личину, конечно, только для того, чтобы проникнуть къ вамъ. Вы одна заставили меня это сдѣлать.

— А это странное вмѣшательство m-me Бонапартъ въ тотъ вечеръ, когда она отпустила меня и мужа, а васъ оставила, чтобы, представить первому консулу… Это не было условлено заранѣе?

— Не могу отрицать, что у меня есть связи съ правительствомъ и что Бонапартъ иногда входитъ со мной въ сношенія. Но это должно только успокоить васъ. Если я являюсь довѣреннымъ лицомъ у перваго консула… то мнѣ нечего бояться. Наоборотъ!

— Все это очень неясно для меня. Простая женщина, какъ я, едва ли можетъ все это понять. И если вы меня обманываете…

— Могу ли я васъ обманывать, Эмилія! Что же вы думаете обо мнѣ? Когда я говорю, что люблю васъ, то каждое слово идетъ прямо отъ сердца…

— Когда вы это говорите, я считаю васъ чистосердечнымъ… Ни вашъ голосъ, ни вашъ взглядъ не могутъ лгать. Но не то было минуту тому назадъ. Тутъ ужо замѣтна хитрость, уклончивость, которая меня испугала.

— Прошу васъ, не мучьте себя понапрасну Эмилія… Не старайтесь допытаться до того, что составляетъ тайну моей жизни. Между нами долженъ быть только вопросъ о любви. Ничто не можетъ отвратить моего сердца отъ васъ. Довольствуйтесь тѣмъ наилучшимъ, что я логу вамъ отдать, и удѣлите мнѣ за это хоть немного сочувствія.

Глаза Эмиліи были полны слезъ.

— Неблагодарный! Развѣ вы не замѣчаете, что я и такъ слишкомъ слаба съ вами. Вашими союзниками въ борьбѣ со мной служатъ воспоминанія молодости. Когда я васъ увидѣла, мнѣ показалось, что я опять въ моей родной Бретани съ моими родителями, среди друзей, которыхъ я потеряла. Вы привязали меня къ себѣ цѣпью моихъ собственныхъ мыслей… Если я теперь слушаю ваши слова, то не думайте, что я пуста и легкомысленна. До сего времени я была равнодушна къ ухаживаніямъ и ни за что на свѣтѣ не согласилась бы, чтобы на моего мужа пала какая-нибудь тѣнь. Но судьба толкнула васъ мнѣ навстрѣчу, и во мнѣ поднялось доселѣ незнакомое чувство — пріятное и мучительное одновременно. Что теперь со мной будетъ? Порою мнѣ кажется, что я уже не принадлежу себѣ самой и отдана вамъ. Прошу васъ, сжальтесь надо мной, не заставляйте меня страдать…

— Великій Боже! — воскликнулъ Санъ-Режанъ, — не бойтесь меня. Каждое біеніе моего сердца принадлежитъ вамъ.

— Я увѣрена, что вы не заставите меня страдать нарочно. Я увѣрена въ васъ. Но событія, въ которыхъ вы замѣшаны, удручаютъ меня. Вотъ чего я боюсь.

— Нѣтъ, вы знаете только Виктора Леклера. Если Санъ-Режанъ будетъ въ чемъ-либо замѣшанъ, онъ не скомпрометируетъ и не впутаетъ васъ.

— Но за васъ я боюсь больше, чѣмъ за себя.

Санъ-Режанъ наклонился къ ней. Сидя подъ платаномъ, вѣтки котораго склонялись почти до земли, они были укрыты отъ постороннихъ глазъ. Музыка изъ залы доносилась, какъ отдаленная мелодія. Санъ-Режанъ тихо привлекъ къ себѣ Эмилію, и они обмѣнялись поцѣлуемъ.

Молодая женщина первая пришла въ себя и вырвалась изъ объятій Санъ-Режана.

— Мы съ ума сошли! Нужно вернуться въ залъ. Наше отсутствіе, можетъ быть, уже замѣчено…

Они поднялись. На другомъ концѣ зимняго сада раздался громкій смѣхъ. То были молодые офицеры, окружавшіе m-me Гамелэнъ, которая слушала ихъ, играя своимъ вѣеромъ, въ центрѣ котораго было придѣлано зеркальце. Санъ-Режанъ и его спутница тихо прошли подъ руку мимо нихъ и, выйдя въ залу, смѣшались съ толпою танцующихъ.

Лербуръ сидѣлъ и разговаривалъ со своими знакомыми. Увидя жену, онъ улыбнулся и спросилъ весело:

— Хорошо танцевали?

— Мы только прошлись по заламъ, — отвѣчала Эмилія.

Санъ-Режанъ поклонился ей и отошелъ въ сторону. Онъ смотрѣлъ на нее въ опьянѣніи отъ ея красоты и изящества. Какая разница между мрачными, кровавыми мыслями, которыя носились въ его умѣ, и мечтой любви, которая только что зародилась! Какъ будто для того, чтобы еще болѣе подчеркнуть эту разницу, къ нему подошелъ тотъ самый человѣкъ, котораго онъ представилъ подъ именемъ Лимоэлана. Была минута, когда онъ оказался между своей прелестной возлюбленной и этимъ подозрительнымъ знакомцемъ. Пораженный этимъ контрастомъ, онъ провелъ рукой по лбу. Но рѣшимость его не поколебалась и, поклонившись еще разъ Эмиліи, онъ взялъ Лимоэлана подъ руку и отошелъ съ нимъ въ сторону.

Въ буфетѣ почти никого не было. Они усѣлись за круглымъ столикомъ съ мраморной доской и спросили себѣ мороженаго. Продавщица за конторкою была совершенно поглощена разговорами съ маленькимъ старичкомъ, тѣмъ самымъ, къ которому Германсія и Зоя изъ «Bonnet Bleu» относились съ такимъ вниманіемъ. Онъ, повидимому, не замѣтилъ появленія новыхъ посѣтителей. Онъ повернулся къ нимъ спиной и продолжалъ любезничать съ кассиршей.

— Я отправилъ сегодня вечеромъ Жоржа, — тихо сказалъ Лимоэланъ, наклонившись къ самому уху Санъ-Режана. — Мы съ Пико проводили его до Монружа. Тамъ уже ждала его смѣна лошадей. Черезъ четыре дня онъ будетъ уже въ Ваннѣ. Здѣсь онъ оставилъ только меня и Карбона для исполненія твоихъ приказаній. Ты намъ скажешь, что ты будешь дѣлать…

— Теперь пока нѣтъ. Намъ нужно исчезнуть и скрыться изъ глазъ. Полиція гоняется за нами по пятамъ. Лаверньеръ, который пытался пробраться въ нашъ секретный комитетъ при помощи Косте, изобличенъ Валори. Это агентъ Фуше, который, впрочемъ, точитъ зубы на полицію перваго консула и на чиновниковъ Дюбуа… Подъ личиною Лаверньера удалось открыть Ферюссака, того самаго, который занимался шпіонствомъ на югѣ, выслѣживая членовъ общества Еху. Если бы хорошенько порыться, то вмѣсто Ферюссака оказался какой-нибудь другой агентъ полиціи… Нужно остерегаться всѣхъ и никогда не посылать другъ другу писемъ даже подъ условными кличками.

— Ты говоришь великолѣпно, — сказалъ Лимоэланъ. — Нужно остерегаться не одной полиціи, но и любовныхъ увлеченій. Женщины, изволите ли видѣть, бываютъ не менѣе опасны, чѣмъ сыщики!.. И ты хорошо сдѣлаешь, если воспользуешься моимъ совѣтомъ.

— На что ты намекаешь?

— Очень просто. Берегись прелестной гражданки, около которой я тебя сейчасъ видѣлъ…

— Это бретонка, изъ знатной семьи. Она неспособна на измѣну.

— Вотъ какъ губятъ себя люди! Недовѣріе — ого первая статья въ кодексѣ заговорщиковъ. Въ особенности слѣдуетъ беречься женщинъ. Первая же женщина и погубила перваго человѣка. По злобѣ, или такъ, но женщины были причиной того, что падали головы всѣхъ вождей партіи, которые поддавались на ихъ соблазны. Послушай, другъ мой, отойди отъ этой красивой женщины, или же откажись отъ политики и живи исключительно для любви.

— Ну, успокой свои страхи! Впрочемъ, завтра я уѣзжаю изъ Парижа и мнѣ будетъ, значитъ, не до любви. У меня есть порученія отъ принцевъ для роялистскихъ комитетовъ юга. Кромѣ того, я хочу сдѣлать путешествіе по провинціи. Никому другому, кромѣ тебя, неизвѣстно, зачѣмъ я отправляюсь. Лербуръ увѣренъ, что я ѣду за шелками и бархатомъ, и поручилъ мнѣ сдѣлать для него закупки въ Ліонѣ. Впрочемъ, во время моего пребыванія въ Ліонѣ даже самый искусный сыщикъ не замѣтитъ за мной ничего подозрительнаго: я буду видаться только съ фабрикантами. Ну, а теперь идемъ отсюда. мнѣ нужно еще повидаться съ Карбономъ у меня въ гостиницѣ.

Съ этими словами онъ всталъ. Лимоэланъ постучалъ о столъ серебряной монетой и потребовалъ счетъ.

— Я пойду съ тобой до гостиницы «Красный Левъ».

— Какъ хочешь. Я только прощусь съ m-me Лербуръ и затѣмъ я къ твоимъ услугамъ.

Они прошли черезъ залу для танцевъ и приблизились къ группѣ, гдѣ царила Эмилія. За нею ухаживалъ красавецъ полковникъ Дорсенъ, одинъ изъ наиболѣе блестящихъ офицеровъ арміи, но лицо молодой женщины было озабочено. Возвращеніе Санъ-Режана прогнало это выраженіе. Молодой человѣкъ издали смотрѣлъ на ту, которую онъ такъ любилъ. Увидѣвъ настойчивое ухаживанье военныхъ, онъ только улыбнулся. Она надула губки, какъ бы говоря: «Видите, какой назойливости вы предоставляете меня». Насмѣшливымъ взглядомъ онъ указалъ ей на ея мужа, сидѣвшаго рядомъ съ нею. М-me Лербуръ только слегка пожала своими бѣлыми плечами. Въ ея взглядѣ выражалось пренебреженіе: — простакъ! развѣ онъ можетъ что-нибудь замѣтить?

Санъ-Режанъ рѣшился подойти. Дорсенъ смѣрялъ съ ногъ до головы выскочку, который осмѣливался мѣшать ему, но встрѣтилъ въ отвѣтъ такой твердый и смѣлый взглядъ, что невольно поубавилъ своей развязности.

— Желаю вамъ весело провести вечеръ, гражданинъ Лербуръ, — сказалъ Санъ-Режанъ. — А съ вами, гражданка, я на нѣкоторое время прощусь, — прибавилъ онъ, наклоняясь къ Эмиліи. — Какъ только вернусь, сейчасъ же постараюсь побывать у васъ. Мнѣ нужно будетъ отдать отчетъ вашему мужу относительно порученій?

— Какъ пріѣдете въ Ліонъ, сейчасъ же напишите мнѣ и сообщите вашъ адресъ, — сказалъ Лербуръ, — Можетъ быть, мнѣ понадобится навести тамъ кое-какія справки, а, можетъ быть, и дать вамъ еще какое-нибудь порученіе.

— Конечно, конечно.

Онъ пожалъ руку мужу и поцѣловалъ ручку жены, съ манерами настоящаго аристократа и, поклонившись еще разъ, вышелъ изъ залы.

— Эти приказчики — удивительный народъ! — началъ Дорсенъ ядовито. — Они напускаютъ на себя такой видъ, который напоминаетъ о прежнемъ режимѣ!

— Что прикажете дѣлать, полковникъ, — добродушно сказалъ Лербуръ. — Теперь все пошло навыворотъ. Маленькіе люди имѣютъ видъ большихъ сеньоровъ, а люди наиболѣе значительные кажутся ничтожествомъ. Надо къ этому привыкать.

— Мы покажемъ всѣмъ имъ свое мѣсто! — вскричалъ полковникъ, встряхивая своими завитыми, какъ у женщинъ, локонами. — Блескомъ своихъ побѣдъ армія затмитъ все и займетъ первое мѣсто. Видите ли, гражданинъ Лербуръ, — первый консулъ это, конечно, хорошо, но этого еще недостаточно. Намъ нужно пожизненнаго консула, а то и императора.

— Тише, тише, полковникъ! — боязливо зашепталъ Лербуръ. — Что, если бы насъ услыхали!

— Кто осмѣлится намъ противиться? Якобинецъ Моро или роялистъ Пишнегрю! Насъ въ арміи, по крайней мѣрѣ, тридцать тысячъ такихъ, какъ я, и всѣ мы готовы прокричать громко то же, что я вамъ только что сказалъ. Брюмеръ показалъ, что мы больше не позволимъ водить себя за носъ разнымъ адвокатамъ. Чортъ бы взялъ всѣхъ этихъ идеологовъ! Намъ больше незачѣмъ ломать голову: у насъ есть Бонапартъ!

Онъ ловко повернулся на каблукахъ и наклонился къ Эмиліи.

— Не соблаговолите ли пройти со мною туръ контрданса?

— Благодарю васъ, полковникъ, но я устала, и мы сейчасъ уѣзжаемъ.

— Еще бы! Франтъ-то ужъ уѣхалъ! — проворчалъ сквозь зубы полковникъ. — Ей теперь тутъ нечего дѣлать, а мужъ и не подозрѣваетъ.

Онъ поклонился m-me Лербуръ и присоединился къ другой группѣ.

Санъ-Режанъ и Лимоэланъ шли вмѣстѣ по улицѣ Портъ-Масонъ. Дойдя до улицы св. Августина, они углубились въ извилистые переулки Бюттъ де-Мулэнъ. Вдругъ Санъ-Режанъ, безпрестанно оглядывавшійся, на минуту остановился и сказалъ своему спутнику:

— За нами слѣдятъ. Сдѣлай видъ, что ты этого не замѣчаешь, и пойдемъ скорѣе.

Они оба были молоды и проворны. Сдѣлавъ сотню быстрыхъ шаговъ, они скрылись изъ глазъ преслѣдователей и, повернувъ въ улицу св. Анны, исчезли въ темнотѣ большихъ воротъ. Черезъ нѣсколько секундъ сзади послышались осторожные шаги, и какой-то человѣкъ, не замѣчая ихъ, быстро прошелъ мимо и исчезъ въ сумракѣ

— Не худо, по-моему, принять нѣкоторыя предосторожности, — сказалъ Лимоэланъ. — Ты поступишь благоразумнѣе, если не покажешься больше въ гостиницѣ «Краснаго Льва». За нами гонится полиція. Но какая?

— Конечно, полиція этого проклятаго Фуше. Онъ ведетъ тайныя сношенія не только съ нашими друзьями, но даже и съ принцами. Онъ такъ хорошо умѣетъ притворяться измѣнникомъ, что каждый воображаетъ, что онъ готовъ измѣнить въ его пользу. На самомъ же дѣлѣ этотъ каналья работаетъ только для самого себя. Будетъ удивительно, если онъ не будетъ когда-нибудь разстрѣлянъ и не погибнетъ, получивъ двѣнадцать пуль въ животъ. Первый консулъ ненавидитъ его…

— Это ренегатъ, цареубійца, самый гнусный изъ всѣхъ людей…

— Отвратительная личность. Но за него все.

— Его даже любятъ.

— Не все коту масленица.

Они дошли до дворца Тюильри.

— Замѣть эту мѣстность, — сказалъ Санъ-Режанъ своему спутнику — Когда Бонапартъ выѣзжаетъ изъ дворца, онъ всегда пересѣкаетъ эту площадь. Рѣшительному человѣку очень легко, скрывшись за уголъ улицы Роганъ, выстрѣлить въ карету перваго консула въ упоръ, и если бъ у него пистолетъ былъ заряженъ хорошей щепоткой пуль, напримѣръ… Что ты объ этомъ скажешь?

— Мысль недурна!

— Мы еще поговоримъ объ этомъ, когда я возвращусь изъ предстоящаго путешествія, другъ мой. Съ этого дня не худо будетъ, если ты ипой разъ пройдешь по этой площади. Надо измѣрить разстояніе, изучить окрестность. Слѣдуетъ также присмотрѣться къ близлежащимъ лавкамъ и навести справки насчетъ ихъ хозяевъ. Надо все предвидѣть и все разсчитать, когда рискуешь жизнью, стремясь уничтожить столь опаснаго врага…

— Ладно, — отвѣчалъ Лимоэланъ, бросивъ на него твердый взглядъ. — Ты можешь вполнѣ положиться на меня. А теперь разстанемся. Тебѣ незачѣмъ давать больше мнѣ какія-либо указанія.

Они пожали другъ другу руку. Санъ-Режанъ пошелъ по направленію къ Пале-Роялю, а Лимоэланъ исчезъ въ темнотѣ мелкихъ переулковъ.

Едва успѣли они разойтись, какъ въ темнотѣ"показалась изъ-за угла тѣнь, которая подвигалась впередъ съ большой осторожностью. То былъ старый франтъ, мелькавшій на балу въ Ганноверскомъ павильонѣ, и ухаживавшій за Германсіей и Зоей въ магазинѣ «Bonnet Bleu». Теперь свѣтъ фонаря освѣтилъ его фигуру. Онъ смотрѣлъ вслѣдъ удалявшемуся Санъ-Режану и бормоталъ про себя:

— О чемъ они говорили, оглядывая эту площадь? Ахъ, если бъ я могъ ихъ слышать!

И онъ снова пустился въ дорогу, держась отъ Санъ-Режана шаговъ на сто. Слѣдить за нимъ было легко, молодой человѣкъ не скрывался и шелъ прямо къ себѣ въ улицу Сухого Дерева.

Было уже около двухъ часовъ ночи, когда онъ добрался до гостиницы «Красный Левъ». Въ домѣ царили мракъ и безмолвіе. Санъ-Режанъ вошелъ въ будку сторожа, который спалъ съ сжатыми кулаками. На половину потухшая лампа стояла на столѣ. Не будя его, Санъ-Режанъ взялъ свой ключъ, свѣчку и поднялся къ себѣ.

Сыщикъ, вполнѣ увѣренный въ томъ, что теперь онъ легко можетъ захватить его завтра утромъ, пошелъ дальше по улицѣ Сухого Дерева, и, достигнувъ площади Дофина, вошелъ въ домъ, принадлежавшій нѣкоему Браконно. Поднявшись по лѣстницѣ, онъ открылъ дверь, вошелъ въ свою комнату, гдѣ производились переодѣванія, и, снявъ свой костюмъ, сѣлъ верхомъ на стулъ, снялъ парикъ, вытеръ на лицѣ краски и предсталъ въ своемъ настоящемъ видѣ. Затѣмъ онъ прошелъ въ столовую, порылся въ буфетѣ, отыскалъ тамъ кусокъ телятины, хлѣбъ и бутылку вина. Усѣвшись спокойно за столъ, онъ принялся ужинать, словно истый буржуа, вернувшійся изъ театра.

Онъ ѣлъ очень медленно и, казалось, былъ погруженъ въ глубокія думы. Затѣмъ, насытившись, онъ закурилъ трубку и усѣлся въ кресло. Выкуривъ трубку, онъ сказалъ:

— Ну, на сегодня довольно. Завтра виднѣе будетъ.

И вскорѣ отправился въ спальню и легъ спать.

При первыхъ проблескахъ дня гражданинъ Браконно уже проснулся. Онъ имѣлъ способность просыпаться тогда, когда хотѣлъ. Онъ вскочилъ съ постели и открылъ ставни. Свѣжій утренній вѣтерокъ пахнулъ въ его худое смуглое лицо съ коротко остриженными волосами. Это была его настоящая физіономія, которую знали лишь очень немногіе. Затѣмъ онъ прошелъ въ свой кабинетъ и черезъ четверть часа вышелъ оттуда въ образѣ краснощекаго буржуа, котораго мы уже видѣли у министра полиціи. Онъ прошелъ черезъ столовую и прихожую и черезъ отверстіе, незамѣтно продѣланное во входной двери, осмотрѣлъ лѣстницу, желая удостовѣриться, не караулитъ ли его кто-нибудь на лѣстницѣ.

Все было тихо и пустынно. Онъ вышелъ и быстрыми шагами направился къ гостиницѣ «Красный Левъ». Войдя въ контору, онъ спросилъ съ сильнымъ провансальскимъ акцентомъ:

— Гражданинъ Леклеръ дома?

— Гражданинъ Леклоръ не живетъ здѣсь, — отвѣчалъ хозяинъ гостиницы.

— Съ которыхъ же поръ?

— Со вчерашняго дня.

— Переѣхалъ?

— Нѣтъ, совсѣмъ уѣхалъ изъ Парижа.

— Куда?

— Въ Ліонъ по своимъ дѣламъ.

— А когда онъ вернется?

— Онъ этого не говорилъ. По, вѣроятно, не скоро, такъ какъ онъ расплатился совсѣмъ и забралъ всѣ свои вещи.

— Въ такомъ случаѣ, гдѣ же мнѣ его найти?

— Пишите ему сюда. Мы перешлемъ ему письмо въ Ліонъ.

— А, значитъ, у васъ есть его адресъ?

— Да, только онъ просилъ насъ не сообщать его никому, скрываясь отъ кредиторовъ.

— А, плутяга!

— Что прикажете дѣлать, гражданинъ. Человѣкъ онъ молодой, любитель всякихъ удовольствіи, ну, вотъ и тратитъ больше, чѣмъ у него въ кошелькѣ. Приходится прибѣгать къ займамъ.

— Скверная привычка!

— Конечно, ни адреса своего онъ насъ просилъ не сообщать.

— Хорошо, въ такомъ случаѣ, я ему напишу. До свиданія, гражданинъ.

Онъ отправился дальше. Онъ былъ сбитъ съ толку. Быстрота, съ которою Санъ-Режанъ скрылся отъ его преслѣдованія, являлась въ его глазахъ доказательствомъ того, что преслѣдуемый принималъ тоже мѣры предосторожности и держался на сторожѣ. Очевидно, Валори предупредилъ его, чтобы онъ не очень довѣрялъ ему. Но если роялисты знали Лаверньера, то Браконно былъ имъ неизвѣстенъ. Въ своемъ новомъ видѣ агентъ Фуше не боялся, что его узнаютъ. Онъ шелъ но улицамъ, думая о своей неудачѣ и возлагая, какъ истый полицейскій, всѣ надежды на счастливый случай.

Словно увлекаемый какимъ-то тайнымъ инстинктомъ, онъ очутился передъ транспортной конторой, носившей названіе Большой конторы. Нагруженный дилижансъ уже готовился тронуться въ путь. Багажъ былъ уже уложенъ, а пассажиры, столпившись около распорядителя, раздававшаго нумера мѣстъ, прощались съ родственниками и друзьями, пришедшими ихъ проводить.

— Гражданинъ Леклеръ! — громко выкрикнулъ распорядитель.

Такъ какъ отвѣта не было, онъ крикнулъ опять:

— Гражданинъ Леклеръ здѣсь?

— Онъ уже сидитъ, — отвѣчалъ голосъ изъ глубины дилижанса.

— Хорошо, — проворчалъ распорядитель. — Но садиться раньше переклички нельзя. Мѣста могутъ выбирать "тѣ, кто записался раньше.

— Но никто не жалуется! — отвѣчалъ тотъ же голосъ.

Распорядитель, обратившись къ кондуктору, принялся пересчитывать вещи, сданныя въ багажъ. Вдругъ онъ почувствовалъ, что кто-то дернулъ его за рукавъ. Обернувшись, онъ увидѣлъ передъ собою краснощекаго человѣка.

— Что вамъ угодно, гражданинъ?

— Мѣсто наверху, если можно.

— Куда вы ѣдете?

— Въ Шалонъ.

— Есть мѣсто рядомъ съ кучеромъ?

— Запишите его за мной.

— На чье имя?

— На имя Эвариста Немулэна, торговца винами, живущаго домъ № 17 по улицѣ Санъ-Викторъ.

— Влѣзайте. Багажа съ вами нѣтъ?

— Багажъ будетъ отправленъ послѣ.

Полицейскій быстро вспрыгнулъ наверхъ, успѣвъ бросить взглядъ внутрь кареты и замѣтивъ Санъ-Режана, который сидѣлъ въ углу у входной двери. Благословляя судьбу, которая навела его на потерянный было слѣдъ, онъ схватилъ рогъ и, притворяясь, будто не умѣетъ съ нимъ обращаться, издалъ звукъ, которымъ обыкновенно дается знать о томъ, что дилижансъ отправляется.

— Вотъ чудакъ-то! — заливаясь смѣхомъ, сказалъ кучеръ.

Приставивъ рогъ къ губамъ, онъ, словно эхо, отвѣтилъ Эваристу Немулэну. Тяжелый экипажъ зашевелился и, гремя гайками, тронулся по мостовой.

Санъ-Режанъ, сидѣвшій рядомъ съ пожилой дамой и напротивъ пѣхотнаго офицера, не узналъ въ только что прибывшемъ пассажирѣ агента, приставленнаго къ нему Фуше.

Погрузившись въ дремоту, онъ видѣлъ передъ собой Эмилію. Ему было грустно, что приходится уѣзжать въ то время, когда онъ былъ бы счастливъ остаться возлѣ той, которую онъ такъ любилъ. Сначала онъ сблизился съ нею съ заднею мыслью, съ цѣлями чисто политическими. Но теперь ихъ замѣнила искренняя, все возраставшая страсть. Теперь онъ уже не былъ только политическимъ заговорщикомъ, который пользовался домашнимъ очагомъ Лербуровъ для того, чтобы удобнѣе было скрывать свои интриги. Теперь это былъ влюбленный, для котораго все счастье — быть около любимой женщины.

Она овладѣла имъ благодаря своей красотѣ и властному голосу ихъ общаго происхожденія. Какъ и онъ, она происходила изъ знатной семьи. Она раздѣляла его идеи и стремленія. Революціонный режимъ, исправленный вмѣшательствомъ Бонапарта и державшійся благодаря общей усталости, казался ей въ сравненіи съ монархіей чѣмъ-то недостаточнымъ. Она не могла забыть жестокостей Карье въ Нантѣ: массовыхъ разстрѣловъ, потопленій. Въ ея памяти звучали еще воинственные крики шуановъ Стоффе и де-ла Рошжаклэна, страшнымъ потокомъ наводнившихъ площадь Буффе. Она помнила, при какихъ жестокихъ обстоятельствахъ она согласилась выйти замужъ за Лербура. И, раздѣляя чувства своего земляка, котораго судьба послала ей навстрѣчу, она стала раздѣлять и его любовь. Она не могла скрыть этого отъ него. И въ этотъ ранній часъ, подвигаясь по дорогѣ въ Ліонъ въ дилижансѣ, влекомомъ пятью лошадьми, онъ зналъ, что Эмилія въ своей комнатѣ на улицѣ Сентъ-Оноре думаетъ о немъ.

До самаго Вильнева Санъ-Режанъ ѣхалъ въ какомъ-то забытьѣ. Тамъ по длинному и крутому берегу дилижансъ сталъ двигаться медленнѣе. Чтобы облегчить лошадей, кучеръ слѣзъ съ козелъ. Эваристъ Немулэнъ послѣдовалъ его примѣру. Пассажиры, сидѣвшіе внутри дилижанса, выразили желаніе поразмять себѣ ноги. Воспользовавшись тѣмъ, что лошади остановились, чтобы немного передохнуть, Санъ-Режанъ и офицеръ вышли изъ дилижанса на пыльную дорогу.

Стояла чудная, свѣжая погода. По ясному небу, словно стадо барашковъ, бѣжали облака. Итти по травѣ было очень пріятно. Путники тронулись. Къ нимъ присоединился и мнимый торговецъ винами.

— Нужно будетъ позавтракать на этомъ холмѣ, — началъ онъ. — У меня еще маковой росинки во рту не было, а это нездорово глотать натощакъ утренній воздухъ. Я думаю, вы не отказались бы проглотить чашку кофе съ тартинками, пока будутъ перепрягать лошадей, а?

— Въ вашемъ распоряженіи будетъ четверть часа.

— Если хорошенько распорядиться, этого будетъ довольно!

— А къ обѣду мы будемъ въ Мелонѣ, надѣюсь?

И съ заискивающимъ видомъ онъ посмотрѣлъ на Санъ-Режана, который продолжалъ держаться съ нимъ холодно.

— Но прежде, чѣмъ попасть въ Мелонъ, — началъ опять мнимый виноторговецъ: — нужно еще проѣхать Льерсентъ, гдѣ недѣли двѣ тому назадъ ограбили почту, шедшую изъ Ліона.

— Не бойтесь ничего! — сказалъ офицеръ. — Если негодяи, ограбившіе почту, только осмѣлятся показаться, то имъ будетъ съ кѣмъ имѣть дѣло. Мои пистолеты со мной.

— Ой, ой! Надѣюсь, они не заряжены? — вскричалъ Немулэнъ, притворись испуганнымъ. — Нѣтъ ничего опаснѣе для сосѣдей и нечего безвреднѣе для грабителей, чѣмъ эти пистолеты!

— Что жъ, вы сомнѣваетесь въ моей храбрости? — вскричалъ офицеръ, вращая глазами.

— Вовсе нѣтъ! Боже, меня сохрани! Но когда стрѣляютъ изъ пистолетовъ, пули летятъ, куда имъ вздумается… И чаще всего въ сторону, а не впередъ… Впрочемъ, если господамъ грабителямъ вздумается напасть на дилижансъ въ Сенарскомъ лѣсу, то намъ придется только улыбаться имъ.

— Нужно защищаться не на животъ, а на смерть.

— Кондукторъ! — вскричалъ Немулэнъ: — отберите сію минуту оружіе у этого господина. Онъ насъ всѣхъ погубитъ! Защищаться! Неужели вы говорите это серьезно? Судите сами, господа!

Говоря такъ, онъ обратился прямо къ Санъ-Режану, такъ что тому не было никакой возможности уклониться отъ отвѣта

— Я полагаю, что господинъ офицеръ говорилъ, какъ полагается храброму человѣку. Во всякомъ случаѣ, я раздѣляю высказанное имъ мнѣніе, — отвѣчалъ Санъ-Режанъ.

— Вы хотите, кажется, сказать, что я не принадлежу къ храбрымъ людямъ? — возразилъ мнимый виноторговецъ, поднимаясь на кончики носковъ.

— Я ничего не желаю этимъ сказать, сударь, — равнодушно отвѣчалъ Санъ-Режанъ. — Вы спрашиваете меня, а я отвѣчаю. Бросимъ этотъ разговоръ! Онъ меня не интересуетъ.

— Позвольте узнать, съ кѣмъ я имѣю дѣло?

— Это не секретъ. Кондукторъ можетъ вамъ сообщить это. Мое имя внесено въ списокъ пассажировъ. Впрочемъ, я могу вамъ сообщить его самъ: Викторъ Леклеръ, торговецъ шелковыми товарами и бархатомъ.

— А, какъ это кстати! — воскликнулъ Немулэнъ, на лицѣ котораго выразилось полное удовольствіе: — мы съ вами, такъ сказать, соратники! А я торговецъ виномъ. Вотъ вамъ моя рука, пожмите ее, гражданинъ, и пусть воцарится согласіе между нами! Я нѣсколько суетливъ, но у меня доброе сердце.

Съ этими словами онъ протянулъ Санъ-Режану свою широкую руку, въ которую тотъ съ отвращеніемъ вложилъ свои пальцы.

— Вотъ такъ! Теперь пора садиться вѣдилижапсъ. Лошади уже отдохнули. Ну, кучеръ, отпусти вожжи и поскачемъ!

И онъ на губахъ изобразилъ рожокъ кондуктора. Во время перемѣны лошадей въ Вильневѣ онъ чрезвычайно ухаживалъ за дамами и предложилъ угостить ихъ бріошами. Хотя онъ казался нѣсколько навязчивымъ, но тѣмъ не менѣе всѣ съ нимъ перезнакомились. Онъ все уговаривалъ Санъ-Режана пересѣсть къ нему и занять мѣсто возлѣ кучера.

— Оттуда великолѣпный видъ, вотъ увидите.

Но молодой человѣкъ, вѣжливо извиняясь, отклонилъ его предложеніе подъ тѣмъ предлогомъ, что во время переѣзда ему надо будетъ пересмотрѣть свою записную книжку съ порученіями и что, такимъ образомъ, до самаго Монторо онъ будетъ занятъ.

Въ Мелонѣ во время ужина черезчуръ сангвиническій темпераментъ торговца виномъ сдѣлалъ его всеобщимъ посмѣшищемъ. Когда наступила ночь, пассажиры предложили Немулэну потѣсниться и удѣлить ему мѣстечко внутри омнибуса, чтобы онъ могъ укрыться въ немъ отъ ночного холода. Тотъ охотно принялъ предложеніе и втиснулся между старой дамой и Санъ-Режаномъ, благо оба они были худощавы.

Дальнѣйшее приключеніе прошло безъ всякихъ приключеній. Изъ Шалона Немулэнъ и Санъ-Режанъ двинулся дальше по водѣ. Когда они прибыли въ Ліонъ, можно было подумать, что это самые близкіе друзья.

VIII.

На самомъ дѣлѣ Санъ-Режанъ и не подумалъ отказываться отъ своей сдержанности. Онъ не позволялъ своему спутнику проникнуть въ свои тайны и больше, чѣмъ когда-либо, игралъ роль Виктора Леклера, торговца шелковыми товарами. Напрасно Немулэнъ дѣлалъ къ нему разные подходцы: Санъ-Режанъ началъ уже подозрѣвать его настоящую роль.

Какъ только они прибыли въ Фонтенбло, явился полицейскій комиссаръ, чтобы осмотрѣть багажъ дилижанса. Ему донесли, что подъ видомъ этого багажа пересылается на югъ транспортъ оружія. Онъ потребовалъ у всѣхъ пассажировъ паспорта. Пока производился этотъ осмотръ, Немулэнъ, какъ будто случайно, находился на дворѣ гостиницы. Только что комиссаръ вышелъ, какъ Немулэнъ появился въ комнатѣ, разразился бранью по адресу комиссара, который, по его словамъ, крайне грубо потребовалъ отъ него на дворѣ предъявить ему свои бумаги. Но у него есть средство осадить этого господина: консулъ Камбасаресъ — его землякъ!

Очень трудно было его успокоить, такъ что хозяину пришлось даже выставить ему бутылочку бордо, чтобы вызвать опять улыбку на его скривившіяся отъ раздраженія губы.

Санъ-Режанъ, наблюдавшій издали ссору торговца съ комиссаромъ, замѣтилъ, что, напротивъ, между ними все обошлось очень мирно. Комиссаръ, казалось, больше отвѣчалъ, чѣмъ спрашивалъ. Съ этого момента Немулэнъ окончательно сталъ ему подозрительнымъ, несмотря на то, что всю дорогу продавалъ вина и на каждой станціи предлагалъ содержателямъ свои услуги.

По пріѣздѣ въ Ліонъ Немулэнъ сказалъ своему спутнику:

— Если вы не знаете, гдѣ остановиться, то я могу вамъ рекомендовать гостиницу «Единорогъ» на площади Бротто. Это какъ разъ въ центрѣ города. Я тамъ всегда останавливаюсь, когда бываю въ Ліонѣ. Тамъ меня принимаютъ съ особеннымъ вниманіемъ.

Санъ-Режану захотѣлось посмотрѣть, до чего можетъ дойти наглость Немулэна, и такъ какъ ему было все равно, гдѣ остановиться, то онъ рѣшилъ послѣдовать данному совѣту.

Къ величайшему своему удивленію, онъ увидѣвъ, что Немулэнъ сказалъ правду, что его, дѣйствительно, хорошо знали въ гостиницѣ «Единорогъ» и что онъ поставлялъ туда вино, которое не переставалъ расхваливать. Недовѣріе его стало понемногу ослабѣвать. Но онъ былъ родомъ изъ Бретани и не легко мѣнялся въ своихъ чувствахъ. Онъ продолжалъ наблюдать за Немулэномъ, который становился все оживленнѣе, и сталъ прислушиваться къ изліяніямъ своего дорожнаго товарища. Этотъ послѣдній неожиданно измѣнилъ тонъ и пустился въ такія откровенности, которыя глубоко изумили Санъ-Режана.

— Послушайте, Леклеръ, — въ первый же вечеръ сказалъ Немулэнъ, когда они пообѣдали и пили кофе. — Мы теперь одни съ вами, и меня мучитъ совѣсть за то, что я былъ съ вами недостаточно откровененъ. Я упрекаю себя, зачѣмъ я завезъ васъ въ эту гостиницу «Единорогъ». Я имѣлъ въ виду удовольствіе, которое мнѣ доставляетъ ваше присутствіе, и совершенно упустилъ изъ виду васъ самого. А между тѣмъ это можетъ васъ скомпрометировать.

— Какъ? Что такое? — вскричалъ Санъ-Режанъ.

— Это, знаете, вещь очень щекотливая и мнѣ трудно вамъ это высказать. Не сйрашивайте меня. Будьте довольны тѣмъ, что я съ вами такъ откровененъ. Набирайте свои вещи и переѣзжайте скорѣе въ гостиницу гдѣ-нибудь на другомъ концѣ города. Лучше будетъ, если васъ не будутъ видѣть со мною.

