Неофициальная история Японии (Санъё; Мендрин)/Книга IV. Эпилог к истории рода Минамото. Род Ходзё

Неофициальная история Японии
автор Рай Санъё (1780—1832), пер. В. Мендрин
Оригинал: кит. 日本外史. — Перевод созд.: 1827, опубл: 1836—1837. Источник: Рай Дзио Сисей. История сиогуната в Японии / Пер. с яп. с прим. и комм. В. М. Мендрина. Кн. 1—6. Владивосток, 1910—1915. (Известия Восточного института; Т. 33, вып. 2; Т. 36, вып. 1; Т. 39, вып. 1; Т. 39, вып. 2; Т. 50; Т. 60)

Книга IV. Эпилог к истории рода Минамото. Род Ходзё править

Вступительный очерк править

Я, вольный историк, говорю: Невыносимо становится мне теперь, когда приходится повествовать о деяниях рода Ходзё, а к тому же еще все, что написано [в древних анналах] о делах этого рода, — темно, запутано, неясно, и можно подозревать, что писавшие нарочно изукрасили свои творения и извратили смысл.

Единственно, чему можно вполне доверять, так это рассуждение Минамото Тикафуса[1]. В этом рассуждении говорится: «Род Минамото в лице Ёритомо зажал в своих руках всю страну, несмотря на то, что сам был лишь подданным государя, военным слугой его; конечно, верховная власть не могла примириться с этим; тем более же не стала мириться она, когда прекратилось потомство Ёритомо и продолжать дело его дома стали его вдова [Масако] и зависевший от Минамото вассал [Ходзё Ёситоки]. Воспользовавшись этим временем, верховная власть хотела было сокрушить их и вернуть себе опять свои прежние верховные права. С первого взгляда это, пожалуй, и покажется правильным. Однако основы управления страной государями ослабли и расшатались уже давно [и в стране порядка не было]. Ёритомо одним приемом усмирил смуту своего времени; хотя он и не вернул верховной власти ее прежнего положения, но снял зато гнет бедствий с плеч народа, и если только верховная власть не могла правлению сёгуната противопоставить своего собственного, еще лучшего, благотворного для народа правления, то как же ей было сломить этот сёгунат? А если бы даже и удалось сокрушить его, то во всяком случае не было бы небо за нее, раз только народ, страдая от смут, не мог жить спокойно. Армии царей посылаются для покарания тех, за кем есть преступления; но то, что Ёритомо достиг высоких чинов и имел важную должность — все это было у него с разрешения и определения постригшегося императора[2]; сам же он не взял ничего самовольно, ничего не похитил. Фамилия Ходзё, состоявшая с ним в родстве по женской линии, долго осуществляла полученную им власть и за все это время ни разу не потеряла она популярности среди народа, не имела за собой явных преступлений, а потому вознамериться вдруг обрушиться на них карой было, во всяком случае, преступной ошибкой со стороны верховной власти. Ходзё нельзя также сравнивать с бунтарями, разбойниками, гоняющимися за личной своей выгодой. Действительно, если при всех заслугах Ёритомо дело его не пошло дальше второго его поколения, то разве так-таки без всяких причин произошло то, что род Ходзё держал в своих руках управление страной год за годом, поколение за поколением, несмотря на то, что был всего лишь подданным подданного[3]. Ёситоки не выделялся из прочих людей талантами и добродетелями, но ему наследовал Ясутоки. Этот последний урегулировал дела правления, установил законы и за неизменный принцип поставил себе справедливость и честность. Он не только сам не перешел за пределы своего общественного положения [не стремился к титулу сёгуна], но и увещевал и удерживал своих родственников, всех военачальников и самураев, чтобы и они также не гнались за высокими титулами. Его потомки строго блюли его установления, не осмеливаясь пренебречь ими, и хотя их правление постепенно падало и падало, сойдя, в конце концов, на нет, однако, долго передавалось оно по наследству в их роде на протяжении семи поколений, так что можно сказать, что жалеть им не о чем. Вообще, не будь в смутное время после мятежей Хогэн и Хэйдзи[4] таких, как Ёритомо и Ясутоки, то до чего бы только, до каких только бедствий дошел бы народ шестидесяти областей? И жестоко ошибаются те, кто, не выяснив себе всего этого положения, толкуют об ограничении величия и мощи императора и самоуправстве военных по профессии подданных его».

Прочтя рассуждения Тикафуса, я стал вполне сочувствовать ему. То, что он писал, вышло у него, как невольное, как неизбежное, и такой именно вид должно иметь то, что предназначается для доклада государей[5]; те же, кто будет интересоваться этим впоследствии, могут на основании его слов уразуметь все положение дел ясно и отчетливо. Итак, когда прекратилось потомство Минамото [Ёритомо], титул сэйи тайсёгун получил Фудзивара Ёрицунэ, которому наследовал его сын Ёрицугу, затем последнего сменил прибывший из столицы принц Мунэтака, передавший этот титул своему сыну Корэясу, который, в свою очередь, был сменен также прибывшим из столицы принцем Хисаакира, оставившим титул по наследству своему сыну Морикуни. Однако управление войсковой силой государства неизменно находилось в руках фамилии Ходзё, а потому при изложении всех вообще событий [этого периода] и приходится приурочить их к роду Ходзё.

Ходзё править

Род Ходзё происходит от Тайра Садамори, потомком которого в седьмом поколении и является Токимаса. Отцом Токимаса был Токииэ, сын Токиката, усыновленного его дедом Наоката, который приходился сыном Корэтоки; отцом же Корэтоки был Корэмаса, вице-правитель области Хитати, второй сын Садамори. Три последующих за Корэмаса поколения впервые стали вступать в брачные связи с родом Минамото; потомки Корэмаса из поколения в поколение жили в местечке Ходзё области Идзу, почему и приняли для себя фамилию Ходзё; этот род был богат и силен и наследственно состоял в вассальных отношениях к Минамото. Когда Минамото Ёситомо был наголову разбит в сражении с Тайра Киёмори в столице, его родственники и сообщники погибли, и без малого почти вся линия была уничтожена; его сын Ёритомо был захвачен хэйцами, но жизнь была ему пощажена и он был сослан в Идзу, где по приказанию Киёмори надзор и попечение за ним имели Токимаса и местный житель Ито Сукэтика. Предок Ёритомо в четвертом поколении Ёсииэ, осыпавший население Канто милостями и проявивший мощь и величие, родился именно от дочери Наоката, почему Токимаса и тяготел всей душой к Ёритомо. Сначала Ёритомо был на попечении у Ито, живя в его доме, где и сошелся с его дочерью, которая родила мальчика. Мачеха девушки сообщила об этом Сукэтика и последний, боясь, что Тайра станут его подозревать, бросил рожденного мальчика в воду, а дочь выдал замуж за некоего Эма; Ёритомо же он хотел убить, но тот бежал и приютился в доме Ходзё.

Прошло уже порядочно времени, и вот Ёритомо стал допытываться у людей, сказав, что он слышал, будто у Токимаса много дочерей, так которая из них самая красивая. Ему отвечали, что красива старшая, младшая же некрасива и эта некрасивая родилась от последней жены Токимаса. Тогда Ёритомо, наученный уже горьким опытом в доме Ито[6], задумал вступить в связь с младшей дочерью. Сочинив письмо, он поручил слуге Адати Моринага передать его девушке, но Моринага, опасаясь втайне, что, так как младшая дочь не имеет вида, то союз ее с Ёритомо не будет прочен, и что это значит только подставить лестницу для несчастья, сочинил сам другое письмо, которое и отнес старшей дочери. Накануне этого дня с вечера младшая дочь видела сон, будто к ней прилетел голубь, держа во рту золотой ящичек[7]. Проснувшись, она рассказала об этом старшей сестре, которая сильно заволновалась и сказала: «Я куплю у тебя твой сон!» С этими словами она отдала сестре свое туалетное зеркало, сказав, что эта безделица идет в уплату за сон. На следующий день она получила письмо, после чего вступила в связь с Ёритомо, и их взаимное влечение и любовь становились все глубже и глубже. Имя девушки было Масако; от роду ей было двадцать один год.

В это время Токимаса отбывал службу в столице и возвращался уже домой вследствие окончания срока. Дорогой он повстречался с заместителем правителя области Идзу Тайра Канэтака, родственником Тайра Киёмори; они поехали вместе, и Токимаса согласился отдать Масако в жены Канэтака. Узнав по возвращении домой, что она уже сошлась с Ёритомо, он отчасти испугался, отчасти обрадовался, однако нарушить обещание, данное Канэтака, было затруднительно, и потому он, сделав вид, что он ничего не знает, отдал Масако за Канэтака. В ту ночь был ужасный дождь; Масако бежала и спряталась на Идзуяма, где и укрывалась вместе с Ёритомо; Канэтака повсюду искал её, но найти нигде не мог. Токимаса давно уже смотрел на Ёритомо, как на подающего большие надежды, частью же к этому примешивалась и мысль о родственных связях его предков, так что, когда это случилось, то, хотя он перед людьми и негодовал на Ёритомо для отвода глаз, но тем более ещё благоволил ему втайне. Ёритомо, со своей стороны, также считал, что на сообразительность и ум Токимаса можно положиться, и, таким образом, между ними установились глубокая связь и доверие.

В четвертый год Дзисё [1180 г.] пришло приказание принца Мотихито с призывом к войне против Тайра, и Ёритомо прежде всего показал его Токимаса, а затем стал собирать из Канто вассалов своего дома. Собралось их очень много, и Ёритомо каждого из них отводил в отдельную комнату и говорил ему: «Постарайся изо всех сил, послужи для меня!» Каждый из вассалов считал, что Ёритомо особенно благоволил именно ему, а между тем в самые тайны замысла посвящен был всего лишь один только Токимаса. В восьмой луне [этого же года] Токимаса, имея под командой Сасаки Такацуна и других — всего восемьдесят пять всадников — ночью напал на Тайра Канэтака, который и был убит. Затем он созвал дружинников из областей Идзу и Сагами и, вверив им защиту Ёритомо, занял с этим отрядом позицию на Исибасияма, наблюдение же за домом во время своего отсутствия он поручил Масако. Ёритомо вступил в бой с Оба Кагэтика и, понеся поражение, бежал, причем истомленный Токимаса не мог поспеть за ним и отстал. Като Кагэкадо, Кано Сукэмоти, Хори Тикаиэ, Ояма Санэмаса и другие просились быть при нем, но Токимаса отправил их всех, приказав им присоединиться к Ёритомо, сам же он вознамерился направиться в область Каи, чтобы поднять всех тамошних Минамото. Его старший сын Мунэтоки дошел до селения Хираи, где был окружен воинами фамилии Ито и пал, пораженный их стрелами; ночью Токимаса присоединился к Ёритомо на Сугияма. Блюститель храма в Хаконэ[8], монах Гёдзицу, сыздавна был в хороших отношениях с Ёритомо и теперь, узнав о его поражении, послал своего младшего брата Эйдзицу доставить ему продовольствие; посланный попался прежде на глаза Токимаса, который, обманув его, сказал, что главнокомандующий[9] уже погиб. «Ты сомневаешься во мне? — отвечал Эйдзицу. — Но, если главнокомандующий погиб, то как же ты-то остаешься в живых?» Токимаса засмеялся и провел посланного к Ёритомо. Таким образом укрывался Ёритомо в горах Хаконэ; отсюда он послал Токимаса и его второго сына Ёситоки в область Каи, а сам отправился в Дои, откуда послал Дои Тохира осведомиться, жива ли Масако, после чего морем перебрался в Рёгасима; сюда к нему явился Токимаса вместе с Миура Ёсидзуми и другими; Ёритомо спросил его, зачем он очутился здесь, на что Токимаса отвечал: «Исполняя твое повеление, я пошел на север, но дорогой рассудил, что как же я буду вести с тобой сношения, если не посмотрю своими глазами, где ты находишься? Вот почему, разыскивая тебя, и прибыл я сюда; теперь же с твоего позволения я отправлюсь исполнять поручение!» После этого Токимаса обошел всех родственников фамилии Такэда и Итидзё и, собрав для Ёритомо двадцать тысяч человек, дал в области Суруга бой хэйцам, заставив их бежать. Ёритомо возвратился в область Сагами и, прибыв в резиденцию управления областью, занялся обсуждением подвигов и присуждением наград, причем в первую голову был поставлен Токимаса, за которым уже следовали другие, начиная с Такэда Нобуёси. Затем Ёритомо положил начало камакурскому управлению [сёгунату]; тайно ему помогала Масако, а явно — Токимаса и Ёситоки; все военачальники и самураи величали их Ходзё Ко ["Князья Ходзё"]; все относились к ним с почетом и никто не осмеливался становиться с ними на равную ногу.

