Сравнительные жизнеописания (Плутарх; Алексеев)/Ликург и Нума Помпилий/Сопоставление

Сравнительные жизнеописания : Сопоставление — Ликург и Нума Помпилий
автор Плутарх, пер. Василий Алексеевич Алексеев
Оригинал: др.-греч. Βίοι Παράλληλοι : Σύγκρισις Λυκούργου και Νουμά. — Перевод созд.: II век, опубл: 1889. Источник: Плутарх. Избранные жизнеописания. В двух томах. Том I. — М.: Правда, 1990. — 592 с., ил. — ISBN 5-253-00612-5

Сравнительные жизнеописания (Сопоставление Ликурга и Нумы Помпилия) править

I · II · III · IV

I править

Описав жизнь Нумы и Ликурга, постараемся найти, как это ни трудно, различие и сходство между ними. Сходство выражается в общих им достоинствах — в их уме, благочестии, умении управлять, воспитывать других и внушать им мысль, что оба они получили данные ими законы исключительно из рук богов. Различие между ними — в чем каждый заслуживает похвалы — состоит в том, что Нума принял престол, Ликург отказался от него. Один получил царскую власть, не ища ее, другой отказался от нее, имея ее в руках. Один, частный человек и иноземец, был провозглашен царем чужим ему народом, другой добровольно сделался из царя частным человеком. Прекрасно приобрести царство честным путем, но прекрасно и предпочесть правду царской власти. Нравственные качества одного были так известны, что его сочли достойным занять престол; но и в другом они были так велики, что заставили его отказаться от престола. Затем, как игроки на лире, один из них, в Спарте, натянул ослабевшие и потерявшие строй струны, напротив, другой, в Риме, ослабил струны, слишком туго натянутые. Задача Ликурга была труднее — он убеждал граждан снять не броню, бросить дальше от себя не меч, но отказаться от приобретения золота и серебра, проститься с роскошными постелями и столами. Ему приходилось советовать им отказаться не от войн ради праздников и жертвоприношений, но перестать задавать пиры и попойки и ходить всю жизнь вооруженными и заниматься гимнастикой в палестрах. Вот почему одному удалось легко достичь своей цели словом убеждения и приобрести себе любовь и уважение, другому добиться своего с трудом, подвергаясь опасности и получив рану. Мягкий по характеру Нума сумел внушить своим подданным любовь к справедливости и миру, смягчить их дикие, суровые нравы. Если нас заставят в число законов, изданных Ликургом, включить и его меры, принятые им относительно илотов, меры, весьма жестокие и несправедливые, нам придется сознаться, что Нума несравненно более заслуживает имени «мягкого» законодателя. Он позволил даже рабам, рожденным в рабстве, узнать ненадолго, в чем состоит счастье свободы, установив обычай: в праздник Сатурналий есть им за одним столом с господами. Говорят, это один из обычаев, введенных Нумой, который хотел, чтобы плодами годового урожая делились и с теми, кто участвовал в полевых работах. Некоторые любители мифологии уверяют, что праздник этот напоминает о равенстве сословий во времена Сатурна, когда не было ни рабов, ни господ и все считались родственниками и ничем не выше один другого.

II править

Вообще законы обоих одинаковы, делают народы довольными и служат к их нравственному развитию; но из всех добродетелей один отдавал предпочтение храбрости, другой — справедливости. Быть может, разница нравов и обычаев обоих народов заставила действовать каждого из законодателей различными путями. Не из-за трусости заставил Нума римлян отказаться от их любви к завоеваниям, но из желания сделать их справедливыми; точно так же Ликург сделал своих сограждан воинственными не для того, чтобы они обижали, а для того, чтобы их не обижали другие. Таким образом, оба они, отнимая лишнее и пополняя недостающее в своих согражданах, принуждены были сделать большие перемены в их государственном устройстве. Относительно деления граждан на сословия и классы следует заметить, что Нума — поклонник крайней демократии, сторонник народа. Его народ состоит из золотых дел мастеров, флейтистов, сапожников, из самых разнообразных элементов; напротив, государственное устройство, данное Ликургом, — строго аристократическое. Заниматься ремеслами предоставлено рабам и пришельцам, граждане должны уметь лишь владеть щитом и копьем, знать лишь военное ремесло; солдаты, они должны знать и учиться одному — слушаться начальников и уметь покорять врагов. Свободнорожденные граждане не имели права копить денег, — чтобы они были свободными и всегда оставались ими, — копить состояние могли рабы и илоты. На их же обязанности лежало и приготовление обеда и покупка провизии. Нума не сделал подобного рода различия — он сумел обратить своих подданных к мирным трудам, но не искоренил в них чувства корыстолюбия и не только не уничтожил неравенства в распределении собственности, но даже позволил копить, сколько кто хотел, не обратив внимания на увеличивавшуюся, усиливавшуюся в городе страшную бедность. Ему следовало, по примеру Ликурга, положить предел алчности в самом начале, когда неравенство состояний не было еще так велико, не давало чувствовать себя так сильно; когда состояния были почти равны, одинаковы, и предупредить происшедшие потом от этого страшные несчастия, источник и начало большинства тех бесчисленных и ужасных зол, которые впоследствии обрушились на Рим. Что касается разделения земель, мне кажется, не следует винить ни Ликурга за то, что он распределил их, ни Нуму за то, что он не произвел этого деления. Первый сделал от этого равенства основание государственного устройства своей родины, второму не приходилось делать нового раздела, так как земля была разделена на участки незадолго перед этим, и уничтожать прежние наделы, продолжавшие, конечно, оставаться в силе.