— Но почему же?

— Нѣтъ! Нѣтъ! Не спрашивайте! Сдѣлайте то, что я вамъ совѣтую. Этимъ совѣтомъ я далъ вамъ доказательство моей преданности.

— Я очень этимъ тронутъ, но тѣмъ не менѣе не понимаю ничего. Что вы банкротъ, что ли, или фальшивый монетчикъ?

— Нѣтъ, нѣтъ! Мое доброе имя не запачкано ничѣмъ!

— Ужъ не принимаете ли вы участіе въ какомъ-нибудь заговорѣ?

Немулэнъ молчалъ, устремивъ на Санъ-Режана испытующій взглядъ. Онъ видѣлъ, что тотъ удивленъ.

— А если бы и такъ? — сказалъ онъ, внезапно заволновавшись. — Что жъ, неужели бы вы стали избѣгать меня? Какого вы образа мыслей, Леклеръ? Вы за революцію, которая воплотилась въ этомъ проклятомъ Бонапартѣ? Или, быть можетъ, вы желаете принцевъ?

При этихъ словахъ Санъ-Режанъ застылъ въ безстрастіи. Теперь онъ могъ сказать увѣренно: его дорожный товарищъ не что иное, какъ провокаторъ, который играетъ съ нимъ опасную игру. Все поведеніе, выходки и разглагольствованія Немулэна теперь стали для него ясны. Онъ понялъ, однако, что если онъ его оставитъ сейчасъ же, или будетъ принимать противъ него мѣры предосторожности, то онъ только укрѣпитъ въ провокаторѣ подозрѣнія, которыхъ, быть можетъ, у него пока еще нѣтъ. Поэтому онъ отвѣтилъ съ притворнымъ ужасомъ:

— О чемъ вы говорите? Какого я образа мыслей? У меня одинъ образъ мыслей: заработать побольше денегъ, перебраться въ Парижъ и поскорѣе опериться самому. Конечно, революція и происки революціонеровъ мнѣ не по сердцу, такъ какъ они тормозятъ дѣло. Но когда приходится высказываться за ту или другую партію, тутъ я очень остороженъ. Но, гражданинъ Немулэнъ, какимъ образомъ вы могли впутаться въ политическія авантюры? Я убѣжденъ теперь, что вы плетете какую-то интригу противъ правительства.

— Тише! — шепнулъ Немулэнъ. — Ну, да, я пріѣхалъ, чтобы повидаться съ роялистами юга. Я начну съ Ліона, гдѣ у меня есть надежные друзья среди простого народа. Съ большими господами въ родѣ Поммадеровъ, Керси, Санъ-Орановъ мнѣ дѣло имѣть по приходится.

Санъ-Режанъ вздрогнулъ. Немулэнъ назвалъ ему какъ разъ трехъ главарей роялистовъ, къ которымъ ему были даны порученія изъ Парижа.

— Я работаю здѣсь между ткачами, — продолжалъ мнимый Немулэнъ. — Это хорошій матеріалъ для возстанія. Подготовляя его, я рискую своей шкурой. Но я не хотѣлъ бы рисковать вашей… если только у васъ у самого нѣтъ причины…

И онъ снова посмотрѣлъ на Санъ-Режана, какъ бы вызывая его на полную откровенность, но тотъ сдѣлалъ видъ, что не понимаетъ этого.

— Очень совѣтую вамъ — продолжалъ Санъ-Режанъ: — образумьтесь, пока не поздно. Вы погубите себя! Какія у васъ могутъ быть надежды! Бороться противъ правительства перваго консула, который опирается на свои двадцать побѣдъ и всеобщее удивленіе? Объ этомъ нечего и думать! Лучше продавайте свое вино и не впутывайтесь въ другія дѣла… Никто васъ не поблагодаритъ за вашу самоотверженность. Принцы — народъ очень неблагодарный.

— Нѣтъ! Я поклялся умереть за нихъ! Прощайте, Леклеръ! Я не хочу завлекать васъ въ мои замыслы. Если вы отсюда не переѣдете, то я переѣду. Я хочу дать вамъ доказательство своей дружбы и честности.

Нѣсколько минутъ онъ продолжалъ еще говорить на эту тему. Немулэнъ пустился опять въ откровенности, изъ которыхъ Санъ-Режанъ убѣдился, что если онъ знаетъ отдѣльныхъ роялистовъ, то организація партіи ему неизвѣстна. Свѣдѣнія относительно видныхъ роялистскихъ дѣятелей въ Ліонѣ, которыми онъ располагалъ, онъ могъ почерпнуть отъ мѣстной полиціи. Видимо, это былъ человѣкъ очень опасный, который велъ большую игру. Разстаться съ нимъ сразу значило бы развязать ему руки и дать ему возможность шпіонить безъ всякихъ помѣхъ. Лучше будетъ придерживаться прежняго образа дѣйствій, играть простака и быть насторожѣ. Съ такимъ спутникомъ нужно бояться всего. Санъ-Режанъ всегда носилъ при себѣ оружіе, а его сила и ловкость служили для него достаточной защитой противъ внезапнаго нападенія.

Самымъ аккуратнымъ образомъ онъ началъ посѣщать всѣ шелковыя фабрики. Порученія, которыя ему далъ Лербуръ, были теперь весьма кстати. Они давали ему возможность возвращаться въ гостиницу съ кучей всякихъ образчиковъ и разсказывать о впечатлѣніяхъ, вынесенныхъ за день.

Немулэнъ, знавшій точно, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, удивлялся его хладнокровію, выдержкѣ и ловкости. Онъ даже почувствовалъ къ молодому человѣку настоящее уваженіе. Ему было пріятно, что онъ нашелъ себѣ достойнаго партнера. Ему было также неловко, что въ этой игрѣ на его сторонѣ столько преимуществъ: онъ видѣлъ игру насквозь, но воображалъ, что Санъ-Режанъ еще не подозрѣваетъ о томъ, кто онъ такой въ дѣйствительности.

Чтобы имѣть возможность дѣйствовать навѣрно, Немулэнъ, по пріѣздѣ въ Ліонъ, немедленно далъ знать о себѣ главному полицейскому комиссару. Въ гостиницу былъ командированъ особый агентъ, который подъ видомъ служителя былъ всегда къ его услугамъ. Такимъ образомъ, Санъ-Режанъ не могъ сдѣлать ни одного шага безъ того, чтобы за нимъ не слѣдили.

Наступилъ уже третій день послѣ пріѣзда, по въ его поведеніи не было рѣшительно ничего подозрительнаго. Онъ рано вставалъ и рано ложился.

Но вотъ однажды вечеромъ онъ рдѣлся гораздо наряднѣе, чѣмъ обыкновенно. Немулэнъ, съ которымъ онъ обѣдалъ, былъ очень удивленъ этой перемѣной. Тогда молодой человѣкъ съ нѣкоторымъ смущеніемъ объявилъ, что у него назначено свиданіе съ одной очень красивой купчихой, мужъ которой былъ въ отсутствіи.

— А, злодѣй! — вскричалъ его собесѣдникъ. — А вы не боитесь какихъ-нибудь непріятныхъ встрѣчъ? Хотите, я буду васъ сопровождать? Это далеко отсюда?

— Я не могу вамъ ничего сказать. Извините. Это очень щекотливый вопросъ…

— Правда, правда. Идите, Фоблазъ, и наставьте фабриканту рога, которыхъ онъ заслуживаетъ. А я завалюсь спать и буду ждать съ нетерпѣніемъ завтрашняго дня, когда, надѣюсь, вы разскажете мнѣ о вашихъ приключеніяхъ.

Они еще болтали до девяти часовъ, потомъ Немулэнъ отправился по лѣстницѣ въ свою комнату, а С’анъ-Режанъ вышелъ на площадь Вротто.

Ночь была очень темная. Едва молодой человѣкъ успѣлъ сдѣлать сотню шаговъ, какъ отъ угла дома отдѣлилась какая-то фигура и, прижимаясь къ стѣнамъ, принялась за нимъ слѣдить. Черезъ минуту по его слѣдамъ шелъ уже и самъ Немулэнъ, переодѣвшійся рабочимъ.

Санъ-Режанъ, дѣйствительно, шелъ къ купцу, но, конечно, не ради любовныхъ приключеній. Въ этотъ вечеръ должно было состояться собраніе роялистскихъ вожаковъ. Это собраніе было организовано съ величайшей осторожностью, въ виду бдительнаго надзора, предметомъ котораго былъ Санъ-Режанъ. Мужъ дамы, о которой упоминалъ Санъ-Режанъ, дѣйствительно, уѣхалъ изъ Ліона, чтобы сбить съ толку полицію, а жена въ его отсутствіе должна была принять Санъ-Режана и его сообщниковъ. Чтобы обмануть полицію, купецъ согласился рискнуть своей репутаціей и прослыть обманутымъ.

Когда хозяйка дома ввела къ себѣ Санъ-Режана, у нея въ комнатѣ позади магазина уже сидѣли въ полутемнотѣ маркизъ де-Санъ-Оранъ, графъ де-Поммадеръ и кавалеръ де-Керси.

Наскоро поздоровавшись, всѣ четверо обмѣнялись новостями и сообщили другъ другу свѣдѣнія о настроеніи населенія. Видя, что они въ курсѣ всѣхъ рѣшеній парижскаго комитета, Санъ-Режанъ просилъ ихъ быть наготовѣ на случай необходимости поднять возстаніе въ провинціи и захватить общественную власть.

— Вы вдругъ услышите, что тиранъ палъ, — сказалъ онъ. — Вы должны немедленно провозгласить короля и выкинуть бѣлое знамя. Вы, Керси, явитесь къ войску въ качествѣ намѣстника короля. Вотъ вамъ порученіе. Вы, Поммадеръ, должны овладѣть префектурой. Санъ-Оранъ займетъ казначейство. Таковъ приказъ…

— Но нельзя ли узнать теперь же, что предполагается произвести? — спросилъ де-Керси.

— Невозможно! До послѣдняго мгновенія движеніе должно совершаться въ тайнѣ, и объ немъ будутъ знать только тѣ, кто приметъ въ немъ участіе. Вѣсть объ этомъ упадетъ, какъ снѣгъ на голову. Будьте наготовѣ и дѣйствуйте осторожно. Вамъ нужно войти въ сношеніе съ нашими друзьями въ Авиньонѣ и Марселѣ. Они должны выступить одновременно съ нами.

— Этимъ займусь я, — сказалъ Санъ-Оранъ.

— У васъ есть средства на необходимые расходы?

— Мы ихъ раздобудемъ, когда понадобится. Молодцы наши работаютъ на большихъ дорогахъ. Въ данное время они около Дижона и Гренобля. Они грабятъ казенную почту и загребаютъ казенныя денежки. Но всѣ эти деньги идутъ въ Бретань, на уплату солдатамъ Жоржа.

— Недавно, кажется, остановили г. Санъ-Эрмина?

— Да, скверное дѣло. Нашихъ друзей выдали, и они теперь подъ карауломъ. Но мы не теряемъ надежду ихъ освободить. Гильотина устроена не для нихъ.

— Тѣ изъ насъ, которымъ пришлось взойти на эшафотъ, облагородили его! — сказалъ Санъ-Режанъ. — Неважно, если мы сложимъ свои головы, лишь бы раздавить революцію. Бонапартъ, самъ по себѣ, гораздо опаснѣе, чѣмъ весь конвентъ. Въ немъ сосредоточена разрушительная сила Дантона, Робеспьера и Марата. Мы съ Гидомъ и Жоржемъ видѣли его вблизи въ аудіенціи, которую онъ намъ соизволилъ дать! Его гложетъ страшное честолюбіе. Чтобы осуществить свою мечту, онъ готовъ растоптать все человѣчество. Если онъ восторжествуетъ, я предвижу бойню и всеобщее разореніе. Кровь потечетъ ручьями.

— Лучше, чтобы потекла его!

Едва раздались эти слова, какъ вбѣжала хозяйка, перепуганная и почти лишившаяся голоса. Они принялись осыпать ее вопросами. Она объяснила, что всѣ выходы изъ дома заняты какими-то людьми и что сейчасъ, безъ сомнѣнія, явится сюда полиція.

— Не тревожьтесь, — сказалъ маркизъ де-Санъ-Оранъ. — Мы выйдемъ черезъ потайный ходъ, который выходитъ въ сарай вашего сосѣда, а оттуда на набережную въ ста шагахъ отсюда. Невѣроятно, чтобы кто-нибудь сталъ слѣдить за этимъ выходомъ. Онъ извѣстенъ только замъ однимъ. Санъ-Режанъ останется съ вами и черезъ часъ выйдетъ отсюда черезъ дверь лавки.

Быстро пожавъ руку молодому человѣку, трое собесѣдниковъ безшумно исчезли черезъ потайный выходъ и, пройдя до сосѣдняго двора, вышли изъ сарая и вошли въ полутемную пивную лавку, а отсюда, тщательно осмотрѣвшись кругомъ, незамѣтно выбрались на улицу. Здѣсь они разстались и быстро исчезли въ темнотѣ.

Оставшись съ женой торговца, Санъ-Режанъ старался ее успокоить. Онъ объяснилъ ей, что единственная опасность, которой она подвергалась, былъ бы одновременный арестъ у нея его самого, Санъ-Орана, Керси и Поммадера. Но если даже полиція и явится теперь, то обыскъ не дастъ никакихъ результатовъ и не навлечетъ никакой опасности ни на нее, ни на ея мужа. Ее могутъ только заподозрѣть въ близкихъ отношеніяхъ къ комиссіонеру ея мужа, Леклеру. Она такъ красива, галантно прибавилъ при этомъ Санъ-Режанъ, что такое объясненіе могло бы показаться весьма правдоподобнымъ. Онъ взялъ ее за руку, которая была холодна, какъ ледъ, и понялъ, что она не слушаетъ его и что ея вниманіе поглощено шумомъ, доносившимся снаружи.

Такимъ образомъ прошелъ почти цѣлый часъ. Казалось, страхи бѣдной женщины не оправдаются. Санъ-Оранъ, Поммадеръ и Керси, безъ сомнѣнія, лежали уже у себя въ постели, когда Санъ-Режанъ рѣшился наконецъ выйти. Но тѣ, которые наблюдали на улицѣ, очевидно, также потеряли терпѣніе: въ дверь два раза сильно постучали, и какой-то голосъ крикнулъ:

— Отворите!

— Будьте осторожны! — сказалъ Санъ-Режанъ. — Теперь-то намъ и нужно сыграть каждому свою роль. Вы должны показать видъ, будто вы думаете, что это внезапно вернулся вашъ мужъ. Минуту поговорите черезъ дверь, а потомъ откройте… А я выскочу въ окно.

— Вы ушибетесь!

— Нѣтъ. Положитесь на меня. Поднимемся въ мезонинъ.

Пока съ улицы несся шумъ и крикъ, они вошли въ спальню дамы. И жена купца громко спросила оттуда:

— Кто тамъ? Это ты, мои другъ?

— Да, — смѣло отвѣтилъ стучавшій.

— Я сейчасъ сойду. Потерпи минутку. Я совершенно не ожидала, что ты вернешься…

— Догадываюсь, — отвѣчалъ стучавшій снизу.

Минуту спустя, засовы были отодвинуты, дверь открылась, и въ комнату быстро вошелъ какой-то человѣкъ. Свѣтъ лампы, которую держала хозяйка, падалъ прямо на него.

— Это не мужъ! — крикнула она и быстро потушила лампу.

Въ этотъ моментъ Санъ-Режанъ, держась руками за рѣшетку

балкона, спрыгнулъ на улицу. Только что онъ поднялся, какъ три человѣка бросились на него съ крикомъ.

— Вотъ онъ, вяжите его!

— Нельзя ли потише! — сказалъ Санъ-Режанъ, нанося ближайшему ударъ прямо въ лицо. Тотъ крикнулъ «ахъ!» и упалъ. Два другіе выхватили пистолеты и прицѣлились въ молодого человѣка. Онъ стремительно бросился на нихъ, крича:

— Чортъ возьми! Я не зналъ, что въ Ліонѣ по ночамъ грабятъ.

Оба выстрѣла не попали въ него. Онъ вырвался отъ нападающихъ, нанесъ одному изъ нихъ сильный ударъ въ животъ ногой и прежде, чѣмъ оба успѣли прійти въ себя отъ неожиданности, Санъ-Режанъ былъ уже далеко отъ нихъ.

«Чортъ возьми! Неужели это штука Немулэна? — спрашивалъ онъ себя, продолжая бѣжать. — Я ему одному сказалъ, что ухожу сегодня вечеромъ. Но вѣдь онъ не зналъ, куда я иду. Положимъ, онъ могъ итти за мной. Ну, если ты сыгралъ со мной эту штуку, то я, милый мой, расплачусь съ тобой. Неужели онъ принималъ участіе въ сегодняшней экспедиціи? Если это такъ, то я не найду его дома и его комната будетъ пуста. Но, можетъ быть, онъ устроилъ все это при помощи здѣшнихъ агентовъ? Впрочемъ, мы это скоро увидимъ».

Вернувшись въ гостиницу «Единорогъ», онъ вошелъ прямо въ комнату хозяина, взялъ ключъ отъ своей комнаты и съ безпечнымъ видомъ сказалъ:

— Прекрасная ночь! А гражданинъ Немулэнъ уже вернулся?

— Что вы! Онъ уже десятый сонъ теперь видитъ!

«Отлично, — подумалъ про себя Санъ-Режанъ. — Хозяинъ, очевидно, съ нимъ заодно. Но я хочу посмотрѣть самъ».

— Спокойной ночи, гражданинъ. У меня просто глаза слипаются.

Поднявшись въ первый этажъ, онъ остановился передъ дверью Немулэна и постучалъ. Отвѣта не было. Онъ постучалъ вторично.

— Кто тутъ? — раздался голосъ спросонокъ. — Что надо? Который часъ?

— Это я, Викторъ Леклеръ. Одиннадцать часовъ. Мнѣ надо съ вами поговорить.

Послышалось какое-то восклицаніе и топотъ ногъ. Потомъ дверь открылась, и передъ Санъ-Режаномъ предсталъ гражданинъ Немулэнъ въ одной рубашкѣ, въ ночномъ колпакѣ, наполовину скрывавшемъ его лицо, и со свѣчкою въ рукахъ.

— Войдите, сосѣдъ… Съ вами случилось что-нибудь? Вы не обидитесь, если я опять лягу…

Съ этими словами онъ поставилъ свѣчку на каминѣ, подальше отъ кровати, такъ что его лицо оставалось въ тѣни, и, забившись подъ одѣяло, спросилъ:

— Свиданіе не состоялось?

— Наоборотъ! Но вообразите себѣ, вернулся мужъ!

— Мужъ?

— Да. Въ самый интересный моментъ это чучело стало стучать въ дверь. Жена, конечно, потеряла голову… Она спустилась внизъ… а я тѣмъ временемъ успѣлъ одѣться…

— Какъ, вы ужъ были въ постели?

— Какъ видите! Только что я приготовился спуститься съ балкона, какъ мужъ вошелъ въ лавку. _р Я приноровился, спрыгнулъ на улицу и хотѣлъ было пуститься бѣжать, какъ вдругъ на меня бросились три человѣка, которыхъ разставилъ на улицѣ мужъ.

— Ловушка, стало быть?

— Похоже на то! Къ счастью, мнѣ удалось вырваться изъ когтей этихъ разбойниковъ… Онъ стрѣляли въ меня два раза.

— И вы отвѣтили тѣмъ же?

— Вовсе нѣтъ! Мнѣ вовсе не хотѣлось привлекать вниманіе полиціи, которая забрала бы меня и этихъ разбойниковъ. Я отбился ударами кулака, вотъ и все. Что вы на это скажете?

— Чортъ возьми! А вы увѣрены, что это дѣйствительно былъ мужъ?

— А кто же, какъ не онъ?

— А если это была полиція?

— Полиція? Да зачѣмъ же она здѣсь? Какое ей дѣло до меня?

— Вы помните, что я вамъ сказалъ вчера. Ужъ не являетесь ли вы въ данномъ случаѣ жертвой нашей дружбы? Нужно отсюда убираться, завтра же утромъ. Мы, очевидно, не можемъ разсчитывать здѣсь на безопасность. Вамъ уже устроили ловушку. Мужъ, если только это былъ онъ, дѣйствовалъ, очевидно, въ согласіи съ полицейскимъ комиссаромъ. Бѣжимъ, Леклеръ, пока еще не поздно!

— Чортъ возьми! Бѣгите сами, Немулэнъ, если вамъ это нравится. Мнѣ нечего бояться. Я еще не кончилъ всѣхъ своихъ дѣлъ и останусь здѣсь. Если вы безпокоитесь, то уѣзжайте.

— Да, я уѣду, завтра же утромъ уѣду. Прощайте, другъ мой, будьте увѣрены, что я васъ не забуду. Когда вернетесь въ Парижъ и, можетъ быть, захотите повидаться со мной, то всегда найдете меня въ пять часовъ въ ресторанѣ «Турецкій Диванъ».

— До свиданія. Желаю вамъ счастливаго пути.

Они пожали другъ другу руки. Санъ-Режанъ отправился въ свою комнату, быстро улегся и заснулъ. Онъ обладалъ неустрашимымъ сердцемъ и относился ко всему со свойственной молодости беззаботностью.

А въ это время Немулэнъ, облокотившись на изголовье, думалъ:

«Этотъ человѣкъ очень силенъ и ловокъ и намъ не легко будетъ управиться съ нимъ. Я готовь даже усомниться въ томъ, дѣйствительно ли онъ пріѣхалъ сюда съ цѣлью заговора, или же просто по своимъ дѣламъ. У меня нѣтъ никакихъ указаній, никакихъ доказательствъ. Нѣтъ никакихъ основаній утверждать, что онъ виновенъ. Но зато противъ него есть предположенія, и еще какія! Онъ носитъ чужое имя, причастенъ къ партіи принцевъ и вмѣстѣ съ Гидомъ и Жоржемъ былъ ихъ посланцемъ къ первому консулу. Почему онъ называетъ себя Викторомъ Леклеромъ? Не замѣшана ли тутъ любовь? Можетъ быть, все это онъ дѣлаетъ только для того, чтобы снискать довѣріе Лербура, чтобы имѣть возможность у него на глазахъ поддерживать связь съ его женой? Въ обычное время это было бы вполнѣ вѣроятно, но теперь, когда настало царство интригъ и заговоровъ, этого не можетъ быть. Санъ-Режанъ, очевидно, участвуетъ въ заговорѣ и явился сюда для того, чтобы сговориться съ вожаками роялистовъ на югѣ. Поэтому мнѣ нужно отдѣлиться отъ него. Онъ мнѣ, очевидно, не довѣряетъ. Разсказъ о своей неудачѣ, съ которымъ онъ явился ко мнѣ, конечно, разсчитанъ на то, чтобы отвести мнѣ глаза. А, можетъ быть, онъ не прочь былъ бы узнать, не принималъ ли я самъ участіе въ этой экспедиціи. Этотъ молодой человѣкъ надѣленъ всѣми качествами вождя заговорщиковъ. Онъ не теряетъ головы. И не вернись я изъ предосторожности пораньше, онъ накрылъ бы меня, такъ сказать, на мѣстѣ преступленія. Съ такимъ блестящимъ противникомъ пріятно сыграть партію. Ну, пока что, а теперь будемъ спать!»

Онъ заперъ дверь, улегся опять въ постель и потушилъ свѣчку. Въ шесть часовъ утра, расплатившись по счету, онъ уже уѣхалъ изъ гостиницы «Единорогъ». Но, выѣхавъ изъ гостиницы утромъ въ качествѣ проѣзжаго, онъ въ тотъ же вечеръ вернулся въ нее обратно въ качествѣ слуги. Какъ разъ кстати хозяинъ поссорился съ однимъ изъ служителей, который и былъ уволенъ, а на его мѣсто взятъ другой — неуклюжій нормандецъ съ тяжелой походкой и медленной рѣчью, которому было поручено убирать комнаты.

Съ этого дня Санъ-Режанъ и новый служитель, котораго звали Ипполитомъ, постоянно сталкивались. Не довѣряя никому столько же по принципу, сколько въ силу необходимости, молодой человѣкъ украдкой наблюдалъ за новымъ слугой, который тщательно, но неторопливо мелъ полъ въ коридорѣ. То былъ грузный малый съ копной бѣлокурыхъ волосъ на головѣ, съ загнившими отъ сидра зубами: Въ ушахъ у него росли волосы.

Санъ-Режанъ пробовалъ заговаривать съ нимъ, но онъ давалъ на чистѣйшемъ норманскомъ діалектѣ весьма уклончивые отвѣты. Онъ казался довольно дурашливымъ и во всякомъ случаѣ былъ такъ непохожъ на Немулэна, что невозможно было и предположить, что это одно и то же лицо. Новый слуга былъ вершка на четыре выше Немулэна, и голосъ у него былъ совсѣмъ другой.

Впрочемъ, Санъ-Режанъ рѣшилъ заниматься только торговыми дѣлами и, чувствуя себя безопаснѣе, чѣмъ когда-либо, принялся въ качествѣ Виктора Леклера бѣгать по фабрикамъ и магазинамъ и набирать образчиковъ, которыми скоро завалилъ всю свою комнату.

Онъ написалъ Лербуру письмо, которое самъ передалъ Ипполиту съ просьбой снести его на почту. Несмотря на приложенную сургучную печать, письмо было, конечно, вскрыто этимъ вѣрнымъ служителемъ и оказалось совершенно невиннаго содержанія. Леклеръ хвалился нѣкоторыми выгодными закупками, которыя ему удалось сдѣлать, сообщалъ о томъ, что шелковая промышленность мало-помалу начинаетъ опять оживать, и писалъ, что на слѣдующей недѣлѣ онъ вернется въ Парижъ. Если бъ только Ипполитъ могъ освободиться отъ даннаго ему порученія, не вызывая подозрѣній Санъ-Режана, онъ давно бы былъ уже въ Парижѣ. Онъ чувствовалъ себя безполезнымъ въ Ліонѣ, гдѣ за Санъ-Режаномъ могли въ достаточной мѣрѣ наблюдать и мѣстные агенты. Но чувство долга взяло въ немъ верхъ и онъ продолжалъ скучать подъ личиной Ипполита съ его рыжеватымъ парикомъ и въ башмакахъ съ каблуками въ четверть аршина.

Онъ обыкновенно проводилъ свое время въ мечтахъ о томъ, какъ онъ захватитъ Санъ-Режана на мѣстѣ преступленія. Но для того, чтобы выслѣдить его, приходилось дождаться, пока онъ вернется въ Парижъ. Онъ былъ непоколебимо убѣжденъ, что бретонецъ исподтишка ведетъ политическую интригу, и его охватывала холодная ярость при мысли о томъ, что, несмотря на всѣ средства, которыми онъ располагаетъ, несмотря на то, что личность противника и его сообщники ему отлично извѣстны, этотъ противникъ все-таки остается не разгаданнымъ. Онъ этого страдало его профессіональное самолюбіе. Вѣдь.съ самой первой ихъ встрѣчи въ гостиницѣ «Черный Конь», едва вступивъ въ предѣлы Франціи, Санъ-Режанъ словно шутя не переставалъ дразнить страшнаго ищейку, который шелъ по его слѣдамъ.

Невольно Браконно задавалъ самъ себѣ вопросъ, какія свѣдѣнія онъ можетъ сообщить Фуше, когда, пріѣхавъ въ Парижъ, явится къ своему начальнику. Онъ зналъ, что тотъ отличается грубостью, что онъ эгоистъ, отъ котораго нечего ждать снисходительности, что онъ способенъ безъ всякаго сожалѣнія пожертвовать агентомъ, которому не удалось исполнить его порученія. А пожертвовать агентомъ въ данномъ случаѣ значило на всю жизнь бросить его въ самыя низины жизни или же подставить его подъ выстрѣлъ во время какого-нибудь обыска. Съ сыщиками не церемонились, объ нихъ не безпокоились и ихъ не искали. Это былъ соціальный соръ, исчезновеніе котораго рѣшительно никого не безпокоило.

Работа его подходила уже къ концу, такъ какъ Леклеръ писалъ о скоромъ возвращеніи, и Браконно возымѣлъ надежду, что какой-нибудь счастливый случай разомъ вознаградитъ его за всѣ неудачи.

На имя Санъ-Режана пришло письмо. Вскрывъ его при помощи полицейскихъ пріемовъ, Ипполитъ увидѣлъ, что оно было отъ Лербура. Торговецъ разсыпался въ совѣтахъ и указаніяхъ, давалъ ему новыя порученія и увѣрялъ въ своей дружбѣ. Все это не имѣло никакого значенія, но внизу письма стояло нѣсколько строкъ, написанныхъ мелкимъ красивымъ почеркомъ. Очевидно, письмо было передано Эмиліи для того, чтобы его запечатать. Въ этихъ-то строкахъ оказалась цѣнная паходка.

Съ неподдѣльной радостью сыщикъ прочелъ слѣдующее: «Я не перестаю думать о васъ со времени вашего отвѣта. Къ этому меня принуждаетъ мой мужъ, который только и говоритъ, что о вашей поѣздкѣ и о тѣхъ результатахъ, которыхъ онъ, отъ нея ожидаетъ. Меня же больше всего интересуетъ ваше возвращеніе. Не откладывайте его слишкомъ долго, если хоть что-нибудь чувствуете къ вашей Эмиліи».

— Ага! — воскликнулъ мнимый Ипполитъ. — Вотъ слабое мѣсто нашего молодца. Онъ любитъ и любимъ. Аксіома такая: влюбленный заговорщикъ равенъ погибшему человѣку. Теперь я буду держать его въ рукахъ при помощи прекрасной m-me Лербуръ. Если только я еще не сталъ глупцомъ, мой патронъ будетъ получать новости, какъ только состоится это столь желаемое возвращеніе.

И, подогрѣвъ сургучъ, онъ снова запечаталъ письмо и, положивъ его на столъ въ комнатѣ Санъ-Режана, отправился по своимъ дѣламъ.

Два дня спустя гражданинъ Леклеръ взялъ себѣ мѣсто въ дилижансѣ, отходившемъ въ Санъ-Этьенъ, уложилъ свои вещи и приказалъ Ипполиту отвезти ихъ на телѣжкѣ къ конторѣ омнибусовъ, за что наградилъ его монетой въ двадцать су. Расплатившись засимъ съ хозяиномъ, Санъ-Режанъ весело покинулъ гостиницу «Единорогъ» и прекрасный городъ Ліонъ.

Ипполитъ, послѣ его отъѣзда снова превратившійся въ Браконно, рѣшился на отчаянное средство. Быстрымъ шагомъ направился онъ къ дому маркиза де-Поммадеръ и попросилъ принять его. Его пригласили въ залъ, отдѣланный стариннымъ дубомъ, гдѣ хозяинъ имѣлъ обыкновеніе принимать тѣхъ, кто желалъ его видѣть. Браконно принялся осматривать фамильные портреты.

Изъ этого созерцанія его вывелъ маркизъ, изумленный этимъ визитомъ. Обернувшись на его покашливанія, посѣтитель отвѣсилъ ему низкій поклонъ съ видомъ глубокаго уваженія.

— Позвольте вамъ представиться, г. маркизъ. Меня послалъ къ вамъ Викторъ Леклеръ…

Де-Поммадеръ поднялъ глаза къ потолку, какъ бы стараясь что-то припомнить.

— Викторъ Леклеръ? — удивленно спросилъ онъ. — Не знаю такого. Кто это такой⁴?

— Можетъ быть, г. маркизъ скорѣе вспомнитъ, если я скажу, что Викторъ Леклеръ это Санъ-Режанъ?

— Санъ-Режанъ? Позвольте. Это Санъ-Режанъ изъ Бретани? Старинный дворянскій родъ. Но и Виктора Леклера и Санъ-Режана я совершенно не знаю. Гдѣ онъ?

— Онъ былъ на этихъ дняхъ въ Ліонѣ и поручилъ мнѣ передать вамъ, г. маркизъ, что онъ очень сожалѣетъ о томъ, что долженъ былъ уѣхать изъ города, не повидавшись еще разъ съ вами. Виной этому приключеніе въ тотъ вечеръ…

— Милостивый государь, — возразилъ маркизъ: — все, что вы мнѣ разсказываете, какая-то абракадабра для меня. Я ничего не понимаю. Я ничего не знаю ни о приключеніи, о которомъ вы упомянули, ни объ его героѣ… Вы увѣрены, что кто-нибудь не сыгралъ съ вами шутки?

— Увѣренъ.

— Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, вамъ самому вздумалось позабавиться на мой счетъ?

— Я этого никогда не посмѣлъ бы, г. маркизъ!

— Совѣтую вамъ этого и не дѣлать, ибо не въ моемъ характерѣ терпѣть подобныя вещи.

Съ этими словами маркизъ, выпрямившись и пристально глядя на Браконно, двинулся на него съ такимъ грознымъ видомъ, что агентъ Фуше поспѣшилъ ретироваться. Въ передней онъ замѣтилъ лакея шести футовъ ростомъ. Такіе старые служаки, когда обращаются къ ихъ преданности, бываютъ очень грубы съ посторонними.

— Г. маркизъ, — сталъ извиняться Браконно, — мнѣ очень прискорбно, что я доставилъ вамъ непріятность… Повѣрьте, что я очень чту…

— До свиданія! И если вы встрѣтите этого Леклера, то пришлите его ко мнѣ: я его отдѣлаю!

И онъ быстро захлопнулъ дверь за Браконно.

«Вотъ смѣлые люди, — размышлялъ дорогой обезкураженный сыщикъ. — Тутъ такъ и бьетъ въ носъ заговоромъ. Ну-съ, установимъ наблюденіе за этимъ очагомъ реакціи, а сами возвратимся поскорѣе

Парижъ. Мои патронъ сумѣетъ заставить маркиза снять свою личину!»

Онъ вернулся къ себѣ въ гостиницу, а на другой день уже ѣхалъ въ Шалонъ.

IX.

Викторъ Леклеръ, держа въ рукахъ образчики, разсказывалъ Лербуру о своей поѣздкѣ въ его кабинетѣ при магазинѣ «Bonnet Bien». Эмилія сидѣла тутъ же на турецкомъ диванѣ, слегка опершись на мягкія бархатныя подушки. Полузакрывъ глаза, какъ будто дѣловые разговоры обоихъ собесѣдниковъ дѣйствовали на нее усыпляюще, она изъ-подъ полуопущенныхъ вѣкъ глядѣла на молодого человѣка, котораго она любила. Ей не было ни малѣйшей надобности стѣсняться. Ея мужъ сидѣлъ около своей конторки спиной къ ней. Викторъ Леклеръ, стоя около камина, безпрестанно заглядывалъ въ листъ, испещренный записями и цифрами. Онъ какъ будто занимался только Лербуромъ, а между тѣмъ его взглядъ былъ устремленъ на Эмилію. Онъ пріѣхалъ только наканунѣ и явился къ Лербуру сюрпризомъ. Съ самаго утра онъ говорилъ только о разныхъ шелковыхъ издѣліяхъ, не переставая бросать на Эмилію пламенные взгляды.

— Да вы драгоцѣнный человѣкъ, — сказалъ хозяинъ. — Закупки, которыя вы сдѣлали для меня, чрезвычайно выгодны. У васъ столько же вкуса, сколько ловкости. Просто прелесть, что вы закупили украшеніи для мундировъ. Генералъ Мюратъ все жалуется на бѣдность кавалерійской формы. Теперь онъ подпрыгнетъ отъ радости… Знаете, Леклеръ, вы заработали хорошія деньги на этихъ порученіяхъ…

Тѣнь легла на лицо молодого человѣка. Ему, видимо, было крайне непріятно брать деньги отъ мужа Эмиліи.

— Мы сочтемся съ вами потомъ, гражданинъ Лербуръ, — сказалъ онъ. — Надѣюсь, это для васъ безразлично. У меня теперь денегъ довольно. Такъ какъ я веду кочующій образъ жизни, то даже не знаю, куда мнѣ дѣвать то, что вы хотите мнѣ теперь дать.

— Пусть будетъ по-вашему, мой другъ, но расчетъ дружбы не портитъ. Я разсчитаю, сколько вамъ приходится ца комиссію, и вся сумма будетъ храниться у меня до вашего востребованія.

— Великолѣпно! Я собираюсь опять уѣхать на нѣсколько недѣль. Мы сосчитаемся, когда я вернусь.

— Какъ? Вы собираетесь уѣзжать? — спросила m-me Лербуръ.

— Да, гражданка, — отвѣтилъ Леклеръ. — Это мое занятіе — кататься по всѣмъ дорогамъ Франціи. Только что пріѣхалъ съ юга, поѣзжай на сѣверъ. Теперь мнѣ придется съѣздить во Фландрію за кружевами.

— И долго вы будете въ отсутствіи?

— Не могу вамъ точно сказать… Изъ Фландріи, можетъ быть, проѣду въ Кельнъ, и Майнцъ. Вслѣдствіе войны Германія давно была закрыта для насъ, а тамъ, навѣрно, можно сдѣлать дѣла…

— Какъ вы энергичны! — со вздохомъ промолвила Эмилія.