В седьмой луне следующего года [1-го года Ёва — 1181 г.] Масако родила мальчика, который был назначен наследовать Ёритомо, как глава рода; это и есть Ёрииэ. Ходзё [Токимаса]. благодаря тому, что стал теперь дедом по матери [наследника в род Минамото], поднялся еще выше, приобрел почета еще больше; он втайне снискал себе популярность среди людей, привлек к себе их сердца и положение его благодаря этому стало прочным. У Ёритомо была любовница, которую он поместил в дом Фусими Хироцуна на его попечение; об этом узнала жена Токимаса, урожденная Маки, и сообщила все Масако. Масако по характеру была ревнива и порывиста; она тотчас же послала Маки Мунэтика[10] разрушить дом Хироцуна и выгнать любовницу, которая бежала и приютилась в доме Отава Ёсихиса. Узнав об этом, Ёритомо под каким-то предлогом отправился в дом Ёсихиса, куда вызвал Мунэтика и, изругав его, самолично срезал ему его высокую прическу[11]. Токимаса, узнав об этом, счел себя оскорбленным и посрамленным[12] и без доклада удалился в свое поместье. Тогда Ёритомо сказал Кадзивара Кагэтоки: «Эма, наверно, не последовал за ним; пойди-ка убедись!» Эма было прозвище Ёситоки. Посланный вернулся с докладом, что он на месте, и Ёритомо, призвав к себе Ёситоки, сказал ему: «Тебе можно, значит, будет доверить в будущем мое потомство!» Все дело так на этом и закончилось; Токимаса вернулся в Камакура и опять по-прежнему стал пользоваться расположением и доверием Ёритомо.

Ёритомо возненавидел своего младшего брата Ёсицунэ за его ум и храбрость и задумал отделаться от него. Зимой 1-го года Бундзи [1185 г.], командуя сам лично войсками, он пошел походом на столицу против Ёсицунэ, который бежал бесследно, вследствие чего Ёритомо вернулся с дороги домой, командировав затем для охраны столицы Токимаса больше чем с тысячей всадников. Токимаса повсюду искал Ёсицунэ, но не мог его захватить, и тогда по желанию Ёритомо он подал императору доклад с просьбой о том, чтобы при правителях всех областей назначить еще протекторов [сюго], а в частновладельческие вотчины поставить вотчинных начальников [дзито] для того, чтобы повсюду вести сыск и преследование [мятежника Ёсицунэ]. Разрешения на эту просьбу не последовало, но Токимаса несколько раз делал возражения, защищая свой проект, так что в конце концов разрешение было дано и Токимаса сам стал вотчинным начальником в семи разных областях, но вскоре он отказался от этих должностей. В это время впервые подавлена была великая смута в государстве; в столице и пристоличных областях было много разных дел, и Токимаса, принявшись за дела лично сам, немедленно же приводил каждое из них к благополучному концу. По прошествии года он возвратился на восток, оставив на основании высочайшего указа вместо себя своего двоюродного брата Токисада, которого он же и рекомендовал; это опять-таки было сделано по желанию Ёритомо.

Ёритомо однажды охотился в Фудзино, причем Ёрииэ, которому было всего двенадцать лет, застрелил из лука оленя на бегу. Ёритомо очень обрадовался и послал человека известить об этом Масако, которая сказала: «Он, ведь, старший сын [наследник] сёгуна! Зачем же было затруднять специально посыльного из-за того только, что он свалил на охоте одно какое-то животное?» Ёритомо был очень сконфужен этим.

В первой луне 1-го года Сёдзи [1199 г.] Ёритомо умер и его пост занял Ёрииэ. Масако постриглась в монахини, но продолжала принимать участие в делах правления. Токимаса был пожалован чином младшего разряда второй степени пятого класса, назначен правителем области Тотоми, стал начальником приказа управления страной [мандокоро] и вершил все дела управления вместе с Оэ Хиромото, Миёси Ясунобу, Накахара Тикаёси, Миура Ёсидзуми, Хатта Томоиэ, Вада Ёсимори, Хики Ёсикадзу, Адати Моринага, Адати Томицу, Кадзивара Кагэтоки и Фудзивара Юкимаса; всем остальным непосредственные доклады сёгуну и обращения к нему были возбранены.

При Ёрииэ состояло пять человек его любимцев из челяди, и он отдал приказ, в котором говорил, что, если родственники этих пяти человек совершат даже преступление, то делам о них ходу не давать. В седьмой луне [этого же года] в области Микава поднялся мятеж, и сёгун командировал для подавления его Адати Кагэмори. Кагэмори только перед этим купил себе в столице новую наложницу и теперь ему особенно не хотелось идти в поход, но делать было нечего и он отправился, а когда возвратился, то оказалось, что Ёрииэ уже захватил его наложницу, которую и полюбил. Кто-то донес, что Кагэмори из-за этого питает против Ёрииэ враждебные замыслы, и Ёрииэ приказал пяти своим любимцам убить его. В бакуфу[13] поднялась большая сумятица, а нужно еще сказать, что со смерти Ёритомо до этого времени едва успело пройти шесть месяцев. Тогда Масако немедленно же отправилась к Адати и послала оттуда посланца к Ёрииэ с выговором и укоризнами, поручив сказать: «Если ты не послушаешь меня и не прекратишь свою затею, то я сама подставлю себя под твои стрелы!» Результатом ее послания было то, что Ёрииэ отказался от своего предприятия, а Масако потребовала от Кагэмори письменную клятву в том, что он не будет ничего замышлять и, приказав Сасаки Морицуна отнести ее Ёрииэ, покончила, таким образом, это дело мирно. Затем она стала увещевать Ёрииэ, говоря ему: «За последнее время ты ленишься браться за правительственные дела, забыл про народ; ты отдалил от себя умных, мудрых и приблизил льстецов, угодников; ты только и предаешься, что музыке да разврату; ты невежлив и груб со своими родственниками; прошу тебя, поудержись немного, чтобы не пришлось тебе каяться потом!» Увещания не подействовали на Ёрииэ, и он по-прежнему предавался разного рода удовольствиям и похотям. Под внушением клеветы Кадзивара Кагэтоки он хотел было казнить Томомицу, но последний вместе с разными военачальниками подал за общей подписью протест с обвинением Кагэтоки, который бежал из Камакура, но вслед за тем вернулся опять; тут он подвергся преследованию Токимаса и, бежав в столицу, был убит посланными для его наказания. В пятой луне 2-го года [Сёдзи — 1200 г .] было одно спорное дело о границах участков двух владельцев. Ёрииэ уставился глазами на план местности, потом схватил кисть и, прочертив по самой середине плана линию, сказал: «У кого участок стал шире, у кого уже, — это уж сама судьба; трудиться же над расследованием и разбором совершенно незачем; вообще, когда будут жалобы по спору о границах, то они будут решаться на основании такого же принципа, а если кто этим недоволен, так самое лучшее — совсем не начинать дела».

В первый год Кэннин [1201 г.] осенью случился ураган с ливнем и территория Канто была постигнута неурожаем, в области же Симоса с моря хлынул вал, причем погибла тысяча человек. В девятой луне [этого же года] из столицы прибыл Ки [но] Юкикагэ, мастер по изготовлению ножных мячей[14] и учитель этой игры. Оэ Хиромото привел его и представил Ёрииэ, который, любя очень игру в ножной мяч, выпросил у экс-императора, чтобы ему заполучить Юкикагэ; с этого времени он целыми днями учился игре в мяч, перестав опять совершенно заниматься государственными делами. У Ёситоки был сын по имени Ясутоки, который, несмотря на свое малолетство, отличался своими умственными и нравственными качествами. Призвав к себе тайно Накано Ёсинари, одного из любимцев Ёрииэ, он сказал ему: «Игра в мяч не наносит, конечно, ущерба делу, но разве-таки не пугают его [сёгуна] ниспосланные бедствия; покойный сёгун всегда прекращал всякие забавы, когда случались стихийные бедствия, и последующие поколения должны только подражать ему как образцу; ты его любимец, так отчего бы тебе не намекнуть ему об этом для пробы!» В это время пришло известие, что в поместьях Ходзё наступил голод, и Ясутоки собрался отправиться сам посмотреть, в чем дело. Тут как раз пришел к нему монах Кансё, который сообщил, что сёгун, выслушав сказанное ему Ёсинари, рассердился и сказал: «В словах Ясутоки, конечно, есть правда, но как же это он осмелился говорить, выскочив вперед своего отца и деда?» «Так вот, — продолжал монах, — тебе бы лучше сказаться больным и удалиться в свое поместье, чтобы переждать там, пока не уляжется гнев сёгуна!» «Я, — отвечал Ёситоки, — только немного высказал свое глупое мнение его приближенному и вовсе не позволял себе делать ему выговор и внушение; если же он и гневается, то во всяком случае не пристало мне бежать от его гнева; однако я действительно еду по делу в поместье и должен завтра отправиться в путь, только ты не подумай, что я спасаюсь бегством!» С этими словами он достал и показал монаху заготовленный еще раньше дорожный соломенный плащ и дорожную широкополую шляпу, какие носят простолюдины. Ясутоки прибыл в поместье. Жители владений Ходзё взяли у своих владельцев ссуду зерном для посева, письменно обязавшись возвратить ее с будущего урожая, но так как хлеб не уродился, то, боясь последствий невозврата ссуды, они все сообща задумали разбежаться по разным местам и уже более не возвращаться. Ясутоки призвал к себе всех должников и сжёг все их долговые обязательства, сказав: «Успокойтесь, старики! Если даже у вас и будет урожай, то долга с вас я больше требовать не буду!» Затем он хорошенько угостил их и одарил каждого одним то[15] риса; крестьяне плакали и, благодаря его, молили богов о том, чтобы его потомство было многочисленно и могущественно. В седьмой луне 2-го года [Кэнин — 1202 г.] Ясутоки женился на дочери Миура Ёсимура; Ёсимура был сыном Ёсидзуми.

В седьмой луне 3-го года [Кэннин — 1203 г.] Ёрииэ заболел, и после совещания Масако решила заставить его отречься от звания и, поделив власть, передать часть её его единоутробному брату Сэмману, а другую — его сыну Итиману. Мать Итимана была дочерью Хики Ёсикадзу, который втайне замыслил совсем иной план и поручил своей дочери внушить это Ёрииэ; Ёрииэ сейчас же призвал к себе Ёсикадзу и вознамерился уничтожить род Ходзё, но Масако, которая мельком подслушала это, спешно написала письмо, послав его со своей фрейлиной к Токимаса. Токимаса как раз выезжал в палаты Нагоя [16] и, получив письмо, когда уже тронулся в путь, некоторое время размышлял, опустив поводья, а потом прямо отсюда отправился к Оэ Хиромото, которому сказал: «Ёсикадзу, опираясь на то, что он тесть сёгуна, ни во что не ставит самураев; теперь же опять, воспользовавшись тем, что сёгун не обращает внимание на дела, он затевает как будто от его имени переворот и злодеяние; думаю, что мне следует выступить первому и покарать его. Каково твоё мнение?» Хиромото отвечал, что он ещё со времени покойного сёгуна занимается только письменными делами, что в военные дела он совсем не вмешивается и не знает их, а потому пусть Токимаса в данном случае поступает, как он сам находит нужным. Токимаса тотчас же оставил его. В числе сопровождавших его всадников были Амано Токагэ и Нита Тадацунэ; когда их поезд дошёл до синтоистского храма Экара, Токимаса, обернувшись, сказал обоим всадникам, что Ёсикадзу затеял восстание и потому он [Токимаса] поручает им взять воинов и напасть на него. Токагэ отвечал, что вовсе незачем собирать воинов для того, чтобы убить старика, а вполне достаточно призвать его сюда и тут казнить. Токимаса прибыл в палаты и опять потребовал к себе сюда Хиромото, который из осторожности оставил весь конвой из самураев[17] и отправился только в сопровождении одного лишь человека, которому приказал, чтобы он заколол его, если увидит, что дело неладно. Когда он прибыл, Токимаса пригласил его к себе для разговоров и отпустил только по прошествии долгого времени; после этого он надел под одежду доспехи и, приказав Токагэ и Тадацунэ засесть в засаду у средних ворот, послал к Ёсикадзу человека, поручив сказать: «Я занят здесь устройством дела, касающегося буддизма, так не изволишь ли ты пожаловать сюда, чтобы нам посоветоваться?» Ёсикадзу тотчас же отправился; когда он входил в ворота, оба человека кинулись на него и, схватив за обе руки, пригнули к земле и изрубили. Слуга Ёсикадзу бегом возвратился домой; тогда весь род Хики, захватив с собой Итимана, укрепился в его палатах. Для нападения на них посланы были с воинами Ёситоки и Ясутоки; Хики, поджегши палаты, совершили самоубийство; Итиман погиб в пламени пожара.