III править

Нума по-прежнему оставил то уважение и почет, которыми римлянки пользовались, начиная со времен Ромула, со стороны мужей, старавшихся угождать им, чтобы заставить забыть поступок с ними. Он окружил их ореолом стыдливости, запретил им быть любопытными, не позволил пить вина и приучил к терпению. Они совершенно не пили вина и не смели без мужа говорить в обществе даже о самых обыденных предметах. Рассказывают, что, когда однажды какая-то женщина стала говорить публично на форуме о своем деле, сенат послал вопросить оракул, не будет ли из-за этого чего-либо особенного для республики. Что римлянки были необыкновенно послушны и кротки, ясно доказывается тем, что нам известны имена тех из них, которые не отличались подобного рода свойствами. Наши историки сохранили имена лиц, впервые возбудивших междоусобную войну, поднявших оружие против братьев, или отцеубийц и матереубийц. Так, римляне помнят, что первым развелся с женою Спурий Карвилий — ничего подобного не случалось в продолжение двухсот тридцати лет со времени основания Рима, — что в царствование Тарквиния Гордого жена одного из Пинариев, Талия, первая поссорилась со своею свекровью, Геганией. Вот какие мудрые и умные правила издал царь-законодатель относительно жизни супругов.

IV править

Правила относительно времени выдачи девушек замуж похожи на те правила, какими руководились оба законодателя при их воспитании. Ликург велел выдавать их замуж в зрелых годах, вполне развившихся, чтобы брачные отношения являлись скорей требованием природы и были источником любви и дружбы, нежели ненависти и страха, что бывает тогда, когда женщина знакома с супружеской жизнью преждевременно. Притом тогда у них хватает силы ходить беременными и переносить муки рождения: единственную цель брака Ликург видел в произведении потомства. Римляне выдавали девушек замуж на тринадцатом году и моложе, потому что в это время они, чистые, невинные телом и душою, могут всего больше нравиться мужу. Очевидно, в первом случае принимаются во внимание главным образом требования природы, желание иметь детей, во втором — требования нравственности, способствующие единению между супругами.

Что касается до надзора за детьми, до их пребывания вместе, до их воспитания, нахождения друг с другом, их обедов, гимнастических упражнений и игр, вообще, до всего, что может внушить им чувства приличия и порядка, — Ликург доказал, что Нума в данном случае ничуть не выше самого заурядного законодателя. Последний дал право отцам воспитывать детей по своему желанию или соображениям. Каждый, например, имел право сделать из своего сына земледельца или плотника, не то готовить его в медники или флейтисты, как будто не следует с первых же шагов направлять воспитание к одной цели — заботиться об исправлении их нравов! Они походили на путешественников, собравшихся с разных сторон на корабль, путешественников, которые, имея каждый свои нужды и цели, действуют дружно лишь под влиянием чувства страха в минуту опасности, боясь каждый лично за себя, в остальное же время — думают всякий о самом себе. Можно извинить ошибки обыкновенным законодателям, ошибки, происшедшие из-за их незнания или слабости, но на что следовало прежде всего обратить внимание человеку умному, принявшему царскую власть над народом, недавно составившим государство, народом, не оказывавшим противодействия ни в чем, как не на воспитание детей и образ жизни молодежи, чтоб их нравы были одинаковы, чтобы в них не было ничего резкого и чтобы все они с самого начала были как бы выкованы, слиты для стремления к нравственному совершенствованию, составляли друг с другом одно нераздельное целое? Это в соединении с другим способствовало сохранению в целости законов Ликурга. Страх нарушить клятву не был бы особенно велик, если бы характер воспитания не запечатлевал законов в сердцах детей и если бы они не всасывали, как бы с молоком матери, любви к данному им государственному устройству. Вот почему главнейшие из его законов, как вполне вошедшие, впитавшиеся краски, сохранялись в полной силе более пяти столетий. Но законы Нумы, имевшие целью дать Риму мир и тишину, были недолговечны: едва он умер, обе двери храма Януса, храма, всегда при нем затворенного, — как будто он действительно запирал, заключал в нем бога войны, — были отперты, и груды трупов и потоки крови покрыли Италию. Чудные, справедливейшие из его законов существовали недолго: им недоставало опоры, которая могла бы поддержать их, — воспитания… Но, скажут мне, не оружием ли достиг Рим могущества? Вопрос, требующий много времени для ответа, когда в особенности его приходится давать людям, видящим счастье государства скорее в богатстве, роскоши и в обширности владении, нежели в общественной безопасности, спокойствии и довольстве, соединенном с любовью к справедливости. К славе Ликурга может служить и то, что римляне, отменив законы Нумы, сделались могущественны, между тем как спартанцы, лишь только стали преступать законы, лишились владычества над Грецией и едва не довели государства до гибели. Но, говоря о Нуме, нельзя не признать важным, не видеть несомненной воли свыше в том, что он, иноземец, призванный на престол, мог все переменить одною силой убеждения; что он умел управлять государством, не прибегая ни к оружию, ни к насилию, как Ликург, который восстановил против народа аристократию, но что ему удалось соединить между собою всех граждан в одно целое единственно своим умом и справедливостью.