— Онъ правъ! Въ его годы молодой человѣкъ долженъ работать, какъ слѣдуетъ. Онъ составитъ себѣ состояніе, и мы женимъ его на какой-нибудь хорошенькой дѣвицѣ, которая принесетъ ему въ приданое благоустроенный домъ. У меня есть знакомые, которые не прочь бы имѣть зятя такого славнаго характера и красивой наружности, какъ Леклеръ.

— Что ты вмѣшиваешься не въ свое дѣло? — замѣтила его жена измѣнившимся голосомъ. — Тебѣ нужно было бы сначала разспросить г. Леклера, что онъ самъ намѣренъ дѣлать, а ты хочешь располагать имъ по-своему…

— Да я вовсе не думаю еще жениться! — смѣясь, вскричалъ молодой человѣкъ. — У меня нѣтъ для этого времени.

— А, можетъ быть, завелась какая-нибудь любовишка, которая мѣшаетъ вамъ это сдѣлать?

— Да вѣдь я вѣчно въ разъѣздахъ! Какимъ же образомъ я могъ бы привязаться къ кому-нибудь? Нѣтъ, гражданинъ Лербуръ, я свободенъ, какъ воздухъ, и женщина, которой я скажу: я васъ люблю, — можетъ этому вполнѣ повѣрить.

При этомъ ясномъ намекѣ Эмилія улыбнулась и спрятала свое вспыхнувшее лицо. Лербуръ, попрежнему занятый только своими коммерческими соображеніями, собралъ образчики, разбросанные на столѣ и стульяхъ, и, повернувшись къ молодому человѣку, сказалъ:

— Скажите, Леклеръ, вы можете подождать четверть часа? Я хочу сдѣлать списокъ моихъ заказовъ и передать его вамъ. Было бы хорошо, если бы вы отправили письмо въ Ліонъ сегодня же…

— Хорошо. Я пошлю письмо и подожду здѣсь, пока вы -не кончите.

— Моя жена составитъ вамъ компанію, — прибавилъ Лербуръ съ видомъ такой добродушной довѣрчивости, что Эмилія не могла удержаться отъ улыбки.

Санъ-Режанъ и бровью не повелъ. Лербуръ тяжелыми шагами уже спускался по витой лѣстницѣ, которая вела въ магазинъ. Едва онъ скрылся изъ глазъ, Санъ-Режанъ бросился къ Эмиліи и, ставъ передъ ней на колѣни, взялъ ея руку и съ жаромъ поцѣловалъ.

Полулежа на оттоманкѣ, молодая женщина съ чувствомъ тайнаго удовлетворенія смотрѣла на молодого человѣка, склонившагося у ея ногъ и не выпускавшаго ея руки. Наконецъ она вздохнула и стала ласкать кончиками своихъ тонкихъ пальцевъ щеку, уши и волосы того, кого она любила.

— Будьте благоразумны! — произнесла она, поднимаясь. — Я не отнимала у васъ руки, чтобы вознаградить васъ за долгую разлуку, но ничѣмъ не слѣдуетъ злоупотреблять.

— Эмилія! вы жестоки, — сказалъ Санъ-Режанъ, вставая. — Вашъ мужъ великодушнѣе васъ: онъ хочетъ заплатить мнѣ за мои труды.

Она не отвѣтила на этотъ упрекъ и, глядя на молодого человѣка, сказала съ безпокойствомъ, котораго и не старалась скрыть:

— Это правда, что вы опять уѣзжаете?

— Нѣтъ, нѣтъ! Я остаюсь здѣсь. Но вашъ мужъ не долженъ меня видѣть въ теченіе нѣкотораго времени. Если онъ будетъ знать, что я въ Парижѣ, то будетъ удивляться, почему я не являюсь къ вамъ. Необходимо, чтобы онъ былъ увѣренъ, будто я уѣхалъ.

— А какъ же я увижусь съ вами?

— Это зависитъ отъ васъ.

— Какимъ образомъ?

— Съ будущей недѣли я буду жить въ очень укромномъ уголкѣ, гдѣ мнѣ нечего бояться нескромностей и шпіонства. Вы можете прійти туда.

Эмилія съ ужасомъ махнула рукой.

— Неужели вы этого хотите?

Онъ улыбнулся и тихо сказалъ:

— Я только и мечтаю объ этомъ. Со времени моего отъѣзда изъ Ліона, я только и жду того часа, когда можно будетъ остаться съ вами вдвоемъ.

— Позвольте, часъ, котораго вы такъ страстно ждали, теперь наступилъ для васъ.

— Да, но сколько стѣсненій! За нами слѣдитъ весь персоналъ вашихъ служащихъ, которые не дальше сосѣдней комнаты и которые могутъ ежеминутно насъ захватить врасплохъ. Наконецъ, вашъ мужъ ушелъ не болѣе, какъ на четверть часа, и его отдѣляетъ отъ насъ только одинъ этажъ. Нѣтъ, Эмилія, не въ такой обстановкѣ мечталъ я васъ увидѣть вновь. Эта холодная встрѣча, когда я едва могу обнаружить свою нѣжность, не тотъ часъ, за который я готовъ рискнуть своей жизнью.

— Замолчите, — сказала Эмилія, закрывая ему, ротъ своей бѣлой ручкой: — вы въ бреду!

— Да, я брежу, когда я думаю о васъ. Да и какъ мнѣ быть спокойнымъ, когда я говорю съ вами? Я принадлежу вамъ всецѣло, и всѣ фибры моего тѣла содрогаются при вашемъ прикосновеніи. А вы остаетесь холодны, какъ ледъ, около меня.

— Вы такъ думаете? — не безъ кокетства возразила она, — Какого же пріема вы ждете отъ меня? Неужели вы воображаете, что я брошусь вамъ на шею? За кого же вы меня принимаете?

— Эмилія, я не могу больше выносить этого, если вы не будете принадлежать мнѣ всецѣло. Не заставляйте меня страдать, если вы меня любите. Мнѣ, можетъ быть, остается жить около васъ всего нѣсколько часовъ. Не отнимайте же у меня счастья?

— Что вы этимъ хотите сказать? — спросила молодая женщина, блѣднѣя, — Боже мой! Я такъ и знала, что вы опять пустились въ какую-нибудь опасную авантюру. Вы утверждаете, что любите меня, а между тѣмъ ваши заботы направлены на что-то другое: вы все занимаетесь вашей ужасной политикой. Неужели я должна уступить мѣсто этой соперницѣ? Нѣтъ, сударь, вы не добьетесь ничего отъ меня такъ же, какъ и я не могла добиться отъ васъ обѣщанія не рисковать своей жизнью въ какой-нибудь преступной затѣѣ!

— Неужели бретонка можетъ говорить такимъ образомъ? Да притомъ еще роялистка! Неужели вы забыли доблесть вашихъ родныхъ? Всѣ ваши умерли за то, во что они вѣрили, а вы хотите, чтобы я отказался отъ ихъ дѣла? Но вы должны любить меня уже за одно то, что я хочу отомстить за нихъ.

— Но вы затѣваете безумную борьбу! Бороться съ Бонапартомъ! Но вѣдь это значило бы бороться съ судьбой. Развѣ вы не видите, что самъ богъ войны руководитъ этимъ человѣкомъ! Онъ уничтожитъ васъ, какъ уничтожилъ всѣхъ, кто осмѣливался нападать на него.

— Такъ какъ онъ силенъ, то нужно, слѣдовательно, гнуть передъ нимъ спину? Не вѣчно же ему будетъ везти. Это чудовище слѣдуетъ уничтожить, пока еще онъ не успѣлъ истребить все человѣчество!

Онъ провелъ рукой по своему поблѣднѣвшему лбу и, тряхнувъ головой, сказалъ съ улыбкой:

— Какая нелѣпость! Намъ остается только нѣсколько секундъ, чтобы перемолвиться нѣсколькими словами о своей любви, а мы тратимъ ихъ на разговоры объ этомъ корсиканцѣ. Я могъ бы упрекнуть васъ, Эмилія, въ томъ…

— Садитесь около меня.

Онъ сѣлъ рядомъ съ нею на оттоманку. Они были такъ близко другу къ другу, что тонкіе духи, которыми было надушено платье Эмиліи, покрыли Санъ-Режана, какъ облакомъ. Тихонько онъ обнялъ ее рукой за тонкую талію и быстро сталъ ее цѣловать.

— Ты придешь? — трепещущимъ голосомъ спросилъ Санъ-Режанъ.

Она не отвѣчала, но по глазамъ видно было, что она согласна.

— Мы можемъ укрыться у одной модистки, которая живетъ въ улицѣ Дракона. Ея квартира такъ устроена, что для насъ нѣтъ никакой опасности. Я дамъ вамъ точный адресъ и сообщу пароль. Я переѣду туда черезъ три дня. Для виду мнѣ нужно будетъ исчезнуть изъ Парижа, но я вернусь обратно переодѣтымъ и неузнаваемымъ.

— Какъ я боюсь всего этого! Но какъ же я могу прійти къ вамъ? Меня узнаютъ, за мной будутъ слѣдить и такимъ образомъ откроютъ и васъ!

— Все будетъ тщательно подготовлено заранѣе! Вы не подвергнетесь никакой опасности, положитесь на меня.

Лѣстница загудѣла отъ тяжелыхъ шаговъ Лербура, и они быстро отскочили другъ отъ друга. Лербуръ появился съ листомъ въ рукѣ.

— Вотъ списокъ вещей, которыя мнѣ нужны, и цѣны. Смотрите, не потеряйте.

Санъ-Режанъ, не посмотрѣвъ, сложилъ бумажку и сунулъ ее въ свой внутренній карманъ. Взявъ шляпу и палку, которыя онъ при входѣ положилъ на столъ, онъ поклонился m-me Лербуръ и сказалъ:

— Извините, гражданка. Я долженъ васъ покинуть. У меня сегодня еще много дѣла, а завтра я уже опять двинусь въ путь. Обѣщаю прислать гражданину Лербуру кружева, если только найду достойныя васъ, и прошу его поднести вамъ ихъ отъ меня.

— Ну, Леклеръ, безъ глупостей! — съ добродушнымъ ворчаніемъ замѣтилъ Лербуръ. — Молодой человѣкъ долженъ быть экономнымъ. Не забудьте, пожалуйста, относительно фризскихъ суконъ. Это вещь солидная. А въ особенности пишите намъ о себѣ.

— Это не такъ легко. Впрочемъ, я постараюсь, чтобы сдѣлать вамъ удовольствіе.

Поклонившись еще разъ Эмиліи, онъ вмѣстѣ съ Лербуромъ спустился въ магазинъ.

Тамъ уже сидѣлъ старинный покупатель Германсіи и Зои, разсматривая галстуки и перчатки и обмѣниваясь съ продавщицами старомодными любезностями.

Санъ-Режанъ прошелъ мимо него, разговаривая съ Лербуромъ:

— Не разсчитывайте получить отъ меня письмо изъ Германіи раньше, какъ черезъ двѣ недѣли… Я вернусь черезъ Страсбургъ и Эльзасъ. Если вамъ нужны будутъ бутылка-другая киршвассеру, то я могу вамъ ихъ прислать.

— Великолѣпно! Мы разопьемъ ихъ вмѣстѣ! До свиданія!

Они пожали другъ другу руки, и Санъ-Режанъ спокойно направился по улицѣ Сентъ-Оноре. Дойдя до улицы Сухого Дерева, онъ вошелъ въ гостиницу «Красный Левъ», гдѣ отважно остановился, вернувшись въ Парижъ.

Браконно былъ такъ сбитъ съ толку этимъ отсутствіемъ предосторожностей, что на него напало даже сомнѣніе, и онъ сталъ себя спрашивать, ужъ не отказался ли дѣйствительно молодой человѣкъ отъ своихъ плановъ, чтобы наслаждаться любовью прекрасной Эмиліи вмѣсто того, чтобы злоумышлять противъ перваго консула.

Но затѣмъ, подумавъ хорошенько, онъ сказалъ себѣ, что эта видимая невинность не что иное, какъ самая тонкая хитрость. Послѣ этого онъ съ большимъ, чѣмъ когда-либо, вниманіемъ принялся Слѣдить за мнимымъ Викторомъ Леклеромъ. Фуше, которому онъ доложилъ о своихъ похожденіяхъ, повидимому, былъ не совсѣмъ доволенъ его образомъ дѣйствій относительно маркиза де-Поммадера.

— Вы падѣлаете мнѣ непріятностей во дворцѣ, — сказалъ онъ. — М-me Бонапартъ больше, чѣмъ когда-либо, ухаживаетъ теперь за знатью. Дня не проходитъ, чтобы она не вернула какого-нибудь знатнаго эмигранта, который возвращается во Францію для того, чтобы усиливать, броженіе, вести интриги и фрондировать противъ правительства. Сенъ-Жерменское предмѣстье появилось опять: вернулись Монморанси, Нарбонны, Мортмары… Увѣряю васъ, что если бы самъ графъ д’Артуа попросилъ разрѣшенія вернуться подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ не является наслѣдникомъ престола, то ему немедленно вернули бы его Багателль и просили бы не стѣсняться и завести тамъ свой собственный дворъ… Этотъ Поммадеръ, конечно, будетъ жаловаться, и Бонапартъ грубо объявитъ мнѣ, что мнѣ лучше заниматься филадельфами и происками генерала Моро, чѣмъ аристократами.

— Но, гражданинъ-министръ, генералъ Моро, хотя и не принимаетъ участіе въ заговорахъ, однако въ сильной оппозиціи къ правительству консуловъ. У него есть партія въ сенатѣ. Да и половина арміи ему предана. Онъ, вѣроятно, раскаивается въ томъ, что принялъ участіе въ движеніи въ брюмерѣ. Наконецъ онъ окруженъ женщинами, его теща и жена даютъ ему плохіе совѣты…

— Ну развѣ это поводъ для того, чтобы подозрѣвать его въ заговорѣ противъ правительства! человѣкъ, столь доблестный, какъ онъ… Но онъ просто бѣльмо на глазу перваго консула.

— И особенно Жозефины…

— Чортъ бы ихъ всѣхъ побралъ! И съ мужчинами-то трудно управляться, но если ввяжутся женщины!.

— Въ ваши намѣренія, я полагаю, не входитъ, чтобы я прекратилъ свои наблюденія за Санъ-Режаномъ?

— Конечно, не входитъ! Это агентъ Жоржа въ Парижѣ. Это правая рука шуановъ въ данное время. Санъ-Викторъ уѣхалъ въ Англію… ну, и пусть онъ тамъ остается. Это тоже очень опасный человѣкъ. Но не спускайте глазъ съ Санъ-Режана и его друзей.

— А какъ насчетъ Лербура?

Фуше перелисталъ дѣло, лежавшее передъ нимъ на столѣ.

— Нѣтъ, Лербура оставьте въ покоѣ. Это простакъ, который думаетъ только о своихъ торговыхъ дѣлахъ. Но есть еще нѣкій Лимоэланъ, котораго не разъ видали съ Санъ-Режаномъ и о которомъ я имѣю нѣкоторыя свѣдѣнія… Онъ, повидимому, исчезъ изъ Парижа. Его нужно разыскать. Его послѣднее имя было Бюскапль.

— Хорошо, я справлюсь на почтѣ и предупрежу насчетъ его черный кабинетъ.

— Ахъ, вотъ еще что. Хорошо, что вспомнилъ. Вы зайдете въ № 113 Пале-Рояля и предупредите Лекюйе, что если у него еще разъ повторится такой скандалъ, какъ вчера, то я прикажу закрыть его заведеніе. Шайка мошенниковъ потушила люстры въ залѣ, гдѣ играли въ фараонъ, и въ темнотѣ ограбила деньги банка и игроковъ. До денегъ банка мнѣ дѣла нѣтъ, но деньги игроковъ должны быть въ безопасности. Эти люди пришли въ Пале-Рояль для того, чтобы играть, а вовсе не для того, чтобы быть ограбленными.

— Но Лекюйе возмѣстилъ все… даже въ большей мѣрѣ, чѣмъ было взято грабителями…

— Это такъ. Но нельзя мириться съ тѣмъ, что для игроковъ есть опасность…

— Гражданинъ-министръ, въ двадцать четыре часа я могу арестовать людей, которые выкинули эту штуку…

— Вамъ они извѣстны?

— Ихъ пять. Двое погасили люстры. Это нѣкіе Сержанъ и Вильнуа, оба они изъ полиціи Тюильрійскаго дворца. Трое другихъ профессіональные игроки, проигравшіеся въ настоящее время. Это кавалеръ де-ля-Рулльеръ и нѣкіе Лебукъ и де-Фори. Не слѣдуетъ ли отправить ихъ въ тюрьму?

Глаза Фуше совсѣмъ ушли подъ краспыя, мигающія вѣки. Тонкая улыбка скользнула по его губамъ.

— Трехъ послѣднихъ оставьте въ покоѣ. Но сцапайте двухъ первыхъ, которые составляютъ спеціальную полицію перваго консула, и пришлите мнѣ рапортъ.

— Все будете исполнено сегодня же вечеромъ.

Фуше выдвинулъ ящикъ, досталъ оттуда горсть золота и, подавая Браконно, сказалъ:

— Вотъ вамъ на расходы.

Онъ отпустилъ его кивкомъ головы и погрузился опять въ свои дѣла.

Санъ-Режанъ вернулся въ гостиницу «Красный Левъ» только для того, чтобы удовлетворить любопытство полицейскихъ, которые — онъ это чувствовалъ — окружали его со всѣхъ сторонъ. Въ ожиданіи момента, когда можно будетъ воспользоваться удачнымъ случаемъ для того, чтобы перемѣнить свое жилище, онъ все время сидѣлъ въ своей комнатѣ. Лежа на диванѣ, онъ весь уходилъ въ мечты. О чемъ онъ мечталъ? Отчасти о страшномъ дѣлѣ, которое ему предстояло исполнить, но главнымъ образомъ объ Эмиліи, поцѣлуи, которой еще горѣли на его губахъ. Онъ любилъ впервые въ жизни и любилъ страстно.

Въ полузабытьѣ онъ видѣлъ молодую женщину, сидѣвшую на оттоманкѣ, и нѣжно улыбался ей. Она любила его больше, чѣмъ онъ могъ требовать, и ея взглядъ говорилъ больше, чѣмъ слова.

Какъ въ смутномъ снѣ показался ему образъ Эмиліи, которая улыбалась, словно желая его ободрить. Вдругъ въ его воображеніи предсталъ тяжелый силуэтъ Жоржа. Съ карабиномъ на плечѣ онъ велъ свои отряды въ аттаку противъ летучихъ колоннъ, которыми была усѣяна Бретань. То были послѣдніе борцы противъ революціи, послѣ смерти которыхъ дѣло короля погибнетъ окончательно. Преслѣдуемые но пятамъ, встрѣчая всюду измѣну, почти не имѣя оружія, они сражались одинъ противъ ста, ведя партизанскую войну, устраивая засады на опушкахъ лѣса, словно разбойники.

И этихъ-то послѣднихъ бойцовъ онъ готовится оставить! Нѣтъ, нѣтъ! Это невозможно! Онъ сразу пришелъ въ себя и, устыдившись малодушія, которому онъ позволилъ увлечь себя въ мечтахъ, — рѣшилъ отдать на службу этимъ преданнымъ соратникамъ все свое мужество и преданность.

Въ эту минуту кто-то постучалъ три раза въ дверь, дѣлая условные промежутки. Санъ-Режанъ открылъ дверь. Передъ нимъ стоялъ Лимоэланъ, переодѣтый рабочимъ. Лицо его было выпачкано известкой.

Онъ вошелъ въ комнату, опустился на стулъ и, увидавъ на каминѣ стаканъ съ водой, дотянулся до него рукой и залпомъ выпилъ.

— Ухъ! Вотъ славно! Минуту тому назадъ, чтобы не выдать себя, я былъ принужденъ выпить съ товарищами вина, которое обожгло мнѣ горло… Ну, другъ мой, вы вернулись? Какъ наши дѣла?

— Намъ предстоитъ исполнить нашъ замыселъ. Часъ насталъ.

— Ну, тогда нечего колебаться. Вамъ нужно переѣхать изъ этой гостиницы. Черезъ нѣсколько времени вы должны исчезнуть отсюда.

— Но я не могу показаться на улицѣ. За мной сейчасъ же вырастаетъ сыщикъ.

— Я втерся въ число рабочихъ, которые покрываютъ черепицей крышу гостиницы, и такимъ образомъ имѣю возможность входить сюда и выходить обратно… Я пилъ съ агентами Фуше. Они засѣли въ кофейнѣ, которая находится на углу этой улицы.

— Отлично. Мы сдѣлаемъ вотъ что. Принесите мнѣ завтра, около этого же времени, рабочее платье, совершенно такое же, какое носятъ ваши товарищи. Я его надѣну сверхъ своего… Вы дадите мнѣ также колпакъ, который поможетъ мнѣ скрыть лицо, и ящикъ съ известью. Такимъ образомъ, я могу выйти отсюда совершенно спокойно и больше сюда не вернусь.

— Вы отправитесь прямо на улицу Дракона къ модисткѣ Грандо, которая приметъ васъ, какъ только вы скажете два слова: Провансъ и Артуа. Но знаете что? Зачѣмъ намъ ждать до завтра? Отправляйтесь сейчасъ же… Мы съ вами одинаковаго роста… Я дамъ вамъ панталоны, куртку и колпакъ… Ящикъ съ известкой въ двухъ шагахъ отсюда… Замажете себѣ лицо, чтобы васъ могли принять за меня, и…

— А какъ же вы?

— Я займу ваше мѣсто и переодѣнусь Санъ-Режаномъ… Я выйду первымъ, чтобы увлечь за собой свору ищеекъ. А вы, пользуясь этимъ, выйдете безъ всякой опасности и отправитесь, куда нужно. Черезъ часъ будетъ уже совершенно темно. Вы спуститесь къ. берегу Сены и пойдете по Новому мосту. Ящикъ и одежду вы можете бросить въ рѣку и, превратившись опять въ гражданина Леклера, доберетесь до нашего убѣжища въ улицѣ Дракона. Завтра мы съ вами тамъ увидимся. Ну, идетъ?

— Вотъ дѣйствительно прекрасный случай! Надо имъ воспользоваться.

Они обмѣнялись костюмами. Санъ-Режанъ натянулъ сверхъ своего платья блузу и панталоны Лимоэлана и надѣлъ на ноги его грубые, грязные башмаки. Свои ботинки онъ положилъ въ карманъ, а складную шляпу скрылъ подъ жилетомъ… Затѣмъ однимъ движеніемъ руки онъ всклочилъ себѣ волосы и мазнулъ лицо свѣжей известью. Выйдя въ коридоръ, онъ выскочилъ черезъ окно на подмостки и взвалилъ на плечи дюжину пустыхъ мѣшковъ, поставивъ при этомъ на голову ящикъ съ известкой. По лѣсенкѣ онъ спустился на улицу, остановился около телѣжки съ матеріалами и, бросивъ свои мѣшки и ящикъ, съ усталымъ видомъ присѣлъ на нее, потягиваясь съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ немного отдохнуть. Потомъ вдругъ вскочилъ, какъ будто что-то вспомнивъ, и сдѣлалъ шаговъ двадцать по направленію къ набережной. Тамъ онъ остановился и осмотрѣлся: погони не было. Успокоенный, онъ сейчасъ же тронулся въ дальнѣйшій путь и скоро исчезъ изъ виду.

А въ это время полицейскіе агенты, увлекшись игрой въ карты, не слѣдили даже за Лимоэланомъ, такъ что оба сообщника безъ всякихъ помѣхъ удалились каждый въ свою сторону.

На Новомъ мосту Санъ-Режанъ связалъ въ узелъ свое рабочее платье и понесъ его съ собой, разсчитывая, что оно можетъ еще пригодиться. Дойдя до улицы Дракона, онъ остановился и сталъ разсматривать домъ подъ № 36. Онъ былъ въ два этажа. Въ нижнемъ этажѣ на окнахъ виднѣлись аптекарскія склянки, на второмъ этажѣ висѣла вывѣска: «Виргинія Грандо. Моды и наряды». Еще выше были мансарды. Распашныя ворота, запиравшіяся и на день на засовъ, вели въ полутемный, довольно вонючій дворъ, Санъ-Режанъ толкнулъ ворота. Раздался звонокъ, на который, однако, никто не вышелъ. Онъ вошелъ во дворъ, нашелъ ощупью узкую лѣстницу, слабо освѣщавшуюся свѣтомъ, падавшимъ сверху на первыя ступеньки. Медленно поднявшись во второй этажъ, онъ остановился около коричневой двери, на которой было написано тоже, что и на вывѣскѣ: «Виргинія Грандо. Моды и платья», и позвонилъ.

За дверьми послышались медленные шаги. Наконецъ дверь отворилась, и показалась женщина въ чепцѣ и синемъ передникѣ.

— Что угодно гражданину? — спросила она съ удивленнымъ видомъ.

— Я желалъ бы видѣть гражданку Грандо.

— Насчетъ шляпы?

— Да, — отвѣчалъ съ улыбкой Санъ-Режанъ, — насчетъ шляпы.

Старуха пробормотала нѣсколько невнятныхъ словъ, заперла за Санъ-Режаномъ дверь и ввела его въ небольшую комнату, которая была заставлена столами съ красовавшимися на нихъ моделями.

Черезъ минуту вошла худая и блѣдная женщина лѣтъ тридцати и чрезвычайно внимательно посмотрѣла на Санъ-Режана.

— Имѣю честь говорить съ гражданкой Грандо? — спросилъ молодой человѣкъ.

— Да, гражданинъ.

— Въ такомъ случаѣ мнѣ поручено сказать вамъ: Провансъ и Артуа.

При этихъ словахъ выраженіе лица модистки перемѣнилось и потеряло свою замкнутость.

— А, такъ это васъ-то я ожидаю уже цѣлую недѣлю. Очень хорошо, что вы пришли поздно вечеромъ. Мои мастерицы уже разошлись и не будутъ знать о вашемъ присутствіи. Что же касается старухи Матюрэнъ, то вы вполнѣ можете положиться на ея преданность. Я васъ сейчасъ познакомлю. Матюрэнъ, пойди сюда.

Старуха появилась снова. Она сдѣлала гримасу и сказала, ворча себѣ подъ носъ:

— Что жъ вы будете дѣлать шляпу этому господину, что ли?

— Мы должны его скрыть.

— Это, значитъ, одинъ изъ нашихъ господъ?

— Да, Матюрэнъ. Его прислалъ къ намъ Жоржъ.

— Въ такомъ случаѣ, добро пожаловать, — почтительно сказала старуха. — Но для того, чтобы наши мастерицы ничего не провѣдали, господинъ долженъ согласиться сидѣть цѣлый день въ тайникѣ, гдѣ былъ епископъ.

— О, обо мнѣ не безпокойтесь, — сказалъ Санъ-Режанъ, — Я привыкъ прятаться. Наконецъ, на войнѣ все приходилось терпѣть.

— Вамъ не придется терпѣть лишенія, — возразила Виргинія. — Нужно будетъ только оставаться взаперти цѣлый день. Пойдемте, я покажу вамъ ваше убѣжище.

Съ этими словами содержательница модной мастерской направилась по коридору въ кухню. Тамъ она открыла стѣнной шкапъ, на полкахъ котораго красовались посуда и провизія, кофе, сахаръ, мука. Около одной полки она надавила пальцемъ на стѣну. Послышался скрипъ, и задняя часть шкапа перевернулась. За нимъ открылся входъ въ потайную комнату футовъ шести въ длину и футовъ девяти въ ширину. Тамъ стояла кровать, шкапъ, столъ и два кресла. Свѣтъ проникалъ черезъ узкое оконцо, выходившее на внутренній дворикъ, откуда казалось, будто оно выходитъ въ кухню. Только глазъ опытнаго архитектора могъ бы замѣтить, что оно пробито въ самой толстой части стѣны. Самый тайникъ находился не въ квартирѣ Грандо, а представлялъ собою выступъ, захватывающій часть сосѣдняго дома. Это хитроумное приспособленіе, которое можно было устроить только благодаря тому, что оба дома принадлежали одному и тому же хозяину, сослужило роялистамъ хорошую службу во время террора. Первымъ жилъ здѣсь монсиньоръ де-Карбоньеръ. Съ этого времени тайникъ и сталъ называться «тайникомъ епископа». Впослѣдствіи онъ видѣлъ въ своихъ стѣнахъ не мало лицъ, приговоренныхъ къ изгнанію, и ни разу не навлекъ на квартиру какихъ-либо подозрѣній.

— У васъ тутъ будутъ книги и бумага. Словомъ, будетъ чѣмъ развлекаться. Не слѣдуетъ только съ шумомъ ходить. Хотя стѣна достаточна толста, но все-таки сосѣди могутъ, пожалуй, услышать. Моей кухни вамъ бояться нечего. Вы будете запираться здѣсь на день, а ночью, если вамъ нужно, можете выходить.

— И если кто-нибудь ко мнѣ придетъ…

— Тогда пусть скажетъ мнѣ пароль, и я все устрою, что нужно.

— Могу я увѣдомить одно лицо, что я въ полной безопасности?

— Матюрэнъ или я отнесемъ письмо, если вы позволите.

— Не знаю, какъ васъ и благодарить!

Санъ-Режанъ пустился благодарить модистку съ такимъ жаромъ, что та даже разсмѣялась.

— Ахъ, вы повѣса, — сказала она, грозя ему пальцемъ, — Ужъ, конечно, не мужчину вы спѣшите предупредить. А вы еще хотите, чтобы мы васъ укрывали!

— Изъ-за этой особы не можетъ быть ни малѣйшей опасности! — съ живостью вскричалъ Санъ-Режанъ. — Она скорѣе погибнетъ, чѣмъ навлечетъ на насъ подозрѣніе. Наконецъ, развѣ она не можетъ прійти въ модную мастерскую? Да и вы сами развѣ не можете отправиться къ ней купить у нея лентъ, шелковыхъ матерій и бархата?

Виргинія Грандо стала опять серьезной и твердо сказала:

— Хорошо, на одно свиданіе я согласна. Но не на два, прошу васъ. Мы не должны приносить въ жертву нашимъ прихотямъ интересы нашей партіи. Я уже оказала большія услуги нашимъ друзьямъ и хотѣла бы оказывать ихъ и на будущее время. А для этого единственное средство не выдавать существованія нашего тайника и не подводить подъ арестъ ни себя, ни меня. Итакъ, вы должны сообразоваться съ нашими совѣтами, или же оставить насъ въ покоѣ. Поняли?

— Понялъ.

— Отлично. Вы, вѣроятно, еще не ужинали. Тогда позвольте познакомиться съ вами поближе за столомъ.

Виргинія Грандо была родомъ изъ Бретани. Ея отецъ, правая рука Шаретта, бы гь взятъ въ плѣнъ въ Шаботери и вмѣстѣ съ главой шуановъ разстрѣлянъ. Услуги, которыя эта особа оказала роялистской партіи, были неисчислимы. Графъ Прованскій самъ писалъ ей изъ Митавы, благодаря ее за ея преданность, и поручилъ Гиду де-Невиллю лично передать ей его слова: «Если бы я могъ жаловать титулъ герцогини, какъ я жалую титулъ герцога, то, конечно, достойнѣййей была бы m-lle Грандо».

Полиція знала, что въ Парижѣ есть агентъ принцевъ, который является связующимъ звеномъ между Англіей, Вандеей и югомъ. Но ей никакъ не удавалось разыскать этого агента. Тайна модной мастерской на улицѣ Дракона хранилась крѣпко, и объ ней знали тольк) люди вполнѣ благонадежные.

Лимоэлань приходился родственникомъ Виргиніи и былъ посвященъ въ ея сношенія съ эмигрантами. Не будь этого дальняго родства, подобной фигуры никогда не было бы около Виргиніи Грандо.

Лимоэланъ явился въ улицу Дракона на другой же день. На этотъ разъ онъ былъ неузнаваемъ: онъ переодѣлся такъ, что даже самый опытный глазъ не могъ узнать его. У него была физіономія настоящаго пьяницы, красная и помятая, глаза слезились, изъ всѣхъ поръ словно просачивался алкоголь. Одѣтый въ весьма заношенную куртку краснаго бархата, онъ тащилъ инструменты для набивки тюфяковъ, а на плечѣ раму, на которую натягиваются для чистки кружева и тюль. Мѣсяца два тому назадъ онъ поселился въ мансардѣ рядомъ съ мастерской, которую подъ самой крышей занимала Матюрэнъ. Въ околоткѣ, гдѣ ему уже пришлось поправить матрасовъ сорокъ, онъ сталъ извѣстенъ среди мальчишекъ подъ именемъ дяди Жюля. Онъ притворялся вѣчно выпившимъ и говорилъ съ сильнымъ пиккардійскимъ акцентомъ. Сначала полиція слѣдила за нимъ. Но дядя Жюль казался такимъ глупымъ, что подозрѣнія противъ него были усыплены и агентъ Дюбуа даже помогалъ ему добираться до дому, когда онъ ужъ черезчуръ шатался и колотился объ стѣны У него былъ только одинъ другъ — Франсуа, привратникъ одной женской общины. Перебивая въ общинѣ матрасы и потому пользуясь свободнымъ доступомъ туда, дядя Жюль каждый вечеръ отправлялся на часъ или на два къ нему въ контору съ разрѣшенія начальпицы общины m-lle Сисэ.

Община, служившая убѣжищемъ дамамъ и дѣвицамъ благороднаго происхожденія, раскрывала также свои двери и монахинямъ изъ провинціи, которымъ случалось проѣзжать черезъ Парижъ. Не проходило дня, чтобы комнаты для проѣзжающихъ не были заняты.

На самомъ же дѣлѣ вотъ что происходило среди молчаливыхъ стѣнъ этого убѣжища. Всѣ проѣзжавшія монахини были роялистскими агентами, которые передавали инструкціи во всѣ отдѣлы своей партіи. Привратникъ Франсуа былъ не кто иной, какъ Жанъ Карбонъ, шуанъ, который отказался подчиниться соглашенію 1796 года и, поселившись въ Парижѣ, продолжалъ служить дѣлу короля, поддерживая при помощи Лимоэлана сношенія съ Виргиніей Грандо и вожаками партіи.

Такимъ образомъ, всѣ приказанія, шедшія изъ Англіи, всякія посылки, направлявшіяся черезъ Бретань на югъ, — всѣ онѣ стекались въ эту общину Нотръ Дамъ-де-Шанъ. Дядя Жюль и Франсуа были агентами, на обязанности которыхъ лежало передавать новости, шедшія изъ разныхъ очаговъ возстанія.

Въ тотъ самый день, когда Санъ-Режанъ переселился въ улицу Дракона, дядя Жюль и Франсуа, сидя въ обычной комнаткѣ за стаканами вина, до котораго они, впрочемъ, не дотрагивались, вели тихій разговоръ между собою.

— Насталъ наконецъ часъ, — говорилъ Лимоэланъ: — когда можно будетъ привести въ исполненіе планъ, который Санъ-Режанъ предложилъ комитету и который былъ имъ принятъ. Въ общемъ, онъ чрезвычайно простъ. Нужно раздобыть телѣжку и лошадь, боченокъ съ порохомъ и старое ружье. Телѣжку и лошадь долженъ добыть ты, чтобы нѣкоторое время онѣ не пропадали даромъ…

— У меня есть и то и другое подъ рукою. На этой телѣжкѣ каждую недѣлю ѣздятъ въ Шевилльи за овощами въ огородъ, который принадлежитъ нашей общинѣ.

— Ты не обдумалъ дѣла, какъ слѣдуетъ, — возразилъ Лимоэланъ — Что если телѣжку и лошадь узнаютъ? Полиція нагрянетъ сюда и арестуетъ всѣхъ сестеръ общины, какъ соучастницъ! Тутъ такое дѣло, что и головы можно лишиться! Мы не имѣемъ никакого права впутывать въ это столь опасное предпріятіе этихъ благородныхъ дамъ…. Надо раздобыть такую телѣжку, которую нельзя было бы признать, если даже отъ нея останется большой кусокъ. Въ крайнемъ случаѣ, можно обойтись безъ лошади. Неужели мы не въ состояніи вдвоемъ отвезти эту телѣжку на указанное мѣсто?

— Нѣтъ, такъ будетъ опасно. Я знаю, у одного садовника изъ Вожирара есть телѣжка и старая лошадь, которыя я попрошу продать мнѣ. За хорошую плату онъ, безъ сомнѣнія, согласится, и мы ихъ возьмемъ отъ него, когда явится надобность. Этотъ человѣкъ насъ не выдастъ. Я увѣренъ въ немъ. Такимъ образомъ, ничто не можетъ насъ скомпрометировать. За двадцать экю будетъ устроено все.

— Что касается боченка съ порохомъ и ружья, то объ этомъ позаботится Санъ-Режанъ. Снарядъ будетъ изготовленъ имъ вполнѣ. Останется только положить его на телѣжку…

— А когда же будемъ дѣйствовать?

— Нужно будетъ подождать удобнаго случая. Санъ-Режанъ подготовляетъ благопріятный моментъ и предупредитъ насъ, когда настанетъ время.