Начав поправляться от болезни, Ёрииэ узнал об этом и пришёл в величайший гнев; он послал Хори Тикаиэ к Вада Ёсимори и Нита Тадацунэ с тайным приказом покарать Токимаса смертью, но Ёсимори сообщил об этом последнему, и Токимаса потребовал к себе Тадацунэ. Прошло уже порядочно времени, а он всё не выходил; тогда его конный слуга, находя это подозрительным, возвратился домой и доложил свои опасения; два младших брата Тадацунэ, предполагая, что он попал в беду [убит], напали на палаты Ясутоки, которого в это время не было дома; его челядинцы отбили нападение, причём были убиты оба брата. Между тем Тадацунэ возвращался домой; узнав по дороге о случившемся, он направился в бакуфу, где и пал от руки Като Кагэкадо. В конце концов Масако заставила Ёрииэ постричься в монахи и выслала его в область Идзу, где вскоре он и умер [был убит]. Наследником его был назначен Сэмман, который помещался в доме Токимаса и имя которого переменили на имя Санэтомо; попечение о нём имели Токимаса и его жена, урожденная Маки. У Масако была приближенная фрейлина Ава, которая тайно передала ей, что в смехе и шутках Маки проглядывает зложелательство (злорадство) против Санэтомо и что доверять ей воспитание и заботы о нём нельзя. Масако согласилась с этим и, переведя тотчас же Санэтомо, поместила его в бакуфу, поручив заведование всеми делами резиденции Токифуса, младшему брату Ёситоки.

В этом году Токимаса приказал своему зятю Хирага Томомаса[18] отправиться во главе протекторов из Кандзэй[19] в столицу для поддержания там спокойствия. В 1-м году Гэнкю [1204 г.] Ёситоки был назначен правителем области Сагами. Во 2-м году [Гэнкю — 1205 г.] кто-то донёс, что Хатакэяма Сигэтада затевает мятеж, и против него были командированы с воинами Ёситоки и Токифуса. Сигэтада и Томомаса оба были женаты на дочерях Токимаса, но жена Томомаса была рождена от Маки, и потому он пользовался большим расположением и любовью Токимаса. В этом же году Санэтомо взял себе жену из столицы и для привоза её оттуда командировал Сигэясу, сына Сигэтада. Пользуясь случаем, Сигэясу навестил Томомаса в его резиденции Рокухара; они вместе пиршествовали, и тут у них разгорелся ожесточённый спор и ссора из-за того, чьё из них положение выше. После этого Томомаса наклеветал Маки про Сигэясу, наговорив про него самого дурного, и кончилось тем, что Маки вместе с Токимаса составили план убить обоих Хатакэяма. Объявив, что Сигэтада замышляет восстание, Токимаса призвал обоих своих сыновей — Ёситоки и Токифуса, — чтобы обсудить с ними, как напасть на врага; так как оба сына уговаривали его и удерживали от этой затеи, то рассерженный Токимаса ушел во внутренние помещения, а Маки послала Ёситоки сказать, что не потому ли уж только смотрит он на нее, как на клеветницу, что она приходится ему мачехой. Скрепя сердце, Ёситоки подчинился требованию и, напав на Сигэясу, убил его; затем в Цуруминэ он дал бой Сигэтада, который и был убит. В седьмой луне [этого года] Токимаса захотел наконец возвести в сёгуны Томомаса вместо Санэтомо. Последний жил в это время в доме Токимаса, и Масако, командировав разных военачальников, немедленно перевела его в палаты Ёситоки, к которому перешли и все воины Токимаса. Тогда Токимаса постригся в монахи и удалился на покой в свои поместья; в это время ему было шестьдесят восемь лет; умер он, прожив ещё одиннадцать лет. В этой же луне Ёситоки послал воинов убить Томомаса и вместо него правителем области Мусаси был назначен Токифуса.

Ещё до этих событий Вада Ёсимори подал просьбу о назначении его на должность по управлению областью Кадзуса, но так как по уложению Ёритомо самураи не могли быть назначаемы на такие должности, то ему было отказано; тогда Ёсимори подал через Оэ Хиромото доклад, настойчиво поддерживая свою просьбу. Прошло три года, а никакого повеления он не получал, вследствие чего он стал просить о возврате ему доклада[20], но и эта просьба его не была исполнена. В 1-м году Кэмпо [1213 г.] сыновья и племянник Ёсимори вступили в сообщничество с Идзуми Тикахира и задумали поднять мятеж, выставив сына Ёрииэ [как претендента в сёгуны]. Дело обнаружилось; Ёсимори просил пощадить его сыновей и добился прощения; затем он собрал всех своих родичей и, придя с ними в резиденцию сёгуната, стал опять просить также и о помиловании племянника, но его племянник был главарем заговора и простить его было нельзя; Ёситоки приказал связать его и передал тюремщикам. Во 2-ой день пятой луны [этого же года] Ёсимори, собрав воинов, поднял мятеж, в котором принял было участие как его родственник и Миура Ёсимура; однако, обсудив затем дело, Ёсимура и его младший брат сознались во всем Ходзё. В доме Ходзё как раз был пир и, когда пришло известие о мятеже, Ёситоки играл в шахматы с одним из гостей, однако он не встал все-таки с места до тех пор, пока не кончил партии, а затем, надев парадный головной убор и выходное платье, он в этом одеянии отправился в бакуфу, где он и Оэ Хиромото взяли Санэтомо и увели его в мавзолей Ёритомо; отражать же нападение он приказал своему старшему сыну Ясутоки, поставив его во главе воинов. Его младший сын Томотоки вступил в бой с Ёсихидэ, сыном Ёсимори; так как он был ранен, то вражьи воины, ободренные этой победой, стали наступать усиленно, и воинский клич потрясал небеса. Сражаться начали в часу обезьяны[21], и уже стали видны звезды, а бой все не прекращался. Ясутоки руководил боем и сам был впереди самураев и простых воинов; к рассвету он отбил воинов Ёсимори и, заняв сам перекресток улиц, послал Асикага Ёсиудзи для нападения на отступающего врага. Однако вражьи силы увеличились и оправились духом; тогда Ёситоки и Хиромото послали за общими подписями призыв в области Мусаси и Сагами, чтобы оттуда явились на помощь. Между тем пал от шальной стрелы храбрый и сильный вражий военачальник Цутия Ёсикиё и войско противника пало духом; Ёсимори понёс поражение и погиб, а за ним пали и другие. После боя Ясутоки представил головы сраженных врагов и пленников, а своим военачальникам и самураям в благодарность за их труды выставил угощение, причём сказал, обращаясь к ним: «Сам я не буду больше пить сакэ; накануне я был на пиру и как раз поднялся мятеж; надев доспехи, я сел на лошадь, но долго был пьян и не мог отрезвиться; тогда я дал себе слово перестать пить совсем, однако мне пришлось кидаться несколько десятков раз в боевые схватки; жажда мучила меня и я попросил воды, но Касай Рокуро схватил чару и поднёс мне сакэ, которое я выпил, не давая себе отчёта. Ужасно! Я, значит, нисколько не могу держать себя в руках. Так вот, отныне я уже не стану пить больше никогда!» Между тем подвиги были рассмотрены и присуждены награды, однако Ясутоки отказался от своей награды и сказал: «Ёсимори вовсе не мятежник, он только имел вражду против моего отца, и, однако, ради этого пожертвовали своей жизнью разные военачальники и самураи; я бил врага своего отца; какая же может быть за это награда? Пусть мою награду пожертвуют в семьи тех, кто погиб в этом деле!» Внимание на его слова не обратили. Вместо Ёсимори начальником самурайского приказа был назначен Ёситоки, который в тот же день послал в столицу письмо, чтобы попридержать и успокоить военачальников и самураев [заволновавшихся было по поводу мятежа в Камакура].

В девятой луне [1-го года Кэмпо — 1213 г.] последний сын покойного Хатакэяма Сигэтада, монах Дзюкэй, находившийся в горах Никко, замыслил мятеж; для захвата его был командирован Ояма Мунэмаса. Мунэмаса убил Дзюкэя и, когда по возвращение из экспедиции сделал об этом доклад, то Санэтомо послал к нему человека, приказав сказать: «Сигэтада погиб безвинно, и ещё не удостоверено, правда или ложь то, что его потомок замыслил смуту; зачем же ты убил его так сразу?» Мунэмаса рассердился до того, что глаза у него вылезли на лоб, и отвечал на это: «Что деяния того монаха имели все данные мятежа, это вполне выяснено, но я не привёл его сюда живым из боязни, что ты послушаешь тайного заступничества за него тех, кто тебе близок, и простишь его. Ты, сёгун, декламируешь стихотворения, ты забавляешься игрой в ножной мяч, но военные дела ты совершенно забросил; ты с уважением относишься и ценишь женщин, но ни во что не ставишь военных мужей; все конфискованные владения ты пораздавал разным своим любовницам. И вот все начинания покойного сёгуна, созданное им дело ныне рушатся и падают!» Санэтомо рассердился и запретил ему появляться на глаза, однако же, вскоре простил его и отменил это. Вообще, Санэтомо был мягок по характеру; он до такой степени пристрастился к поэзии, что, если за кем-нибудь было даже преступление, то стоило только поднести Санэтомо стихотворение, и прощение следовало немедленно; между тем военные и государственные дела, все до последнего, находились в руках Ёситоки, который самолично и вершил их.

Во 2-м году [Кэмпо — 1214 г.] зимой уцелевшие приверженцы фамилии Вада подняли было в столице мятеж, который был усмирен напавшими на них воинами охранного отряда. В седьмой луне [этого года] в Камакура было определено число торговцев, больше которого их не должно быть. В это время власть и сила камакурского сёгуната с каждым днем становились больше и больше, шире и шире, и давно уже негодовавший на это экс-император Готоба задумал сокрушить Минамото. Еще раньше этого времени он отрекся от престола в пользу наследника, который и стал императором Цутимикадо, но вслед за тем он заставил последнего отречься в пользу младшего сына экс-императора, вступившего на престол под именем императора Дзюнтоку; однако же дела правления все время неизменно вел сам экс-император. Со времени Госиракава при удалившихся от дел императорах был учреждён охранный корпус [под названием] «ратных мужей, обращённых лицом на север» [хокумэн-но буси]; теперь Готоба учредил новый и притом больший охранный корпус «ратных мужей, обращённых лицом на запад» [сэймэн-но буси][22]; он отовсюду собирал к себе людей талантливых и мужественных и сам собственноручно ковал мечи. Он поставил себе целью заставить Санэтомо важничать и кичиться, думая таким путём сокрушить его; поэтому он безостановочно повышал его в чинах и должностях, и Санэтомо, не подозревавший истинной цели этого, потребовал, наконец, себе звание старшего командира левого крыла лейб-гвардии. Тогда Ёситоки, обращаясь к Хиромото, сказал ему: «Покойный сёгун[23] сразу же всегда отказывался, когда следовало высочайшее повеление о пожаловании ему чинов и должностей; этим путём он оставлял поле для своего потомства, однако нынешний сёгун слишком уж быстро продвинулся вперёд, а, ведь он не пришел ещё в зрелый возраст, ему нет ещё и тридцати лет; мало того, он даже и подчинённых своих заставляет получать титулы здесь на месте, без явки их в столицу, и я глупый, я тёмный опасаюсь за будущее втайне души своей; я хотел было явиться к нему и поговорить об этом, но боюсь навлечь на себя его гнев; не поговоришь ли, быть может, ты?» «Я также думал об этом, — отвечал Хиромото, — но покойный сёгун снисходил до того, что спрашивал меня о каждом деле, этот же совсем не то, поэтому я и молчал до сих пор. Сёгун, сидя на месте, получил уже готовое дело и тем не менее повышается в почестях вне всякого порядка; он копит несчастья и накликает на себя беду; не избежать ему её! Ты заговорил об этом сам, а потому и я решаюсь тоже высказаться!» После этого он отправился к Санэтомо и стал говорить ему, но Санэтомо не внял его словам. В 6-м году [Кэмпо — 1218 г.] он получил, наконец, звание старшего командира лейб-гвардии, а затем и звание правого государственного канцлера. В первой луне 1-го года Сёкю [1219 г.] он совершил обряд благодарственного поклонения в храме Цуругаока и был убит наметившим его Кугё, сыном покойного Ёрииэ. После его смерти Кугё думал было сам сделаться сёгуном, но Ёситоки убил его по приказанию Масако.

Как-то раньше Масако вместе с Ёситоки отправились на поклонение в Кумано и проезжали через столицу. Экс-император послал за Масако, чтобы повидаться с ней, но она отказалась от свидания, сказав, что она старая монахиня из восточного захолустья и не привыкла к придворному церемониалу и этикету; тогда экс-император приказал принять и угостить её, повелев быть за хозяйку жене Ёридзанэ, бывшего премьер-канцлера. В разговоре с ней Масако сказала, что, если у Санэтомо не будет детей, то она осмеливается просить о том, чтобы получить императорского сына с целью сделать его сёгуном. Теперь, во время описываемых событий, она заставила всех военачальников подать за общей подписью доклад, в котором говорилось, что они просят экс-императора выбрать одного из своих двух сыновей и послать его к ним в Камакура. Экс-император отказал в просьбе, мотивируя тем, что это значило бы поставить двух государей; поэтому, когда умер Санэтомо, то стали просить за Фудзивара Ёрицунэ. Много лет тому назад Фудзивара Ёсиясу, женатый на младшей сестре Ёритомо, выдал свою дочь за имперского регента Ёсицунэ, сына верховного канцлера Канэдзанэ; у Ёсицунэ родился сын Митииэ, а сыном этого последнего и был именно Ёрицунэ. В силу этих родственных связей [с домом Минамото] Ёситоки, вырешив дело на совещании, командировал в столицу своего брата Токифуса с просьбой об отпуске Ёрицунэ, который и прибыл в Камакура в седьмой луне [этого года]; ему было всего два года от роду, и все правительственные дела вела Масако, которая выслушивала доклады, скрытая спущенною перед ней занавеской.

