Царь-лягушка (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Предисловіе | Царь-лягушка | Сказка о добромъ молодцѣ, который отправился скитаться по свѣту затѣмъ, чтобъ узнать, что такое страхъ → |
| Оригинал: нем. Der Froschkönig oder der eiserne Heinrich. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 1. |
Встарину, когда желанія еще помогали, жилъ-былъ царь, у котораго всѣ дочери были красавицы, но самая младшая была до того хороша, что даже солнце, на что ужь многое видитъ — но и солнце даже заглядывалось на нее каждый разъ, какъ случалось ему освѣщать ея лицо.
Неподалеку отъ царскаго дворца находился огромный дремучій лѣсъ, а въ томъ лѣсу подъ старой липой былъ чистый колодезь. Въ жаркіе дни царевна уходила въ лѣсъ, садилась на край прохладнаго колодца, и когда скука одолѣвала ею, она брала золотой мячикъ, бросала вверхъ и ловила его: это была ея любимая забава.
Разъ случилось, что, во время этой забавы, мячикъ, проскользнувъ мимо, не попалъ къ ней на руку, но ударился на земь и покатился въ колодезь. Царевна не спускала съ него глазъ до тѣхъ поръ, пока увидѣла, что мячикъ потонулъ, а колодезь такъ глубокъ, что дна не видать. Тутъ она принялась плакать, и чѣмъ дальше, тѣмъ громче рыдала, и никакъ не могла утѣшиться. Вдругъ послышался чей-то голосъ:
— О чемъ ты такъ горько плачешь? Что съ тобой случилось, царевна? Твои горькія слезы разжалобятъ хоть камень.
Царевна оглянулась, чтобъ узнать, кто это говоритъ? — нѣтъ никого, только лягушка высунула изъ воды свою противную голову.
— Ахъ! это ты, старая квакуша! ну, какъ же мнѣ не плакать, — отвѣчала царевна, — сейчасъ я играла золотымъ мячикомъ и уронила его въ колодезь.
— Не плачь, красавица, — сказала лягушка, — я могу помочь твоей бѣдѣ; но что ты дашь за то, что я достану твою игрушку?
— Все, что хочешь, милая лягушка, — отвѣчала царевна, — мои платья, жемчуги, брильянты и даже золотую корону, которая на мнѣ.
— Не надо мнѣ ни жемчуговъ, ни драгоцѣнныхъ каменьевъ твоихъ, ни золотой короны; а вотъ еслибы ты меня полюбила, сдѣлала меня твоей спутницей и подругой въ играхъ, позволила бы сидѣть возлѣ тебя за столомъ, допустила бы ѣсть съ тобою съ одной золотой тарелки, пить изъ твоего стаканчика и спать въ твоей постелькѣ — вотъ если ты мнѣ пообѣщаешь все это, такъ я нырну и достану тебѣ твой золотой мячикъ.
— Ахъ, да! — закричала царевна, — обѣщаю тебѣ все, что хочешь, только достань мнѣ мой мячикъ.
А въ то же время царевна сама-себѣ думаетъ:
«Какую чепуху городитъ эта глупая лягушка! Ну ей ли попасть въ людское общество! Сидѣть ей только въ колодцѣ да квакать въ своемъ кругу».
Услыхавъ обѣщаніе, лягушка тотчасъ же погрузилась въ воду и чрезъ нѣсколько минутъ вынырнула съ мячикомъ во рту и выбросила его на зеленую траву.
Царевна не вспомнила себя отъ радости, какъ только увидѣла дорогую игрушку; она подхватила мячикъ и побѣжала вприпрыжку домой.
— Не такъ скоро! не такъ скоро! — кричала лягушка ей въ слѣдъ, — возьми меня съ собой; я не могу такъ прытко бѣжать, какъ ты.
Но кваканье не помогало бѣдной лягушкѣ; царевна, отъ радости, забыла о ней и убѣжала домой, а лягушка должна была вернуться въ колодезь.
На другой день царевна сидитъ за столомъ съ своимъ батюшкой-царемъ и со всею свитою и кушаетъ съ золотой тарелки; вдругъ слышитъ: кто-то по мраморнымъ ступенямъ — шлёпъ-шлёпъ и, дойдя до верху, стучится въ дверь и говоритъ:
— Младшая царевна, отвори!
Царевна сейчасъ же побѣжала посмотрѣть, кто тамъ; отворивъ дверь, она видитъ передъ собою лягушку. Перепугалась царевна, хлопнула дверью и, блѣдная, перепуганная, опять сѣла за столъ.
Видитъ царь, что дочка его сама не своя и что у нее сердце сильно бьется, и говоритъ:
— Чего ты боишься, дитятко? ужь не великанъ ли какой-нибудь пришелъ за тобою?
— Ахъ, нѣтъ, царь-батюшка! это не великанъ, а гадкая лягушка.
— Чего же хочетъ отъ тебя лягушка?