Такимъ-то образомъ эти три человѣка безъ колебаній приготовлялись уничтожить героя, на котораго Франція возлагала всѣ свои надежды. Пока дворцовая полиція и агенты Дюбуа, желая снискать благоволеніе перваго консула, не спускали глазъ съ якобинцевъ, которые держались спокойно, и сыпали доносами на филадельфовъ, которые расплывались въ безконечныхъ теоретическихъ словопреніяхъ, тѣ, которыхъ только и боялся Фуше, были наканунѣ своего страшнаго покушенія.

Напрасно прождавъ цѣлыхъ два дня у гостиницы «Красный Левъ», Браконно, тщетно поджидавшій выхода Санъ-Режана, долженъ былъ сознаться, что агенты полиціи, которыхъ онъ приставилъ слѣдить за юнымъ роялистомъ, остались въ дуракахъ и что ему нужно начинать съ другого конца, съ магазина подъ вывѣскою «Bonnet Bleu», чтобы снова поймать оборвавшуюся нить. Браконно былъ увѣренъ, что если онъ станетъ слѣдовать по пятамъ за Эмиліей Лербуръ, то такимъ путемъ онъ дойдетъ и до Санъ-Режана.

Чтобы обезпечить себѣ вѣрный успѣхъ, Браконно поселился на улицѣ Оентъ-Оноре, въ трехъ шагахъ отъ вывѣски «Bonnet Bleu» и, злобствуя на Санъ-Режана, думалъ о расплатѣ съ нимъ, которая неминуемо должна наступить.

На третій день послѣ того, какъ Санъ-Режанъ прибылъ въ улицу Дракона, въ магазинъ Лербура вошла около четырехъ часовъ дня какая-то женщина съ картономъ, который обыкновенно носятъ модистки, продѣвая руку черезъ ремень верхней крышки. Въ магазинѣ ее направили во второй этажъ. Здѣсь молодая женщина дѣятельно раскладывала вмѣстѣ съ мужемъ разныя шелковыя ткани, чтобъ составить для покупателей богатый выборъ. Лербуръ подошелъ къ покупательницѣ испросилъ, чѣмъ онъ можетъ ей служить.

— Гражданинъ, я зашла сюда на всякій случай предложить вашей женѣ, не выберетъ ли она у меня кружева… Это распродажа по случаю, недорого, для такого дома, какъ вашъ, это будетъ сущая бездѣлица….

— Ну, посмотримъ, — сказалъ Лербуръ, которому польстили послѣднія слова. — Но позвольте, вѣдь это кружева съ священническихъ стихарей. Чортъ возьми! Великолѣпная вещь! Вотъ покровы съ престола… Откуда это у васъ?

— Я не могу вамъ этого сказать. Все это нродается за двѣ тысячи четыреста ливровъ… Если вамъ это подойдетъ, то берите, а мнѣ дайте деньги. Это крайняя цѣна, и я даже не беру за комиссію.

— Какой же вамъ интересъ въ этой продажѣ?

— Я хочу оказать услугу владѣльцамъ этихъ кружевъ и купить за это подешевле лентъ, которыя мнѣ нужны для моей мастерской… Конечно, вы не захотите остаться въ долгу передо мной?

— Съ удовольствіемъ, — отвѣчалъ Лербуръ. Быстро осмотрѣвъ товаръ, который ему предлагали, онъ убѣдился, что кружева стоили по крайней мѣрѣ вчетверо дороже. — Я сейчасъ принесу вамъ деньги изъ своей кассы. Нашимъ продавщицамъ незачѣмъ знать объ этой покупкѣ.

Онъ спустился внизъ, оставивъ Эмилію вдвоемъ съ продавщицей. Быстро выхвативъ изъ-за лифа плотно сложенный кусочекъ бумаги, послѣдняя протянула ее молодой женщинѣ, говоря:

— Прочтите, когда вы будете одна. Отъ Виктора Леклера.

Эмилія сильно покраснѣла. Одинъ моментъ она даже колебалась. Но послышались шаги поднимавшагося по лѣстницѣ мужа, и она быстро спрятала письмо въ карманъ.

— Вотъ вамъ деньги, гражданка, сказалъ Лербуръ. — Счета вамъ, конечно, не нужно. Если у васъ опять будетъ случай въ родѣ этого, то не забудьте обо мнѣ…

Модистка взяла мѣшочекъ съ золотомъ, который ей протягивалъ Лербуръ, и положила его въ свой ридикюль. Затѣмъ она поклонилась m-me Лербуръ и сказала:

— А теперь покажите, что у васъ есть самаго моднаго изъ лентъ.

— Пожалуйте внизъ, гражданка, я самъ проведу васъ въ отдѣленіе лентъ и шелковыхъ товаровъ.

Они сошли внизъ по узенькой лѣстницѣ, и Эмилія осталась одна.

Ей очень хотѣлось прочесть скорѣе письмо, которое она ощупывала въ карманѣ кончиками пальцевъ! Развѣ можно противиться желанію поскорѣе узнать, что подѣлываетъ Санъ-Режанъ, гдѣ онъ и есть ли надежда увидѣться съ нимъ.

Письмо было не длинно:

«Если вы меня любите и хотите видѣть, приходите на другой день въ улицу Дракона, домъ № 35, къ содержательницѣ модной мастерской Виргиніи Грандо, которая передастъ вамъ это письмо. Вамъ нечего бояться. Вы можете меня осчастливить. Викторъ».

Прочтя это письмо, Эмилія сдѣлала то, что должна была бы сдѣлать сначала: она сожгла бумажку на свѣчѣ и пепелъ бросила въ каминъ. Послѣ этого она погрузилась въ думы. И эта женщина, которая приносила кружева, была хозяйкой Санъ-Режана. Она старалась припомнить ея лицо. Ей было лѣтъ сорокъ, если не больше, она была очень некрасива и, безъ сомнѣнія, не могла быть соперницей. Это обстоятельство расположило къ ней Эмилію. Отправиться въ улицу Дракона и зайти тамъ въ модную мастерскую — было дѣломъ самымъ естественнымъ, которое никакъ не могло навлечь на Эмилію какихъ-либо подозрѣній. Что касается до нея, то выборъ убѣжища былъ очень практиченъ и остроуменъ. Оставалось узнать, гдѣ и какимъ образомъ они могутъ увидѣться.

Она рѣшила попытаться видѣть Санъ-Режана на другой же день. Со времени его исчезновенія Эмилія Лербуръ выходила изъ дому всего только разъ, чтобы подышать чистымъ воздухомъ Тюильрійскаго парка на террасѣ Фейльяновъ.

Браконно начиналъ приходить въ отчаяніе, видя, что его выслѣживаніе остается безъ результата. Вотъ отчего полицейскій агентъ вздохнулъ съ облегченіемъ, когда Эмилія на другой день около трехъ часовъ появилась на порогѣ своего магазина.

Молодая женщина направилась къ Нале-Роялю. Тамъ она взяла извозчика, который быстро покатилъ по направленію къ Сенѣ. Браконно долженъ былъ ускорить шагъ, чтобы не потерять изъ виду экипажа среди запутаннаго лабиринта улицъ и переулковъ. Около монетнаго двора онъ, дѣйствительно, потерялъ было его изъ глазъ, но вдругъ замѣтилъ его опять на набережной Гранъ-Огюстенъ. Когда Эмилія вышла изъ экипажа на улицѣ Дракона, Браконно едва могъ перевести духъ.

Къ удивленію своему, онъ увидалъ, что Эмилія вошла въ одинъ изъ дворовъ, приказавъ своему извозчику ее ждать. Онъ внимательно осмотрѣлъ домъ, но не нашелъ въ немъ ничего особеннаго. Вывѣска модной мастерской навела его на мысль, что онъ гнался, быть можетъ, совершенно напрасно, но, подумавъ немного, онъ нашелъ страннымъ, что m-me Лербуръ ѣдетъ въ мастерскую, которая находится такъ далеко и отличается весьма скромнымъ видомъ. Имѣя обширныя торговыя связи, она могла бы въ этомъ случаѣ пользоваться услугами лучшихъ парижскихъ фирмъ. Онъ постоянно твердилъ себѣ, что въ полицейскомъ дѣлѣ всегда нужно прицѣпляться къ тому, что представляется невѣроятнымъ.

Онъ рѣшилъ хорошенько разузнать, какія дѣла есть у m-me Лербуръ въ домѣ № 35 по улицѣ Дракона, и, вооружившись терпѣніемъ, сталъ ждать.

Поднявшись во второй этажъ, Эмилія позвонила у дверей Виргиніи Брандо. Ее встрѣтила старуха Матюренъ и провела въ комнату, гдѣ примѣривались шляпы. Тамъ ее встрѣтила Виргинія. Изъ мастерской, отдѣлявшейся отъ этой комнаты только тонкой перегородкой, слышны были голоса мастерицъ. Виргинія позвала старшую изъ нихъ и сказала, чтобы она помѣрила на мнимой заказчицѣ шляпу, которую она заканчивала. Модистка предложила еще нѣсколько моделей и послѣ обсужденія, продолжавшагося съ четверть часа, выборъ заказчицы остановился на прелестной шляпѣ, которую она пожелала взять съ собой.

Едва мастерица вернулась въ мастерскую, какъ Виргинія повлекла свою покупательницу по темному коридору въ кухню, отворила шкапъ и толкнула молодую женщину въ тайникъ, говоря.

— Я вамъ разрѣшаю остаться здѣсь только четверть часа Оставаться дольше было бы опасно.

Она отворила дверь, и влюбленные остались съ глазу на глазъ. Они были какъ бы отдѣлены отъ всего міра. Это обстоятельство вмѣсто того, чтобы подбодрить Санъ-Режана, заставило его, наоборотъ, оробѣть. Онъ подошелъ къ Эмиліи, взялъ ее за руку и, подведя ее къ одному изъ двухъ стульевъ, составлявшихъ меблировку тайника, сѣлъ около нея.

— Такъ вотъ гдѣ вы живете теперь — печально сказала Эмилія.

— Мнѣ знакомы убѣжища еще менѣе пріятныя и спокойныя. Подземные тайники Морбигана, гдѣ мы прятались, словно кролики, часто не имѣя пищи, не смѣя зажечь огня, были не лучше. Это ужъ такова обстановка войны… Если мы возьмемъ верхъ, наша жалкая участь перемѣнится.

— Если вы возьмете верхъ! Ахъ, Санъ-Режанъ, ваша затѣя безразсудна! Какъ вы надѣетесь ее осуществить, одинъ, затерянный въ этомъ Парижѣ, преслѣдуемый и угрожаемый. И противъ кого же? Противъ этого побѣдоноснаго Бонапарта!

— Не будемъ говорить о моихъ затѣяхъ, дорогая Эмилія! Не будемъ отравлять этой жестокой политикой тѣ нѣсколько минутъ, которыя намъ остается провести вмѣстѣ… Вы не забыли бѣднаго Санъ-Режана, вы ангелъ! Я затерянъ, какъ вы сейчасъ сказали, въ этомъ огромномъ Парижѣ, и вамъ стоило только перестать думать обо мнѣ, чтобы быть опять спокойной и обрѣсти чистую совѣсть. Я причиняю вамъ безпокойство. Простите меня за это и освѣтите вашей улыбкой это печальное убѣжище.

— Это очень неблагоразумно съ моей стороны, что я пришла сюда. Но я слишкомъ страдала, не видя васъ и не зная, гдѣ вы и что вы дѣлаете. Вы пріобрѣли какое-то странное вліяніе на мою волю, такъ что я могу теперь желать только того, чего желаете вы. При мысли, что вамъ угрожаетъ какая-нибудь опасность, я вся дрожу.

Взглядъ Санъ-Режана сталъ еще ласковѣе, рука нѣжно пожимала ручку Эмиліи. Наклонившись къ самому ея уху, онъ прошепталъ:

— Если вы желаете только того, чего желаю и я, то оставьте мнѣ чудное воспоминаніе, которое будетъ скрашивать мое одиночество…

Она покраснѣла и стала защищаться.

— Я могу провести съ вами всего нѣсколько минутъ, будьте довольны тѣмъ, что вы можете получить сегодня… Наконецъ, сейчасъ можетъ вернуться эта женщина. Она можетъ насъ застать. О, Санъ-Режанъ!

Онъ схватилъ ее въ свои объятія. Охватившій его пылъ молодости дѣлалъ его неотразимымъ. Она уже готова была уступить его желаніямъ, какъ вдругъ за дверью послышался легкій стукъ, быстро вернувшій ее къ дѣйствительности. Она вырвалась изъ объятій Санъ-Режана и, дрожа отъ желаній и страха, стала умолять его.

— О, нѣтъ, нѣтъ! Только не теперь, другой разъ… умоляю васъ…

— А если раньше схватятъ или убьютъ?

Съ крикомъ боли она бросилась опять въ его объятія. Онъ могъ теперь убѣдиться, насколько она его любила. Она уже не колебалась, когда ей приходилось выбирать между счастьемъ своимъ и счастьемъ любовника. Радость охватила Санъ-Режана. И, успокаивая Эмилію, онъ говорилъ:

— Не бойтесь за меня. Я здѣсь въ полной безопасности. Вы можете опять прійти сюда, чтобы оцѣнить мою преданность. Я хочу быть вашимъ послушнымъ рабомъ. Вы можете наградить меня, когда вамъ будетъ угодно.

За благоразуміе она дала ему въ награду долгій поцѣлуй. Блѣдные, какъ бы въ экстазѣ, они, не отводя глазъ, смотрѣли другъ на друга.

— Вы даете мнѣ такую награду, которая заставляетъ васъ торжествовать надо мной, — со вздохомъ сказалъ молодой человѣкъ и, быстро проведя рукой полбу, продолжала,: — Окажите, Эмилія, какимъ образомъ вы пришли сюда? Не замѣтили вы ничего подозрительнаго около этого дома? За вами никто не слѣдилъ?

— Кто же могъ за мной слѣдить? Мой мужъ ни о чемъ не догадывается, а я пришла къ модисткѣ. Извозчикъ, который меня привезъ сюда, дожидается у воротъ. Я повезу съ собой шляпу. Какъ нарочно, ее нужно будетъ кое-гдѣ поправить, и черезъ два дня я сама привезу ее опять.

— Черезъ два дня! — радостно вскричалъ Санъ-Режанъ.

— Я останусь здѣсь дольше, и чтобы мой визитъ не показался очень продолжительнымъ тѣмъ, кто вздумалъ бы слѣдить за мной, я приду сюда пѣшкомъ, какъ бы совершая прогулку. Теперь я знаю, куда итти, и все это будетъ очень просто…

— О, Эмилія! Вы такъ самоотверженны!

— Такъ неблагоразумна! Но развѣ это было бы существованіе, если бъ мы хоть капельку не были неблагоразумны? Такое безрадостное и плоское существованіе не стоило бы и влачить. Ну, а теперь разстанемся до скораго свиданія.

И въ тиши маленькой комнатки они поцѣловались еще разъ. Санъ-Режанъ стукнулъ о замаскированную дверь. Черезъ минуту она открылась, и Виргинія, не промолвивъ ни слова, увела m-me Лербуръ.

Послѣдняя отыскала на улицѣ свой экипажъ и велѣла извозчику, дремавшему на козлахъ, везти себя въ Пале-Рояль, къ тому самому мѣсту, откуда она наняла его.

Браконно, стоявшій на другой сторонѣ улицы и какъ будто разсматривавшій крышу дома, старался не упустить ни одного слога, ни одного жеста Эмиліи. Онъ видѣлъ, что она вышла совершенно спокойно, держа въ рукахъ картонку со шляпой. Для всякаго другого было бы очевидно, что молодая женщина была здѣсь по самому обыкновенному для женщины дѣлу. Но Браконно, потерявъ изъ виду Санъ-Режана, принципіально рѣшилъ, что всѣ передвиженія молодой женщины непремѣнно должны клониться къ тому, чтобы искать сближенія съ ея любовникомъ. Онъ понималъ, что въ этомъ посѣщеніи улицы Дракона былъ замѣшанъ Санъ-Режанъ и что съ этого времени необходимо установить наблюденіе за этимъ домомъ въ улицѣ Дракона и за самой Виргиніей Грандо.

Прежде всего слѣдовало разузнать все объ аптекарѣ, жившемъ въ первомъ этажѣ. Было девяносто шансовъ изъ ста, что это окажется ненужнымъ. Но сыщикъ зналъ, что онъ имѣетъ дѣло съ противникомъ весьма серьезнымъ и чрезвычайно ловкимъ, и потому онъ не хотѣлъ пренебрегать ничѣмъ.

Онъ вошелъ въ аптеку и принялся изучать аптекаря, который вышелъ къ нему. То былъ невысокаго роста человѣкъ лѣтъ пятидесяти, лысый, грязный и, видимо, болѣзненный. Браконно потребовалъ унцію александрійскаго листа. Аптекарь улыбнулся и докторальнымъ тономъ сказалъ:

— Слабительное — прекрасное предохранительное средство во всѣ времена года, особенно весною… Александрійскій листъ сильное средство и оно дѣйствуетъ гораздо лучше, чѣмъ, напримѣръ, ревень.

Пока онъ отвѣшивалъ листья въ небольшой бумажный картузъ, Браконно съ безпечнымъ видомъ мѣрилъ глазами стѣны, разсчитывалъ про себя толщину стѣнъ, успѣлъ бросить взглядъ въ аптечную лабораторію, которая выходила на дворъ и была очень скудно освѣщена.

— Мышей у васъ не водится? — спросилъ онъ аптекаря.

— Ну, извините. Они просто измучили насъ, меня и жену.

— А, вы женаты? А гдѣ же вы живете?

— Въ третьемъ этажѣ у насъ три комнаты, окнами на улицу.

Это почти мансарды, но очень удобныя. Въ этомъ этажѣ живетъ только матрасникъ, дядя Жюль, а внизу гражданка Грандо. Но мыши…

— А, гражданка Грандо! Это модистка изъ второго этажа? Красивая особа, у которой есть любовникъ, красивый смуглый и ловкій малый… Онъ вернулся изъ поѣздки дня два тому назадъ…

При этихъ словахъ на лицѣ аптекаря появилось выраженіе крайняго изумленія.

— Гражданка Грандо — красивая особа. Гражданка Грандо и любовникъ! Вы шутите, гражданинъ… Или, можетъ быть, вы смѣшиваете ее съ одной изъ ея мастерицъ. Тамъ есть двѣ-три смазливыя дѣвчонки, у которыхъ, возможно, нѣтъ недостатка въ поклонникахъ. Но никогда, положительно никогда не осмѣлились бы онѣ привести сюда своихъ любовниковъ. Госпожа Грандо немедленно вышвырнула бы ихъ за дверь!

— Но неужели же Виргинія Грандо такой драконъ добродѣтели, что ни одинъ мужчина не рѣшится перешагнуть черезъ ея порогъ?

— Не говорите глупостей, — возразилъ аптекарь. — Она, конечно, принимаетъ своихъ заказчиковъ и приметъ и васъ, если вы захотите что-нибудь заказать у нея. Но она рѣшительно не позволитъ, чтобы къ ней приходили для какихъ-нибудь иныхъ цѣлей. Нѣтъ! Вотъ вамъ александрійскій листъ, гражданинъ. Пять су. А насчетъ мышей, если вамъ нужно средство противъ нихъ, я могу вамъ рекомендовать "Смерть мышамъ Дюваллона. Это средство у меня дѣйствительно изумительно. Это мышьякъ съ фосфоромъ…

— Хорошо, я посмотрю, — сказалъ Браконно, подавая аптекарю монету въ пять су. Онъ уже зналъ все, что хотѣлъ, и теперь старался поскорѣе уйти отсюда. А между тѣмъ аптекарь, увлекшись истребленіемъ мышей, никакъ не хотѣлъ отпустить своего слушателя.

— Приходите взглянуть, — продолжалъ онъ: — какъ я дѣйствую этой приманкой въ моихъ чуланахъ.

Браконно, восхищенный тѣмъ, что ему представляется случай осмотрѣть квартиру во всѣхъ подробностяхъ, послѣдовалъ за аптекаремъ въ комнату сзади аптеки, въ которой на потолкѣ висѣло нѣсколько связокъ лекарственныхъ травъ. Онъ заглянулъ даже на дворикъ, который отдѣляла, сосѣдній домъ. Онъ долго смотрѣлъ на его фасадъ. Глаза его остановились какъ раза, на томъ мѣстѣ, гдѣ находился тайникъ Санъ-Режана. Изъ окна второго этажа кто-то весело спрашивалъ:

— Ну, дядя Висмутъ, какъ здоровье? Вы еще не отравились вашими товарами?

— А, плутовка! Приходите покупать у меня травъ, когда простудитесь, — смѣясь, отвѣчалъ аптекарь.- Это одна изъ мастерицъ гражданки Грандо, — прибавилъ онъ, Онѣ зовутъ меня дядей Висмутомъ. Это никому не вредитъ, а ихъ забавляетъ.

Съ каждымъ мгновеніемъ подозрѣніе Браконно дѣлалось слабѣе и слабѣе. Этотъ уголокъ провинціи въ Парижѣ не годился бы для смѣлаго бойца, который, по подозрѣніямъ Браконно, скрывался здѣсь. Но что же, однако, дѣлала здѣсь m-me Лербуръ? Онъ рѣшился не уходить отсюда сейчасъ же, а продолжать свои наблюденія.

Простившись съ аптекаремъ и замѣтивъ одного изъ своихъ агентовъ, который ходилъ передъ винною лавкой, онъ подозвалъ его къ себѣ и далъ ему самыя точныя указанія, какъ слѣдить за этимъ домомъ. Онъ разсуждалъ такъ: если Санъ-Режанъ скрывается въ улицѣ Дракона, то гражданка Лербуръ явится сюда еще разъ. "На этотъ разъ я уже не буду колебаться, — думалъ Браконно: — я отправлю кого-либо изъ агентовъ на ближайшій полицейскій постъ, оцѣплю домъ и произведу самый тщательный обыскъ. Тогда я застану Эмилію Лербуръ или у Виргиніи Граи до, или же въ убѣжищѣ Санъ-Режана. Такъ или иначе, но я долженъ что-нибудь раскрыть!

Вечеромъ Санъ-Режанъ выходилъ дважды: ему хотѣлось повидаться съ Лимоэланомъ у привратника общины. Агенты Браконно не узнали его, хотя слѣдили за нимъ самымъ добросовѣстнымъ образомъ. Онъ имѣлъ видъ служителя изъ мастерской Грандо. Но Браконно, получивъ объ этомъ свѣдѣнія и зная, что другихъ мужчинъ, кромѣ аптекаря и дяди Жюля, въ домѣ нѣтъ, сейчасъ же заподозрѣлъ, что это вышелъ Санъ-Режанъ. Онъ сталъ слѣдить самъ, проводилъ своего ночного гуляку, который показался ему толще и выше Санъ-Режана, до самой общины и сталъ ждать. Но Лимоэланъ замѣтилъ его и узналъ.

— За тобой гонится сыщикъ, дорогой мой, — сказалъ игуанъ. — Или я ошибаюсь, или это пресловутый Лаверньеръ, которому не удалось, благодаря вмѣшательству Валори, проникнуть на засѣданіе комитета въ гостиницѣ «Красный Левъ».

— Если это Лаверньеръ, то это также и Немулэнъ, который сопровождалъ меня все время, пока я былъ въ разъѣздахъ на югѣ, и который создалъ для меня большія затрудненія въ Ліонѣ. Нужно, во что бы то ни стало, отдѣлаться отъ него, такъ какъ онъ чрезвычайно опасенъ.

— А какъ ты примешься за него?

— Самымъ простымъ образомъ. Простившись съ тобой, я пойду по глухимъ мѣстамъ, которыя тянутся къ Вожирару. Если онъ отстанетъ отъ меня, я вернусь въ свое убѣжище. Если же онъ будетъ итти за мной, я обернусь, подойду къ нему, и мы объяснимся. Мои пистолеты со мной.

— Ты его убьешь?

— Въ честномъ бою. Убивать изъ-за угла я не умѣю. Если у него есть оружіе, а оно должно у него быть, то шансы у насъ будутъ равные. Если же у него оружія нѣтъ, то я дамъ ему одинъ изъ моихъ пистолетовъ и прикажу защищаться…

— Напрасныя церемоніи! — промолвилъ Лимоэланъ, усмѣхнувшись, — Завтра съ твоимъ боченкомъ пороха ты рискуешь убить, можетъ быть, двадцать жандармовъ или тѣлохранителей Бонапарта, а теперь боишься казнить шпіона, который готовъ, къ величайшей своей радости, подвести тебя подъ топоръ.

— Въ самомъ дѣлѣ, это довольно глупо, — сказалъ Санъ-Режанъ Но нельзя себя передѣлать. Воспламеняя снарядъ, я буду знать, что подвергаю опасности и свою жизнь. Въ этомъ случаѣ, какъ на войнѣ… Но хладнокровно застрѣлить человѣка, даже не предостерегши его… Нѣтъ, такъ не годится.

— Будь ты на мѣстѣ Брута, ты не убилъ бы Цезаря…

— Я предпочелъ бы убить его при Фарсалѣ.

— Отлично. Когда же мы рѣшимся нанести ударъ?

— Можешь ты раздобыть телѣжку?

— Черезъ часъ она у меня будетъ.

— Боченокъ съ порохомъ и заряженное ружье находятся въ гостиницѣ «Красный Левъ».

— Остается, стало быть, найти удобный случай.

— Онъ скоро представится. Въ газетахъ объявлено, что 3-го нивоза, то-есть послѣзавтра, въ"театрѣ Оперы состоится торжественное исполненіе новой ораторіи Гайдна «Сотвореніе міра». Говорятъ, что будутъ присутствовать первый консулъ, m-me Бонапартъ и весь маленькій дворъ Тюильри!

— Слѣдовательно…

— Путь Бонапарта до самой оперы — прослѣженъ. Онъ поѣдетъ по улицѣ Санъ-Никезъ, а затѣмъ по улицѣ де-ла-Луа. Нашъ снарядъ надо поставить на улицѣ Санъ-Никезъ, за угломъ налѣво. Карета должна проѣхать мимо. Невозможно, чтобы ее не разнесло вдребезги…

— Я тоже стою за уголъ улицы Санъ-Никезъ. Тутъ разрушительное дѣйствіе взрыва будетъ меньше, чѣмъ въ улицѣ де-ла-Луа, гдѣ можетъ столпиться много зѣвакъ.

— Да и, кромѣ того, полиція, безъ всякаго сомнѣнія, не дастъ намъ поставить тутъ боченокъ.

— Конечно. Что же должны дѣлать мы, Карбонъ и я?

— Привезти мнѣ телѣжку къ гостиницѣ «Красный Левъ». Тамъ мы зарядимъ, какъ слѣдуетъ, боченокъ и поѣдемъ-въ улицу Санъ-Никезъ. Дѣло будетъ къ ночи, и темнота будетъ намъ на руку.

— А пока тебѣ нужно освободиться отъ этого шпіона.

— Это я сдѣлаю сегодня же ночью. Обо всемъ мы переговорили?

— Да, кажется.

— Телѣжку привезите ко мнѣ послѣзавтра къ пяти часамъ. И если меня не будетъ тамъ, — надо все предвидѣть, — то спросите ящикъ и ружье у хозяина гостиницы и дѣйствуйте вмѣсто меня.

— Какъ, тебя не будетъ тамъ?

— Но меня вѣдь могутъ убить или арестовать.

— Хорошо.

Санъ-Режанъ поднялся и, вынувъ изъ кармана пару пистолетовъ, тщательно осмотрѣлъ у нихъ затравку. Затѣмъ, пожавъ руку своему другу, онъ вышелъ на дворъ, а оттуда на улицу. Браконно шелъ за нимъ по пятамъ. Онъ былъ нѣсколько удивленъ, увидя, что человѣкъ, за которымъ онъ слѣдилъ и котораго, несмотря на несходную внѣшность, онъ принималъ за Санъ-Режана, повернулся спиной къ Парижу и пошелъ по полямъ, по направленію къ Вожирару. Онъ отличался храбростью и не поколебался пойти за этимъ человѣкомъ слѣдомъ. Онъ только отпустилъ его на нѣсколько шаговъ впередъ, ибо такъ было легче прятаться какъ на пустыряхъ, такъ и въ извилистыхъ переулкахъ города. Впрочемъ, принятыя имъ мѣры предосторожности оказались излишними. Черезъ четверть часа преслѣдуемый, несомнѣнно, долженъ былъ замѣтить, что за нимъ слѣдятъ. Однако онъ, видимо, не придалъ этому обстоятельству никакого значенія и шелъ по срединѣ дороги все прямо, не останавливаясь. Въ томъ мѣстѣ, гдѣ пустыри были огорожены со всѣхъ сторонъ задворками и гдѣ не было видно уже ни одной хижины огородника, онъ вдругъ повернулъ въ сторону и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по дорогѣ къ Монружу, остановился, сѣлъ на землю и сталъ ждать.

Полицейскому не хотѣлось отставать въ храбрости. Онъ продолжалъ итти прямо на человѣка, который сидѣлъ на землѣ. Подойдя къ нему, онъ снялъ шляпу и сказалъ:

— Здравствуйте, господинъ Санъ-Рожанъ.

— Мое почтеніе, господинъ Немулэнъ, — отвѣтилъ роялистъ.

— Вотъ это ловко! Это я люблю!

— Ловко, что касается меня, — промолвилъ Санъ-Режанъ. — Но для васъ это вовсе не такъ ловко. Вы тотъ самый Немулэнъ, который былъ со мною въ Ліонѣ. Для аббата Валори вы Лаверньеръ. Безъ сомнѣнія, вы воплощаете еще много лицъ, но настоящаго имени и настоящей физіономіи вашей мы не знаемъ. Что касается имени, то едва ли я когда-нибудь его узнаю, а вотъ настоящую физіономію, несмотря на бѣлила, румяна, несмотря на парикъ и гуттаперчевыя шарики за щеками, я постараюсь разсмотрѣть хорошенько…

— Это какимъ же образомъ?

— Убивъ васъ, господинъ Немулэнъ.

Полицейскій отшагнулъ назадъ и сталъ подальше. Санъ-Режанъ медленно поднялся съ земли, сталъ посрединѣ дороги и, вынимая изъ кармана пистолеты, сказалъ:

— Я водилъ хлѣбъ-соль съ Немулэномъ. Хотя вы и мало почтенный человѣкъ, занимаясь такимъ ремесломъ, тѣмъ не менѣе я неспособенъ прямо пустить вамъ пулю въ голову, не предоставивъ вамъ возможности защищаться. Поэтому отсчитайте столько шаговъ, сколько найдете нужнымъ, и по знаку, который я дамъ, идите на меня и стрѣляйте. Не щадите меня. Это было бы глупо. Я стрѣляю отлично и постараюсь васъ убить.

— Господинъ Санъ-Режанъ, вы ставите меня въ очень трудное положеніе. Я вовсе не намѣренъ не только убить васъ, но даже ранить васъ. Я долженъ сдѣлать не это. Мнѣ нужно только удостовѣриться въ вашей личности.

— Вотъ поэтому-то я и отошелъ подальше отъ Парижа, гдѣ у васъ на каждомъ шагу помощники. Но какимъ образомъ вы можете арестовать меня здѣсь?

— Господинъ Санъ-Режанъ, я сдѣлаю все, что отъ меня зависитъ, чтобы добиться этого. Вы уже не пойдете спать сегодня къ гражданкѣ Грандо. Я долженъ, кромѣ того, знать, что такое вы замышляете съ привратникомъ знакомой вамъ обители… Вѣроятно, вы не откажетесь объяснить это гражданину Фуше.

— Ого, да вы знаете слишкомъ много, — сказалъ Санъ-Режанъ съ холодной рѣшимостью. — Вы слишкомъ неосторожны со мной. Берите одинъ изъ пистолетовъ и защищайтесь, или же, клянусь Богомъ, я застрѣлю васъ, какъ бѣшеную собаку.

— Прежде, чѣмъ сердиться, лучше выслушайте меня, господинъ Санъ-Режанъ. Я не хочу вамъ зла, это я уже вамъ доказалъ. Я могъ бы очень побезпокоить гражданку Лербуръ, но я этого не сдѣлалъ. Мнѣ прискорбно видѣть, что такой милый молодой человѣкъ вдался въ такую жизнь, связался съ Жоржемъ и его шайкой!.. Бросьте все это, уѣзжайте отсюда, и даю вамъ слово, я буду помогать вашему бѣгству.

— А за моей спиной вы арестуете другихъ, и я окажусь измѣнникомъ того дѣла, которому я далъ клятву служить до тѣхъ поръ, пока оно не восторжествуетъ. Довольно! Вы оскорбляете меня! Вы попали въ страшное положеніе, Немулэнъ, и вы можете изъ него выйти, лишь убивъ меня.

— Вы принуждаете меня къ этому. Дѣлаю это съ большой неохотой.

Онъ вынулъ изъ кармана пистолетъ и тщательно зарядилъ его. Затѣмъ онъ отмѣрилъ разстояніе въ тридцать шаговъ между собою и Санъ-Режаномъ.

Зимняя ночь была очень темна. Начинался мелкій дождикъ. Стоя посреди дороги лицомъ къ лицу, они едва могли разглядѣть другъ друга.

— Берегитесь, Немулэнъ! — вскричалъ Санъ-Режанъ и, поднявъ пистолетъ, онъ рѣшительно пошелъ на полицейскаго, который стоялъ неподвижно посреди дороги. Санъ-Режанъ подошелъ къ нему почти на десять шаговъ. Немулэнъ надѣялся, что онъ выстрѣлитъ и промахнется, и тогда можно будетъ его арестовать. Но Санъ-Режанъ, очевидно, не желалъ поддаваться такой тактикѣ. Онъ остановился и хладнокровно прицѣлился къ Немулэна. Тогда тотъ, въ свою очередь, рѣшился предупредить противника и выстрѣлилъ. Пуля пробила воротникъ камзола Санъ-Режана.

Немедленно раздался и выстрѣлъ роялиста. Немулэнъ, пораженный прямо въ грудь, упалъ ничкомъ на дорогу.

— Ты самъ хотѣлъ этого! — сказалъ Санъ-Режанъ.

Онъ подошелъ къ сыщику, который барахтался въ лужѣ крови, перевернулъ его на спину и, сорвавъ парикъ, увидѣлъ, что его настоящее лицо было почти то, которое онъ видѣлъ у него въ роли Немулэна. Не желая, чтобы его раздавили телѣги огородниковъ, которыя цѣлую ночь тянулись по дорогѣ, подвозя пищу Парижу, онъ оттащилъ его на край дороги. Разряженный пистолетъ сыщика онъ положилъ около него. Убѣдившись, что тотъ мертвъ, онъ промолвилъ:

— Миръ праху твоему.

И бодрымъ шагомъ пошелъ по направленію къ Парижу.

XI.

Фуше былъ углубленъ въ чтеніе утреннихъ донесеній, какъ вдругъ вошелъ, даже не постучавъ въ дверь, юный Виллье, одинъ изъ его секретарей, и таинственно сказалъ своему патрону:

— Агентъ нумеръ седьмой желаетъ видѣть гражданина-министра по дѣлу чрезвычайной важности.

Фуше, не отрываясь отъ бумагъ, отвѣчалъ глухимъ голосомъ, въ которомъ какъ будто звучало равнодушіе:

— Пусть войдетъ.

Агентъ вошелъ. То былъ мужчина колоссальнаго роста, съ лицомъ, заросшимъ черными волосами чуть не до самыхъ бровей. Это былъ типъ агентовъ-исполнителей. Для переодѣванія и выслѣживанія онъ не годился, такъ какъ его крупная фигура и рѣзкія черты лица выдали бы его тотчасъ же. Его дѣломъ было выломать дверь, избить зачинщиковъ. Словомъ, то былъ настоящій сторожевой песъ, дикій и свирѣпый.

Фуше, взглянувъ на него, разомъ оцѣнилъ его мощную мускулатуру и спросилъ:

— Въ чемъ дѣло, Суффларъ?

Подобно Бонапарту, Фуше обладалъ памятью на лица и имена, которая позволяла ему всегда узнавать всѣхъ своихъ подчиненныхъ.

— Гражданинъ-министръ, сегодня ночью убили Браконно…

— Гдѣ?

— Около Вожирара.

— Какимъ образомъ?

— У него дуля въ груди.

— Кто?

— Неизвѣстно. Онъ отправился одинъ для важныхъ наблюденій и далъ только приказъ: наблюдать за домомъ нумеръ тридцать пять по улицѣ Дракона и за всѣми, кто изъ этого дома выходитъ.

— Онъ умеръ уже?

— Нѣтъ еще. Но онъ уже при смерти. Въ сознаніе не приходилъ.

— Гдѣ онъ?

— Въ больницѣ Милосердія.

— Кто около него?

— Клеманъ.

— Пусть онъ не отходитъ отъ него и сейчасъ же дастъ мнѣ знать, если онъ придетъ въ себя и можно будетъ съ нимъ объясниться, хотя бы знаками… Я пріѣду къ нему… Кто его привезъ туда?

— Его нашли огородники изъ Монружа. Прислали за мною, и я прибѣжалъ сейчасъ же вмѣстѣ въ Клеманомъ.

— И такимъ образомъ оставили свой наблюдательный пунктъ?

— Совершенно вѣрно, гражданинъ-министръ.