Масако отчетливо понимала все дела и была очень решительна; она помогала Ёритомо подчинить себе страну и все военачальники и самураи боялись её и повиновались; её прозвали Амасёгун, т. е. «Монахиня-сёгун», а так как она была пожалована чином младшей степени второго класса, то её называли также Нииноама, т. е. «Монахиня [с чином] второго класса». Ёситоки получил звание исполняющего должность правого столичного градоначальника[24] и вместе с тем правителя области Муцу; вместе с Хиромото и другими он заставил всех военачальников соблюдать неуклонно старые постановления Ёритомо; для охраны столицы и поддержания там порядка в ней пребывали Ига Мицусуэ, брат жены Ёситоки, и Тикахиро, сын Хиромото. В следующую луну после того, как с Санэтомо случилось несчастье[25], Токимото, сын Ано Дзэндзё[26], поднял вооруженное восстание в области Суруга, рассчитывая возвести себя в сёгуны, но Ёситоки послал воинов, которые напали на него и убили. В ту самую луну, когда Ёрицунэ прибыл в Камакура, сюго [протектор] императорского дворца[27] Минамото Ёримоти вместе со своим сыном Ёриудзи вошли в дворцовое здание Ниндзюдэн, подожгли его и сами совершили самоубийство. Этот Ёримоти был внуком Минамото Ёримаса и, считая, что он главный наследник в роде, задумал поэтому стать сёгуном; дело обнаружилось, и он покончил с собой, чтобы не пасть от руки посланных для его наказания.

Экс-император думал, что, когда род Минамото прекратится совсем, то можно будет опять вернуть абсолютное самодержавие, однако власть и сила сёгуната в Канто ничуть не уменьшилась. Случилось как-то, что один из вассалов Канто по имени Нисина Морито отправился с двумя своими сыновьями на поклонение в Кумано; он повстречался с путешествующим экс-императором, который зачислил его сыновей в свой охранный корпус. Морито был очень обрадован и, оставшись в столице, не возвращался на восток, вследствие чего рассерженный Ёситоки конфисковал его владения; экс-император приказал возвратить их, но его повеление не было исполнено. Камэкику, любовница экс-императора, получила в подарок две вотчины — Нагаэ и Курахаси, — и так как местный дзито [вотчинный начальник] относился к ней неуважительно и свысока, то разгневанный экс-император приказал лишить его должности, но Ёситоки отвечал на это: «Много лет тому назад старший командир правого крыла лейб-гвардии[28] по повелению государя покарал род Тайра, и тогда он просил об учреждении должностей вотчинных начальников, которыми наградил тех, за кем были заслуги, а потому я не осмеливаюсь отобрать эту должность, раз нет для этого причин». У экс-императора все больше и больше копилось злобы и наконец он решился пойти на Ёситоки войной. Так как Ёситоки сыздавна был в приятельских отношениях со старшим командиром правого крыла лейб-гвардии Фудзивара Кимицунэ[29], то экс-император вознамерился прежде всего убить последнего, но его удержал от этого правый государственный канцлер Фудзивара Кимицугу[30], который, кстати, стал увещать его, говоря: «Слыхивал я, что наше государство называется равниной тростника; Канто и есть именно большая часть этой равнины, а чем дальше на запад, тем она становится все меньше и меньше. Так вот, будучи малым, противиться большому; будучи слабым, чинить сопротивление сильному, да еще взяться за это, не выждав времени, — это значит поступать необдуманно, без плана; и я не нахожу этого возможным. Следует хорошенько подумать над поучительным примером, который представляют собой те бедствия, что были при Ёсинака[31]!» Исполняющий должность среднего государственного секретаря Фудзивара Мицутика также настойчиво отговаривал экс-императора. но он не хотел ничего слушать и поручил состоявшему в его охранном отряде Фудзивара Хидэясу привлечь на свою сторону Миура Танэёси. Жена Танэёси была прежде в штате женской прислуги у Ёрииэ, от которого и родила мальчика; Ёситоки приказал убить ребёнка, и так как мать его очень горевала и страдала после этого, то Танэёси, который был на охране столицы, не хотел уже больше возвращаться на восток [возненавидев Ходзё за поступок с женой]. Вот этого-то Танэёси и стал склонять Хидэясу, объяснив ему немного дело во время совместной пирушки; Танэёси, подпрыгивая от воодушевления, принял предложение стать на сторону экс-императора и сказал при этом, что находящийся в Камакура его старший брат собственными своими силами сможет управиться с Ёситоки, захватив его в плен. Готоба был очень обрадован.

В пятой луне [3-го года Сёкю — 1221 г.] Готоба заставил императора Дзюнтоку отречься от престола в пользу его старшего сына, благодаря чему Дзюнтоку и Готоба стало удобно вести совещания и строить планы войны против Ходзё[32]. На престол взошёл наследник; это и есть Кудзё Хайтэй, т. е. «свергнутый император Кудзё»[33]. Затем Готоба под предлогом устроения в Дзёнандзи конных ристалищ со стрельбой из лука на скаку собрал тысячу семьсот человек воинов из пристоличных областей, заточил Кимицунэ и повелел явиться к себе Тикахиро и Мицусуэ[34]. Тикахиро под давлением угроз стал на сторону экс-императора, но Мицусуэ не явился вовсе, вследствие чего Танэёси и Хидэясу приказано было напасть на него. Мицусуэ и его сын Мицуцуна сражались изо всех сил и оба были убиты. В тот же день Готоба объявил указом пристоличным областям и всем семи территориям о карательной войне против Ёситоки и, созвав военачальников и самураев, стал спрашивать у них, сколько приблизительно будет у Ёситоки приверженцев из восточных жителей. Танэёси отвечал, что всего наберётся тысяча с небольшим человек, но тут выдвинулся вперёд Сё Иэсада, который сказал: «Нет, совсем не так! Ходзё много лет уже, как привлекли к себе сердца людей, и готовых умереть за них не перечесть даже; живи я, например, на востоке, я тоже всецело был бы в их распоряжении!» Экс-императора это не обрадовало и он стал постепенно собирать войск больше и больше; затем он послал с воззванием отличавшегося своим быстрым бегом некоего Осимацу, чтобы он обошёл и привлёк на сторону экс-императора разных могущественных воителей Канто, для Ёсимура же он приказал Танэёси написать письмо особо и соблазнить его щедрыми наградами. Ёсимура показал это письмо Ёситоки, который сказал, что предоставляет ему поступать по его усмотрению, но Ёсимура тут же дал клятву в том, что он не имеет двух сердец. «Я раньше ещё и давно притом знал, что поднимется такое дело!» — улыбаясь сказал Ёситоки. После этого в Камакура был произведён строгий обыск; Осимацу был захвачен и воззвание экс-императора было отобрано и сожжено; потом доложили о положении дел Масако, которая тотчас же собрала у себя перед занавесью множество военачальников и, поручив Адати Кагэмори быть передатчиком её повелений [слов], сказала: «Итак, теперь мне придётся расстаться с вами, господа! Покойный сёгун[35], покрытый доспехами, с мечом в руке расчистил непролазные заросли[36] и начал великое дело [учредив сёгунат]; вы сами знаете это. Но вот ныне клеветники и угодники вовлекли верховного повелителя в заблуждение и ошибку; он хочет согнуть и погубить дело Канто [сёгунат]. Если вы хоть сколько-нибудь помните милости покойного сёгуна, то согласуйте свои сердца, соедините силы и покарайте смертью, сотрите с лица земли клеветников, сохраните, таким образом, в неприкосновенности дело сёгуната по-старому! Если же вы хотите откликнуться на призыв указа и идти на запад, то решайте это тут, сейчас же!» Все военачальники были взволнованы и тронуты; они все выразили желание приложить свои силы и не было ни одного, кто бы говорил разно.

Тогда Ёситоки устроил у себя в доме собрание для совещания о деле. Ёсимура, Кагэмори и другие — все советовали занять горы Асигара и Хаконэ и ожидать там наступления правительственной армии, но Оэ Хиромото сказал: «Нельзя этого! Стоять на обороне стремнины [ожидая наступления врага] значит праздно проводить дни, а за это время произойдёт перемена в мыслях сообщников; это наилучший путь, чтобы приготовить самому себе поражение. Надо сейчас же двинуться вперёд и напасть на столицу, а что касается успеха или неуспеха, то в этом надо положиться только на небо!» Масако согласилась с ним и назначила командующим войсками Ясутоки, который как раз в это время был правителем области Мусаси, почему он хотел подождать, когда прибудут воины этой области и затем уже выступить. Так прошло пять дней, и некоторые начали поговаривать, что идти в наступление так далеко, причём войско будет отрезано от подкреплений, очень опасное дело. Тогда Хиромото сказал: «Ждать подхода воинов из Мусаси нет расчёта; и то начались уже вот такие рассуждения, а если ещё оттягивать подобно этому, то нельзя поручиться, что не произойдёт перемен в мыслях, хотя бы даже и у воинов Мусаси; пусть правитель Мусаси поднимет свою плеть в ту же ночь, хотя бы даже один, и восточные воины последуют за ним, как следуют облака за драконом[37]». Миёси Ясунобу в это время как раз был болен, но Масако вызвала его и спросила его мнение; ответ Ясунобу вполне согласовался со словами Хиромото, и потому Ясутоки было приказано тронуться в путь в ту же ночь. На рассвете он двинулся на запад, имея при себе всего восемнадцать всадников; с ним следовали Токифуса, правитель области Сагами; Асикага Ёсиудзи, бывший правитель Мусаси; Миура Ёсимура, правитель области Суруга, и другие. Прошли они три дня, и за это время у них собралось уже сто тысяч всадников, с которыми Ясутоки и наступал со стороны Токайдо; через Хокурикудо наступал правитель дел министерства церемоний и чинов Томотоки [Ходзё][38], а со стороны Тосандо двигались Такэда Нобумицу, Огасавара Нагакиё и другие. Вообще, было сделано так относительно выступивших в поход, что, если пошли отцы, то дома были оставлены сыновья, если же выступили сыновья — дома оставались отцы[39]; всех выступивших в поход было около ста девяносто тысяч. Тогда Ёситоки освободил и отправил обратно в столицу Осимацу, поручив ему по возвращении доложить экс-императору от имени Ёситоки следующее: «За мной нет вины и преступлений, ты же идёшь на меня войной; но я не бегу и не уклоняюсь от удара. Слышал я, что ты, твоё величество, любишь войну; так вот, я и преподношу тебе почтительно своего старшего сына Ясутоки и второго, Томотоки, а за ними и других — всего сто с лишним тысяч человек, — приказав им вести войну [с тобой]; изволь любоваться, твоё величество, ими! Если же это не пресытит твоего сердца, то есть ещё двести тысяч человек, с которыми я выступлю тогда вслед, командуя ими сам лично!» Осимацу бегом возвратился в столицу, и после этого доклада все потеряли бодрость духа, но экс-император, продолжая храбриться, сказал: «Ладно! Найдётся же кто-нибудь из восточных жителей, который воспользуется тем, что войска оттуда выведены, и покарает Ёситоки смертью».