— Ахъ, батюшка родимый! вчера я играла золотымъ мячикомъ у колодца и какъ-то уронила его туда. Когда я стала горько плакать, высунулась изъ колодца лягушка и возвратила мячикъ, взявъ съ меня обѣщаніе, что я за то сдѣлаю ее своимъ другомъ. Но мнѣ и въ голову не приходило, чтобы лягушка могла жить не въ болотѣ, и потому я обѣщала ей то, чего она требовала. А вотъ она и въ правду пришла жить со мной!
Пока она это говорила, лягушка опять постучала въ дверь и закричала:
— Младшая царевна, отвори же! Развѣ ты забыла, что обѣщала мнѣ вчера у прохладнаго колодца? Младшая царевна, отвори же мнѣ!
Тогда царь сказалъ:
— Если обѣщала, такъ и держи твое слово. Поди сейчасъ и отвори ей!
Нечего дѣлать, пошла царевна, отворила дверь, а лягушка впрыгнула въ комнату и — шлёпъ-шлёпъ, послѣдовала за царевной до самаго стула; тутъ она остановилась и говоритъ царевнѣ:
— Приподыми-ка меня къ себѣ на стулъ.
Не хотѣлось царевнѣ исполнить ея просьбу, но царь приказалъ и царевна посадила ее на стулъ. Тогда лягушка со стула перепрыгнула на столъ и говоритъ:
— Ну, теперь пододвинь твою золотую тарелку ко мнѣ поближе и будемъ вмѣстѣ кушать.
Хоть и горько было царевнѣ исполнить то, чего хотѣла лягушка, да нечего дѣлать, надо пододвинуть тарелку.
Лягушка ѣла съ большимъ аппетитомъ, а у бѣдной царевны каждый кусокъ останавливался въ горлѣ отъ отвращенія.
Наѣвшись до-сыта, лягушка опять говоритъ:
— Ну, теперь я сыта и хочу отдохнуть. Отнеси меня въ твою комнату, поправь шелковую постельку и ляжемъ мы съ тобою спать.
Тутъ ужь не выдержала царевна и принялась горько плакать. Она боялась холодной лягушки и ей страшно было до нее дотронуться, а тутъ еще надо положить ее спать на своей прекрасной, чистой постелькѣ!
Но царь-батюшка разгнѣвался и закричалъ:
— Ты не должна пренебрегать тѣми, кто помогъ тебѣ въ бѣдѣ, и разъ дала слово — держи его.
Повиновалась царевна, взяла лягушку двумя пальчиками, отнесла въ свою комнату и положила въ уголъ, сама же улеглась на мягкой постелькѣ, и только закрыла глаза — слышитъ: лягушка, пришлёпывая, подходитъ къ кровати и говоритъ:
— Я устала и хочу спать такъ же спокойно, какъ ты. Подыми меня, или я пожалуюсь твоему батюшкѣ-царю.
Не стерпѣла ужь тутъ царевна: схватила лягушку всею рукою и, что было силы, хвать ее объ стѣну, приговаривая:
— Вотъ теперь ты успокоишься, противная лягушка!
Какъ только лягушка шлёпнулась объ стѣну, вдругъ съ нею случилось превращеніе и она стала ужь не лягушкой, а прекраснымъ царевичемъ, съ ясными и привѣтливыми глазами; по царскому велѣнью, онъ сдѣлался спутникомъ и женихомъ красавицы-царевны. Тутъ онъ разсказалъ ей, какъ злая колдунья превратила его въ лягушку, какъ онъ одной только прекрасной царевнѣ обязанъ былъ освобожденіемъ своимъ отъ колдовства.
На другой же день они хотѣли ѣхать въ царство прекраснаго царевича и съ такими мыслями скоро заснули. Утромъ, едва солнышко взошло, на царскій дворъ въѣхала карета, запряженная восемью прекрасными бѣлыми конями, съ страусовыми перьями на головахъ и въ золотой упряжи. За каретой стоялъ Иванъ, вѣрный слуга царевича. Когда злая колдунья превратила царевича въ лягушку, вѣрный Иванъ до того закручинился, что заказалъ три желѣзные обруча, которые носилъ вокругъ сердца, чтобы оно отъ тоски и кручины не разорвалось на части.
Вотъ въ этой-то каретѣ царевичъ съ невѣстою должны были ѣхать въ свое царство. Иванъ посадилъ ихъ обоихъ въ карету, а самъ сталъ на запятки — и сердце его наполнилось радостью и счастьемъ при видѣ царевича избавленнымъ отъ напасти.
Только они проѣхали нѣсколько шаговъ, вдругъ слышитъ царевичъ, что-то хрустнуло позади, словно что сломалось; царевичъ обернулся и кричитъ:
— Иванъ! карета сломалась?
— Нѣтъ, ваше высочество, не карета сломалась, а обручъ упалъ съ моего сердца, которое сильно страдало, когда вы лягушкой въ колодцѣ изволили сидѣть.
Еще въ другой, а тамъ и въ третій разъ слышалъ царевичъ, что доро́гой что-то щелкало и хрустѣло, и все думалъ, не карета ли ломается, а это все желѣзные обручи спадали съ сердца вѣрнаго Ивана — такъ сильно билось оно отъ радости, что властелинъ его не лягушка, а свободный и счастливый человѣкъ!