— Нужно было итти туда одному и оставить Клемана на улицѣ Дракона. Успѣлъ вамъ Браконно объяснить, въ чемъ дѣло?

— Да, гражданинъ-министръ. Онъ подозрѣвалъ, что одинъ изъ соучастниковъ Жоржа, нѣкій Санъ-Режанъ, скрывается у модистки въ означенномъ домѣ.

— Только подозрѣвалъ?

— Для Браконно подозрѣніе и увѣренность одно и то же.

— Да. Если онъ умретъ, я потеряю въ немъ полезнаго агента.

— Очень можетъ быть, что его и убилъ этотъ Санъ-Режанъ. Браконно разстался съ нами, очевидно, только для того, чтобы выслѣдить этого проклятаго роялиста.

— Имѣете еще что-нибудь сообщить мнѣ особенное?

— Больше ничего, гражданинъ-министръ.

— Хорошо. Впредь до новаго приказанія оставьте въ покоѣ домъ нумеръ тридцать пять по улицѣ Дракона.

— Слушаю, гражданинъ-министръ.

— Можете уходить.

Разспрашивая Суффлара, Фуше прищелъ къ убѣжденію, что Браконно, не особенно полагаясь на профессіональную ловкость своихъ агентовъ, не сообщилъ ему подробныхъ свѣдѣній о дѣлѣ, которымъ онъ былъ занятъ самъ, Дѣло, очевидно, шло о заговорѣ роялистовъ. Но какъ разобраться во мракѣ всякихъ интригъ, когда нѣтъ налицо того, кто держалъ въ рукахъ путеводную нить? Фуше думалъ такъ: "Такъ какъ этотъ дуракъ Дюбуа увѣренъ, что все это волнуются якобинцы, то мы еще посмотримъ, какимъ образомъ его полиція возмѣститъ теперь потерю, которую понесла моя. Если Санъ-Режанъ, отдѣлавшись отъ Браконно, скрывается въ домѣ нумеръ тридцать пять по улицѣ Дракона, то, не чувствуя теперь никого сзади себя, онъ вернется туда и выдастъ себя и мнѣ ничего не будетъ стоить схватить его, когда это мнѣ понадобится.

Такимъ образомъ, благодаря соперничеству обѣихъ полицій, вызванному предвзятой мыслью Бонапарта о проискахъ якобинцевъ, въ поискахъ Сана-Режана наступило нѣкоторое ослабленіе и какъ разъ въ тотъ самый моментъ, когда слѣдовало бы усилить наблюденіе.

Фуше, котораго столько разъ обвиняли въ томъ, что онъ не разъ измѣнялъ Бонапарту и принималъ участіе въ заговорахъ противъ его враговъ, подвергъ его во время этихъ двухъ дней перваго и второго числа нивоза такой опасности, какой онъ еще никогда не подвергался. Планъ Санъ-Режана и Ламоэлана, который чрезвычайно трудно было осуществить, когда Браконно и его агенты не отходили отъ дома нумеръ тридцать пять въ улицѣ Дракона, теперь можно было выполнить очень легко, такъ какъ оба соумышленника, которымъ помогалъ еще Карбонъ, имѣли полную свободу дѣйствій.

Вернувшись около полуночи въ Парижъ, Санъ-Режанъ осторожно направился въ улицу Дракона. Сначала онъ прошелъ улицу Юшеттъ и, прислонившись къ угловому дому, внимательно осмотрѣлъ домъ нумеръ тридцать пять. Тамъ отчетливо видна была огромная фигура Суффлара, который сидѣлъ на тумбочкѣ около виноторговли.

"Что мнѣ дѣлать? — говоритъ самъ себѣ Санъ-Режанъ. — Вернуться домой и тамъ ждать, какое дѣйствіе произведетъ исчезновеніе Немулэна, или же лучше отложить свое возвращеніе, когда вся организація шпіонства будетъ разстроена его смертью? Пойду лучше въ гостиницу «Красный Левъ», гдѣ меня не будутъ искать.

Онъ перешелъ Сену и направился по улицѣ «Сухаго Дерева». Хозяинъ гостиницы сейчасъ же узналъ его и ввелъ его въ ту самую маленькую комнатку, гдѣ происходило собраніе роялистовъ. Тамъ Санъ-Режанъ бросился въ кресло и заснулъ крѣпкимъ сномъ.

Браконно былъ найденъ спустя три часа послѣ поединка съ Санъ-Режаномъ рабочими, которые шли въ каменоломни, примыкавшія со стороны Монружа къ парижскимъ катакомбамъ. Испуганные зрѣлищемъ лежащаго въ лужѣ крови человѣка, они побѣжали на ближайшій полицейскій постъ около заставы, принесли оттуда носилки и взвалили на него убитаго. Когда его обыскали, то по бумагамъ оказалось, что это агентъ полиціи. Сейчасъ же былъ отправленъ нарочный въ министерство, но по дорогѣ, по несчастной случайности, онъ встрѣтилъ Клемана, одного изъ двухъ подчиненныхъ Браконно, который только что смѣнился съ дежурства. Тотъ побѣжалъ предупредить Суффлара. Затѣмъ оба въ волненіи бросились бѣжать къ Вожирару, гдѣ около заставы и нашли своего начальника. Браконно былъ еще живъ.

Если бъ Санъ-Режанъ, вмѣсто того, чтобы переносить Бриконно на откосъ дороги, хладнокровію выстрѣлилъ бы ему еще разъ въ ухо, то онъ устранилъ бы на будущее время всякую опасность для себя и для своихъ соучастниковъ. Но Санъ-Режанъ былъ солдатъ и не могъ прикончить раненаго. Ему было непріятно нанести Браконно смертельный ударъ. Это была первая ошибка. Вторая заключалась въ томъ, что онъ не похитилъ у него его бумаги и такимъ образомъ отнялъ у себя возможность выиграть то время, которое пошло бы на установленіе личности убитаго. Правда, то обстоятельство что Суффларъ и Клеманъ оба перестали слѣдить за квартирой Виргиніи Грандо уравновѣшивало эти ошибки. Кромѣ того, рѣшеніе, которое принялъ Фуше — оставить въ покоѣ Санъ-Режана, чтобы внушить ему мысль, будто за нимъ не слѣдятъ, давало заговорщикамъ огромное преимущество.

Войдя на другой день утромъ въ улицу Дракона, Санъ-Режанъ замѣтилъ, что на тротуарѣ никого не было и входъ былъ свободенъ. Ни одного сыщика не было видно. Онъ поднялся къ Виргиніи Грандо, которая находилась въ сильномъ безпокойствѣ. Онъ постарался успокоить ее, но не сказалъ ни слова о томъ, что произошло съ нимъ ночью. Плотно позавтракавъ, онъ бросился въ постель, чтобы хорошенько отдохнуть отъ усталости.

Вечеромъ онъ пошелъ въ общину и разсказалъ Лимоэлану свою встрѣчу съ Браконно. Онъ далъ ему слово, что покушеніе должно произойти непремѣнно завтра, и сказалъ, что около пяти часовъ онъ будетъ ждать его на углу возлѣ Французскаго института. Карбонъ долженъ былъ помочь «Лимоолану отвезти телѣжку. За снарядомъ, который хранился въ погребѣ гостиницы „Красный Левъ“, они должны были отправиться всѣ втроемъ.

Они разстались. Санъ-Режанъ, не чувствуя себя стѣсненнымъ въ движеніяхъ, возвратился съ видомъ фланера въ улицу Дракона и. улегшись въ кровать, сталъ думать о завтрашнемъ днѣ, когда къ нему должна пріѣхать Эмилія.

Хотя Санъ-Режанъ и Лимоэлапъ принимали всѣ возможныя предосторожности, хотя ихъ замыселъ хранился въ полной тайнѣ, такъ какъ только они двое и знали, что предстояло дѣлать, такъ что даже третій ихъ сообщникъ, Карбонъ, былъ не въ курсѣ дѣла, тѣмъ не менѣе среди лицъ, окружавшихъ перваго консула, стали распространяться тревожные слухи.

Шевалье, изобрѣвшій снарядъ, которымъ воспользовался Санъ-Режанъ, былъ заключенъ въ тюрьму. Его судили и, конечно, признали виновнымъ. Тѣмъ не менѣе всѣ говорили, что образовался новый заговоръ, который долженъ разразиться третьяго нивоза въ самой залѣ театра Оперы. Нѣкоторые утверждали, что театръ будетъ взорванъ. Обезпокоенная Жозефина просила Бонапарта никуда не выходить въ этотъ день. Первый консулъ чувствовалъ себя переутомленнымъ отъ множества работы. Онъ сдался на доводы жены и съ утра объявилъ, что ораторію могутъ исполнить и безъ него. Да и музыка Гайдна нагоняла на него усиленную скуку. Онъ былъ равнодушенъ къ произведеніямъ, которыя не давали его фантазіи картины психологическаго развитія, влекшаго за собой трагическую коллизію. Поэтому онъ былъ убѣжденъ, что этотъ вечеръ онъ останется дома, и велѣлъ позвать къ себѣ генераловъ Бессьера и Ланна, чтобы поговорить съ первымъ о ремонтѣ кавалеріи, а со вторымъ о формированіи армейскихъ корпусовъ, которые онъ хотѣлъ измѣнить.

Фуше, котораго также позвали въ Тюильрійскій дворецъ, былъ принятъ очень сухо.

— Ваши якобинцы продолжаютъ волноваться. Говорятъ о какомъ-то заговорѣ. Они уже хотѣли меня убить при помощи Аренье… Теперь они опять принимаются за старое…

— Генералъ, могу васъ увѣрить, что вы плохо освѣдомлены. Причиной всеобщаго безпокойства являются соучастники Жоржа. Ихъ замыслы несомнѣнны. Они только что убили одного изъ лучшихъ моихъ агентовъ, который гнался за ними по слѣдамъ. Но слѣдъ будетъ найденъ сегодня же, и мы уже не потеряемъ его…

— А я вамъ говорю, что мнѣ угрожаютъ приверженцы террора. Вы ихъ защищаете, конечно, ибо это ваши старые друзья. Можетъ быть, вы даже ихъ боитесь.

Фуше улыбнулся едва замѣтно. Онъ, закрылъ свои тусклые глаза и возразилъ глухимъ голосомъ:

— Генералъ, у меня нѣтъ друзей среди людей, которые грозятъ разрушить безопасность государства. Я боюсь только одного — какъ бы васъ не прогнѣвать.

Бонапартъ одобрительно кивнулъ головой и отпустилъ своего министра полиціи. Но онъ не принялъ во вниманіе каприза своей сестры Каролины и Гортензіи Богарне. Онѣ обѣ явились днемъ и стали жаловаться на то, что онъ отмѣнилъ вечеръ въ оперѣ. Гортензія, сама прекрасная музыкантша, надулась на зятя.

Бонапартъ, чрезвычайно благодушный въ кругу своей семьи, уступилъ и, ущипнувъ за ухо свояченицу, сказалъ:

— Ну, хорошо. Неужели вамъ такъ досадно, что вы не услышите этой важной ораторіи? Заранѣе предсказываю вамъ обѣимъ, что будетъ очень скучно.

— Тогда вы можете уѣхать, не дожидаясь конца, а мы останемся въ ложѣ съ моей матерью и m-me Мюратъ.

— Хорошо, посмотримъ. Я не могу обѣщать вамъ ничего до вечера.

— Ну, слава Богу. По крайней мѣрѣ, вы теперь уже не отказываетесь.

Въ это самое время Санъ-Режанъ съ нетерпѣніемъ дожидался пріѣзда Эмилія Лербуръ. Онъ долго думалъ ночью. Онъ зналъ, что идетъ на смерть и что только чудомъ можетъ отъ нея спастись. Это свиданіе было для него тѣмъ дороже, что оно было послѣднимъ.

Когда послышался глухой шумъ, которымъ сопровождалось отодвиганіе двери въ тайникъ, сердце молодого человѣка забилось до того, что онъ почти задыхался. Въ отверстіи двери мелькнула какая-то фигура, зашелестѣло шелковое платье и пахнуло духами. Затѣмъ дверь закрылась, и любовники упали въ объятія другъ друга. Они молча застыли въ этой позѣ. Потомъ Эмилія быстро сбросила шляпу на столъ, сняла перчатки и повлекла Санъ-Режана къ маленькому окну, какъ бы для того, чтобы лучше разсмотрѣть на его лицѣ выраженіе радости и вмѣстѣ съ тѣмъ тоски.

Онъ снова привлекъ ее къ себѣ. Въ этомъ опьянѣніи прошло около часу.

— Боже мой! — вдругъ вскрикнула Эмилія. Я должна уже уѣзжать. Что-то готовитъ намъ завтрашній день?

— Я такъ счастливъ, что опять полонъ надеждами. Я счастливо избѣгну опасностей, которымъ я подвергнусь, и мы еще увидимся. Небо не захочетъ разлучить насъ навсегда.

— Послушай! Мнѣ кажется, я чувствовала бы себя спокойнѣе, если бы знала, что ты затѣваешь. Окажи мнѣ!

— Нѣтъ, это невозможно. Но, ради Бога, не выходи никуда, сегодня вечеромъ, когда станетъ темнѣе…

— Но темнѣть начинаетъ уже съ пяти часовъ. Неужели въ Парижѣ будутъ безпорядки. Неужели будутъ сражаться?

— Не спрашивай меня! Запрись въ своей комнатѣ и, что бы тебѣ ни послышалось, не выходи.

— Не могу ли я тебѣ помочь чѣмъ-нибудь? Если ты подвергаешься опасности, а я могу помочь тебѣ ее избѣгнуть…

— Не думай объ этомъ.

— Вспомни, что у насъ въ домѣ, подъ нашими комнатами есть помѣщенія, изъ которыхъ одно не занято. Тамъ ты могъ бы укрыться на цѣлый мѣсяцъ, и никто бы не узналъ…

— Никогда! Я могъ бы такимъ образомъ выдать себя.

— Но если это необходимо!.. Если ты попалъ въ бѣду…

— Всегда можно выпутаться изъ нея, покончивъ съ собой.

— Не говори этого! Ты приводишь меня въ отчаяніе! Что я сдѣлала, за что я такъ страдаю?

— Ты страдаешь не болѣе, чѣмъ наши сторонники, павшіе жертвой въ теченіе этихъ десяти лѣтъ. Не удивляйся, что я рискую своей жизнью, не плачь, если я ею пожертвую. Но сохрани нѣжную память о томъ, кого ты любила. И что бы я ни сдѣлалъ, какое бы обвиненіе ни воздвигали противъ меня, въ какихъ бы преступленіяхъ ни обвиняли меня, чти, несмотря на все это, мою память, ибо ты можешь быть увѣрена, что я дѣйствовалъ, только защищая Бога и короля.

При этихъ словахъ, похожихъ на. предсмертную молитву и на послѣднее завѣщаніе Санъ-Режана, Эмилія залилась слезами. Она не могла примириться съ мыслью, что ей придется потерять своего возлюбленнаго. Она крѣпко прижалась къ нему и ощупывала его трепещущими руками, какъ бы пробуя угадать, куда его поразитъ роковой ударъ. Онъ тихонько уговаривалъ ее, словно ребенка, и цѣловалъ ее, какъ бы желая успокоить ее этой лаской.

— Ну, поцѣлуй меня еще разъ и уходи.

Они обнялись, и Санъ-Режанъ, отворивъ дверь тайника, выпустилъ ее отъ себя.

Было уже около половины пятаго. Онъ немного подождалъ, но затѣмъ, удостовѣрившись, что она удалилась, надѣлъ на себя костюмъ рабочаго и сталъ неузнаваемъ. Рыжеватая бородка скрывала нижнюю часть его лица. На головѣ появился колпакъ изъ кроликовой шкуры. Онъ засунулъ свои пистолеты въ жилетъ и съ обычными предосторожностями вышелъ въ кухню Виргиніи Грандо. Черезъ минуту онъ былъ уже на улицѣ и быстро шелъ къ тому мѣсту, гдѣ условился встрѣтиться съ Лимоэланомъ и Карбономъ.

Было уже очень темно. Онъ пошелъ вдоль набережной, перешелъ Сену черезъ Новый мостъ и, удостовѣрившись, что за нимъ никто не слѣдитъ, спокойно дошелъ до гостиницы „Красный Левъ“.

Карбонъ и Лимоэланъ были уже тамъ. Передъ дверью гостиницы стояла телѣжка, запряженная бѣлой лошаденкой. Въ ней лежалъ Карбонъ, положивъ подъ голову пустые мѣшки. Лимоэланъ, сидя на краю тротуара, спокойно курилъ свою трубку. И того, и другого нельзя было узнать.

— Франсуа, вино еще не положено на телѣжку? — хриплымъ голосомъ спросилъ Санъ-Режанъ. — Чего же ты зѣваешь, мой милый? Ну, живо! Насъ ждутъ!

Лимоэланъ всталъ съ тротуара, хлопнулъ Карбона по ногѣ и вскричалъ:

— Эй, ты, соня! посмотри за телѣжкой, я пойду въ подвалъ за боченкомъ.

При этихъ словахъ на другой сторонѣ улицы какой-то человѣкъ отдѣлился отъ стѣны и съ видомъ ротозѣя сталъ ходить около повозки. Санъ-Режанъ узналъ Оуффлара по его громадной фигурѣ.

— Мнѣ кажется, что будетъ дождикъ, — смѣло заговорилъ онъ съ нимъ. — Вино, пожалуй, подмочитъ, а хозяинъ будетъ говорить, что я нарочно подлилъ въ него воды.

Онъ громко захохоталъ и посмотрѣлъ на агента, который качалъ головой. Потомъ онъ подошелъ къ Лимоэлану и сказалъ:

— Тутъ кругомъ сыщики. При первой же попыткѣ этого гиганта вмѣшаться въ наше дѣло я разможу ему голову.

— Позволь мнѣ устроить все. Надо сначала попытаться провести его. Если другого средства не будетъ, тогда мы убьемъ его. Но это надо будетъ сдѣлать въ гостиницѣ, чтобы не было шума. Дѣло-то ужъ наше хорошо задумано, и было бы жаль отъ него отказаться.

Они спустились въ небольшой погребъ, гдѣ среди бочекъ съ виномъ и водкой стоялъ и боченокъ съ порохомъ. Санъ-Режанъ, которому хозяинъ далъ ключъ, открылъ дверь и смѣло зажегъ восковую свѣчу. Онъ осмотрѣлъ боченокъ, узналъ его и подкатилъ его къ лѣстницѣ. Затѣмъ онъ облюбовалъ другой боченокъ съ виномъ и тоже вынесъ его изъ погреба.

— Что ты хочешь съ нимъ дѣлать? — спросилъ Лимоэланъ.

— А вотъ увидишь. Помоги поднять этотъ боченокъ съ виномъ.

Съ большими усиліями они выкатили на лѣстницу сначала боченокъ съ виномъ, а потомъ съ порохомъ. Затѣмъ взяли каждый въ телѣжку и вывезли на нихъ боченки на улицу.

— Вотъ винцо! — сказалъ Санъ-Режанъ своимъ хриплымъ голосомъ. — А что если бъ его попробовать?

Говоря такъ, онъ взглянулъ на Карбона.

— Съ моей стороны отказа не будетъ. И я попросилъ бы стаканчикъ.

— Это придастъ намъ жизни! При помощи буравчика мы живо это устроимъ и угостимъ себя на славу!

— Ну, валяй! Поднимай бочки на телѣжку!

И онъ взялся съ Лимоэланомъ за боченокъ съ порохомъ. Карбонъ обратился къ Суффлару, который, видимо, былъ заинтересованъ происходившимъ, и сказалъ:

— Помоги-ка, товарищъ!

Геркулесъ взялъ боченокъ обѣими руками и положилъ его на повозку, позади боченка съ порохомъ.

— Ладно будетъ теперь! — промолвилъ онъ съ грубымъ смѣхомъ.

— Зато вы не откажетесь, товарищъ, выпить съ нами.

При помощи ножа онъ отломилъ на краю боченка кусокъ стѣнки, потомъ сдѣлалъ дырку около края и, придерживая вино пальцемъ, сказалъ:

— Кушайте на здоровье, гражданинъ.

Суффларъ нагнулся. Вино полилось ему прямо въ ротъ. Увѣрившись въ содержаніи боченка, онъ думалъ теперь только о томъ, какъ бы полакомиться. Отпивъ порядочное количество, онъ уступилъ свое мѣсто Лимоэлану и Карбону. Санъ-Режанъ отказался отъ своей очереди и вернулся въ гостиницу, чтобы захватить оттуда ружейный стволъ, при помощи котораго онъ долженъ быль взорвать боченокъ. Стволъ этотъ онъ спряталъ въ прорѣзанный карманъ панталонъ. Пожавъ руку хозяину и обмѣнявшись съ нимъ нѣсколькими словами, онъ вышелъ на улицу.

Карбонъ и Лимоэланъ дружески болтали съ Суффларомъ.

„Если бъ Немулэнъ не былъ вчера убитъ мною, — подумалъ Санъ-Режанъ, — и если бъ онъ былъ здѣсь вмѣсто этого дурака, мы попались бы всѣ трое. Но, слава Богу, мы отдѣлались отъ этого Немулэна“.

Онъ ударилъ по плечу Лимоэлана и сказалъ:

— Ну, задѣлали опять боченокъ? Отлично. Ну, теперь ѣдемъ къ Бастиліи.

— А, вы направляетесь къ Бастиліи? — спросилъ Суффларъ.

— Да, къ одному мебельному торговцу изъ Сайтъ-Антуанскаго предмѣстья. Ну, ребята, ѣдемъ.

Онъ ударилъ хлыстомъ по тощей лошаденкѣ, и повозка, на которой возсѣдалъ Карбонъ, тронулась но направленію къ Бастиліи. Санъ-Режанъ и Лимоэланъ шли рядомъ съ ней. Суффларъ посмотрѣлъ ей вслѣдъ довольно равнодушно и опять принялся слѣдить за гостиницей „Красный Левъ“. Въ концѣ улицы „Сухого Дерева“ повозка вмѣсто того, чтобы свернуть налѣво, направилась къ Пале-Роялю. Вечеръ былъ темный, а фонари свѣтили плохо, и полицейскій агентъ не замѣтилъ ничего.

Между тѣмъ первый консулъ, проработавъ цѣлый день съ Каыбасаресомъ, принялъ на четверть часа архитектора Висконти.

За часъ до обѣда опять явились Жозефина и Гортензія освѣдомиться относительно его намѣреній. Онъ принялъ ихъ очень добродушно:

— Итакъ, вы ѣдете на представленіе? Приходится подчиниться вашему желанію. Женщинами гораздо труднѣе управлять, чѣмъ мужчинами. Прикажите приготовить парадныя кареты. Я поѣду съ Ланномъ и Бессьеромъ, которыхъ я пригласилъ сегодня вечеромъ къ себѣ. Они будутъ въ восторгѣ.

Такимъ образомъ, настойчивыя просьбы домашнихъ Бонапарта обезпечивали успѣхъ покушенія, подготовлявшагося роялистами. Въ тотъ самый моментъ, когда первый консулъ окончательно рѣшился ѣхать въ театръ, повозка Санъ-Режана въѣзжала въ улицу Санъ-Никезъ. Тутъ каждый закоулокъ былъ уже тщательно изученъ его сообщниками, и успѣхъ казался обезпеченнымъ. Путь отъ Тюильри до оперы шелъ отъ площади Каруселей черезъ улицы Санъ-Никезъ, Шартръ и де-ла-Луа. На углу улицы Шартръ находился небольшой ресторанъ, въ которомъ было удобно скрыть повозку. Здѣсь Санъ-Режанъ, по знаку Лимоэлана, стоявшаго на углу улицы Санъ-Никезъ со стороны площади Каруселей, имѣлъ возможность приготовить свой снарядъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда карета перваго консула въѣзжала въ улицу Шартръ.

Казалось невозможнымъ, чтобы на такомъ близкомъ разстояніи карета, лошади и конвой не были разнесены вдребезги силою взрыва. Санъ-Режанъ самъ жертвовалъ жизнью. У него оставалась только одна очень слабая, почти несбыточная надежда уцѣлѣть отъ взрыва: въ десяти шагахъ отъ повозки находилась въ нижнемъ этажѣ какая-то лавка, родъ подвала. Если Санъ-Режанъ однимъ прыжкомъ очутится около этой лавки и влетитъ въ открытую дверь, то, можетъ быть, онъ и избѣгнетъ смерти. И Санъ-Режанъ точно взвѣсилъ этотъ единственный шансъ. Стремясь спастись отъ гибели, онъ думалъ не о себѣ, а объ Эмиліи.

Онъ наскоро сообщилъ Лимоэлану свой планъ. Было уже семь часовъ. На улицахъ почти никого не было. Въ этотъ темный и холодный декабрьскій вечеръ жители Парижа рано забрались къ себѣ и грѣлись у огня, въ ожиданіи ужина.

Лимоэланъ, соблюдая предосторожности, сталъ на углу улицы Оанъ-Никезъ. Карбонъ наблюдалъ за площадью Каруселей. Санъ-Режанъ остановилъ свою повозку на углу улицы Шартръ, покрылъ свою бѣлую лошадь пустымъ мѣшкомъ и пропустилъ ружейный стволъ въ боченокъ съ порохомъ. Чтобы произвести взрывъ, ему нужно было только спустить курокъ. Съ полнымъ хладнокровіемъ онъ сѣлъ на тумбу и сталъ ждать. Онъ слышалъ, какъ въ лавкѣ сзади него пѣлъ какой-то ребенокъ.

Было уже четверть девятаго, когда вдругъ послышался топотъ лошадей. По улицѣ Санъ-Никезъ промчался рысью, направляясь къ Тюильри, взводъ кавалеріи. На шумъ вышло изъ дома нѣсколько человѣкъ. Пѣвшій пѣсенку ребенокъ, оказавшійся дочкой лавочника, также появился, остановился около повозки, осматривая съ любопытствомъ бѣлую лошадь. По ее позвали, и она опять скрылась въ лавкѣ.

Прошло еще съ четверть часа. Нѣсколько прохожихъ остановились у повозки. Одинъ изъ нихъ спросилъ Санъ-Режана:

— Идетъ первый консулъ? Это его конвой проѣхалъ здѣсь нѣсколько минутъ тому назадъ? Въ газетахъ было напечатано сегодня утромъ, что онъ поѣдетъ въ оперу.

— Не знаю, — отвѣчалъ Санъ-Режанъ, который готовъ былъ отдать все на свѣтѣ, лишь бы улица была пуста.

— Отсюда будетъ хорошо видно, какъ онъ поѣдетъ.

— На площади Каруселей будетъ еще виднѣе.

— Вы правы, гражданинъ. Ну, идемъ на площадь Каруселей.

Санъ-Режанъ вздохнулъ съ облегченіемъ. Но оставалось еще нѣсколько любопытныхъ и маленькая дѣвочка, которая снова вышла изъ лавки. Ставъ около морды лошади, она тихонько ласкала ее.

— Уходи отсюда, — сказалъ ей Санъ-Режанъ. — Не трогай лошадь, она кусается.

— Неправда, она меня лизнула, — смѣясь отвѣчала дѣвочка.

— Все равно, уходи. Тебѣ тутъ не мѣсто.

— А вамъ развѣ мѣсто? — возразилъ ребенокъ.

Въ это время послышался стукъ колеса, и Лимоэланъ махнулъ рукою, давая знать, какъ было условлено, что кортежъ двинулся въ путь.

— Да уйдешь ли ты отсюда? — яростно вскричалъ Санъ-Режанъ, желая отогнать дѣвочку, но та, какъ будто испугавшись его свирѣпаго вида, не трогалась съ мѣста. Онъ подбѣжалъ къ ней и хотѣлъ ее отбросить, по дѣвочка вырвалась у него и стала кричать: „мама! мама!“

Въ улицѣ Шартръ уже показались два всадника консульскаго конвоя, ѣхавшіе впереди кареты.

— Ну, если тебѣ хочется умереть, такъ умирай! — сказалъ про себя Санъ-Режанъ.

Карета приближалась довольно быстро. Санъ-Режанъ нажалъ на спускъ курка и быстро отскочилъ въ сторону. Отъ страшнаго взрыва дрогнула вся окрестность. Стекла посыпались на мостовую изъ всѣхъ оконъ. Въ дыму и пламени съ жалобными криками барахталось на землѣ человѣкъ двадцать прохожихъ. Около кареты лежали подъ лошадьми два конвойца. Отъ повозки, бѣлой лошади и маленькой дѣвочки остались только безформенные куски.

Драма разыгралась въ теченіе одной минуты.

Карета перваго консула только выѣзжала въ улицу Шартръ. У окна ея показалось энергичное лицо генерала Ланна. Его сверкающій взоръ быстро охватилъ положеніе вещей. Громкимъ голосомъ, какъ въ битвѣ, онъ приказалъ кучеру:

— Галопомъ!

Кучеръ пустилъ лошадей, конвой плотнѣе сомкнулся около кареты, и все исчезло.

Сохраняя полное спокойствіе, какъ при Маренго, Бонапартъ спросилъ:

— Что случилось. Ланнъ?

— Генералъ, стрѣляли изъ пушки въ вашу карету.

— Едва ли. Я бы услыхалъ свистъ картечи.

— Во всякомъ случаѣ хотѣли васъ убить.

Нисколько не волнуясь за себя. Бонапартъ сказали:

— Будьте добры, взгляните, не случилось ли чего съ моей женой.

Боссьеръ высунулся изъ окна и съ своимъ гасконскимъ акцентомъ сказалъ:

— Карета m-me Бонапартъ слѣдуетъ вполнѣ благополучно.

— Ѣдемъ въ оперу. Тамъ узнаемъ подробности.

Санъ-Режанъ, успѣвшій отпрыгнуть въ лавку, черезъ нѣсколько минутъ пришелъ въ себя. Оглушенный взрывомъ, онъ сначала лежалъ на ступенькахъ лѣстницы, ведшей въ это подвальное помѣщеніе. Вставъ на ноги, онъ почувствовалъ страшную боль въ правой рукѣ. Глаза его были красны и распухли отъ ядовитыхъ газовъ, появившихся при взрывѣ. Онъ осмотрѣлъ свою руку. Рукавъ камзола былъ оторванъ. Сквозь разорванную рубашку видна была страшная рана, въ глубинѣ которой виднѣлась обнажившаяся кость. Кровь лилась ручьемъ. Онъ остановилъ ее, перевязавъ руку платкомъ повыше локтя.

Затѣмъ онъ сталъ осматриваться кругомъ. Въ лавкѣ не уцѣлѣло ни одного окна. Вся мебель была разбита вдребезги. Лавочникъ съ оторванной головой лежалъ въ лужи крови. Его жена осталась на стулѣ въ сидячемъ положеніи, но она также была мертва.

Санъ-Режанъ въ ужасѣ, едва держась на дрожавшихъ ногахъ, поднялся на нѣсколько ступеней, которыя спасли его, защитивъ отъ сотрясенія. Съ ужасомъ смотрѣлъ онъ на несчастныхъ, которые корчились на мостовой, прося помощи. Полиція была уже здѣсь. Прибѣжавшіе изъ Тюильери гвардейцы оказывали раненымъ первую помощь и поднимали ихъ. Черезъ нѣсколько минутъ все, что осталось на мѣстѣ покушенія, будетъ предметомъ судебнаго слѣдствія.

Санъ-Режанъ, сдѣлавъ надъ собой усиліе и поддерживая лѣвой рукой правую, бросился въ улицу Санъ-Никезъ, почти бѣгомъ добѣжалъ до улицы Сентъ-Оноре и здѣсь, чувствуя себя въ безопасности, укрылся въ какія-то ворота, чтобы обдумать свое положеніе.

Что теперь ему дѣлать? Тяжело раненый, истекая кровью, найдетъ ли онъ въ себѣ силы добраться до улицы Дракона и укрыться у самоотверженной Виргиніи Грандо? Онъ чувствовалъ, что по дорогѣ онъ упадемъ. Можетъ быть, онъ и умретъ здѣсь? Нѣтъ, рана его не была смертельна. Очевидич, его подберутъ прохожіе и отправятъ его въ полицію, тамъ все обнаружится, и его будутъ судить за содѣянное преступленіе. Развѣ взять извозчика, который отвезъ бы его на улицу Дракона? Но что сказать извозчику, который, конечно, изъ состраданія къ раненому примется разспрашивать его, а завтра передастъ о всѣхъ этихъ разговорахъ другимъ и такимъ образомъ наведетъ полицію на слѣдъ? Нѣтъ, нечего и думать добраться до убѣжища такимъ путемъ. Оставался домъ Лербуровъ. Конечно, и этотъ планъ былъ сопряженъ съ опасностями, но все-таки онъ устранялъ много трудностей. Во-первыхъ, не нужно было далеко ѣхать. Санъ-Режанъ былъ въ ста шагахъ отъ дверей магазина Лербура. Хорошій пріемъ былъ здѣсь, обезпеченъ, благодаря дружбѣ съ мужемъ, а за безопасность ручалась преданность жены. Тамъ можно будетъ провести нѣсколько дней, пока не уляжется шумъ и явится возможность добраться до Бретани, гдѣ онъ будетъ въ безопасности. Но среди всѣхъ этихъ заботъ его особенно угнетала одна мысль: каковъ былъ результатъ его покушенія? Погибъ ли первый консулъ въ огнедышащемъ вулканѣ, который онъ развелъ у него подъ ногами? На мѣстѣ не было никакихъ слѣдовъ кареты. Были только убитыя лошади и солдаты, барахтавшіеся между ихъ трупами.

Санъ-Режану не было времени осмотрѣть мѣсто дѣйствія и послѣдствія взрыва. И вотъ, стоя подъ воротами въ темнотѣ, онъ смотрѣлъ, какъ мало-по-малу на площади, покрытой трупами, разсѣивался ѣдкій дымъ. Онъ слышалъ, какъ со всѣхъ сторонъ раздавались крики призыва, и невольно задавалъ себѣ вопросъ: „достигъ ли я своей цѣли? удалось ли мнѣ его убить?“

Отвѣтъ дали двое прохожихъ, которые быстро шли отъ церкви Св. Роха.

— Онъ чудомъ спасся отъ смерти, — сказалъ одинъ изъ нихъ.

— Я видѣлъ, какъ онъ прибылъ въ оперу. Его карета была вся изрѣшетена. У Бессьера платье было въ крови.

— Ну, идемъ скорѣе. На улицахъ теперь нечего дѣлать. Начали арестовывать рѣшительно всѣхъ…

Мысли Санъ-Режана словно заволокло туманомъ, и у него въ головѣ засѣло только одно: начали арестовывать всѣхъ. Надо было прежде всего найти себѣ гдѣ-нибудь убѣжище. Онъ направился дальше, къ магазину „Bonnet Bleu“.

Было около девяти часовъ, когда онъ постучалъ въ ворота, ведшія на дворъ.

— Кого вамъ? — спросилъ вышедшій на стукъ привратникъ.

— Гражданина Лербура.

Несмотря на темноту, привратникъ узналъ его и сказалъ:

— А, это вы, гражданинъ Леклеръ. Пожалуйте. Хозяинъ только что вышелъ, чтобы разузнать всѣ слухи. Но гражданка Лербуръ дома. Вы знаете, что произошло?

— Да. Покушались убить перваго консула….

— Разбойники! Это все дѣтища террора! Ихъ надо истребить съ корнемъ!

Санъ-Режанъ уже поднимался по лѣстницѣ, которая вела въ квартиру Лербуровъ. У двери онъ позвонилъ. Она тотчасъ отворилась и въ полуосвѣщенной передней онъ увидѣлъ Эмилію. Онъ глубоко вздохнулъ и поднялъ руки кверху, какъ бы благословляя, и, почти теряя сознаніе, опустился на кушетку.

Эмилія закрыла дверь, охватила его руками и быстро заговорила:

— Я здѣсь одна. Я услала мужа, чтобы разузнать о происшествіи. У меня была тайная надежда, что ты вернешься и я тебя увижу еще разъ. Боже мой, какъ это ужасно! Ты весь въ крови. Несчастный, что ты надѣлалъ? Весь этотъ шумъ, крики!..Ты всему причина… Ты едва не погубилъ самого себя. Не оставайся здѣсь. Иди въ нижній этажъ. Тамъ нѣтъ никого. Служитель при магазинѣ отпущенъ въ гости до послѣзавтра. Не смотри на меня такъ. Можно подумать, что ты совсѣмъ умираешь.

Сань-Режанъ терялъ сознаніе. Она привела его въ чувство своими ласками и ухаживаніемъ. Потомъ она стала изо всѣхъ силъ его поддерживать.

— Прежде всего надо подняться въ комнату, гдѣ ты проведешь ночь. Здѣсь тебя не будутъ искать. За ночь ты можешь отдохнуть.. А завтра мы увидимъ… О, какъ я рада, что ты уцѣлѣлъ среди такихъ страшныхъ опасностей. Но или скорѣе. Мой мужъ того и гляди вернется. Нужно тебя уложить скорѣе…

Она тихо и осторожно повела его въ мансарду, гдѣ онъ будетъ въ полной безопасности.

XII.