В 1-й день шестой луны [3-го года Сёкю — 1221 г.] правительственные войска были разделены; Миядзаки Саданори и Нисина Морито обороняли область Эттю, а Фудзивара Хидэясу и Миура Танэёси, разделив свои силы на девять отрядов под командой разных военачальников, обороняли области Овари и Мино; всех воинов в правительственных войсках было около семнадцати тысяч человек. Нобумицу и Нагакиё с сорока тысячами всадников переправились через реку[40] на переправе Ои и, напав на правительственного военачальника Оути Корэнобу, обратили его в бегство; Танэёси хотел было идти ему на выручку, но Хидэясу заявил, что чем принимать неприятеля и с фронта, и с тыла, так лучше будет отступить и обороняться при Удзи и Сэта и что таков именно смысл повеления экс-императора; стегнув свою лошадь, он бежал первым, а за ним уже волей-неволей последовали и другие, начиная с Танэёси. На своём месте оставался только и выступил в бой с врагом полный отваги правительственный военачальник Ямада Сигэтада, отдаленный потомок Минамото Мицумаса. Ясутоки, переправившись через реку, стал наступать дальше, но так как Сигэтада безостановочной стрельбой из лука жестоко бил восточных воинов, то Ясутоки, подав сигнал отряду, собрал весь его к Сигэтада, который был разбит и бежал. Другой военачальник правительственной армии Кагами Хисацуна, написав на значке свою фамилию и имя, вступил в бой с Мори Суэмицу, но был побеждён. «О, несчастье! Связался я с трусом[41]!» — воскликнул он и совершил самоубийство. Ясутоки продвинулся вперёд и соединился с Нобумицу; по плану, предложенному Ёсимура, всё войско было разделено на пять отрядов. Тут Ясумура, сын Ёсимура, обратился к отцу с просьбой позволить ему уйти из его отряда, сказав, что он обещал Ёситоки жить и умереть вместе с сыном последнего; оставив поэтому Ёсимура, он перешёл к Ясутоки, который с барабанным боем двинулся вперёд на запад. Столица тряслась и дрожала от страха; экс-император отправился на Хиэйдзан, но монахи смиренно извинялись, говоря, что у них не хватит силы противиться восточной армии; Готоба возвратился обратно и, разделив двадцать пять тысяч наличных воинов на отряды, послал их на оборону Удзи, Сэта и Ёдо. На Сэта напал Токифуса, в отчаянный бой с которым вступил, имея под командой две тысячи горных монахов[42], Ямада Сигэтада, разрушивший мост; Токифуса не мог одолеть его и отступил. Ясутоки напал на Удзи; на противоположном берегу реки у самой воды стояли на позициях с десятью тысячами нарских монахов бывший средний государственный секретарь Минамото Аримаса, государственный советник Фудзивара Норимоти и другие. Как раз в это время шел продолжительный дождь и воды реки разлились. Ясутоки хотел подождать с наступлением до следующего дня, но Ясумура ночью вышел вперёд и завязал лучный бой через реку; на помощь к нему подошёл Ёсиудзи, а в конце концов за ними последовал и Ясутоки со всем отрядом. Настил моста был разобран, и воины перебрались, карабкаясь по переводинам, но так как правительственная армия засыпала их градом стрел и камней, то убитых из восточных воинов было много; тогда Ясутоки приказал Сибата Канэёси произвести разведку реки для переправы. За Канэёси последовали Касуга Садаюки, Сасаки Нобуцуна и еще несколько человек; лошадь Садаюки была ранена и он погрузился в воду, но его оруженосец вытащил его и вернулся с ним на берег, где сам Ясутоки обогрел его у огня, после чего он и очнулся. Военачальники и самураи старались переправиться наперебой один перед другим и потонувших было восемьсот человек. Прежде всех достиг островка посреди реки Нобуцуна, пятнадцатилетний сын которого Сигэцуна, переправился вплавь, цепляясь за хвост отцовского коня; Нобуцуна заставил его вернуться назад, чтобы попросить у Ясутоки воинов в подкрепление. Ясутоки согласился и послал воинов, а затем призвал своего сына Токиудзи и сказал: «Мои соратники вот-вот будут побиты; ступай вперед и умри у них на глазах!» Токиудзи стал переправляться, взяв с собой шесть всадников; вместе с ним отправился и Ясумура. Ясутоки хотел переправиться также и сам, но Садаюки придержал его лошадь и стал отговаривать, а так как Ясутоки не слушал, то он обманул его, сказав, что надо, по крайней мере, снять доспехи и тогда переправлятся, а то иначе она утонет; Ясутоки сошел с лошади и начал снимать доспехи, а Садаюки вскочил на его лошадь и ускакал, не дав, таким образом, Ясутоки совершить опасную переправу. Из воинов Ёситоки переправилось пятьсот всадников, которые, добравшись все до Канэёси и Нобуцуна, врезались в ряды правительственных войск; убитых и раненых с обеих сторон было поровну. Ёсиудзи сломал жилища поселян и, связав из обломков их плоты, переправил на них весь отряд; Ясутоки также переправился наконец на неприятельский берег. Военачальники и самураи областей Мусаси и Сагами наступали стремительно и дрались жестоко; Аримаса и другие были разбиты и бежали, но старший офицер правого крыла дворцовой гвардии Фудзивара Томотоси, имея под командой Хатта Томонао, Сасаки Удзицуна и других, остался на месте и сражался, пока не погиб. Токиудзи наступал, предавая все огню, а Ёсимура и Суэмицу напали в Ёдо на старшего государственного секретаря Фудзивара Таданобу и разбили его.

Сигэтада и Танэёси, бежав, возвратились в столицу и хотели сделать экс-императору доклад о положении дел, но Готоба безучастно запер ворота своего дворца и не впустил их. Сигэтада начал ломиться в ворота и ругаться крича: «Вовлек меня в ошибку трусливый монах!» Он бежал отсюда в Сага и совершил там самоубийство. Танэёси скрылся. Когда Ясутоки дошел до высохшего русла реки Хигути, то повстречался с посланцем, несшим ему указ экс-императора; сойдя с лошади, он приказал человеку читать указ. В нем говорилось: «События последнего времени произошли не по моей воле; все сделано моими слугами; так ты и займись обсуждением лишь их вины, но не позволяй воинам неистовствовать в столице, резиденции императоров». После этого Ясутоки вместе с Токифуса занял Рокухара, сделав ее своей резиденцией.

Когда Томотоки выходил из Хокурикудо, войска у него было сорок тысяч человек; правительственное войско, натянув баллисты [камнеметатели], заняло земляное укрепление в стремнинах Камбара; тогда Томотоки собрал несколько десятков быков, привязал им на рога хворост и, зажегши его, погнал быков на неприятеля, который спустил свои баллисты, разрядив их по быкам, принятым за настоящего противника; восточные воины, воспользовавшись этим, прорвались через укрепление и дошли затем до Итибури, где правительственное войско опять заняло неприступные места, устроив там засеки; тогда всадники восточной армии объехали, пробравшись морем, а пехота ударила на засеки и разрушила их, после чего бой произошел при Тонамияма[43], и в этом бою Морито был убит, а Саданори обращен в бегство. Наступая безостановочно дальше, Томотоки вступил в столицу и соединился с Ясутоки. И вот теперь все улицы столицы были переполнены и запружены восточными воинами; повсюду шел сыск, аресты и казни. Танэёси со своими подчиненными укрепился в монастыре Тодзи; для нападения на него был командирован Савара Кагэёси, упрекая которого, Танэёси сказал: «Разве ты не из моих родичей?» Вступив в бой, Танэёси обратил его в бегство, но, потеряв сам всех своих всадников, бежал в сопровождении одного только своего старшего сына. Он хотел было приютиться в семье своей жены, но, спрятавшись пока в синтоистском храме в роще Кидзима, повстречался там с одним знакомым ему монахом, который стал советовал ему совершить самоубийство. Первым покончил с собой сын Танэёси; Танэёси же, обратившись тогда к монаху, сказал: «Возьми мою и сына головы и занеси их прежде моей жене, а потом отнеси их правителю Суруга и скажи ему от меня: „Исполнилось твоё желание, почтенный старший брат! Ты можешь считать теперь себя удовлетворенным, что загубил своего родного брата, что сам отрубил себе свои руки и ноги!“» Монах сделал в точности, как ему было сказано, а Ёсимура представил эти головы Ясутоки. Ясутоки узнал, что Сасаки Цунэтака, принимавший участие в заговоре экс-императора, бежал и скрывается в Васиво; он хотел простить его, но Цунэтака совершил самоубийство; погибли также и сын его Такасигэ, племянник Хироцуна и другие; малолетний сын этого Хироцуна подлежал помилованию [как ребенок], но его дядя Нобуцуна выпросил разрешение и убил его. Ясутоки, посоветовавшись с Томотоки, решил вообще при рассмотрении преступлений и присуждении наказаний держаться принципа снисходительности и прекратил всякий дальнейший сыск и аресты; экс-императору же он подал доклад, требуя в нем указать главарей заговора. В своем ответе Готоба указал на Таданобу, Аримаса, Мицутика, а также на среднего государственного секретаря Фудзивара Мунзюки и государственного советника Фудзивара Нобуёси; тогда все эти лица были арестованы и распределены для охраны их между разными военачальниками. Токиудзи [Ходзё] призвал к себе переправлявшихся вместе с ним шесть всадников и в благодарность им устроил пирушку. Извещение о победе было послано в Камакура и, когда оно было получено, то все с верхов и до низов радовались и поздравляли друг друга.

Сначала, когда Ёситоки послал войско против экс-императора, он дни и ночи находился в сомнениях и тревоге; среди этого случилось как раз, что в его конюшню ударила молния; Ёситоки окончательно пришел в страх и, сообщая об этом случае Хиромото, сказал: «Конец, значит, моей судьбе!» «Судьбы государей и подданных ведает небо! — отвечал Хиромото. — Где правда и где кривда в настоящем деле — решение этого вопроса находится в сердце неба; зачем же тебе непременно бояться[44]? Во время одержания победы покойным сёгуном в Муцу молния ударила как раз в его лагерь. Почем знать, и на этот раз не есть ли это благое предзнаменование?» Вслед за этим на восток дошли слухи об одержанной победе. Хиромото достал старые дела годов Бундзи[45], чтобы на основании их определить наказания замешанной в заговоре верховной знати. Ясутоки стеснялся перебить их в столице и в седьмой луне [3-го года Сёкю — 1221 г.] поручил военачальникам препроводить арестованных на восток в клетках для преступников; дорогой они были казнены все, за исключением Таданобу, которому была пощажена жизнь и смертная казнь заменена ссылкой в область Этиго в силу тех соображений, что его младшая сестра была женой Санэтомо; впоследствии Ясутоки нашел письменный доклад, содержавший в себе увещания Мицутика, обращенные к экс-императору с целью удержать его от предприятия, и горько, говорят, каялся он потом, что убил его. В это время Ясутоки сверг императора Кудзё и возвел на престол внука императора Такакура, сына принца Морисада, который и стал императором Гохорикава; экс-императора Готоба он заставил постричься в монахи и отвез его на острова[46] Оки; экс-императора Дзюнтоку перевез на остров Садо; обоих же принцев[47] отправил: одного — в область Тадзима, а другого — в область Бидзэн. Экс-император Цутимикадо не принимал участие в заговоре и даже наоборот удерживал других от него, почему его и оставили в покое, но он сам послал Ёситоки указ, в котором говорил, что он не может примириться с тем, что он один остается в столице [когда все другие сосланы]; поэтому в десятой луне [этого же года] его отправили в область Тоса, а потом перевезли в область Ава[48]. В этой же луне захвачен был в Нанто и Хидэясу вместе со своим сыном. Все конфискованные владения, число которых простиралось до трех с лишним тысяч, Ёситоки раздал в награду отличившимся на войне военачальникам и самураям; себе же он не взял решительно ничего, и влияние, мощь и сила Ходзё стали еще больше, расцвели еще пышнее. Разгромив правительственные войска, Ясутоки вместе с Токифуса остались на западе для окончательного усмирения и водворение порядка в столице и пристоличных областях; в 4-м году Сёкю [1-м году Тэйо — 1222 г.][49] они поделили Рокухара на две части — южную и северную, — расположившись каждый в отдельной части, почему их и прозвали Рё Рокухара, т. е. «Два Рокухара». В бытность свою в столице Ясутоки прослышал про известного в то время монаха Кобэна, пребывавшего в горах Тоганоо; он отправился посетить его и в завязавшемся разговоре Кобэн сказал: «Управлять государством — все равно, что выправлять болезнь; если не узнать ее причин и пичкать лекарствами, то болезнь разовьется еще больше; причины мирного состояния и смуты в стране лежат в страстях [управляющих ею] людей; если ты станешь управлять, подавив в себе, хотя бы немного желания, страсти и похоти, то можешь надеяться на мир и спокойствие!» Ясутоки был очень рад такому наставлению.

В 1-м году Гэннин [1224 г.] случилась засуха и в народе приписали ее тому, что Ходзё пошли против государей, нарушив свой долг перед ними; Ходзё сами также изо всех сил старались отвратить бедствие путем молений. В шестой луне [этого же года] Ёситоки заболел и умер, вследствие чего Ясутоки и Токифуса оба возвратились на восток. Масако хотела, чтобы Ясутоки наследовал отцу в звании сиккэна [50] и стал опекуном сёгуна Ёрицунэ, но она сомневалась, можно ли привести это в исполнение сейчас же, так как Ясутоки находился в периоде траура, а потому и обратилась за советом к Хиромото, который отвечал, что лучше всего привести дело в исполнение как можно скорее, смирив и успокоив, таким образом, сердца людей. У Ясутоки было восемь младших братьев, большая часть которых была рождена его мачехой, урожденной Фудзивара; он разделил между ними все владения своего отца, себе же взял самую малость, сказав при этом: «Я стал сиккэном, так чего же домогаться мне еще?» Однако его мачеха и ее младший брат Мицумунэ составили план сделать сиккэном ее собственного сына Сиро Масамура[51], а в сёгуны возвести ее зятя, государственного советника Фудзивара Санэмаса. Когда над Масамура совершали обряд вступления его в совершеннолетие, то восприемным отцом его был Миура Ёсимура, с которым и было заключено условие, ставившее их обоих в отношения отца к сыну[52]; и вот теперь Мицумунэ вместе со своим младшим братом начали частенько хаживать к Миура. В Камакура стало неспокойно; все волновались и шептались друг с другом, а кто-то стал советовать Ясутоки, чтобы он приготовил воинов. «Оставь это!» — отвечал Ясутоки и после этого нарочно запретил вход к себе[53], допустив только несколько человек из придворной челяди. В это время он как раз вознамерился командировать резидентами в Рокухара своего сына Токиудзи и племянника Токимори и, когда они вздумали было сказать, что следует опасаться за Камакура, он ответил, что гораздо лучше будет, если они станут опасаться за столицу, и все-таки командировал их. У него была одна фрейлина, которая по секрету сообщила ему, что слышала, как Мицумунэ и его младший брат клялись перед мачехой Ясутоки, говоря, что ни за что не допустят они никакой перемены в сердцах своих. «Наверное, — добавила она, — тут есть какой-то заговор!» Ясутоки спокойно отвечал на это, что если братья клянутся в том, что в сердцах у них не будет перемен[54], то это заслуживает только похвалы.