Прибывъ въ оперу, первый консулъ, даже не взглянувъ на свою карету, прошелъ черезъ вестибюль прямо въ свою ложу. Ланнъ и Бессьеръ слѣдовали за нимъ. Въ коридорахъ не было никого — ораторія уже началась. Тара и m-me Барбье-Вальбоннъ, пѣвшіе главныя партіи, были уже на сценѣ.. Бонапартъ остановился въ глубинѣ ложи и, глядя на обоихъ генераловъ, въ первый разъ высказалъ свое мнѣніе относительно покушенія:

— Эти негодяи хотѣли взорвать меня.

Затѣмъ, совершенно хладнокровно, обернувшись къ Бессьеру, онъ прибавилъ:

— Пожалуйста, принесите мнѣ либретто ораторіи.

Въ это время въ ложу вошла испуганная, блѣдная Жозефина. Ея платье было въ крови. За ней появились Гортензія, слегка раненая въ лицо осколкомъ стекла, и Каролина Мюратъ, оставшаяся невредимой.

Жозефина бросилась къ мужу и схватила его за плечи.

— Ты не убитъ? Какое чудо! Мы видѣли, что твоя карета была вся въ пламени. Мы ѣхали сзади шагахъ въ двадцати и у нашей кареты разлетѣлись вдребезги всѣ стекла.

— Ты очень испугалась?

— Только за тебя. Гортензія закричала отъ боли. У ней поранило лицо. М-me Мюратъ выказала себя такимъ же храбрецомъ, какъ и ея мужъ. Впрочемъ, полковникъ Раппъ сказалъ намъ, что, если съ перваго раза насъ не убило, то больше опасности нѣтъ.

— Это дѣтища террора устроили все это, — сказалъ Бонапартъ.

Въ этотъ моментъ среди публики произошло движеніе, и въ залѣ поднялся шумъ отъ разговоровъ. Извѣстіе о покушеніи распространилось, и публика гораздо болѣе интересовалась тѣмъ, что разсказывали вновь прибывающіе, чѣмъ ораторіей.

Бонапартъ понялъ все, что происходило. Какъ бы для того, чтобы окончательно объяснить происходившее волненіе, Бессьеръ, подавая программу, сказалъ:

— Генералъ, разнесся слухъ, что вы ранены. Вамъ нужно показаться въ залѣ.

Первый консулъ сдѣлалъ шага три и подошелъ къ барьеру своей ложи. Его красивая властная голова рѣзко выдѣлялась на темномъ фонѣ бархатной драпировки. Отъ партера до галереи поднялись неистовые крики. Всѣ стояли, крича: „Да здравствуетъ Бонапартъ!“

Женщины апплодировали. Музыка смолкла. Первый консулъ привѣтствовалъ зрителей поклономъ, далъ жестомъ понять, что онъ благодаритъ всѣхъ, и сѣлъ. Возлѣ него сѣли Жозефина, Гортензія и Каролина. Представленіе продолжалось. Какъ только спустили занавѣсъ, въ коридорахъ театра началась давка, всѣ ходили туда и назадъ, образовывались отдѣльныя группы.

На представленіе явилось немало лицъ, занимавшихъ офиціальное положеніе. Реаль, Тибодо и Лербенъ бросились къ консульской ложѣ. Камбасаресъ, сидя въ своей ложѣ въ бельэтажѣ, разносилъ префекта полиціи Дюбуа, испуганнаго послѣдствіями, которыя это покушеніе будетъ имѣть и для него лично. Не было только Фуше, и Реаль не безъ ехидства обратилъ вниманіе консула на это обстоятельство.

— Министръ полиціи настолько не подозрѣвалъ всего, что случилось, что, по всей вѣроятности, мирно почиваетъ въ своей постели.

Первый консулъ сдѣлалъ видъ, что онъ не слыхалъ этихъ словъ.

Но его блѣдное лицо сдѣлалось сѣрымъ, губы сжались такъ плотно, что почти совсѣмъ исчезли. Весьма кстати вошелъ Камбасаресъ съ несчастнымъ Дюбуа, который съежился какъ только могъ, чтобы не навлечь на себя взгляда перваго консула.

— Ну, Камбасаресъ, — сказалъ Бонапартъ, — вы едва не сдѣлались первымъ консуломъ!

— Провидѣніе, видимо, пощадило Францію въ вашемъ лицѣ, генералъ.

Несмотря на свою религіозную окраску, фраза Камбасареса до такой степени соотвѣтствовала мыслямъ всѣхъ окружающихъ, что со всѣхъ сторонъ послышались одобренія. Жозефина сложила молитвенно руки и отважно сказала:

— Богъ совершилъ чудо для насъ.

Тутъ было съ полдюжины прежнихъ якобинцевъ, которые вотировали за казнь короля и не разъ отправляли священниковъ на гильотину. Ни одинъ изъ нихъ не отозвался. Только Ланнъ въ своемъ углу пробормоталъ:

— Подождите еще, посмотримъ дальше, что сдѣлаетъ Богъ.

Бессьеръ, болѣе приспособленный ко двору, толкнулъ локтемъ въ бокъ товарища.

— Вы останетесь до конца представленія, генералъ? — началъ опять Камбасаресъ.

— Нѣтъ, я хочу вернуться въ Тюильри. Вы поѣдете» со мной, Камбасаресъ. Пошлите за гражданиномъ Фуше. Жозефина, ты можешь остаться здѣсь съ дамами, если хочешь. Я оставлю съ тобой Бессьера и Раппа.

— Нѣтъ. Для меня нѣтъ никакого удовольствія слушать теперь музыку. Кромѣ того, надо сдѣлать перевязку Гортензіи. Мнѣ страшно самой себя, когда я вижу кровь на платьѣ. Наконецъ, я не хочу оставлять тебя…

— Ну, хорошо. Тогда ѣдемъ.

И онъ направился по коридорамъ театра, идя впереди своей семьи, своихъ генераловъ и чиновниковъ. При его приближеніи всѣ снимали шляпы и привѣтствовали его криками. А онъ шелъ спокойно и просто въ своемъ мундирѣ почти безъ всякихъ нашивокъ, составлявшемъ такой контрастъ съ блестящими мундирами его свиты. Онъ улыбнулся только гвардейскому солдату, который въ вестибюлѣ радостно отдалъ ему честь.

Но, пріѣхавъ въ Тюильри, онъ разразился гнѣвомъ. Тамъ онъ не считалъ нужнымъ сдерживать себя и, быстро ходя по комнатамъ нижняго этажа, какъ бы чувствуя потребность въ физическихъ движеніяхъ, которыя всегда сопровождаютъ сильныя потрясенія, кричалъ:

— Я дамъ хорошій урокъ! Надо наконецъ, чтобы около меня было безопасно, и чтобы сотнямъ людей, которыя являются привѣтствовать меня на улицахъ Парижа, не приходилось рисковать жизнью за это. Я не говорю о себѣ. Принимая власть, я вмѣстѣ съ нею подвергъ себя и всѣмъ опасностямъ. Я знаю очень хорошо, что революціонеры ненавидятъ меня такъ же, какъ и разбойники. Своими порядками я стѣсняю и тѣхъ и другихъ. А тѣ еще злятся на меня за то, что имъ не удается привезти сюда своего короля. Но я ихъ всѣхъ раздавлю, бѣлыхъ и красныхъ. И наказаніе будетъ такое, что у всѣхъ пропадетъ охота браться за то же.

Онъ остановился, чтобы перевести духъ. Тяжелое молчаніе водворилось въ комнатѣ. Никто не рѣшался возражать ему, а между тѣмъ тутъ были всѣ первыя лица государства.

— Въ теченіе года это уже четвертый разъ покушаются меня убить, — заговорилъ опять Бонапартъ, принимаясь ожесточенно ходить. — Но это будетъ послѣдній. Я знаю, тутъ виноваты приверженцы террора. Я еще на дняхъ говорилъ объ этомъ Фуше, онъ не вѣритъ этому. У него на это свои соображенія. Всѣ тѣ, которые виновны, его прежніе соучастники, а многіе остались съ нимъ даже въ дружескихъ отношеніяхъ.

Дверь полуотворилась. На всѣхъ напалъ какой-то столбнякъ. Даже самъ первый консулъ остановился и смолкъ.

Вошелъ тотъ, кого онъ только что обвинялъ. Блѣдно-зеленый, худой, съ тусклыми, устремленными въ пространство глазами, Фуше направился къ первому консулу. Не доходя шаговъ десяти, онъ сдѣлалъ низкій поклонъ и сталъ дожидаться, пока тотъ заговоритъ съ нимъ.

Бонапартъ, закрывъ глаза, казалось, собирался съ мыслями. Нѣсколько секундъ онъ стоялъ совершенно неподвижно, потомъ вдругъ сдѣлалъ рѣзкій жестъ, отъ котораго кровь прилила ему къ лицу, и, взявъ Фуше подъ руку, пошелъ въ конецъ залы, какъ бы не желая, чтобы присутствующіе слышали, что онъ будетъ говорить.

— Ну-съ. Видите, какъ близко было то, чего я боялся. Мои свѣдѣнія оказались болѣе точными, чѣмъ ваши. И вы чуть не допустили, чтобы меня убили. Можете поздравить себя съ тѣмъ, что я спасся только благодаря счастливой случайности. Еслибъ я былъ убитъ, народъ разорвалъ бы васъ на куски.

Фуше сдѣлалъ гримасу, которая разсердила Бонапарта. Онъ отошелъ отъ министра и снова началъ ходить по комнатамъ.

— Ваша полиція нелѣпа, она не лучше полиціи при старыхъ порядкахъ. На дняхъ я замѣню васъ однимъ изъ моихъ жандармовъ. И тогда вы увидите, что дѣло пойдетъ иначе. Послѣ десятилѣтнихъ волненій и безумной экзальтаціи наша страна нуждается въ спокойствіи, и она разсчитываетъ въ этомъ случаѣ на меня. Я не премину исполнить задачу, которую она на меня налагаетъ. Всякіе интриганы и агитаторы будутъ преслѣдоваться безпощадно. Я не потерплю, чтобы вели торгъ о цѣнѣ общественной безопасности, и подвергну отвѣтственности за нерадѣніе или даже измѣну всѣхъ, которые не умѣютъ ничего разузнать и предупредить.

При этихъ словахъ, означавшихъ, что министръ полиціи впалъ въ немилость, вокругъ него быстро образовалась пустота. Но онъ стоялъ совершенно спокойно и, казалось, не слыхалъ угрозы перваго консула. Онъ прислонился къ камину и ждалъ, пока буря пройдетъ.

Мало-по-малу Бонапартъ заговорилъ спокойнѣе. Видно было, что выраженія ея были болѣе обдуманы и гнѣвъ его утихалъ.

— На этотъ разъ меня не удастся болѣе провести, — заговорилъ онъ, Для меня нѣтъ сомнѣній, что тутъ не шуаны, не эмигранты, не бывшіе дворяне и не бывшіе попы. Я знаю виновниковъ этого покушенія и сумѣю до нихъ добраться.

И, говоря такъ, пристально посмотрѣлъ на Фуше. Бывшій членъ конвента поджалъ губы и покачалъ головой. Бонапартъ ринулся прямо на него и, пожирая его своими огненными глазами, спросилъ въ упоръ:

— Вы несогласны со мной? Вамъ что-нибудь извѣстно? Объясните.

Они стояли одни въ концѣ обширной комнаты. Они были предметомъ живѣйшаго любопытства, но въ то же время вполнѣ защищены отъ него. Фуше рѣшился отвѣтить:

— Я знаю, кто виновники этого покушенія. До истеченія этой же недѣли они всѣ будутъ у меня въ рукахъ. Не будь одного обстоятельства, какъ это часто случается съ людьми, они были бы схвачены раньше, чѣмъ имъ удалось исполнить ихъ злодѣйскій умыселъ.

— Все роялисты, товарищи Жоржа?

— Послѣднія событія подтвердятъ, что мои свѣдѣнія совершенно вѣрны.

— Берегитесь, Фуше, если вы играете со мной! На этотъ разъ вы отправитесь, подобно другимъ, въ Синнамари.

— Генералъ, относительно себя лично мнѣ нечего бояться. Я увѣренъ въ томъ, что говорю. По я тѣмъ не менѣе не премину собрать свѣдѣнія о тѣхъ, кого вы подозрѣваете. Изъ революціонеровъ еще остался кое-кто, они вѣчно кипятъ и угрожаютъ общественному порядку….

— Ага, вотъ видите! Какимъ же образомъ эти люди могутъ собираться и совѣщаться безнаказанно? Они собираются въ масонскихъ ложахъ… Вамъ это извѣстно… Всѣ эти злодѣи будутъ отправлены въ ссылку, подальше отъ Франціи. Государственный совѣтъ завтра же издастъ указъ… Я не хочу, чтобы воздвигались опять эшафоты… Но необходимо истребить совершенно это отродье..

Въ эту минуту, когда пріѣзжали и уѣзжали высшіе чиновники, дипломатическіе представители, военные, явившіеся засвидѣтельствовать первому консулу свою преданность, вошелъ префектъ полиціи Дюбуа. Фуше терпѣть не могъ этого человѣка. Насмѣшливымъ жестомъ онъ показалъ на него Бонапарту.

Рѣзкимъ голосомъ первый консулъ сталъ разспрашивать несчастнаго, который напрасно старался бормотать какія-то несвязныя извиненія.

— Не отъ васъ зависѣло помѣшать успѣху этихъ разбойниковъ? Какимъ образомъ они могли получить порохъ, котораго было достаточно, чтобы взорвать цѣлый кварталъ? Гражданинъ Дюбуа, если бъ я былъ префектомъ полиціи и со мной случилась такая исторія, я умеръ бы отъ стыда.

Съ этими словами онъ повернулся къ нему спиной. Дюбуа стоялъ, какъ громомъ пораженный.

Бонапартъ, какъ будто изливъ наконецъ весь свой гнѣвъ, сказалъ Фуше:

— Съ сегодняшняго же вечера займитесь этимъ дѣломъ. Населеніе Парижа должно немедленно получить безопасность. Помните, что только успѣхъ будетъ для меня доказательствомъ вашей преданности.

Фуше поклонился и, пробравшись черезъ толпу придворныхъ, которые разступились, чтобы пропустить его, вышелъ въ вестибюль. Тамъ онъ нашелъ дожидавшагося его секретаря Виллье и, опираясь на руку молодого человѣка, спокойно, какъ будто онъ въ полной милости у своего начальства, усѣлся въ свою карету.

Когда они тронулись въ путь, Фуше сказалъ своему спутнику:

— Одинъ моментъ я думалъ, что онъ разорветъ меня. Еслибы я сталъ ему противорѣчить, онъ арестовалъ бы меня… Да и теперь еще…

Виллье показалъ ему пару пистолетовъ, которые всегда носилъ подъ пальто, и сказалъ:

— Я это предвидѣлъ. Васъ не схватили бы безъ сопротивленія..

На мрачномъ лицѣ Фуше скользнула улыбка. Онъ благосклонно покачалъ головой.

— Вы такъ преданы мнѣ, Виллье?

— Да, гражданинъ-министръ.

Улыбка исчезла съ лица Фуше.

— Да, я еще министръ.

Онъ, повидимому, погрузился въ свои мысли. Потомъ онъ дернулъ за веревку, привязанную къ рукѣ кучера, и приказалъ ему остановиться.

— Поѣзжайте сію минуту въ больницу Милосердія, — сказалъ онъ Виллье. — Дѣйствуйте отъ моего имени. Спросите, въ какомъ положеніи находится тамъ нѣкій Браконно, получившій огнестрѣльную рану въ грудь. Если онъ еще не умеръ, сейчасъ же возвращайтесь ко-мнѣ обратно. Я тогда поѣду самъ завтра утромъ, чтобы лично его допросить. Передайте директору больницы, что необходимо принять всѣ мѣры, чтобы этотъ больной могъ мнѣ отвѣчать.

Секретарь вышелъ изъ кареты, а Фуше вернулся къ себѣ и легъ спать.

Пока эти событія разыгрывались въ Тюильри, гражданинъ Лербуръ, встревоженный всѣмъ тѣмъ, что ему пришлось услышать дорогой, и испуганный зрѣлищемъ на Шартрской улицѣ, поспѣшно вернулся, къ себѣ въ магазинъ «Bonnet Bleu», чтобы поскорѣе разсказать женѣ, какая ужасная бойня произошла при проѣздѣ перваго консула. Эмилія приняла его съ таинственнымъ видомъ. На его возгласы она отвѣчала предостерегающимъ «шш!..», а затѣмъ, видя его недоумѣніе, повлекла его къ себѣ въ комнату. Увѣрившись, что здѣсь ее никто не слышитъ, кромѣ мужа, она сказала:

— Въ твое отсутствіе случилось нѣчто ужасное.

— Что такое?

— Къ нашей двери подошелъ Викторъ Леклеръ, весь въ крови и едва дыша…

— А, несчастный! онъ былъ раненъ при этой ужасной катастрофѣ. А ты позвала доктора?

— Это невозможно!

— Почему?

— Вотъ въ чемъ весь ужасъ положенія. Викторъ Леклеръ замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ, и если его присутствіе будетъ открыто, то это создастъ для него большую опасность, ананасъ навлечетъ огромныя непріятности.

— Но моя благонамѣренность достаточно извѣстна! — вскричалъ Лербуръ.

— Тише! — испуганно прервала его Эмилія. — Тутъ дѣло идетъ объ его головѣ.

— Боже великій! Неужели этотъ серьезный малый принималъ участіе въ заговорѣ?

— Онъ былъ вовлеченъ въ него, онъ поддался гибельнымъ вліяніямъ. Оловомъ, теперь ужъ поздно разсуждать о томъ, что совершилось: онъ замѣшанъ въ преступленіи, которое совершилось сегодня.

— Онъ! Такой кроткій и любезный человѣкъ! Какъ онъ насъ обманулъ! Но это покушеніе чудовищно. Тамъ груды убитыхъ. Ранены женщины, дѣти… Кто бы могъ подумать, что это Леклеръ…

— Дѣло очень просто. Если мы отправимъ его отсюда, онъ потибъ. Онъ не успѣетъ дойти до угла улицы, какъ полиція уже схватитъ его. Патрули ходятъ по всему кварталу…

— Кто говоритъ о томъ, чтобы его отправить отсюда? Я могу проклинать его проклятое дѣло. Но отъ этого до выдачи еще далеко..

— Однако онъ не можетъ же оставаться здѣсь. Завтра его присутствіе будетъ открыто. Жеромъ, служитель при нашемъ магазинѣ, къ счастію, не ночуетъ сегодня въ своей комнатѣ. Но, вернувшись, онъ, конечно, замѣтитъ, что у него есть сосѣдъ. Онъ станетъ любопытствовать, начнетъ говорить, и все обнаружится. Нужно завтра же утромъ отправить Леклера.

— Но куда?

— Въ надежный домъ, до котораго онъ не сможетъ добраться сегодня. Но завтра утромъ ты можешь самъ отвезти его туда.

— Какимъ же образомъ?

— Я куда-нибудь пошлю Жерома часовъ въ восемь, а предварительно велю ему привезти къ заднему крыльцу нашу магазинную повозку. Мы вынесемъ Виктора Леклера и усадимъ его въ повозку. Въ это время наши мастерицы еще не приходятъ, мы можемъ дѣйствовать на свободѣ. Ты сядешь на козлы и поѣдешь въ улицу Дракона. Тамъ на углу улицы Юшеттъ Викторъ Леклеръ выйдетъ изъ кареты и тебѣ останется только вернуться обратно.

— А если меня арестуютъ по дорогѣ?

— Здѣсь тебя хорошо знаютъ и не сдѣлаютъ этого! А разъ ты будешь далеко отъ мѣста покушенія, то кому придетъ это въ голову? Наконецъ, надо рискнуть, чтобы такъ или иначе выйти изъ положенія, въ которое мы попали.

— Это вѣрно. Чортъ бы побралъ этого Виктора Леклера! Кто могъ думать! Онъ былъ кротокъ, какъ барышня. Казалось, что это все устроили террористы. Развѣ онъ изъ нихъ?

— Нѣтъ! Онъ роялистъ! Онъ мнѣ все разсказалъ. Они хотѣли уничтожить Бонапарта, чтобы вернуть короля.

— Какая глупость! Стало быть, Людовику XVI не изъ-за чего было отрубать голову? Больше короля во Франціи не будетъ. Намъ достаточно перваго консула. Какъ мнѣ досадно, что я ошибся насчетъ Виктора Леклера. Я считалъ его дѣловымъ малымъ… А онъ заговорщикъ… Вамъ и довѣряй тутъ людямъ…

— Хочешь его видѣть?

— Да, конечно.

— Хорошо. Поднимемся потихоньку. Я уже перевязала его, но у него лихорадка.

— Онъ серьезно раненъ?

— У него почти оторвало руку.

— Бѣдный малый!

Такимъ образомъ, начавъ бичевать злодѣйскій поступокъ Виктора Леклера, Лербуръ, по свойственной людямъ перемѣнчивости, кончилъ тѣмъ, что сталъ скорбѣть о ранѣ, которую тотъ получилъ при этомъ самомъ поступкѣ.

Супруги поднялись въ мансарду, гдѣ на матрасѣ лежалъ Викторъ Леклеръ, блѣдный, какъ смерть, отъ потери крови. Увидя входившаго Лербура, молодой человѣкъ хотѣлъ приподняться. Но лицо его исказилось отъ страшной боли. Эмилія схватила его за плечи и опять положила въ постель.

— Не двигайтесь. Вы должны лежать неподвижно, чтобы не разбередить рану. Вотъ мой мужъ хочетъ васъ побранить.

— Потомъ, не теперь! — прервалъ ее Лербуръ, растрогавшійся при видѣ раненаго. — Когда онъ будетъ въ состояніи меня слушать… А теперь нужно быть спокойнымъ… Какое несчастье, что мы не можемъ лечить его здѣсь! Недѣли черезъ двѣ онъ бы совсѣмъ поправился… Но это невозможно! Ахъ, Леклеръ, Леклеръ! Вы пускаетесь въ безумное и преступное предпріятіе! А я вамъ такъ вѣрилъ! Теперь ужъ нельзя больше никому вѣрить!

— Послушай, другъ мой! — прервала его m-me Лербуръ.

— Да, ты права! Я увлекся… Но онъ такъ виноватъ… Мы постараемся его выгородить какъ-нибудь… До завтра… Постарайтесь заснуть…

— Я останусь около него. Иди внизъ одинъ, — сказала Эмилія мужу. — Я сейчасъ къ тебѣ возвращусь…

Еще разъ разсыпавшись въ дружескихъ увѣреніяхъ, Лербуръ сошелъ въ свою комнату, а Эмилія сѣла около раненаго и, взявъ его руку въ свои, старалась успокоить, ободрить его, вдохнуть въ него мужество. Отъ ея прикосновенія, словно подъ таинственнымъ вліяніемъ ея любви, возбужденіе, въ которомъ находился Санъ-Режанъ, стало мало-по-малу затихать, нервы успокоились, кровь была уже не такъ горяча. Раненый чувствовалъ общее изнеможеніе и задремалъ. Эмилія видѣла, какъ дрожали его рѣсницы, Какъ закрылись его глаза. Дыханіе стало медленнѣе, и благодѣтельный сонъ, уничтожающій всѣ страданія, принесъ ему забвеніе всѣхъ его страховъ.

Проснувшись, какъ обыкновенно, въ шесть часовъ утра, Лербуръ пошелъ въ мансарду, въ которой онъ вчера видѣлъ Санъ-Режана. Онъ засталъ тамъ свою жену, которая перевязывала раненаго. Молодой человѣкъ чувствовалъ себя много лучше и не сомнѣвался, что у него хватитъ силъ выдержать переѣздъ. Онъ сталъ извиняться передъ Лербуромъ въ этихъ опасностяхъ, которыя онъ на него навлекъ.

— Эти опасности стали бы еще больше, если бъ вы оставались, здѣсь, — сказалъ торговецъ съ простотой, походившей на мужество. — Но, Леклеръ, вы должны дать мнѣ честное слово въ томъ, что, если вы благополучно выберетесь изъ этого дѣла, то уже никогда болѣе не предпримете чего-нибудь подобнаго!

— Клянусь вамъ, — сказалъ роялистъ съ печальной улыбкой. — Когда имѣешь несчастіе напрасно пролить столько крови, то остается только исчезнуть куда-нибудь или умереть. Пусть будетъ со мною, что угодно Провидѣнію. Но я проклинаю самого себя и хотѣлъ бы искупить свою вину. А это могу сдѣлать только молитвой или своей смертью.

— Ну, не падайте духомъ, Леклеръ. Въ вашемъ возрастѣ люди не уходятъ въ монастырь, чтобы предаваться раскаянію и размышленіямъ. Люди жертвуютъ собою за общее благо и совершаютъ какой-нибудь самоотверженный подвигъ и такимъ образомъ снова возвращаютъ уваженіе къ самому себѣ. Но теперь все дѣло въ томъ, чтобы какъ-нибудь спастись… Вы должны пойти…

— Особенно для того, чтобы не навлечь опасности на васъ, дорогой Лербуръ. Я былъ бы въ отчаяніи, если бъ моя гибель увлекла за собою и васъ… Доброта, которую вы мнѣ оказываете, переполняетъ мое сердце благодарностью.

— Не будемъ говорить больше! Мы поговоримъ объ этомъ потомъ, если Богъ приведетъ увидѣться. Я оставляю съ вами мою жену, а самъ пойду внизъ, чтобы приготовить все къ вашему отъѣзду.

И съ наивной довѣрчивостью добрякъ оставилъ Эмилію съ молодымъ человѣкомъ.

Отъ тоски, угрызеній совѣсти, слезъ и безсонницы ея лицо носило слѣды глубокихъ страданій. Санъ-Режанъ самъ страдалъ отъ этого, но не могъ ни утѣшать ее, ни оправдывать себя. Страданія, въ которыхъ билась молодая женщина, были искупленіемъ ихъ преступнаго счастья.

Она помогла Санъ-Режану встать и одѣться. Они были одни другъ подлѣ друга, но имъ и въ голову не приходило поцѣловать другъ друга. Казалось, что-то стало между ними и что съ этого времени любовь уже не будетъ доставлять имъ удовольствія. Санъ-Режанъ съ мрачной тоской посмотрѣлъ на Эмилію.

— Развѣ не лучше было бы для меня, если бъ я самъ погибъ вмѣстѣ съ моими жертвами? Посмотрите, какова теперь моя жизнь, если даже вы съ затаеннымъ ужасомъ стараетесь отдаляться отъ меня? Послушайте, дайте мнѣ пистолетъ, я выйду на улицу, чтобы не навлечь на васъ подозрѣній, и въ ста шагахъ отсюда пущу себѣ пулю въ лобъ.

— Несчастный! Какъ можете вы быть столь жестокимъ и обращаться ко мнѣ съ подобной просьбой! — воскликнула Эмилія съ горечью, — Я только и думаю о томъ, чтобы васъ спасти. А вы отчаиваетесь во всемъ… Дайте мнѣ, по крайней мѣрѣ, время, чтобы оправиться отъ столь ужаснаго потрясенія. Я принадлежу вамъ, увы! Вы знаете отлично, что я буду раздѣлять съ вами всѣ опасности, будь что будетъ. Я боюсь только за своего мужа. За что заставлять рисковать этого добраго, благороднаго человѣка…

— Да, вы правы. Во чтобы то ни стало мы должны выгородить его. Рискнемъ всѣмъ, чтобы спасти его…

И онъ протянулъ ей руку съ видомъ примиренія.

— Вотъ это такъ. Вотъ какимъ я хотѣла бы васъ видѣть. Теперь пора ѣхать. Простимся. Быть можетъ, мы уже больше не увидимся.

И они съ жаромъ обнялись, какъ будто это былъ дѣйствительно ихъ послѣдній поцѣлуй. Затѣмъ Эмилія повела Санъ-Режана и, спускаясь впереди его по лѣстницѣ, свела его во второй этажъ. Здѣсь она сказала ему:

— Подожди здѣсь одну минуту. Я посмотрю, гдѣ мой мужъ.

Она быстро спустилась въ полутемный первый этажъ. Черезъ секунду она снова показалась на половинѣ лѣстницѣ и сдѣлала ему знакъ итти за ней. На дворѣ уже стояла магазинная повозка Лербура, вся заваленная кусками матерій. Санъ-Режанъ съ трудомъ усѣлся между ними.

Послѣдній взглядъ Эмиліи, послѣднее пожатіе руки Лербура, и занавѣска повозки спустилась. Лербуръ сѣлъ на козлы и шагомъ выѣхалъ на улицу Сентъ-Оноре. Прохожіе уже сновали по ней во всѣ стороны — приказчики, направлявшіеся въ свои магазины, рабочіе, шедшіе въ свои мастерскія. Торговцы уже снимали ставни съ своихъ оконъ. Торговка зеленью, укладывая груды капусты, картофеля и моркови, крикнула Лербуру:

— Ужъ въ путь, гражданинъ Лербуръ? О, вы, какъ всѣ труженики, встаете спозаранку.

— Я ѣду въ контору почтовыхъ дилижансовъ, сосѣдка. Они вѣдь не будутъ меня ждать…

— Ага, вотъ и жандармы, которые дѣлаютъ обыскъ!

Отрядъ жандармовъ подъѣзжалъ къ церкви св. Роха. Лербуръ шагомъ направился къ Пале-Роялю, заговаривая на каждомъ шагу съ мѣстными обывателями. Онъ слышалъ, какъ обойщикъ Санваль сказалъ жандармскому офицеру:

— Это гражданинъ Лербуръ, хозяинъ магазина «Bonnet Bleu». Если его подозрѣвать, то тогда нужно арестовать всѣхъ. Это лучшій изъ всѣхъ благонамѣренныхъ людей.

Благодаря такому отзыву, Лербуръ избѣгъ осмотра своей повозки. Холодный потъ лился у него по спинѣ, когда онъ ѣхалъ среди жандармовъ. Онъ вздохнулъ свободно лишь тогда, когда былъ уже на набережной. Тамъ онъ сильно хлестнулъ лошадь и черезъ нѣсколько минутъ былъ на углу улицы Дракона. Тутъ онъ остановился, просунулъ голову внутрь повозки и сказалъ:

— Леклеръ, мы пріѣхали. Можете ли вы выйти?

— Я думаю, что могу. Посмотрите, не слѣдитъ ли кто-нибудь за нами.

Лербуръ спрыгнулъ съ козелъ на набережную. Ничего подозрительнаго не было.

— Моментъ благопріятный, — сказалъ онъ. — Выходите.

Занавѣска, скрывавшая спереди внутренность повозки, открылась, и Санъ-Режанъ осторожно спустился не землю. Онъ обернулся къ Лербуру и съ волненіемъ, отъ котораго дрожалъ голосъ, сказалъ:

— Прощайте! Моя.жизнь принадлежитъ вамъ, благородный человѣкъ. Вы рисковали собой изъ-за моего спасенія. Поѣзжайте. Не оставайтесь здѣсь ни одной минуты болѣе…

И онъ пошелъ по улицѣ. Лербуръ былъ потрясенъ этой разлукой. Онъ боялся того, что изъ всего этого выйдетъ, и обвинялъ себя въ томъ, что онъ не достаточно сдѣлалъ для этого человѣка, котораго любилъ, какъ родного сына. Твердость шаговъ Санъ-Режана успокоила Лербура. Онъ подавилъ вздохъ и, увидѣвъ издали, что молодой человѣкъ безъ всякихъ приключеній вошелъ въ домъ № 35, сѣлъ на козлы, стегнулъ лошадь и по набережной, Елисейскимъ полямъ и площади Революціи вернулся домой, живъ и невредимъ.

XIII.

Юный Виллье съ примѣрной быстротой и аккуратностью исполнилъ порученіе, которое ему далъ Фуше. Онъ взялъ извозчика и приказалъ ему ѣхать въ больницу Милосердія. Приходилось переѣзжать страшный въ тѣ времена кварталъ Моберъ, гдѣ легко могли остановить экипажъ и ограбить пассажира.

Доѣхавъ благополучно до воротъ этой старинной больницы, построенной еще при Людовикѣ XIII сзади Ботаническаго сада. Виллье отъ имени министра полиціи приказалъ разбудить директора. Онъ въ нѣсколькихъ словахъ посвятилъ его въ исторію покушенія, которая была здѣсь еще неизвѣстна. Директоръ сейчасъ же позвалъ дежурнаго врача. Гражданина Виллье повели по длиннымъ, безконечнымъ коридорамъ въ палату, гдѣ лежалъ блѣдный" почти умирающій Браконно.

— Плохо дѣло этого бѣднаго малаго! — сказалъ секретарь Фуше.

— Удивительно еще, что онъ не умеръ въ теченіе этихъ дней, какъ онъ здѣсь. Пуля пробила его навылетъ и задѣла спинной хребетъ. Поэтому раненый не подаетъ ни малѣйшихъ проблесковъ сознанія.

— Скажите, можно ли при помощи какихъ-нибудь сильныхъ средствъ вдохнуть на нѣсколько минутъ жизнь въ это инертное тѣло?

— Докторъ Дюпутрэнъ — очень искусный врачъ. Мы объяснимъ ему положеніе дѣла.

— Хорошо было бы предупредить его до завтрашняго утра. Тутъ дѣло государственной важности, которое не терпитъ отлагательства

Виллье уѣхалъ.

Казалось, все благопріятствовало спасенію Санъ-Режана. Карбонъ послѣ взрыва спокойно вернулся въ свою общину. Что касается Лимоэлана, то онъ немедленно послѣ взрыва вышелъ изъ Парижа и отошелъ отъ столицы по крайней мѣрѣ двадцать лье. Онъ уже скоро долженъ былъ достичь Бретани, чтобы тамъ дать отчетъ Жоржу обо всемъ, что произошло. Онъ былъ убѣжденъ, что Санъ-Режанъ убитъ, и не безпокоился больше о немъ. Гибель одного человѣка была ни по чемъ для этого грубаго человѣка, привыкшаго къ массовымъ избіеніямъ. По дорогѣ онъ узналъ, что Бонапартъ спасся отъ гибели. Для него дѣло было теперь ясно: приходилось начинать все съ начала.

Итакъ, обстоятельства, при которыхъ было совершено покушеніе, а также и виновные въ немъ были покрыты мракомъ неизвѣстности. Отъ повозки остались однѣ щепки. Боченокъ и ружейный стволъ превратились въ порошокъ. Нашли только двѣ переднія ноги бѣлой лошади.

Агенты Дюбуа перерыли всю эту мѣстность, но все было напрасно. Полиція Фуше не трогалась съ мѣста, ожидая приказаній. Единственное средство раскрыть это происшествіе было установить тщательное наблюденіе за домомъ № 35 по улицѣ Дракона. Но Суффларъ и Клеманъ продолжали торчать передъ гостиницею «Красный Левъ».

Впрочемъ, эта темная исторія стала мало-по-малу разъясняться. Одинъ изъ агентовъ, разсказывая Суффлару подробности покушенія, замѣтилъ между прочимъ, что лошадь, которая была запряжена въ телѣжку, была бѣлой масти. При этихъ словахъ гигантъ ударилъ себя по лбу съ такой силой, что убилъ бы быка. Онъ выругался и покраснѣлъ, какъ піонъ.

— Ахъ, канальи! Это они и есть! Какъ они насъ одурачили.

И, не пускаясь въ дальнѣйшія объясненія, онъ оставилъ на посту Клемана, а самъ бросился къ секретарю Фуше.

Было около десяти часовъ утра. Бонапартъ уже прислалъ за новостями полковника Раппа. Приходилось сознаться, что пока еще ничего не выяснено. Адъютантъ принялъ это извѣстіе съ такимъ насмѣшливымъ видомъ, что не оставалось ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что Фуше впалъ въ немилость. Полковникъ передалъ также, что первый консулъ ждетъ Фуше и будетъ говорить съ нимъ передъ началомъ засѣданія государственнаго совѣта. Мрачный и хладнокровный, какъ будто дѣло шло не объ его положеніи, а, пожалуй, и свободѣ, Фуше отвѣчалъ, что онъ не преминетъ явиться. Онъ не зналъ, куда ему обратиться и какъ поймать случай — это провидѣніе полиціи, когда Виллье ввелъ къ нему въ кабинетъ гиганта Суффлара.

— Гражданинъ министръ, этотъ агентъ имѣетъ сдѣлать важное указаніе. Намъ, можетъ быть, удастся схватить конецъ нити. Повозка, которая разбита вдребезги на углу улицы Шартръ, была запряжена бѣлой лошадью и, очевидно, на ней везли одинъ или нѣсколько боченковъ. Вчера вечеромъ три человѣка явились къ гостиницѣ «Красный Левъ», которая давно извѣстна, какъ мѣсто для сборищъ роялистовъ, и здѣсь положили на телѣжку, запряженную бѣлой клячей, два боченка.

— Въ одномъ изъ боченковъ было вино, — сказалъ Оуффларъ: — мы пили его послѣ того, какъ я помогъ положить боченки въ повозку.

— Ахъ, вы помогли положить? — сказалъ Фуше. — Стало быть, вы говорили съ ними? Какого они были вида? Высокаго или невысокаго роста, одѣты хорошо или плохо…

— Они были похожи на рабочихъ. Ни въ одеждѣ, ни въ манерахъ не было ничего, что бросалось бы въ глаза. Они говорили, что должны доставить вино въ Сантъ-Антуанское предмѣстье…

— Это было вино.

— Въ одной изъ бочекъ, по крайней мѣрѣ.

— А въ другой?

— А въ другой что было, я не зналъ.

— Виллье, напишите приказъ объ обыскѣ и идите съ нимъ. Переройте въ этой гостиницѣ все сверху донизу и арестуйте всѣхъ, кто вамъ покажется подозрительнымъ. Во всякомъ случаѣ, хозяина гостиницы доставьте ко мнѣ. Да попугайте его хорошенько, чтобы онъ здѣсь отвѣчалъ, какъ слѣдуетъ. Вы, Суффларъ, отправляйтесь опять въ улицу Дракона и наблюдайте за домомъ, который Браконно считалъ подозрительнымъ.

Онъ позвонилъ.

— Позовите ко мнѣ инспектора, который собиралъ обломки на мѣстѣ взрыва. И пусть немедленно по всему Парижу наведутъ справки, не пропала ли у кого-нибудь телѣжка, запряженная бѣлою лошадью. Идите.

Вошелъ служитель, доложившій съ таинственнымъ видомъ, что прибылъ директоръ больницы Милосердія и желаетъ переговорить съ гражданиномъ министромъ. Лицо Фуше оживилось. Не мѣняя прежняго тона, онъ приказалъ ввести директора.

Виллье и Суффларъ ушли, и Фуше остался одинъ. Онъ всталъ изъ-за стола и передъ зеркаломъ пригладилъ пряди своихъ волосъ. Хладнокровіе этого человѣка было изумительно.

— Здравствуйте, гражданинъ директоръ, — сказалъ онъ, повертываясь къ посѣтителю. — Какъ дѣла? Успѣли ли добиться успѣха ваши врачи?

— Да, гражданинъ министръ, хотя успѣхъ очень небольшой. Но все же не безъ результата. Молодой докторъ Дюпутрэнъ и докторъ Бруссе напрягли всѣ свои силы и знанія, чтобы вырвать изъ агоніи этого несчастнаго. Бруссе пустилъ кровь Браконно…

— Еще пустили кровь! Да у этого несчастнаго уже не осталось крови въ жилахъ.

— Докторъ Дюпутрэнъ сдѣлалъ ему прижиганіе у основанія черепа… Браконно ожилъ…

— Скорѣе, идемте къ нему…

— Безполезно, гражданинъ министръ, онъ опять впалъ въ безсознательное состояніе… Но въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, пока онъ былъ въ памяти, я разсказалъ ему о покушеніи въ улицѣ Шартръ! Онъ весь оживился и, несмотря на то, что Бруссе только что пустилъ ему кровь, сталъ весь красный и вскричалъ: «Санъ-Режанъ! Я увѣренъ, что это онъ».

— Вы были одни около него, когда онъ говорилъ? — спросилъ Фуше.

— Съ двумя врачами. Но будьте покойны, гражданинъ министръ… Для нихъ такъ же, какъ и для меня, это профессіональная тайна…

— А потомъ?..

— Мы сдѣлали умирающему впрыскиваніе эѳира. Онъ опять оживился и сказалъ мнѣ: «Запишите для гражданина Фуше». И онъ съ усиліемъ умирающаго продиктовалъ мнѣ три строки, которыя я могу вамъ передать. Надѣюсь, что вы ихъ можете понять. Для меня онѣ совершенно безсвязны и кажутся бредомъ…

Съ этими словами онъ протянулъ Фуше кусокъ бумаги, на которомъ было написано: «Bonnet Bleu»… знаютъ… Санъ-Режанъ… Викторъ Леклеръ… гражданка Лербуръ… улица Дракона…"

Прочитавъ этотъ наборъ словъ, похожій на какой-то ребусъ, Фуше положилъ бумажку на столъ и сталъ благодарить директора больницы за его усердіе. Оставшись затѣмъ одинъ, онъ сталъ думать о таинственномъ смыслѣ, какой заключенъ въ этихъ безсвязныхъ словахъ. Восклицаніе умирающаго агента: «Санъ-Режанъ! Я увѣренъ, что это онъ!» которое онъ издалъ, когда директоръ больницы разсказалъ ему о покушеніи въ улицѣ Шартръ, было совершенно ясно. Браконно не сомнѣвался, что покушеніе было совершено Санъ-Режаномъ. Въ самомъ дѣлѣ, тутъ не было ничего невѣроятнаго. Этотъ вандеецъ прибылъ въ Парижъ въ сопровожденіи Гида де-Невилля и Жоржа. Оба послѣдніе, послѣ свиданія съ первымъ консуломъ, уѣхали, а онъ, очевидно, остался, для исполненія приказаній роялистскаго комитета.

Фуше взялъ бумажку и снова ее перечиталъ. «Bonnet Bieu… знаютъ…» Что же это за магазинъ «Bonnet Bleu»? И память министра, неистощимая и неослабная, сейчасъ же дала ему всѣ нужныя свѣдѣнія. Хозяинъ этого магазина былъ нѣкто Лербуръ, человѣкъ преданный правительству, поставщикъ ш-ше Бонапартъ и всего консульскаго двора. Его невозможно заподозрѣть, но нѣтъ ли чего-нибудь подозрительнаго около него? Фуше не находилъ ничего. Слова «Bonnet Bleu» становились неясны… Фуше никакъ не удавалось проникнуть въ ихъ смыслъ, увидѣть, что скрывается за ними. Но въ нихъ, очевидно, вся тайна, которую Браконно изложилъ въ нѣсколькихъ словахъ. Слова эти, правда, безсвязны, но они должны были объяснить все дѣло.

Фуше опять взялъ бумажку и прочелъ ее еще разъ, тщательно обдумывая каждое слово. Минуты двѣ онъ сидѣлъ молча, затѣмъ вдругъ ударилъ рукой по бумажкѣ и тихонько сталъ смѣяться.

То былъ побѣдный и страшный смѣхъ. Фуше нашелъ отгадку. Теперь онъ зналъ навѣрно, что головы виновныхъ въ его рукахъ.

Сопоставленіе двухъ словъ: Сашь-Режанъ и Викторъ Леклеръ, какъ молніей, озарило потемки, въ которыхъ онъ блуждалъ. Онъ вспомнилъ, какъ Браконно докладывалъ ему о встрѣчѣ Лербура съ Викторомъ Леклеромъ и особенно о симпатіяхъ, которыя гражданка Лербуръ, уроженка Вандеи, питала къ своему земляку, Санъ-Режану.

Теперь все стало ясно. Въ магазинѣ «Bonnet Bleu» знали все, надъ чѣмъ ломалъ голову себѣ Фуше: гдѣ находится Санъ-Режанъ, какъ было совершено преступленіе, кѣмъ оно было совершено и въ какомъ вѣрномъ убѣжищѣ скрылись злодѣи. Чтобы все это узнать, нужно было только арестовать весь персоналъ этого магазина.

Министръ уже поднялъ руку, чтобы дернуть за шнурокъ и позвонить, какъ вдругъ его остановило одно соображеніе. Кого же именно арестовать въ магазинѣ «Bonnet Bleu»? Кто былъ соучастникомъ преступленія и сколько этихъ соучастниковъ. Конечно, надо арестовать Лербура и его жену. Но оставлять ли на свободѣ приказчиковъ, приказчицъ и магазинныхъ служителей? Развѣ между ними не можетъ оказаться преданнаго человѣка, который поспѣшитъ предупредить Санъ-Режана?

Фуше опять взялъ бумажку и опять сталъ ее перечитывать. Брови его вдругъ нахмурились: онъ поймалъ самъ себя. Какъ могъ онъ съ его хладнокровіемъ и разсудительностью поступить такъ опрометчиво и оставить безъ вниманія эти два рѣшительныя слова: «гражданка Лербуръ»!

«Гражданка Лербуръ и улица Дракона» — вотъ мѣсто, гдѣ скрывается Санъ-Режанъ.

"Если эта Лербуръ любовница Санъ-Режанъ, — думалъ Фуше: — то я въ самомъ центрѣ дѣла. Но не будемъ спѣшить, а лучше взвѣсимъ всѣ другія комбинаціи. За улицей Дракона уже установлено наблюденіе. «Bonnet Bleu» не уйдетъ отъ насъ. Теперь нити заговора въ моихъ рукахъ. Теперь я въ состояніи поспорить съ первымъ консуломъ. Онъ ждетъ меня до начала засѣданія государственнаго совѣта. Поѣду къ нему не безъ удовольствія. У него нѣтъ соперниковъ на полѣ битвы. Ну, а у меня нѣтъ соперниковъ по части полиціи. Мы будемъ говорить, какъ равный съ равнымъ.

Фуше приказалъ подать себѣ въ кабинетъ завтракъ на круглый столикъ. Онъ приказалъ своему секретарю Виллье къ четыремъ часамъ отправляться съ каретой въ магазинъ «Bonnet Bleu» и привезти къ нему гражданку Лербуръ.

— Если она будетъ спрашивать васъ, въ чемъ дѣло, — скажите, что я лично хочу сдѣлать ей одинъ заказъ. Примите веселый видъ и не напугайте ее. Если она будетъ безпокоиться, постарайтесь увѣрить ее, что полиція здѣсь ни при чемъ. Но ни одной минуты не теряйте ее изъ виду, слѣдите внимательно, какъ бы она не проглотила чего-нибудь… Чтобы она не вздумала отравиться!.. Если бы въ это дѣло случайно вмѣшался самъ гражданинъ Лербуръ и сталъ вызываться ѣхать вмѣсто нея, постарайтесь отговорить его отъ этого. Наконецъ, если вы встрѣтите какое-нибудь сопротивленіе со стороны мужа или жены, то можете ихъ арестовать и въ такомъ случаѣ къ каждой двери приставьте агента, такъ чтобы никто, не исключая и самого привратника, не могъ выйти оттуда безъ разрѣшенія. Вы поняли меня? Отлично. Окажите, чтобы мнѣ подали экипажъ. Я ѣду въ Тюильри.

Было около часу, когда Фуше вошелъ въ пріемную, находившуюся передъ кабинетомъ перваго консула.

Его приняли немедленно. Бонапартъ совѣщался съ Реалемъ, Тибодо, Дефермономъ и адмираломъ Трюге. Все они были преданы ему, но каждый по-своему. Дефермонъ и Трюге сохранили свою манеру говорить то, что думали. Оба остальные, бывшіе якобинцы, успѣли уже сдѣлаться совершенными придворными.

Бонапартъ въ знакъ привѣтствія кивнулъ головой Фуше и продолжалъ говорить, какъ будто министръ полиціи уже слышалъ все то, о чемъ они говорили до его прихода:

— Я думаю не о себѣ, а объ общественномъ порядкѣ, который я долженъ охранять. Я до такой степени убѣжденъ въ необходимости принять репрессивныя мѣры, что. если нужно будетъ, я готовъ самъ стать судьей и судить этихъ измѣнниковъ, которыхъ необходимо немедленно наказать. Нужно засудить человѣкъ пятнадцать или двадцать этихъ злодѣевъ и сослать человѣкъ двѣсти… Послѣ этого все будетъ спокойно.

Среди водворившагося молчанія только адмиралъ Трюге имѣлъ мужество возразить Бонапарту:

— Вы говорите о необходимости уничтожить злодѣевъ, но вѣдь злодѣи есть всякаго рода. Не одни только революціонеры. есть еще эмигранты, которые возвращаются массами и грозятъ скупить всѣ національныя имущества. Есть игуаны, не покладающіе оружія и продолжающіе вести войну на пустыряхъ Бретани. Есть, наконецъ, священники, которые опять появились и возбуждаютъ умы на югѣ, готовя контръ-революцію…

— Послушайте, гражданъ Трюге, — прервалъ его первый консулъ. — Неужели вы думаете, что нѣсколько старцевъ, вернувшихся изъ ссылки и которые желаютъ только одного — жить въ мирѣ, — неужели вы думаете, что эти повылѣзшіе изъ своихъ убѣжищъ нѣсколько священниковъ грозятъ общественному порядку? Неужели ради нихъ придется объявить отечество въ опасности? Нѣтъ, опасность грозитъ со стороны сентябрьскихъ убійцъ и при томъ не только мнѣ, но и всѣмъ вамъ. Неужели вы не понимаете, что эти люди ненавидятъ васъ? Они ходятъ и всюду кричатъ, что вы измѣнники. Вы всѣ слывете роялистами. Не слѣдуетъ ли мнѣ отправить васъ всѣхъ въ Мадагаскаръ, а назавтра образовать правительство во вкусѣ Бабефа? Меня обмануть не удастся, и я знаю, куда нужно направить ударъ.

При этихъ словахъ Фуше сдѣлалъ столь рѣзкій жестъ протеста, что Бонапартъ на минуту остановился. Онъ пристально посмотрѣлъ на министра полиціи, очевидно, ожидая отъ него объясненія. Но Фуше молчалъ, опустивъ глаза, и, казалось, рѣшился строго хранить про себя свою тайну.

— Граждане, — началъ опять первый консулъ, обращаясь къ своимъ слушателямъ: — я разсчитываю, что вы поможете мнѣ принять мѣры, какія окажутся необходимыми. Ждите меня въ государственномъ совѣтѣ. Черезъ нѣсколько минутъ я буду тамъ.

Всѣ вышли.

Бонапартъ подошелъ къ Фуше, который продолжалъ сохранять свой таинственный видъ.

— Что означаетъ эта пантомима, гражданинъ-министръ? — спросилъ онъ.

— Она означаетъ, генералъ, что я хотѣлъ остановить васъ въ ту самую минуту, когда вы готовы были взять на себя обязательства, которыя вы не въ состояніи исполнить.

— Это почему?

— Потому что всѣ ваши предположенія опровергаются событіями.

— Виновники покушенія вамъ извѣстны.

— Мнѣ извѣстенъ главный изъ нихъ. Соучастники также будутъ скоро открыты.

— Кто же этотъ негодяй?

— Санъ-Режанъ.

— Товарищъ Жоржа и Гида де-Невилля?

— Онъ самый.

Бонапартъ мысленно представилъ себѣ, какъ этотъ юный вандеецъ, гордый и сильный, разсуждалъ съ нимъ здѣсь въ залахъ Тюильри о будущности Франціи и защищалъ права короля.

— Вы его схватили уже? — рѣзкимъ тономъ спросилъ Бонапартъ.

— Пока нѣтъ. Но это вопросъ нѣсколькихъ часовъ. Къ завтрашнему дню онъ будетъ въ моей власти. Я знаю, гдѣ его искать и какъ его захватить.

— А подстрекатели? Всѣ эти Жоржи, Ривьеры, Полиньяки, наконецъ, принцы, которые приказываютъ совершать всѣ эти убійства, — они-то ускользаютъ отъ насъ? Ну, пусть они берегутся! Въ одинъ прекрасный день я не выдержу и, если нужно будетъ, перейду границу и захвачу кого-нибудь изъ этихъ Бурбоновъ. Я заставлю его судить военнымъ судомъ и тутъ же послѣ засѣданія разстрѣлять!

Въ пароксизмѣ гнѣва онъ схватилъ свою шляпу, лежавшую на столѣ, и бросилъ ее на полъ. Затѣмъ ударомъ ноги онъ отбросилъ ее въ уголъ кабинета и принялся ходить большими шагами, какъ бы желая этимъ успокоить расходившіеся нервы.

Въ это время къ первому консулу явился съ портфелемъ его секретарь Бурьеннъ. Увидѣвъ брошенную на полъ шляпу, онъ поднялъ ее, расправилъ и сказалъ Бонапарту:

— Генералъ, государственный совѣтъ уже собрался и ждетъ васъ.

— Хорошо. Гражданинъ Фуше, — уже спокойно заговорилъ Бонапартъ: — дѣйствуйте, не теряйте времени и сообщайте мнѣ все, что вамъ удастся открыть. Это дѣло интересуетъ меня больше всего.

Онъ взялъ съ письменнаго стола табакерку и, отпуская Фуше, вышелъ вмѣстѣ съ своимъ секретаремъ.

День, начатый такъ удачно перевозкой Санъ-Гежана, проходилъ въ «Bonnet Bleu» въ обычныхъ занятіяхъ, столь не подходившихъ теперь для встревоженнаго состоянія хозяевъ магазина. Лербуръ не смѣлъ заговорить съ женою о Викторѣ Пеклерѣ. Ему казалось опаснымъ даже произнести это имя. Ему мерещилось, что вокругъ его дома и даже въ средѣ близкихъ ему людей создалась атмосфера подозрительности, какъ будто заговорщикъ оставилъ позади себя запахъ пороха и крови. Лербуру казалось, всѣ покупатели имѣли какой-то особенный видъ. Всюду видѣлъ онъ шпіоновъ.

Въ два часа Лербуръ вышелъ изъ дому не по дѣламъ, какъ это онъ дѣлалъ ежедневно, а чтобы послушать, что говорятъ, поразспросить, поговорить. Онъ вошелъ въ кафе Ламблэнъ, гдѣ встрѣтилъ нѣкоторыхъ знакомыхъ. Всѣ негодовали противъ виновниковъ покушенія. Въ особенности ужасала всѣхъ смерть дочери лавочника.

— Только подумайте, какая жестокость — заставить дѣвочку держать лошадь, зная отлично, что ее разорветъ на куски! Этихъ разбойниковъ положительно слѣдуетъ искоренить. Имѣя дѣло съ такими чудовищами, невольно иной разъ пожалѣешь, что нѣтъ болѣе старинныхъ пытокъ!

А между тѣмъ слабость Санъ-Режана, заставившая оттянуть минуту взрыва, чтобы дать этой дѣвочкѣ время спастись, и спасла жизнь Бонапарта. И за это общество теперь проклинало Санъ-Режана. Лербуръ, слышавшій, какъ Санъ-Режанъ оплакивалъ гибель этого ребенка и плакалъ, говоря о немъ, съ тоскою слушалъ, какъ его друзья требовали самаго жестокаго наказанія для убійцы.

Пока озабоченный Лербуръ всюду выслушивалъ негодующіе разговоры парижанъ, его жена въ лихорадочномъ жару заперлась у себя въ комнатѣ. Ей хотѣлось вдали отъ всѣхъ предаться своему горю. Уже больше часу лежала она на диванѣ, какъ вдругъ кто-то громко постучалъ въ дверь.

Вошла служанка.

— Какой-то господинъ желаетъ переговорить съ вами по дѣлу…

— Направьте его къ кому-нибудь изъ приказчицъ…

— Онъ хочетъ видѣть васъ лично.

Эмилій поднялась съ испугомъ.

— Кто онъ такой?

— Молодой человѣкъ, очень красивый и элегантный…

— Проведите его въ кабинетъ моего мужа.

Она поправила ленту въ волосахъ и съ тяжелымъ чувствомъ направилась въ сосѣднюю комнату. Тамъ ее ждалъ Виллье. Видъ у него былъ спокойный и любезный.

— Прошу васъ извинить меня, гражданка, — началъ онъ, — въ томъ, что я непремѣнно хотѣлъ видѣть васъ лично. Мнѣ поручено гражданиномъ Фуше просить васъ пожаловать къ нему…

— Къ министру полиціи? — воскликнула Эмилія.

— Нѣтъ, гражданка, — вѣжливо поправилъ ее Виллье: — не къ министру полиціи, а къ гражданину Фуше. Я къ вамъ являюсь не по служебнымъ дѣламъ, а въ качествѣ частнаго лица… Я догадываюсь, что тутъ дѣло идетъ насчетъ вашихъ товаровъ… Гражданинъ Фуше самъ объяснитъ вамъ….

— Я должна ѣхать сейчасъ же?

— Пожалуйста.

— Но мой мужъ уѣхалъ. Я одна дома…

— Черезъ часъ вы уже будете опять у себя. Карета ждетъ насъ у подъѣзда.

— Слѣдовательно, я должна ѣхать съ вами?

— Такъ будетъ для васъ удобнѣе. Я уполномоченъ проѣзжать безъ задержки мимо всѣхъ часовыхъ, которые могли бы задержать насъ.

— Могу я написать нѣсколько словъ моему мужу?

— Но для чего же? Вѣдь вы вернетесь раньше его…

— Гражданинъ, сознайтесь, что вы арестуете меня?

— Полноте! Развѣ за вами есть какая-нибудь вина?

Эмилія поняла, что она погибла, если она будетъ пугаться и продолжать разговоръ въ такомъ тонѣ.

Лицо ея стало блѣднымъ. Прекрасные глаза, ушли куда-то вглубь, подъ черныя брови, и стали темнѣе.

— Позвольте мнѣ только взять шляпу и пальто.

— Велите вашей служанкѣ принести ихъ сюда.

Она уже не рѣшилась противорѣчить, позвонила и отдала соотвѣтствующее приказаніе.

— Если мой мужъ вернется раньше меня, скажите ему, что я уѣхала на короткое время.

Она повернулась къ Виллье и, вспомнивъ о Санъ-Режанѣ, котораго надо было спасать, и о своемъ мужѣ, котораго надо было выгородить, твердо сказала:

— Идемъ. Незачѣмъ итти черезъ магазинъ. Мы сойдемъ по нашей лѣстницѣ.

Въ это время въ винной лавкѣ около Вожирарской заставы одинъ изъ агентовъ, переодѣтый простымъ обывателемъ и пившій тамъ кофе, слышалъ, какъ одинъ огородникъ сказалъ другому, съ которымъ онъ сидѣлъ за бутылкою вина:

— Кажется, я знаю, откуда взялась бѣлая лошадь и повозка, оказавшіяся на улицѣ Шартръ.

— А, неужели?

— Да. Если у этой лошади на лѣвой передней ногѣ есть расщепъ копыта и подсѣдъ сзади бабки, то это и есть она…

Какъ разъ именно этотъ агентъ и подобралъ остатки телѣжки и обѣ переднія ноги лошади и присутствовалъ при ихъ осмотрѣ. У бѣлой лошади дѣйствительно были и расщепъ, и подсѣдъ.

Какъ только огородникъ вышелъ изъ лавки, агентъ очутился около него. Безъ всякихъ проволочекъ огородника посадили въ карету и доставили къ министру полиціи. Тамъ его порядочно припугнули, и на допросѣ онъ показалъ все, что ему было извѣстно.

А то, что ему было извѣстно, было чрезвычайно важно. Нѣкій Франсуа, служившій привратникомъ въ такой-то общинѣ, купилъ у нѣкоего Поливо, набивщика мягкой мебели, за сто пятьдесятъ ливровъ старую телѣжку и хромую лошадь, съ тѣмъ условіемъ, чтобы покупатель могъ ихъ взять, когда онѣ ему понадобятся. Свою покупку Франсуа взялъ какъ разъ наканунѣ покушенія.

Немедленно послѣ этого показанія въ Вожираръ былъ посланъ агентъ съ приказаніемъ арестовать этого Поливо. Другой агентъ полетѣлъ въ общину милосердныхъ женщинъ, чтобы захватить привратника Франсуа.

Такимъ образомъ, съ самаго начала у Фуше оказались шансы быстро добраться до тайны и выяснить, какъ произошло все это дѣло.

XIV.

— Пожалуйте, гражданка, — сказалъ Виллье Эмиліи, отворяя дверь въ кабинетъ Фуше. — Министръ ждетъ васъ. Не дрожите такъ, словно вы совершили преступленіе.

Эмилія бросила на молодого человѣка вопросительный взглядъ. Онъ улыбался и имѣлъ самый привѣтливый видъ, не покидавшій его все время, пока они ѣхали въ каретѣ. Она снова овладѣла собою и, скрѣпя сердце, вошла въ кабинетъ.

Фуше сидѣлъ за большимъ письменнымъ столомъ, заваленнымъ бумагами, которыя онъ внимательно читалъ. Не поднимая головы и не отрываясь отъ чтенія, онъ спросилъ:

— Гражданка Лербуръ?

— Да, гражданинъ-министръ, — отвѣчалъ Виллье.

— Хорошо. Садитесь, гражданка. Я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ…

Виллье вышелъ.

Эмилія сѣла въ кресло и, робко повернувшись къ этому страшному человѣку, отъ котораго зависѣла теперь участь Санъ-Режана, принялась разсматривать его украдкой. Его угловатая голова, желтое лицо, облысѣвшій черепъ и въ особенности угрюмые красные глаза безъ рѣсницъ внушали ей ужасъ. «Лицо этого человѣка выдаетъ всю его жизнь, — подумала она. — Такое безобразіе требовало не мало крови. Онъ мстилъ человѣчеству за свое физическое безобразіе. И до послѣдняго своего часа этому человѣку будетъ доставлять удовольствіе дѣлать зло. Онъ гордится своей жестокостью. Это чудовище».

Чудовище подняло свои глаза, какъ будто не замѣчавшіе молодой женщины, и спокойнымъ голосомъ сказало:

— М-me Лербуръ, гдѣ теперь находится Санъ-Режанъ?

При этомъ страшномъ вопросѣ Эмилія почувствовала, что она покраснѣла до корня волосъ. Она вздрогнула, ея глаза замигали.

— Гражданинъ министръ, я не знаю, о комъ вы говорите, — храбро отвѣчала она, не выдавая своего волненія.

— Я говорю вамъ о Санъ-Режанѣ, который бывалъ у васъ подъ именемъ Виктора Леклера и который ѣздилъ съ разными порученіями отъ магазина «Bonnet Bleu».

— Я дѣйствительно знаю Виктора Леклера, который ѣздилъ въ Ліонъ по порученію моего мужа. Но я не знаю никакого Санъ-Режана.

Фуше едва замѣтно улыбнулся и качнулъ головой.

— М-me Лербуръ, — замѣтилъ онъ: — Санъ-Режанъ и Викторъ Леклеръ одно и то же лицо.

— Если вы мнѣ это говорите, то, конечно, это такъ, гражданинъ-министръ. Но я этого не знала.

— Отлично. Но Викторъ Леклеръ былъ вамъ извѣстенъ…

— Развѣ меня привезли сюда для того, чтобы допрашивать относительно комиссіонера нашего магазина? — спросила Эмилія, стараясь отдѣлаться отъ вопросовъ Фуше. — Вашъ посланный сказалъ мнѣ…

— Моему посланному было приказано избѣгать всякаго скандала, который могъ бы повредить вамъ… Замѣтьте, сударыня, что относительно васъ я принялъ всѣ мѣры, которыхъ вы могли желать… Прибавлю при этомъ, что если вы дадите мнѣ удовлетворительныя разъясненія, которыхъ я въ правѣ отъ васъ ожидать, то я выражу вамъ свою благодарность въ самой полной мѣрѣ. Я хотѣлъ бы точно представить вамъ ваше положеніе для того, чтобы вы могли избѣгнуть всякихъ непріятностей. Я хотѣлъ бы въ настоящее время знать только одно: гдѣ теперь находится Викторъ Леклеръ, если вы знаете только одного Виктора Леклера. Дайте мнѣ удовлетворительный отвѣтъ на этотъ вопросъ, и все остальное васъ не касается. Я позову моего секретаря, прикажу ему подать вамъ руку, и черезъ четверть часа вы будете у себя дома Прибавлю при этомъ, что вы будете совершенно въ сторонѣ отъ всего, что произойдетъ потомъ. Я забуду о васъ, совершенно, какъ будто никогда васъ и не зналъ. То, что произошло между нами, будетъ предано полному забвенію!

Все это онъ проговорилъ совершенно одинаковымъ голосомъ, не подчеркивая ни одного слова и не пытаясь запугать ее. Въ этой ровности сквозила такая сила и властность, что Эмилія не такъ испугалась бы, если бы ей стали грозить открыто. У нея закружилась голова и явилось такое ощущеніе, какъ будто она стоитъ на пропасти, заглядывая въ ея бездонную глубину.

Но она была не робкаго десятка. Обмороковъ съ ней не бывало. И, напрягая до крайности свои нервы, она продолжала бороться.

— Я не имѣю никакой возможности, гражданинъ-министръ, сообщить вамъ тѣ свѣдѣнія, которыя вы отъ меня требуете. Я не понимаю, какое право вы имѣете обращаться за ними ко мнѣ.. Я простая женщина, занимаюсь своей торговлей и ничѣмъ болѣе, а тѣмъ болѣе доставленіемъ свѣдѣній полиціи.

— Вы, очевидно, желаете, чтобы я разъяснилъ вамъ вашу отвѣтственность. Хорошо, я удовлетворю вашему любопытству. Но прежде всего я считаю нужнымъ сообщить вамъ, въ чемъ обвиняется Викторъ Леклеръ. Онъ обвиняется въ томъ, что при помощи соучастниковъ пытался вчера вечеромъ убить посредствомъ адской машины перваго консула.

— Онъ. Какой вздоръ! Онъ, такой порядочный и мирный человѣкъ! Съ его кротостью, которая не обидитъ даже ребенка.

— Можетъ быть, Викторъ Леклеръ дѣйствительно таковъ, какимъ вы его изображаете. Но Санъ-Режанъ убилъ двадцать человѣкъ и ранилъ пятьдесятъ. Этому кроткому человѣку ничего не стоило разнести въ куски несчастную маленькую дѣвочку, которая держала его лошадь въ моментъ взрыва. Хороша доброта! Впрочемъ, не будемъ спорить объ этомъ. Викторъ Леклеръ и Санъ-Режанъ одно и то же лицо и подъ тѣмъ или другимъ именемъ это вашъ любовникъ!

— Милостивый государь, — возразила Эмилія: — если вы разсчитываете запугать меня подобными пріемами, то вы жестоко ошибаетесь. У Виктора Леклера торговыя дѣла съ моимъ мужемъ. Я его видѣла разъ пять или шесть не больше, и онъ никогда не былъ моимъ любовникомъ.

— Въ такомъ случаѣ, что же вы дѣлали въ улицѣ Дракона? — спросилъ Фуше съ насмѣшливой улыбкой. — Можетъ быть, вы передавали ему порученія вашего мужа, являясь въ тотъ домъ, гдѣ онъ скрывался?

Видя, что Фуше такъ близокъ отъ истины, Эмилія задрожала. Какъ! онъ зналъ даже о домѣ въ улицѣ Дракона, онъ зналъ, что она бывала тамъ у него! Слѣдовательно; ему остается только протянуть руки и схватить несчастнаго. Но, очевидно, онъ еще не былъ вполнѣ увѣренъ, если предлагалъ ей вопросъ.

— Я была тамъ раза два у моей модистки, — отвѣчала Эмилія, — и купила тамъ шляпу, которую вы можете видѣть на мнѣ.

— Отлично! Установлено, стало быть, что Викторъ Леклеръ скрывается у модистки. Это расчищаетъ почву.

Эмилія въ досадѣ махнула рукой и гнѣвно посмотрѣла на Фуше.

— Я не буду больше отвѣчать вамъ. По крайней мѣрѣ, вы не будете тогда ложно истолковывать мои слова.

— Въ такомъ случаѣ, сударыня, — холодно сказалъ Фуше, — такъ какъ мнѣ съ вами нечего терять времени, то я отправляю васъ домой. А вмѣсто васъ велю доставить вашего мужа.

Эмилія вскочила и, почти грозя, крикнула Фуше:

— И вы посмѣете?

— О, я всегда посмѣю. Я полагаю, что гражданинъ Лербуръ будетъ благоразумнѣе… Когда онъ увидитъ, что ему грозитъ обвиненіе въ соучастіи въ столь чудовищномъ преступленіи, то я увѣренъ, что онъ будетъ возмущенъ въ своемъ чувствѣ патріотизма и дастъ намъ всѣ свѣдѣнія, которыя находятся въ его распоряженіи. Я поставлю ему, напримѣръ, вопросъ о томъ, что онъ думаетъ о превращеніи Виктора Леклера въ Санъ-Режана и наоборотъ. Не будетъ ли онъ изумленъ открытіемъ, что вы посѣщали улицу Дракона… Тутъ, конечно, у него могутъ явиться самыя горькія подозрѣнія…

— А, это безчестно! — внѣ себя вскричала Эмилія.

На этотъ разъ Фуше поднялся и, приблизившись къ Эмиліи, въ упоръ посмотрѣлъ на нее своими красными, тусклыми, какъ у мертвеца, глазами и погрозилъ ей пальцемъ.

— Послушайте! Намъ пора кончить. Я пытался дѣйствовать на васъ убѣжденіемъ, но не убѣдилъ васъ. Кротость также ни къ чему не привела. Довольно! Если черезъ пять минутъ Санъ-Режанъ не будетъ выданъ, я отправлю васъ въ тюрьму и велю арестовать вашего мужа. Вамъ больше не удастся играть со мной!

— Я ничего не знаю!

— Вы лжете! Вы все знаете! И вы должны сказать все, слышите, несчастная женщина. Иначе вы пойдете на эшафотъ. Вы и всѣ ваши близкіе — безъ всякаго послабленія и милосердія!

— Хорошо! Убейте меня, но я ничего не скажу!

— Въ такомъ случаѣ я велю привезти сюда Лербура и дамъ ему доказательства, что вы любовница Леклера! Когда онъ узнаетъ о вашей вѣрности, то заговоритъ, о, я въ этомъ увѣренъ. Онъ съ радостью выдастъ и Виктора Леклера и въ придачу всѣхъ его соучастниковъ. Но это васъ не спасетъ. Тогда уже будетъ поздно!

Онъ подошелъ къ звонку и протянулъ руку.

— Посылать за вашимъ мужемъ?

— Нѣтъ! — внѣ себя отъ горя крикнула Эмилія.

— Итакъ, вы покоряетесь?

— Что я должна сдѣлать?

— Вы должны сдѣлать выборъ. Тотъ или другой. Вы мнѣ отдадите Санъ-Режана, или же я велю привезти вашего мужа и объясню ему все.

— Вы чудовище!

— Хорошо. Вы можете меня бранить, сколько угодно. Я не очень чувствителенъ. Но говорите прямо. Конечно, нѣтъ ничего легче, какъ перерыть весь домъ и, если понадобится, сломать до основанія. Но мнѣ не хочется пускать въ ходъ полицейскую силу и производить шумъ. Санъ-Режанъ, сидя въ своемъ убѣжищѣ, несомнѣнно, имѣетъ при себѣ оружіе. Навѣрно, у него подъ рукой есть пара хорошихъ пистолетовъ. Конечно, ему захочется пустить ихъ въ ходъ противъ агентовъ полиціи. Это, конечно, ничего, на то они и пойдутъ. Но все это будетъ очень тяжело для него самого. Онъ будетъ слышать, какъ стучатъ въ стѣны, взламываютъ полъ! Онъ можетъ потерять голову и пустить себѣ пулю въ лобъ. И тогда мы разыщемъ только трупъ, а это не входитъ въ мои расчеты.

По разстроенному и дергавшемуся лицу Эмиліи онъ видѣлъ, какое дѣйствіе произвели его слова. Онъ нарочно выбиралъ ихъ все сильнѣе и сильнѣе, чтобы мучить бѣдную женщину. Онъ замѣтилъ, какъ она содрогнулась отъ страха и чуть не упала въ обморокъ отъ ужаса при мысли, что въ тайникѣ на улицѣ Дракона Санъ-Режанъ будетъ найденъ мертвымъ. Онъ чувствовалъ, что онъ укротилъ и овладѣлъ наконецъ этой энергичной душой, и поспѣшилъ воспользоваться угнетеннымъ состояніемъ Эмиліи.

— Вы уже открыли его секретъ! Пусть Небо будетъ свидѣтелемъ, что я отдала бы свою жизнь, лишь бы только не выдать его. Кто этотъ подлый измѣнникъ, сообщившій вамъ всѣ эти свѣдѣнія?

— Человѣкъ, который ради исполненія долга пожертвовалъ своею жизнью и который въ моихъ глазахъ — герой.

— Одинъ изъ вашихъ агентовъ?

— Да. Онъ убитъ Санъ-Режаномъ, но передъ смертью сказалъ все…

Она снова разразилась слезами, протягивала руки, какъ бы умоляя о пощадѣ.

— О, сжальтесь надъ нами! Сжальтесь надъ нимъ!

— Успокойтесь! Я уже сказалъ вамъ: вамъ бояться нечего. Но если вы не скажете мнѣ, какъ войти въ тайникъ, то вы его убьете. Итакъ, какъ войти въ тайникъ? Дѣло идетъ объ его жизнипомните, объ его жизни!

Эмилія упала на колѣни и въ полуобморокѣ билась головой о кресло. Наклонившись надъ нею, Фуше гипнотизировалъ ее своими глазами и усыплялъ ее ровнымъ, однотоннымъ голосомъ.

— Черезъ шкапъ? Да? Есть тамъ пружина? Надо на что-нибудь нажать?

— Въ третьей доскѣ направо, — простонала Эмилія.

Фуше быстро выпрямился.

— Ну, сударыня; теперь вамъ надо вернуться домой. Все кончено. Вамъ нечего бояться. Забудьте этотъ злой часъ, какъ кошмаръ, и поздравьте себя съ тѣмъ, что вы такъ легко уходите отсюда.

— Цѣною подлости! — мрачно сказала она.