Между тем тревожное состояние не прекращалось, и тогда Масако в сопровождении своей служанки ночью отправилась к Ёсимура, который вышел ей навстречу, смущенный и перепуганный. «За последнее время, — сказала Масако, — ходят тревожные слухи, и я слышала, что Масамура и Мицумунэ ежедневно собираются у тебя в доме. О чем таком совещаетесь вы? Уж не злоумышляете ли вы против правителя Мусаси?» Ёсимура отвечал, что он ничего не знает. «Как ничего не знаешь? — крикнула Масако, изменившись в лице. — А разве не мятеж затеваешь ты, выставив, как орудие, Масамура? Мятеж это? Или же, может, ты считаешь, что это даст мир и покой?» Ёсимура дал клятву, сказав при этом, что Сиро не помышляет о мятеже, а что строил некоторые предположения один только Мицумунэ, которого Ёсимура уговаривал и останавливал. На следующий день Ёсимура отправился к Ясутоки и, получив к нему доступ, сказал: «Я помню искреннее и теплое обхождение со мной покойного градоначальника[55]. Какой же выбор могу я делать между тобой и Сиро, которые оба являетесь его сыновьями? То же, чего лично желаю я, — это лишь мир и спокойствие. Недавно Мицумунэ задумал было составить заговор и поднять мятеж, но я всеми силами отговаривал и останавливал его, и в конце концов он сдался на мои увещания». Ясутоки оставался совершенно спокойным, не дрогнув в лице. «Между мной и Масамура, — отвечал он, — никогда не было враждебных отношений и со своей стороны я не сделал по отношению к нему решительно никакой несправедливости». Прошло десять с лишним дней, и в городе опять началось большое смятение; тогда Масако, взяв с собой малолетнего сёгуна Ёрицунэ, явилась в палаты Ясутоки и, призвав сюда Ёсимура, а также и всех старых военачальников, приказала Хиромото обсудить дело и дать решение. Результатом его решения было то, что Санэмаса был отправлен обратно в столицу, откуда он и прибыл раньше; Мицумунэ был сослан в область Синано, а мачеха Ясутоки, урожденная Фудзивара, была перевезена на житье в имение Ходзё; в столице правительство со своей стороны также [в угоду Ходзё] обсудило дело и приговорило Санэмаса к ссылке в область Этидзэн. На этом все дело кончилось и остальных сообщников не доискивались.

В шестой луне 1-го года Кароку [1225 г.] умер Хиромото, а в седьмой луне [этого же года] умерла и Масако. Ясутоки учредил должности советников сёгуната [хёдзёсю], секретарей сёгуната [хикицукэсю] и совещался с ними о всех делах правления; затем для своего дома он учредил должности мажордомов [карэй], на которые назначил Тайра Морицуна и Бито Кагэцуна; вотчинным начальникам он строго запретил насильные поборы с населения и всякие пререкания их с правительственными чиновниками, а в столице учредил ночную костровую стражу[56] [кагарисю]. Камакурские военачальники и самураи, имея должностные звания по столичной гвардии, или вовсе не являлись на службу в столицу, или же являлись неисправно, опаздывая к сроку; Ясутоки заставил всех таких уплачивать штраф в пользу правительства. В 1-м году Дзёэй [1232 г.] он издал самурайский устав ["Дзёэй сикимоку"], представлявший собой уложение для решений дел, касающихся самураев; он состоял из пятидесяти статей и на основании его разбирались и решались судебные дела самураев. Вместе с двенадцатью человеками советников сёгуната он дал следующую клятву: «Мы — слуги страны, на обязанности которых лежит поддерживать в государстве право и справедливость и, если окажется между нами кто-нибудь, кто проявит несправедливость и пристрастие, то пусть смертью покарают его боги нашей страны!» Затем он отдал приказ всем чиновникам о том, чтобы при решении ими уголовных дел в случае легких преступлений они ограничивались лишь приговором самому преступнику, но не втягивали в дело и не запутывали других по подозрению в прикосновенности; с грабителей и воров он приказал взыскивать вдвое для возмещения потерпевшим. У Такэда Нобимуцу случилось спорное о границах дело с Унно Юкиудзи; Юкиудзи был прав, и Ясутоки утвердил приговор в его пользу. После этого кто-то сказал Ясутоки, что Нобумицу очень недоволен им; Ясутоки ответил: «Некогда Вада просил помиловать его племянника Танэнага, однако же, покойный отец мой сослал его[57], и Вада не мог ничего возразить против этого. В делах такого рода надо обращать внимание только на то, чтобы поступать беспристрастно, в силу справедливости, а не личных соображений; не решить же этого дела, как оно того требует, лишь из боязни вражды со стороны проигравшего его — это совершенно недостойно сиккэна!» Услышав об этом, Нобумицу пришел в страх и представил письменную клятву, что он не имеет ничего против решения дела. Ясутоки показал этот документ военачальникам и потом постановил за правило в будущем брать от проигравших дело подписки в том, что они не будут иметь больше никаких претензий.

Во втором году Катэй [1236 г.] Ясутоки был произведен в чин младшего разряда старшей степени второго класса, а в шестой луне 3-го года Ниндзи [1242 г.] он умер шестидесяти лет от роду. Как человек, Ясутоки отличался горячей привязанностью к своим родственникам; он в высшей степени почтительно относился к своему дяде Токифуса, выдвигая его всегда вперед и ставя себя всегда ниже его. Однажды, когда он находился в присутствии совета сёгуната [хёдзёсё], он узнал, что на усадьбу его младшего брата Томотоки произведено нападение; он тотчас же поднялся и отправился на помощь. По этому поводу Морицуна сказал: "Это слишком маловажное дело, на тебе же лежит важная должность и можно ли так не беречь себя! «Разве маловажное дело то, — отвечал Ясутоки, — когда братья находятся в беде? С моей точки зрения для меня совершенно одинаковы как это дело, так и те, что были в смуты годов Кэмпо и Сёкю[58], и если я потеряю своих родственников, то на что мне тогда и самая важная должность!» Томотоки записал эти слова брата и заставил хранить их навсегда в своем доме, наказав при этом, чтобы его потомки из поколения в поколение служили верой потомству правителя Мусаси[59] и не смели чинить ему никакого сопротивления. Обладая властью и силой, Ясутоки тем не менее ничем не отличал себя от других; он совершенно одинаково со всеми военачальниками нес дежурство в бакуфу и не ленился делать это, даже когда уже стал стар, причем в ночь своего дежурства он не стелил себе постели и не ложился вовсе. Когда он отправлялся, бывало, поклониться могиле Ёритомо, то поклонение свое он совершал всегда внизу у мавзолея и, когда кто-то спросил его, почему он не входил внутрь, то он ответил, что при жизни сёгуна он не имел бы права доступа внутрь покоев[60], так почему позволит он себе делать это теперь, после смерти сёгуна. Когда он был повышен в чин четвертого класса, то, обратившись к другим, сказал, что он получил повышение, не имея на то заслуг, и боится потому, как бы ему не окончить плохо, вследствие чего он и намерен вознести свои моления богам. Тогда один буддийский монах стал ему втолковывать, что он может обрести себе благополучие и покой, если только выстроить буддийский храм, но Ясутоки ответил, что какое же будет благополучие и покой, если он будет обременять и отягощать народ, тратя зря его достояние на такие предприятия; кончилось тем, что он изгнал этого монаха совсем из Камакура. Ясутоки всеми помыслами, всеми желаниями стремился к тому, чтобы все было мирно и покойно; он первым приходил на службу в присутствие управления сёгуната и поставил себе за правило, что он должен работать изо всех сил и быть в то же время скромным и бережливым, а будучи сам таким, он уже вел вслед за собой по этому пути военачальников и самураев. Он сам вносил проценты по долгам самураев, бравших ссуды у богачей, а за самых бедных из них вносил как проценты, так и основной капитал; в голодные годы он открывал свои житницы и оказывал помощь населению; устраивал также благотворительные учреждения и оказывал помощь бездомному и обездоленному люду. Он умер, и вся страна жалела о нем.

Токиудзи, сын Ясутоки, умер еще раньше и поэтому звание сиккэна наследовал Цунэтоки, сын Токиудзи. Ясутоки всегда жаловал конфуцианских ученых и говаривал, бывало, Цунэтоки, что для того, чтобы управлять, нужна ученость и что невозможно при управлении прибегать исключительно к силе и крутым мерам. Цунэтоки стал опытным и искусным в делах правления, и народ говорил, что его манера действий та же, что и его деда. Во 2-м году Кангэн [1244 г.] сёгун Ёрицунэ отказался от своего звания в пользу своего сына Ёрицугу, которому было в то время всего шесть лет, а в 4-м году [Кангэн — 1246 г.] сиккэн Цунэтоки заболел и, передав звание по наследству своему младшему брату Токиёри, вслед за тем умер.

Мицутоки, сын покойного Томотоки, пользовался любовью и расположением бывшего сёгуна Ёрицунэ и убедил теперь его составить заговор против Токиёри, стать сиккэном вместо которого хотел он сам. В Камакура стали собираться дружинники; тогда Токиёри послал чиновников с низшими воинами занять все улицы города и поставил около себя охранный отряд. Ёрицунэ послал к Токиёри посланного с оправданиями, но посланный не был принят, и тогда Мицутоки постригся в монахи и стал просить простить его вину; он был послан в область Идзу, а после этого отправлен был в столицу и Ёрицунэ. В составе его конвоя был приближенный его самурай Миура Мицумура; когда кортеж прибыл в столицу, Мицумура простился с Ёрицунэ, собираясь возвратиться в Камакура, и при прощании, задыхаясь от плача, сказал: «Я непременно воздам тебе, повелитель, за оказанные мне милости!» Вернувшись в Камакура, он тайно начал собирать в своих владениях воинов и стал убеждать своего старшего брата Ясумура, бывшего правителем области Вакаса, чтобы поднять мятеж, но Ясумура действовал вяло и нерешительно. Этот Ясумура был сыном Ёсимура, который к этому времени уже умер; сила и влияние его рода были очень велики, а родственников и приверженцев у него было очень много. В это время Адати Кагэмори, отец жены Токиёри, постригся в монахи и пребывал в горах Коя; в четвертой луне 1-го года Ходзи [1247 г.] он прибыл в Камакура и несколько раз был в доме Токиёри, после чего, обратившись к своему сыну Ёсикагэ и внуку Ясумори сказал им: «Разве вы не замечаете, что творится за последнее время у Миура? Что же вы покорно склонили свои головы?» В пятой луне этого же года перед храмом Хатимана появилась выставленная кем-то досточка с надписью, гласившей, что Ясумура будет покаран смертью. В это же время Токиёри по одному делу был в доме Миура, где и остался ночевать; все домочадцы собрались и угощали его сакэ, причем они все менялись: одни уходили, а вместо них приходили другие — и Токиёри показалось подозрительным, почему их собралось так много. Вдруг ночью он услышал за раздвижной стеной-перегородкой бряцание доспехов. «Так вот оно что!» — сказал он, порывисто поднявшись и дав знак своему оруженосцу, тотчас же пешком вернулся в свои палаты. На следующую ночь Токиёри послал человека тайно понаблюдать за усадьбой Миура и оказалось, что у них повсюду запасено оружие. После этого Токиёри стал еще осторожнее, а вместе с тем наперерыв стали пребывать в Камакура военачальники и самураи, прослышавшие об этом деле. На следующий день в доме Ясумура оказалось подметное письмо, в котором говорилось: «Ты будешь убит; отчего не принимаешь ты мер предосторожности?» «Это писал тот, кто хочет повредить мне! — сказал Ясумура и уничтожил письмо, после чего он послал к Токиёри человека с оправданиями, приказав ему сказать: — Я слышал, что ходят слухи, касающиеся как будто меня[61]; эти слухи, передаваясь, дошли до моих родичей и слуг, которые один перед другим поспешили прибыть сюда, чтобы охранять меня. Если ты находишь это подозрительным, то я немедленно же заставлю их разойтись, но, если это касается кого-то другого и если тебе нужна ратная сила, то я явлюсь к тебе и окажу помощь, как ты укажешь». Токиёри уговорил посланного и утешил его, сказав, что ничего такого нет, и с этим отпустил его обратно. Жена Оэ Суэмицу, приходившаяся младшей сестрой Ясумура, пришла к нему и начала убеждать брата решиться наконец на открытый мятеж, но он опять медлил по-прежнему, а тут как раз случилось, что от Токиёри пришло письмо, в котором он клялся, что он не имел никаких умыслов против Ясумура, и приказывал ему немедленно же отпустить воинов; обрадованный Ясумура исполнил приказание. Когда посланный ушел, жена Ясумура поздравила его с благополучным окончанием дела и принесла пищу, но не успел еще Ясумура и проглотить, как услышал сильный шум и крики за воротами; то было нападение явившихся сюда воинов фамилии Адати. Ясумура остолбенел, а потом спешно кинулся отражать врага.

Тут Токиёри для нападения на Миура командировал своего младшего брата Токисада, а охранять бакуфу приказал Канадзава Санэтоки, сыну Санэясу, младшего брата Ясутоки. Оэ Суэмицу хотел было стать на сторону Токиёри, но так как его жена в сердцах сказала, что он вовсе не самурай, если поступит так, то он и пристал к Ясумура. Токиёри приказал поджечь здания с северной стороны по соседству с усадьбой Миура, и Ясумура был разбит наголову и, бежав, укрылся в мавзолее с изображением Ёритомо. Мицумура с восемьюдесятью всадниками засел в монастыре Эйфукудзи и звал к себе Ясумура, но тот решительно отказался явиться; тогда Мицумура явился к мавзолею сам; там их всех и окружили неприятельские отряды. Все родственники рода Миура уселись в ряд перед изображением [Ёритомо], и Мицумура сказал с грустью: «Если бы раньше последовать тайному наказу его высочества, то наш род завладел бы военным управлением страны, а теперь вот приходится принять на себя такой позор благодаря тому, что медлил и колебался правитель области Вакаса[62]». С этими словами он обнажил меч и сам изуродовал себе лицо, содрав с него кожу[63], причем сказал: «Можно ли еще будет узнать теперь меня?» Затем он совершил самоубийство. Под словами «его высочество» он разумел Митииэ[64]. Ясумура заплакал. «Наш род, — заговорил он, — в течение четырех поколений выказывал свои заслуги перед бакуфу; я породнился с Ходзё[65] и помогал им во всех делах, так неужели же обрушится на меня кара их? А впрочем! Как знать, не воздаяние ли это за то, что мой покойный отец убивал так много людей? И что же мне поэтому жаловаться на Ходзё, воспылать вдруг злобой против них!» Так говорил Ясумура и покончил с собой, а вместе с ним совершили самоубийство еще более двухсот человек его родственников. Женщины и дети рода Миура не были подвергнуты никакому преследованию и наказанию; впоследствии была убита только Номотоама[66], дочь Ясумура, задумавшая было поднять мятеж.

Раньше Токиёри хотел было вызвать к себе из столицы своего двоюродного деда Сигэтоки, который был резидентом в северной Рокухара, стоя там с гарнизоном для поддержания порядка в столице[67], но Ясумура отклонил это. Теперь в 1-м году Кэнтё [1249 г.] Токиёри вызвал его и он стал также сиккэном наряду с Токиёри, который получил [кстати] звание правителя области Сагами. В 4-м году [Кэнцё — 1252 г.] Митииэ внезапно умер и сёгун Ёрицугу начал составлять заговор[68] с целью покончить с Токиёри, для чего он командировал Тё Хисацура и других, чтобы они сговорили разных военачальников и самураев стать на его сторону. Сасаки Удзинобу связал посланного и препроводил его к Токиёри, который тотчас же сверг Ёрицугу и отправил его в столицу. Вместо него прибыл из столицы сын императора Госага, принц Мунэтака, который и стал камакурским государем [сёгуном]. Таким образом, исполнилось наконец заветное желание Масако.

Токиёри неуклонно следовал самурайскому уставу Ясутоки и всюду, как в самом бакуфу, так и за пределами его об управлении его отзывались хорошо, как об управлении мирном и покойном; в отношении к самому себе, в отношении удовлетворения своих потребностей Токиёри был необычайно строг и непритязателен до такой степени, что ни один самурай не мог бы помириться с таким самоограничением. Однажды к Токиёри зашел Осараги Нобутоки, внук Токифуса; дело было поздней ночью; Токиёри взял в руку чару с сакэ и, подавая ее гостю, сказал: «Хотелось бы мне выпить с тобой, да вот где только достать закуски?» С этими словами он взял светильник и, освещая им, начал шарить в шкафчике со съестными припасами, где нашел остатки острого соуса[69], который и взял на закуску к сакэ. Такова была его простота и невзыскательность в жизни. Что касается людей, которыми он пользовался для дел управления, то он брал их, решительно не обращая никакого внимания на их происхождение и общественное положение; так, например, выдвинул однажды некоего Аото Фудзицуна. Фудзицуна был из незначительной фамилии, низкого происхождения, но с детства полюбил науку и стал учеником монаха Гёина. Один год случилась засуха и Токиёри, собрав отовсюду буддийских монахов для молений, щедро оделял их подаяниями, а сам начал совершать моления в синтоистском храме Мисима, куда сделал приношения божествам. И вот случилось, что бык, на котором были навьючены приношения, начал мочиться в воду; бывший неподалеку от этого Фудзицуна стал ругать быка, сказав: «Ты что же это? Тоже подражаешь, значит, Князю Ходзё!» Когда присутствовавшие спросили его, что значит эта фраза, он отвечал: «Теперь как раз засуха, и если бы бык понимал это, то как же ему было не помочиться на поля? Ныне монахи щедро оделяются подаяниями, но повелитель не понимает, что есть монахи алчные и вполне поэтому ублаготворенные и монахи бескорыстные; бескорыстные умрут скорее с голода, но не пойдут сюда за подачкой, и это значит только ублаготворять до отказа корыстолюбцев, ублаготворенных уже и без того. Так не тоже ли это самое, что излияние быка в воду?» Узнав об этом, Токиёри призвал к себе Фудзицуна и, оставшись после их совместной беседы очень доволен им, назначил его на должность секретаря сёгуната [хикицукэсю]. После этого случилось одно судебное дело по спору о границах владений некоего Кимибуми с управляющим владений Ходзё; все из боязни Токиёри старались решить дело не в пользу Кимибуми, в пользу которого, находя его правым, решил только Фудзицуна. Кимибуми узнал об этом и, задумав воздать чем-нибудь Фудзицуна, завернул деньги в солому, бросил их ночью в огород за домом Фудзицуна и сам убежал. Фудзицуна очень рассердился. «Князь Сагами[70], — сказал он, — стоит на страже права и справедливости в стране, и если я признал право на стороне Кимибуми, то этим я только поддержал справедливость князя; ему поэтому и надо воздать, а вовсе не мне; зачем такая ошибка?» Деньги эти он отослал обратно с курьерской почтой. Однажды ночью Фудзицуна обронил в воду десять сэн[71]; он тотчас же купил факел и, осветив место, нашел монету; факел стоил пятьдесят сэн и поэтому кто-то заметил ему, что находка этой монеты не возмещает расходов по отысканию ее. Фудзицуна отвечал на это: «Я лично потерял пятьдесят сэн; это правда, но зато ими воспользовались другие; а кто же мог бы когда-нибудь воспользоваться десятью сэнами [не отыщи я их]? Таким образом, в общем я принес миру пользы на шестьдесят сэн». Фудзицуна был очень экономен в своей личной жизни, но всегда был рад оказать другим благотворную помощь; он так ограничивал себя во всем, что питался, съедая в день лишь одну сушеную рыбину; платье он носил из простого полотна и шаровары, не длинные и из хорошего материала, как было принято, а короткие из грубого материала, употреблявшиеся другими лишь для верховой езды, но не для выхода; даже ножны его меча были натурального дерева, нелакированные. Токиёри задумал было увеличить ему паёк[72] и сказал ему по этому поводу: «Во сне мне явилось божество, которое сказало: „Если ты хочешь, чтобы управление твоё шло хорошо и мирно, увеличь тогда паёк Фудзицуна“». Фудзицуна тогда начал упорно отказываться. «Что же ты отказываешься?» — спросил Токиёри. «Видишь ли! — отвечал Фудзицуна. — Божество сказало тебе увеличить паёк, и ты хочешь увеличить его, но а если потом божество скажет тебе отрубить голову Фудзицуна, так ты, значит, и отрубишь?» Токиёри не рассердился и спокойно стал спрашивать Фудзицуна, чего же он желал бы. Тогда Фудзицуна сделал ему подробный доклад о разных правонарушениях и несправедливостях чиновников как камакурских, так и разных других областей и сказал при этом: «У Канси говорится, что перед крыльцом — тысяча ри[73], а за воротами — десять тысяч ри; это и есть то, о чём я говорю[74]». Токиёри подверг наказанию наиболее преступных, наиболее несправедливых чиновников, и поэтому, как говорят, о нем отзывались, что при нем все служащие были хороши.

В 1-м году Когэн [1256 г.] Токиёри заболел и принял монашество. Перед этим он изучил учение буддийской секты Дзэн[75] у прибывшего из страны Со[76] монаха Дорю[77] и соорудил для этой секты монастырь Кэнтёдзи, а затем еще монастырь Саймёдзи. Его старший сын Токимунэ был еще малолетен и поэтому сиккэном стал Нагатоки, сын Сигэтоки. В 3-м году Котё [1263 г.] Токиёри умер. Почувствовав приближение смерти, он сочинил буддийское стихотворение:

Тридцать семь годов высоко держалось Бренное зерцало того бытия; От удара молота вмиг оно распалось: Теперь путь великий гладок для меня[78]!

Действительно, от роду ему было тридцать семь лет. Токимунэ, которому в это время было тринадцать лет, был пожалован чином младшего разряда младшей степени пятого класса и званием исполняющего должность управляющего левым конюшенным ведомством [сама-но гонноками][79], а в делах военного управления страной видное участие стал принимать его дядя по матери Адати Ясумори. В 3-м году Бунъэй [1266 г.] сёгун Мунэтака, сказавшись больным, перестал выходить из своих покоев; к нему получил доступ монах Рёки, чтобы молиться о его здравии, но так как сёгун не прибегал ни к каким лекарствам, то это навело людей на сомнения; в Камакура пошли разные толки и самураи начали стекаться в город со всех сторон. Тогда Рёки бежал; приближенные сёгуна также один за другим стали покидать бакуфу и при нем осталось всего пять человек челяди; кончилось тем, что Мунэтака был принужден возвратиться в столицу, а вместо него на пост сёгуна был поставлен его сын Корэясу. В 7-м году [Бунъэй — 1270 г.] умер Нагатоки и сиккэном стал Токимунэ, старший, рожденный от наложницы, брат которого Токисукэ, был командирован вместе с Ёсимунэ, младшим братом Нагатоки, стоять гарнизоном в Рокухара для наблюдения за столицей и поддержания там порядка. Токисукэ постоянно выражал недовольство и считал для себя позором то, что его положение ниже положения его младшего брата, сиккэна. До последнего дошли слухи о коварных замыслах Токисукэ, и во второй луне 9-го года [Бунъэй — 1272 г.] он приказал Ёсимунэ напасть на него и убить, что и было исполнено. Токимунэ был неуступчив и требовал себе подчинения от всех; он был настойчив и всякое дело доводил до конца, ставя именно по-своему. Он с малолетства отличался своим искусством в стрельбе из лука; когда в годы Коцё [1261-1263 гг.] в усадьбе Гокуракудзи было большое состязание в стрельбе из луков, сёгун Мунэтака захотел посмотреть стрельбу по маленькой шляпе, повешенной мишенью; обернувшись, он отдал приказания самураям стрелять по ней, но никто не вызвался. Тогда Токиёри сказал, что это сумеет выполнить Таро. Таро было детское имя Токимунэ, которого он тотчас же позвал и приказал ему выйти на арену; в это время ему было всего одиннадцать лет. Он выехал верхом и попал в цель с первой же стрелы; все присутствовавшие разразились криками одобрения, а Токиёри сказал: «Этот ребенок, несомненно, сможет вынести на себе тяжелое бремя [управления страной в трудных обстоятельствах]».

К этому времени династия Со [Сун][80] была уничтожена варварами Гэн [Юань][81] и разные соседние страны, все признали себя в зависимости от Гэн; не вступило с ними в сношения, не послало послов с данью одно только наше государство, вследствие чего гэнский государь Купурэй [Хубилай][82] послал нам с одним корейцем письмо, в котором говорил, что если мы не подчинимся ему, то он пошлет на нас войска. Императорское правительство хотело было отвечать ему и прислало его письмо в Камакура для обсуждения, но Токимунэ крепко уперся на том, что не следует отвечать, так как выражения, употребленные в письме, грубы и невежливы. Гэнский государь опять послал послом Тё Рёхицу [Чжао Лянби], но Токимунэ отдал распоряжение генерал-губернаторству Кюсю [дадзайфу] прогнать его. Вообще, как только приходили послы от Гэн, их сейчас же прогоняли одного за другим и не желали принять. В десятой луне 11-го года [Бунъэй — 1274 г.] около десяти тысяч гэнских воинов напали на Цусима, где в бою с ними погиб местный дзито [вотчинный начальник] Со Сукэкуни; отсюда неприятель перебросился на Ики и тут пал в бою заместитель тамошнего сюго [протектора] Тайра Кагэтака. Когда известие об этом дошло до Рокухара, то всем военачальникам и самураям Тиндзэй было приказано выступить для отражения неприятеля. Сёни Кагэсукэ вступил с врагом в бой и, сражаясь изо всех сил, сразил из лука варварского военачальника Рю Фукко [Люй Фухэн]; неприятельское войско пришло в замешательство и бежало. Но гэнский государь во чтобы то ни стало хотел добиться исполнения своего первоначального желания и в 1-м году Кэндзи [1275 г.] при императоре Гоуда в область Нагато прибыли гэнские послы: То Сэйтю [Ду Шичжун], Ка Бунтё [Хэ Вэньчжоу] и другие, всего девять человек; они оставались в этой области и не хотели уходить назад, так как желали непременно получить от нас ответ. Тогда Токимунэ вызвал их в Камакура и всех их обезглавил в Тацуногути, а затем назначил Ходзё Санэмаса, вице-правителя области Кадзуса, диктатором Кюсю [Тиндзэй тандай], послав вместе с ними на охрану столицы восточных воинов и приказав всем бывшим до этого в столичном гарнизоне западным воинам стать под команду Санэмаса; он еще более укрепил и отстроил Мидзуки[83], водяной замок генерал-губернаторства Кюсю, сократил лишние расходы и обратил эти деньги на военные приготовления.