— Не всегда люди бываютъ подлы, если приходится жертвовать собою, чтобы не вовлечь вашего мужа въ исторію, послѣдствія которой еще неизвѣстны и которая, навѣрно, кончится эшафотомъ…

— Я предала Санъ-Режана…

— Для того, чтобы спасти Лербура! Будьте осторожны и не говорите ни слова о дѣлѣ Санъ-Режана. Вы теперь внѣ опасности. Не вмѣшивайтесь опять въ дѣло, которое можетъ погубить васъ. Второй разъ мнѣ уже не удастся васъ выгородить.

Онъ позвонилъ. Явился Виллье.

— Гражданинъ Виллье, вы отвезете домой гражданку Лербуръ въ той же самой каретѣ, въ которой ее привезли. Если гражданка Лербуръ пожелаетъ. сойти раньше, чѣмъ вы доѣдете до дому, то вы поступите согласно ея желанію. Она свободна и можетъ поступать, какъ ей угодно.

Онъ подошелъ къ Эмиліи, которая стояла неподвижно, словно въ какомъ-то столбнякѣ, и, слегка тронувъ ее за плечо пальцами, тихо сказалъ:

— Нужно Ѣхать. Приведите въ порядокъ ваше лицо. Помните, сударыня, что я вамъ очень обязанъ и что я къ вашимъ услугамъ, если могу быть чѣмъ-нибудь вамъ полезенъ.

Она провела рукой по лбу, тяжело вздохнула и, увидѣвъ дожидавшагося ея секретаря, прошла мимо него и вышла въ другую комнату.

Фуше потеръ себѣ руки, искрививъ свои фіолетовыя губы въ безмолвную улыбку. Онъ расхаживалъ по комнатѣ маленькими шажками, склонивъ голову и какъ будто обдумывая пріятное рѣшеніе. Затѣмъ онъ дернулъ за шнурокъ звонка и сказалъ вошедшему курьеру:

— Попросите ко мнѣ въ кабинетъ гражданина Фудра.

Полицейскій комиссаръ Фудра, который былъ довѣреннымъ лицомъ Фуше, былъ смѣлымъ исполнителемъ всевозможныхъ распоряженій.

Осторожно постучавъ сначала въ дверь, комиссаръ вошелъ въ кабинетъ. То былъ человѣкъ лѣтъ тридцати пяти, средняго роста, нервный и смуглый, какъ южанинъ. Онъ неслышно приблизился къ министру. Зрачки его были словно бархатные.

— Вы требовали меня, гражданинъ-министръ?

— Да. Я хочу дать вамъ одно порученіе, не очень хорошее, оно требуетъ большой расторопности. Нужно отправиться въ улицу Дракона, къ нѣкоей модисткѣ Грандо и арестовать тамъ нѣкоего Санъ-Режана, который у нея скрывается.

— Онъ будетъ защищаться?

— По всей вѣроятности.

— Сколько людей я могу взять съ собой?

— Возможно меньше, чтобы не вызвать недовѣрія. Но достаточное количество для того, чтобы дѣло удалось. Когда дѣло будетъ кончено, придите мнѣ сказать.

Фудра поклонился и, не говоря больше ни слова, вышелъ отъ министра. Онъ спустился внизъ въ канцелярію, прошелъ въ комнату, куда приходили полицейскіе комиссары, и освѣдомился, кто изъ нихъ здѣсь. Онъ выбралъ троихъ: Прюво, Советра и Барбада — все людей ловкихъ и сильныхъ, расторопность и сила которыхъ ему были извѣстны.

Передъ воротами дома № 35 по улицѣ Дракона они слѣзли и взяли съ собой Суффлара, который не спускалъ глазъ съ выхода изъ дома съ тѣхъ поръ, какъ Фуше поручилъ ему наблюдать за этимъ мѣстомъ. Гиганта поставили въ проходѣ, который шелъ къ лѣстницѣ. Варбадъ долженъ былъ стоять на лѣстницѣ второго этажа. Фудра, сопровождаемый Советромъ и Прюво, тихонько позвонилъ.

Дверь открыла старуха-служанка. Прюво моментально заткнулъ ей ротъ платкомъ и вытащилъ ее изъ квартиры. Въ это время Фудра и Советръ проникли въ переднюю. Рядомъ съ нею, отдѣленныя всего одной стѣной, щебетали мастерицы Виргиніи Грандо, убирая шляпы перьями и лентами. Фудра на цыпочкахъ пробрался въ коридоръ, а оттуда въ кухню. Его спутникъ шелъ за нимъ. Быстрымъ взглядомъ окинулъ онъ помѣщеніе — печь, столъ, шкапъ. Онъ сразу открылъ его, нашелъ третью полку направо, которая была вся заставлена посудой. Онъ потащилъ полку къ себѣ и дно шкапа со скрипомъ повернулось, обнаруживъ входъ въ тайникъ.

Санъ-Режанъ не ждалъ Эмиліи, которая знала, что къ немъ можно пройти только въ тѣ часы, когда нѣтъ мастерицъ, и лежалъ одѣтый на кровати. Услышавъ скрипъ шкапа, онъ обернулся и, увидѣвъ Фудра, быстро вскочилъ на полъ. На столѣ лежалъ заряженный двуствольный пистолетъ. Онъ схватилъ его и, не говоря ни слова, прицѣлился въ комиссара.

— Сдавайтесь! — неустрашимо крикнулъ Фудра. — Вы Салъ-Режанъ, со мной здѣсь десять человѣкъ, чтобы васъ арестовать.

Санъ-Режанъ былъ отличный стрѣлокъ, и Браконно испыталъ это на себѣ. Не отводя пистолета отъ Фудра, онъ сказалъ:

— Хорошо сдѣлали, что привели съ собой десять человѣкъ. Вы, милѣйшій, убиты!

Раздался выстрѣлъ. Комната наполнилась дымомъ. Но пуля попала не въ Фудра, который успѣлъ броситься на полъ, а въ Советра. Онъ крикнулъ и, какъ снопъ, свалился на своего начальника. Однимъ прыжкомъ Санъ-Режанъ выскочилъ въ коридоръ, среди криковъ и восклицаній испуганныхъ мастерицъ, бросился на Прюво, который занималъ площадку лѣстницы, и съ такою силою ударилъ по головѣ рукояткой пистолета, что тотъ упалъ на колѣни. Несмотря на раненую руку, которая безпомощно висѣла вдоль тѣла, Санъ-Режанъ мчался внизъ, какъ ураганъ. Варбадъ, караулившій у входа, загородилъ ему дорогу. Но у него остался еще одинъ выстрѣлъ. Не останавливаясь, почти на бѣгу, онъ свалилъ Варбада, но у воротъ его встрѣтилъ Суффларъ, которому онъ пустилъ въ голову свой разряженный пистолетъ. Не будь онъ такъ ослабленъ потерею крови, то въ пароксизмѣ экзальтаціи онъ, можетъ быть, оказалъ бы болѣе успѣшное сопротивленіе колоссу. Но Суффларъ схватилъ его за раненую руку, дернулъ ее и причинилъ ему такую боль, что онъ почти упалъ въ обморокъ. Суффларъ немедленно схватилъ его въ охапку и отнесъ въ карету.

Въ эту минуту подоспѣлъ Фудра. Увидѣвъ, что Санъ-Режанъ, весь блѣдный, скорчился въ глубинѣ кареты, онъ сказалъ Суффлару, стоявшему около экипажа.

— Ты не убилъ его, надѣюсь?

— Нѣтъ, я только немножко помялъ его. Но онъ невредимъ!

— Отлично! Какой бѣшеный! Убилъ Нарбада и Советра и такъ треснулъ Прюво, что у того искры изъ глазъ посыпались. Кучеръ, въ Консьержери!

Санъ-Режанъ, сидя въ глубинѣ кареты, не проронилъ не слова. Онъ закрылъ глаза и какъ будто спалъ.

Бонапартъ вмѣстѣ съ Жозефиной кончалъ свой завтракъ, какъ ему доложили о пріѣздѣ Фуше. Горя нетерпѣніемъ узнать, какія новости сообщитъ ему министръ полиціи, первый консулъ приказалъ немедленно привести его сюда, хотя въ этотъ часъ пріемовъ и не полагалось.

— Ну-съ, гражданинъ Фуше, — спросилъ онъ, какъ только министръ полиціи появился въ дверяхъ: — что новаго вы намъ сообщите?

— То, о чемъ я вамъ уже ранѣе говорилъ, генералъ. Санъ-Режанъ схваченъ. Точно также схваченъ одинъ изъ его соучастниковъ. Третьему удалось ускользнуть.

— Разскажите мнѣ все подробно.

— Я получилъ свѣдѣніе, что покушеніе было совершено тремя лицами, которыя сопровождали повозку, запряженную бѣлой лошадью. Ихъ видѣли въ гостиницѣ «Красный Левъ», которая находится на улицѣ Сухого Дерева. Здѣсь они наполнили порохомъ боченокъ, съ помощью котораго и былъ произведенъ взрывъ на улицѣ Шартръ. Лошадь была опознана. Затѣмъ было разыскано лицо, у котораго была куплена повозка. Покупатель, нѣкій Франсуа, или только выдающій себя за Франсуа и состоящій привратникомъ въ общинѣ милосердныхъ женщинъ, также былъ разысканъ и арестованъ. Въ то же время былъ опознанъ нѣкій Санъ-Режанъ, скрывавшійся въ улицѣ Дракона. За нимъ стали слѣдить и арестовали его. При этомъ онъ убилъ двоихъ…

— Разбойникъ! Еще двѣ жертвы! Они дорого заплатитъ за пролитую кровь!

Онъ снова овладѣлъ собой и, обращаясь съ насмѣшливымъ видомъ къ своей женѣ, сказалъ:

— Ну, Жозефина, вотъ твои роялисты и эмигранты. Будршь ли ты теперь приходить ко мнѣ съ просьбами внести ихъ въ списки примирившихся и дозволить имъ безпрепятственно вернуться изъ-за границы. Вотъ что они творятъ, въ благодарность за снисходительность, которую мы къ нимъ проявляемъ!

— Другъ мой! Революціонеры не лучше…

— О, я убѣжденъ въ этомъ. Но они идутъ противъ меня, можетъ быть, заодно съ роялистами. И тѣ, и другіе одинаково меня ненавидятъ. Слѣдуетъ прослѣдить внимательно всѣ развѣтвленія этого дѣла, гражданинъ Фуше, необходимо разобраться, нѣтъ ли тутъ связей между игуанами и филадельфами…

— Я исполню свой долгъ, генералъ.

Въ глазахъ Бонапарта блеснулъ огонекъ.

— Ну, пусть они берегутся тамъ, по другую сторону пролива. Если они доведутъ меня до крайности своимъ вызывающимъ образомъ дѣйствій, то въ одинъ прекрасный день я найду ихъ и на самомъ ихъ островѣ. Мы знаемъ, какъ это устроилъ Вильгельмъ Завоеватель…. То, что онъ сдѣлалъ, можетъ опять повториться…

Онъ всталъ изъ-за стола и сталъ ходить въ задумчивости. Потомъ, обращаясь опять къ Фуше, онъ сказалъ:

— Проститесь съ дамами и пойдемте со мной въ мой кабинетъ.

Министръ полиціи поклонился Жозефинѣ и Гортензіи и пошелъ за первымъ консуломъ.

Въ кабинетѣ Бонапартъ, прислонившись къ камину и не предлагая Фуше сѣсть, заговорилъ опять:

— Вы мнѣ говорили сейчасъ объ общинѣ, въ которой одинъ изъ соучастниковъ былъ привратникомъ. Что это за община?

— Эта община состоитъ изъ дамъ благороднаго происхожденія. Онѣ живутъ въ улицѣ Нотръ Дамъ де-Шанъ и славятся своимъ благочестіемъ…

— Не оказывать имъ никакихъ поблажекъ… Арестуйте настоятельницу и, если будетъ нужно, захватите все ея стадо… Я не намѣренъ щадить святошъ, которыя, укрываясь за алтаремъ, готовятъ мнѣ смерть…

— Хозяинъ гостиницы «Красный Левъ» также, несомнѣнно, причастенъ къ этому дѣлу… Съ нѣкотораго времени у него въ гостиницѣ происходили собранія роялистовъ… У него же останавливались Жоржъ и Гидъ де-Невилль въ свой послѣдній пріѣздъ въ Парижъ.

Бонапартъ сдѣлалъ недовольную гримасу: Фуше напомнилъ ему о посѣщеніи его тремя роялистами, предъявившими къ нему столь необыкновенныя требованія.

— Отлично. Можете арестовать хозяина гостиницы. Что касается Жоржа, то пошлите въ Бристоль вашихъ лучшихъ агентовъ и прикажите разыскать его. Ахъ, если бъ вы могли доставить его мнѣ! Что касается Санъ-Режана, то я распоряжусь, чтобы надъ нимъ назначили судъ. Нужно, чтобы наказаніе слѣдовало быстро за преступленіемъ, какъ громъ слѣдуетъ за молніей. Если станутъ думать, что я обезоруженъ, то для меня исчезнетъ всякая безопасность. И тогда моя задача не будетъ исполнена.

Его блѣдное лицо вдругъ смягчилось, на губахъ появилась обворожительная улыбка.

— Я доволенъ вами, Фуше, — сказалъ онъ, благосклонно глядя на министра полиціи. — Вы оказали мнѣ большую услугу. Я этого не забуду.

— Генералъ, для меня нѣтъ никакой заслуги въ томъ, что я оказалъ вамъ услугу. Я умѣю разбираться въ людяхъ, и я знаю, что міръ будетъ принадлежать вамъ.

XV.

Вернувшись къ себѣ, гражданка Лербуръ упала на постель и перепугала мужа первымъ припадкомъ, во время котораго несчастную женщину можно было принять за сумасшедшую. Съ ней сдѣлался страшный жаръ, и въ теченіе двухъ недѣль она была между жизнью и смертью.

Такимъ образомъ, до нея не дошли вѣсти о судѣ надъ Санъ-Режаномъ, объ арестѣ Карбона, сестеръ общины, хозяина гостиницы «Красный Левъ», Виргиніи Грандо и ея старой служанки.

На допросѣ Санъ-Режанъ ничѣмъ не выдалъ себя и ни въ чемъ не облегчилъ задачу правосудія, раздражая судей своей холодной и спокойной неустрашимостью.

Оправившійся Браконно былъ поставленъ на очную ставку съ Санъ-Режане мь. Это былъ главный свидѣтель обвиненія. У него одного были точныя свѣдѣнія о томъ, какую роль игралъ въ этомъ дѣлѣ юный роялистъ.

Ихъ встрѣча была чрезвычайно интересна. Браконно, еще съ трудомъ державшагося на ногахъ, ввели Суффларъ и Винсентъ. Увидавъ его, Санъ-Режанъ улыбнулся и кивнулъ ему головой, какъ старому знакомому.

Когда свидѣтеля спросили, узнаетъ ли онъ подсудимаго, онъ отвѣчалъ:

— Какъ не узнать. У меня въ желудкѣ до сихъ поръ сидитъ пуля, которую двѣ недѣли тому назадъ онъ всадилъ мнѣ на Вожирарской дорогѣ…

— Я очень радъ, господинъ Нэмуленъ, — вѣжливо сказалъ подсудимый: — что вижу васъ поправившимся или, по крайней мѣрѣ, на дорогѣ къ выздоровленію… Вы знаете, что я защищалъ себя въ честномъ поединкѣ…

— Это вѣрно. Другіе на вашемъ мѣстѣ, г. Санъ-Режанъ, непремѣнно пустили бы мнѣ пулю въ ухо…

— Если бъ я сдѣлалъ то же изъ предосторожности, то, несомнѣнно, теперь я не сидѣлъ бы здѣсь.

Санъ-Режанъ не хотѣлъ говорить ничего. Ни въ кабинетѣ слѣдователя, ни въ публичномъ засѣданіи суда нельзя было вырвать отъ него ни одного разоблаченія.

Мадамъ Лербуръ, поправившись, стала, ужо спускаться въ магазинъ и заниматься дѣлами, какъ вдругъ ей пришлось услышать о судѣ надъ Санъ-Режаномъ и объ его осужденіи. Лербуръ сдѣлалъ все для того, чтобы до его жены не дошли слухи объ участи несчастнаго молодого человѣка, котораго они пытались спасти. Онъ самъ до такой степени чувствовалъ себя потрясеннымъ, что легко могъ представить себѣ, какое волненіе охватило бы Эмилію при вѣсти, что человѣку, котораго она продолжала называть Викторомъ Леклеромъ, остается жить всего нѣсколько дней и что голова его должна пасть на эшафотѣ. Онъ не отходилъ отъ Эмиліи, стараясь помѣшать всякому съ нею разговору, который могъ бы открыть ей глаза. Онъ удалилъ отъ нея всѣ газеты, которыя она и сама, впрочемъ, читала неохотно.

Въ одинъ прекрасный день въ магазинъ «Bonnet Bleu» явилась прекрасная Реньо де-Оанъ-Жандо! Усѣвшись около прилавка съ газовыми вещами и разсѣянно перебирая товары, которые ей показывала Германсія, она болтала съ продавщицей:,

— Я хочу закрыть себѣ лицо, чтобы никто меня не узналъ. Мы задумали съ нѣкоторыми другими дамами пойти посмотрѣть, какъ будутъ казнить двухъ чудовищъ: Санъ-Режана и Карбона…

Едва она успѣла произнести эти слова, какъ Германсія громко вскрикнула: хозяйка магазина страшно поблѣднѣла и, не удержавшись за прилавокъ, упала въ обморокъ. Всѣ засуетились вокругъ нея. Ее подняли и перенесли въ ея комнату, гдѣ за нею былъ устроенъ самый внимательный уходъ. Въ этотъ моментъ появился Лербуръ. Оставшись наединѣ съ женою, онъ сталъ съ безпокойствомъ разспрашивать ее, что съ нею случилось.

— Ты не сказалъ мнѣ, — отвѣчала она дрожащимъ голосомъ: — что этотъ несчастный осужденъ на смерть!

— Я боялся растревожить тебя. Но какимъ образомъ ты могла узнать объ этомъ?

— Сейчасъ m-me Реньо, разговаривая съ Германсіей….

— Чортъ бы eй побралъ! — проворчалъ Лербуръ. — Ну, ужъ если ты объ этомъ знаешь, то нечего скрывать отъ тебя!

Видя, что она лежитъ безъ движенія, Лербуръ подумалъ, что она, вѣроятно, уснула, и на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты.

Едва онъ удалился, Эмилія спрыгнула съ кровати и стала одѣваться. Ею овладѣло непреодолимое желаніе еще разъ видѣть Санъ-Режана прежде, чѣмъ голова его падетъ на эшафотѣ.

Нервно взволнованная, потерявшая способность сопротивляться охватившему ею желанію, она спѣшила.

Въ ея просвѣтлѣвшей памяти раздавались слова Фуше, которыя онъ сказалъ при ихъ свиданіи въ тотъ моментъ, когда она уѣзжала отъ него: «Помните, что вы оказали мнѣ услугу и что если я могу быть вамъ чѣмъ-нибудь полезенъ, я всегда буду къ вашимъ услугамъ».

Съ этого момента Эмилія знала, что ей дѣлать: ѣхать въ министерство полиціи, вызвать тамъ Виллье и черезъ него добраться до самого министра.

Сидя около своей постели съ нахмуреннымъ лбомъ и опущенной головой, она думала, о томъ, какъ было бы хорошо избавить Санъ-Режана отъ эшафота и умереть вмѣстѣ съ нимъ, въ его объятіяхъ. Она подошла къ своему туалету, выдвинула ящикъ, гдѣ хранилась склянка съ дигиталисомъ, и взяла ее. То была безцвѣтная жидкость, безъ всякаго запаха, въ тонкомъ флаконѣ, плотно закрывавшемся пробкой. Эмилія спрятала его на груди съ твердою рѣшимостью, надѣла шаль и шляпу и вышла по лѣстницѣ, выходившей во дворъ.

Фуше въ этотъ день былъ въ очень угрюмомъ настроеніи. Скорчивъ свое худое тѣло въ глубинѣ кресла, онъ читалъ газеты, въ которыхъ его секретари отмѣчали всѣ статьи, касавшіяся его должности.

Вдругъ въ кабинетъ вошелъ Виллье.

— Что такое? — спросилъ Фуше, блѣдное лицо котораго стало опять безстрастнымъ.

— Гражданинъ министръ, въ данную минуту у меня въ канцеляріи сидитъ гражданка Лербуръ, которая проситъ васъ принять ее на одну минуту.

Тонкія губы Фуше сжались. Онъ вспомнилъ свой разговоръ съ Бонапартомъ по поводу разоблаченій, которыя могъ бы сдѣлать Санъ-Режанъ. Онъ качнулъ головой и сказалъ:

— Все приходитъ къ тому, кто умѣетъ ждать. Запомните это, Виллье. Гражданка Лербуръ пріѣхала какъ разъ во время. Приведите ее ко мнѣ.

Фуше всталъ. Одѣтый въ сѣрый костюмъ, онъ былъ похожъ на обыкновеннаго буржуа.

Фуше придалъ себѣ мягкій и доброжелательный видъ.

— А, мадамъ Лербуръ! Чѣмъ я обязанъ удовольствію васъ видѣть?

Она подняла на него полные слезъ глаза и съ глубокой горечью повторила:

— Удовольствію!

Фуше, несмотря на всю свою нечувствительность, покраснѣлъ при этомъ упрекѣ. Онъ подошелъ къ Эмиліи, усадилъ ее и началъ говорить, стараясь выказать ей какъ можно больше сочувствія:

— Послушайте! Могу ли я, не нарушая долга, сдѣлать какое-нибудь одолженіе для васъ?

— Вы сказали, что вы не откажете мнѣ въ этомъ, если я попрошу васъ…

— Стало быть, вы теперь просите меня? Въ чемъ же дѣло?

— Умоляю васъ, позвольте мнѣ видѣть Санъ-Режана.

— А вы не боитесь, что ваше посѣщеніе тюрьмы станетъ извѣстно?

— Теперь, когда ему предстоитъ умереть такъ скоро, я не боюсь ничего.

Фуше помолчалъ съ минуту, потомъ подошелъ къ молодой женщинѣ и, наклонившись надъ нею, сказалъ глухимъ голосомъ:

— Хотите, — омъ останется въ живыхъ?

Ея глаза вспыхнули надеждой.

— Неужели это возможно?

— Это зависитъ отъ него самого.

— Что же онъ долженъ сдѣлать для этого?

— Ему нужно заслужить снисхожденіе и милосердіе того, кого онъ покушался убить. Онъ долженъ сдѣлать разоблаченія…

— Но на это онъ никогда не согласится!

Фуше внимательно наблюдалъ за m-me Лербуръ. Онъ видѣлъ, что она страшно возбуждена его словами и вся дрожитъ отъ зародившейся надежды.

— Первый консулъ готовъ даровать Санъ-Режану жизнь и вернуть ему свободу, — удвоилъ свои усилія Фуше. — Онъ можетъ отправиться въ Америку. На это путешествіе ему будетъ отпущено сто тысячъ ливровъ. А вы… Кто можетъ помѣшать вамъ ѣхать вмѣстѣ съ нимъ? Вы оба такъ еще молоды. Новый Свѣтъ обезпечитъ для васъ блестящую будущность. И что же нужно, чтобы достичь такого счастья? Минуту благоразумія. Только минуту благоразумія….

Она взглянула на него съ видомъ крайняго отвращенія.

— Не пытайтесь меня обманывать. Вѣдь вы работаете только для себя.

— Хотя бы и такъ. Меня можете не благодарить. Но постарайтесь вырвать у палачей голову. Въ этомъ вѣдь все дѣло.

Эмилія молчала. Онъ позвонилъ, и на порогѣ кабинета появился Виллье. Не глядя на искусителя, не сказавъ на прощанье ни одного слова, Эмилія двинулась въ тюрьму.

Сидя на табуретѣ въ своей камерѣ со связанными руками, Санъ-Режанъ спокойно разговаривалъ со сторожемъ, не отлучавшимся отъ него ни днемъ, ни ночью.

Въ камерѣ неожиданно появился начальникъ тюремной стражи, за которымъ шелъ Виллье.

— Къ арестанту пришли, — сказалъ онъ угрюмо.

Санъ-Режанъ съ удивленіемъ всталъ и старался разглядѣть черезъ полуоткрытую дверь, кто пришелъ къ нему и стоялъ въ коридорѣ. Но въ темнотѣ онъ могъ замѣтить только какую-то неясную фигуру.

Виллье вошелъ въ камеру и сдѣлалъ сторожу знакъ, чтобы ихъ оставили наединѣ.

— Вамъ разрѣшено, г. Санъ-Режанъ, принять вопреки установленному порядку безъ свидѣтелей лицо, желающее васъ видѣть. Это лицо мы тщательно обыскали, чтобы вамъ нельзя было передать оружія или какого-нибудь другого опаснаго предмета. Но, кромѣ того, вы должны дать мнѣ слово, что вы не примете отъ него ничего, что могло ускользнуть отъ нашего вниманія.

— Даю вамъ, сударь, честное слово. Вы можете быть совершенно покойны.

Виллье подошелъ къ двери и пропустилъ впередъ Эмилію. Затѣмъ онъ вышелъ изъ камеры и затворилъ за собою дверь.

Встрѣтившись лицомъ къ лицу въ этой камерѣ, преддверіи эшафота, оба любовника нѣсколько минутъ оставались въ молчаніи, подавленные и испуганные. Придя, наконецъ, въ себя, они бросились другъ другу въ объятія. Эмилія прижимала къ себѣ Савѣрежана, который уже не могъ обнять своими скованными руками женщину, которую онъ любилъ. Глаза Эмиліи, расширившіеся отъ скорби, наполнились слезами, и свѣтлыя горькія капли покатились по ея щекѣ на шею осужденному.

— Къ чему плакать? — съ улыбкою сказалъ Санъ-Режанъ. — Развѣ это не радость, что мы снова видимъ другъ друга. Я не вѣрилъ въ это счастье. Кто бы ни далъ мнѣ его, пусть будетъ онъ благословенъ. Даже тотъ, кто хочетъ меня убить!

— Меня послалъ сюда съ своимъ секретаремъ министръ полиціи Фуше. Ахъ, бѣдный мой другъ, если бъ ты только зналъ!..

— Я знаю, что вижу тебя, и съ меня этого довольно! Какъ удалось тебѣ добиться разрѣшенія посѣтить камеру осужденнаго чудовища, который хотѣлъ убить самого Бонапарта?

— А я добилась большаго! — вскричала Эмилія, не имѣя больше силъ сдерживаться. — Если ты хочешь, ты можешь сохранить жизнь безъ всякихъ обязательствъ.

Санъ-Режанъ тихонько отстранилъ отъ себя молодую женщину и посмотрѣлъ на нее пристально.

— Они хотятъ, чтобы ты сдѣлалъ то, чего ты никогда не хотѣлъ сдѣлать, — умоляюще сказала молодая женщина. — Если не ради страха смерти, то хоть ради нашей любви. Это пустяки, и ты получишь свободу, и я поѣду съ тобой, куда только ты пожелаешь…

Услыша эти слова, Санъ-Режанъ испустилъ крикъ негодованія.

— Какое утонченное варварство! Предлагать мнѣ жизнь вдвоемъ съ тобою! Они отлично знали, какому жестокому испытанію они меня подвергаютъ, дѣлая тебя посредницей въ этомъ торгѣ моей совѣстью! Они знаютъ, что отъ меня самого имъ ждать нечего, но разсчитываютъ достичь отъ меня всего черезъ тебя. Эмилія, понимаешь ли ты весь ужасъ ихъ расчета? Дорогая моя, тебѣ слѣдовало бы молчать передо мной и не предлагать мнѣ счастья — жить около тебя. Это для меня все равно, что умереть два раза — отказаться отъ своей Жизни и отказаться отъ счастья.съ тобой!

И, плача, онъ опустился на свою тюремную табуретку. Въ эту минуту этотъ человѣкъ, непоколебимый въ своихъ рѣшеніяхъ, казался слабымъ, какъ ребенокъ. Грудь его поднималась отъ рыданій, слезы текли по щекамъ и падали на скованныя руки. Напрасно старался онъ скрыть свое лицо.

Эмилія тихонько подошла къ Санъ-Режану, вытерла его слезы своимъ тонкимъ батистовымъ платкомъ, стала возлѣ него на колѣни и, приблизивъ свое лицо къ его уху, шептала:

— Развѣ это такъ ужасно то, чего требуютъ отъ тебя? Чѣмъ рискуютъ тѣ, о комъ ты будешь говорить? А развѣ они щадили тебя? Развѣ они всѣ не покинули тебя? Эти неблагодарные принцы, которые толкаютъ храбрецовъ на борьбу, а сами остаются въ надежномъ убѣжищѣ? Эти эмигранты, шатающіеся за границей и оттуда устраивающіе массовыя побоища? Чѣмъ ты имъ обязанъ? Если ты назовешь ихъ, то что въ сущности узнаетъ консульская администрація? Развѣ и безъ того она ихъ не знаетъ? Отъ тебя требуютъ въ сущности пустой формальности.

— Какъ ничего больше! — вскричалъ Санъ-Режанъ. — Но вѣдь это мой позоръ! И это чудовище рѣшается требовать этого отъ меня твоими устами! Никогда! Никогда! Лучше умереть сто разъ!..

— Въ такомъ случаѣ, смерть постигнетъ насъ обоихъ, — сказала, вставая, Эмилія. — Я не переживу тебя и пришла сюда для того, чтобы слѣдовать за тобой, куда бы ты ни пошелъ. Чтобы ты получилъ свободу, я отдамъ честь свою, если ужъ ты такъ горячо защищаешь свою!

— Несчастная! Какой еще торгъ ты предлагаешь мнѣ?

— Честь за честь! Повторяю тебѣ: мою честь замужней женщины за твою честь приверженца короля. Мы можетъ удалиться куда-нибудь въ неизвѣстную сторону, за море, и тамъ забыть обо всемъ, что не мы.

— А сзади весь народъ будетъ кричать: Санъ-Режанъ предатель, онъ предалъ своихъ владыкъ и соратниковъ! Ради любви къ женщинѣ онъ выдалъ тайны своей партіи! И ты думаешь, что до меня не будутъ доходить эти оскорбительные крики? А если я ихъ буду слышать, то неужели ты думаешь, что я хоть одинъ часъ могу пережить мой позоръ! Нѣтъ! это самообманъ! Въ ту самую минуту, какъ я совершу предательство, нужно будетъ задушить мою совѣсть, выбросить свою душу! Нѣтъ, это невозможно! Даже въ могилѣ я буду слышать крики презрѣнія. Предоставь же меня моей судьбѣ и откажись отъ надежды спасти меня. Я не могу и не хочу избѣгнуть смерти… Ибо смерть — явится необходимымъ искупленіемъ. Я убилъ невинныхъ. Нужно, чтобы они были отомщены. И я расплачусь съ ними черезъ палача.

Помрачнѣвшая Эмилія минуту стояла молча. Она чувствовала, что дѣло проиграно и что ея любовникъ теперь уже не сдастся на ея просьбы, какъ бы горячи онѣ ни были.

— У меня не хватитъ силъ вернуться къ себѣ домой, а тебя оставить у подножія этого долга! Продолжать свое существованіе съ сердцемъ, постоянно переполненнымъ горечью и сожалѣніемъ. Наложить на свое лицо маску равнодушія, когда у меня не будетъ хватать слезъ, чтобы выплакать мое горе! Наконецъ, играть эту жестокую комедію, какъ ты мнѣ совѣтуешь! Нѣтъ, я неспособна на это.

Съ этими словами она вынула изъ-за лифа спрятанный тамъ флаконъ. Несмотря на обыскъ, которому она подверглась въ канцеляріи прежде, чѣмъ ей позволили войти въ карету, флаконъ этотъ не былъ у нея найденъ.

— Видишь, я приняла свои мѣры. Тутъ хватитъ для того, чтобы убить насъ обоихъ. Такъ какъ ты непремѣнно хочешь умереть, то умремъ оба.

И она протянула ему склянку. Съ тихой улыбкой онъ оттолкнулъ ея руку.

— Нѣтъ, не такъ я долженъ умереть — на рукахъ у женщины, во мракѣ тюремной камеры. Моя смерть должна быть одновременно и примѣромъ и расплатой. Я долженъ итти на казнь съ поднятой головой, не какъ преступникъ, а какъ побѣжденный. Всѣ должны видѣть, что я умеръ гордо на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ за Бога и короля умерло столько нашихъ. Если меня найдутъ въ этой камерѣ отравившимся, то будутъ говорить, что я испугался гильотины. Я хочу взойти на эшафотъ, чтобы моя голова пала подъ ея ударомъ. Послѣ Людовика XVI и Маріи-Антуанетты это будетъ для меня большая честь.

Эмилія спрятала склянку за корсажъ.

— Хорошо, — сказала она. — Тогда это пригодится мнѣ одной.

— Дорогая моя, — съ невозмутимой ясностью сказалъ Санъ-Режанъ: будемъ думать только о томъ, чтобы насладиться счастьемъ этого послѣдняго часа Пусть на нашихъ устахъ будутъ только слова любви.

И онъ протянулъ къ Эмиліи свои закованныя въ кандалы руки. Она бросилась къ нему, ища въ поцѣлуяхъ опьянѣнія, которое заставляетъ забывать все.

Ставни магазина «Bonnet Bleu» были только что сняты, и рано проснувшійся Лербуръ наслаждался свѣжимъ воздухомъ, сидя на ступенькахъ у двери. Было около восьми часовъ, и на улицѣ Сентъ-Оноре начиналось уже движеніе.

Прошелъ газетчикъ, крича охрипшимъ голосомъ:

— Купите газету, подробности казни Санъ-Режана.

Торговецъ поблѣднѣлъ. Онъ подозвалъ газетчика и купилъ газету. На первой страницѣ жирнымъ шрифтомъ было напечатано: «Сегодня утромъ, въ пять часовъ была совершена казнь Санъ-Режана и Карбона. Оба преступника умерли цинично, не выразивъ ни раскаянія, ни сожалѣнія о погибшихъ невинныхъ жертвахъ ихъ покушенія. Карбонъ, впрочемъ, ослабѣлъ въ послѣднюю минуту и его пришлось вести на эшафотъ. Что же касается Санъ-Режана, то онъ встрѣтилъ смерть съ необыкновеннымъ хладнокровіемъ».

Видя, около десяти часовъ, что жена не показывается, Лербуръ рѣшилъ войти къ ней въ комнату и взглянуть, не заболѣла ли она. Имъ овладѣло какое-то смутное безпокойство. У дверей спальни онъ сталъ прислушиваться, но, не слыша никакого шума, подумалъ, что Эмилія заснула, и цошелъ въ свой кабинетъ провѣрить счета.

Прошло около часу. Подходилъ уже обѣденный часъ, и Лербуръ рѣшился войти въ спальню. Ставни въ ней были закрыты, занавѣски спущены, такъ что въ комнатѣ было почти совсѣмъ темно.

Лербуръ подошелъ къ кровати и позвалъ Эмилію. Отвѣта не было. Охваченный внезапнымъ страхомъ, онъ бросился къ шнурамъ занавѣски, раскрылъ окно, открылъ ставни. Въ комнату хлынулъ потокъ свѣта. Лербуръ опять подошелъ къ кровати.

Страшный крикъ вырвался изъ его горла. Блѣдная, съ остановившимися глазами и открытымъ ртомъ, лежала на постели Эмилія, Обезумѣвшій Лербуръ бросился къ ней, схватилъ ее за руку, которая была уже холодна, какъ ледъ, и попытался приподнять ее, согрѣть, оживить. Все было напрасно. Неподвижная голова упала на подушку, прекрасные волосы разметались. Ставъ на колѣни возлѣ постели, Лербуръ зарыдалъ.

Вдругъ его взглядъ упалъ на раскрывшуюся склянку, которую молодая женщина, очевидно, выпила ночью. Онъ схватилъ ее, сталъ разсматривать и на пробкѣ прочелъ надпись: дигиталисъ. Лербуръ такъ задрожалъ, что уронилъ склянку.

Ядъ! Эмилія умерла добровольно! Она отравилась!

Слезы перестали течь изъ покраснѣвшихъ глазъ Лербура. Онъ опустилъ голову на руки и сталъ думать. Его поразило одно совпаденіе — одновременная смерть Санъ-Режана и его жены. И вотъ его охватилъ какой-то тайный страхъ. Страхъ этотъ все увеличивался, все болѣе и болѣе овладѣвалъ имъ, такъ что онъ не могъ больше противиться ему. Онъ всталъ и подошелъ къ умершей, какъ будто для того, чтобы вывѣдать у ней тайну. Но ея глаза уже не видѣли, губы молчали — одно молчаніе и мракъ.

Вдругъ Лербуръ сдѣлалъ быстрое движете. Между пальцевъ рукъ, сложенныхъ на груди, какъ бы для послѣдней молитвы, ему показался клочокъ бумаги. Онъ подошелъ поближе и вынулъ записку, въ которой Санъ-Режанъ назначалъ ей свиданіе.

Наклонивъ голову, прочелъ мужъ нѣжныя слова любовника. Вся кровь бросилась ему въ голову. Онъ испустилъ глухой крикъ и съ проклинающимъ жестомъ упалъ безъ чувствъ у подножія кровати.

"Историческій Вѣстникъ", тт. 125—126, 1911

---

1. Сюртукъ англійскаго фасона.