Во 2-м году Коан [1279 г.] в Дадзайфу опять прибыл гэнский посол Сю Фуку [Чжоу Фу] с другими и опять послы эти были убиты. Узнав, что его послы оба раза казнены нами, гэнский государь пришел в гнев и негодование и послал против нас большую армаду судов более чем со ста тысячами воинов, в состав которых входили китайцы, монголы и корейцы; главнокомандующим он назначил Хан Бунко [Фань Вэньху], приказав ему вступить в наши пределы и напасть на нас. В седьмой луне 4-го года [Коан — 1281 г.] неприятель подступил к Мидзуки и вражьих кораблей было так много, что кормы передних судов входили между носов задних. Тут Кусано Ситиро, один из военачальников Санэмаса, взял тайно от диктатора два военных корабля и ударил на врага встречным боем при Сигадзима, добыв в этом бою более двадцати голов варваров. Варвары выстроили в ряд свои корабли и, связав их вместе железными цепями, выставили на их палубах катапульты, совсем приготовив их и натянув, так что нашим воинам стало невозможно приближаться к ним. Однако Коно Митиари воодушевился и двинулся вперед на врага; вражья стрела угодила ему в левый локоть, но он продолжал продвигаться вперед; свалив мачту на своем судне, он перекинул ее мостом на неприятельский корабль и по ней взобрался на него, захватив тут в плен военачальника варваров О Кан [Ван Гуань]; следом за ним устремились на варваров Адати Дзиро, Отомо Курандо и другие. Варвары не могли высадиться здесь на берег и, заняв Такасима, сделали его своей базой. На помощь диктатору Токимунэ послал с войском Уцуномия Садацуна, но не успел он еще подойти, как в седьмой високосной луне [этого же года] поднялся грозовой ураган и корабли варваров были разметаны и разбиты. Воспользовавшись этим, стремительно ударили на врага Сёни Кагэсукэ и другие и перебили варварских воинов всех до единого; трупы павших покрыли собой море так, что по поверхности его можно было ходить, и из ста тысяч варварских воинов ускользнуло и вернулось домой едва-едва три человека. Гэн не появлялись больше в наших пределах, и все это обязано силе и стараниям Токимунэ.

В 7-м году Коан [1284 г.] Токимунэ умер и в должности сиккэна ему наследовал его старший сын Садатоки, получивший также преемственно от отца его чин и звание. Адати Ясумори, ставший теперь дедом по женской линии сиккэну, стал еще в более исключительное положение и начал самовольничать, а так как в деле победы над варварами в Дадзайфу его сыновья и братья принимали деятельное участие, проявив свою силу и старания, то мощь его и популярность среди людей с каждым днем возрастала и возрастала, и вот он начал оспаривать власть у Тайра Ёрицуна, мажордома и первого министра [найканрё][84] сиккэна. У Ясумори был сын Мунэкагэ, человек сумасбродный и легкомысленный; он утверждал, что его прадед, собственно, был сыном Ёритомо, и поэтому в конце концов переменил свою фамилию на фамилию Минамото; Ёрицуна воспользовался этим и взвел на него поклеп, будто он потому и переменил свою фамилию, что надеется стать сёгуном. В одиннадцатой луне [этого же года] Садатоки послал воинов и фамилия Адати была стерта с лица земли; по этому поводу в народе говорили, что это воздаяние [неба] им за уничтожение фамилии Миура. После гибели Адати все дела правления стал вершить один Ёрицуна, но потом он также замыслил переворот, о чем его же собственный старший сын Мунэцуна и сообщил Садатоки, который Ёрицуна казнил, а Мунэцуна сослал на острова. В девятой луне 2-го года Сёо [1289 г.] в резиденции сёгуната началось волнение и смятение; Садатоки сверг сёгуна Корэясу и отправил его в столицу, причем паланкин, в котором его несли был повернут задом наперед[85], и восточные жители говорили, что сёгун отправлен в ссылку в столицу. Садатоки же выпросил Хисаакира, третьего сына императора Гофукакуса, и поставил его сёгуном.

В 1-м году Эйнин [1293 г.] была учреждена должность диктатора области Нагато [Нагато тандай], а в 4-м году [Эйнин — 1296 г.] монах Рёки, подстрекнув Ёсими Ёсиё, потомка Минамото Нориёри, затеял было восстание, но они были схвачены и казнены. В 3-м году Сёан [1301 г.] Садатоки постригся в монахи и удалился на покой, поставив вместо себя сиккэном Моротоки, внука Токиёри, и Токимура, сына Масамура. Власть у них оспаривал Мунэката, двоюродный брат Моротоки, который, ложно прикрывшись якобы отданным ему приказанием удалившегося на покой сиккэна, убил сначала Токимура, а потом хотел убить и Моротоки. Узнав об этом, Садатоки пришел в гнев и приказал Мунэнобу, сыну Мунэтоки, покарать преступника. В 1-м году Энкэй [1308 г.] сёгун Хисаакира был свергнут и вместо него пост сёгуна занял его старший сын Морикуни, а в 1-м году Отё [1311 г.] один за другим умерли Садатоки и Моротоки.

Садатоки отдавал все свои помыслы и силы делам правления, проявляя неослабное внимание, и в деле управления страной любил подражать Токиёри. Ходзё еще со времен Токимаса и Ёситоки посылали партиями посланцев, которые должны были обходить назначенные им округа и области и допрашивать чиновников и народ, не терпит ли кто из них понапрасну, не взведена ли на кого вина напрасно. Начиная же со времени Токиёри и Садатоки, они начали посылать тайных разведчиков, которые, одевшись в черное одеяние странствующих монахов, ходили повсюду, разведывая о неправде; много было открыто ими несправедливостей, и чиновникам стало невозможно обманывать высшую власть. Но с течением времени сами тайные разведчики испортились и стали делать злоупотребления, и кончилось тем, что Токиёри и Садатоки ходили в народ сами и сами лично собирали сведения обо всем.

Когда умер Садатоки, его старшему сыну Такатоки было всего девять лет, и сиккэнами стали совместно Мунэнобу и Хиротоки, внук Токимура, которые вскоре оба умерли, а их место заняли Мототоки, племянник Нагатоки по женской линии, и Канадзава Садааки, внук Санэтоки. При Такатоки состояли руководителями его дядя по матери Адати Токиаки, сын Ясумори, и мажордом [найканрё] Нагасаки Энги, племянник Ёрицуна, которые оба и руководили им, выполняя завещанное им повеление Садатоки. В 5-м году Отё[86] [1315 г.] Такатоки стал наконец сиккэном, а в 1-м году Бумпо [1317 г.] он получил звание правителя области Сагами. По натуре Такатоки был упрям, опрометчив и на все смотрел легко, ни во что не вдумываясь; все дела правления он сдал на руки Токиаки и Энги, которые действовали оба дружно, с общего согласия, и старались поддерживать старые установления и законы Ясутоки, благодаря чему дело пока и шло; но затем Энги удалился на покой, а его место занял его сын Такасукэ, человек большого корыстолюбия; он повышал и понижал в должностях и званиях, жаловал имения и лишал их, делая все это за взятки и подкупы. В 1-м году Гэнкё [1321 г.] Андо Таканари из области Муцу подал судебную жалобу по спору со своим родственником Суэнага о границах владений; каждый из них дал взятку Такасукэ, который принял от обоих, вследствие чего и не стал решать дела ни в пользу того, ни в пользу другого; оба челобитчика вознегодовали и, укрепившись в своих владениях, подняли восстание. Со времен годов Сёкю [1219-1221] это был еще первый случай восстания самураев против фамилии Ходзё[87]. Для подавления мятежа Ходзё послали войска, но поход был безуспешен; повстанцев они не одолели. Что касается Такатоки, то он совсем и не думал даже об этом случае; дни и ночи напролет он проводил только в пирушках и пьянстве. Как-то он увидал во дворе драку собак; это привело его в восхищение, и после этого он потребовал, чтобы чиновники и весь народ доставили ему в виде дани больших собак, которых он собрал несколько тысяч, поделив их между всеми военачальниками, чтобы те имели попечение о них. Собак носили в паланкинах взад и вперед, и подвергался смертной казни всякий, кто при встрече с ними не выказывал им своего смиренного почтения; эти собаки собирались стаями и, затеяв драку, грызлись, лаяли, визжали и похоже было на то, как они грызутся, отбивая друг у друга валяющиеся трупы. Такатоки любил еще деревенскую музыку с пляской[88]; музыкантов у него было несколько тысяч человек и на вознаграждение им тратилось каждый раз десятки тысяч. Однажды ночью Такатоки, упившись, пустился в пляску в одиночестве, как вдруг, откуда ни возьмись, около него появился десяток с лишним плясунов, которые начали плясать вместе с ним, подпевая при этом; прислужница сиккэна подглядела за ним и оказалось, что все они были оборотни — тэнгу[89], которые и пели:

Над храмом Тэннодзи[90] не видишь ли ты Таинственной, вещей и грозной звезды!

Окончив пение, они исчезли бесследно, а в палате оказалось полным-полно следов от ног животных, но когда Такатоки отрезвился, то уже ничего этого видно не было. Вскоре после этого он заболел и Такасукэ убедил его принять пострижение и отказаться от звания сиккэна в пользу Садааки. Ясуиэ, младший брат постригшегося сиккэна, остался недоволен тем, что Такатоки отрекся не в его пользу, и тоже постригся в монахи. Между тем Такатоки выздоровел и вознамерился было казнить Садааки, но последний сам[91] принял монашество и представил свои извинения Такатоки. Примеру обоих сиккэнов наперебой один перед другим начали подражать разные военачальники, и правительственные учреждения наполнились круглыми головами[92]. Такатоки был очень недоволен Такасукэ за поданый им совет отречься и тайно приказал Нагасаки Такаёри убить его, но Такасукэ проведал об этом и, захватив Такаёри, отправил его в ссылку. Повсюду начал подниматься ропот, недовольство и неприязнь к Ходзё; в области Сэтцу против них поднялась фамилия Ватанабэ, а в области Ямато восстал род Оти; Такатоки приказал чиновникам усмирить их, но справиться с восставшими не смогли.

Во 2-м году Сётю [1325 г.] Такатоки сослал на остров Садо среднего государственного секретаря [тюнагон] Фудзивара Сукэтомо; причиной этой ссылки был заговор против рода Ходзё; началось же все это много раньше. Когда Ходзё управились со смутой Сёкю[93], они возвели на престол императора Гохорикава, который передал трон по наследству своему старшему сыну, ставшему императором под именем Сидзё. Когда Сидзё умер, то императорское правительство[94] после обсуждения хотело возвести на престол сына императора Дзюнтоку, но сиккэн Ясутоки, памятуя, что Цутимикадо не принимал участия в заговоре и смуте, командировал Адати Ёсикагэ, чтобы он возвел на престол сына Цутимикадо. Ёсикагэ отправился, но вернулся с дороги и спросил, как поступить ему в том случае, если сын Дзюнтоку взойдет на престол прежде, чем он успеет прибыть в столицу. «Свергни его!» — отвечал Ясутоки. Прибыв в столицу, Ёсикагэ возвел на трон Госага. У Госага было два сына — Гофукакуса и Камэяма, которые и занимали престол последовательно один за другим; из них Госага особенно любил Камэяма и, умирая, оставил сиккэну Токиёри завещание-указ, в котором говорилось, чтобы впредь и навсегда линия императоров велась в потомстве Камэяма; Гофукакуса же он пожаловал в угодье владения Тёкодо. Будучи уже экс-императором, Гофукакуса хотел было, опираясь на силу сиккэна Токимунэ, забрать себе в руки власть вершить дела[95], но Токимунэ не поддержал его; между тем Камэяма передал престол своему старшему сыну, который и стал императором Гоуда; экс-император Гофукакуса пришел в гнев и хотел постричься в монахи; тогда Токимунэ наследником Гоуда назначил сына экс-императора; это и есть император Фусими. В третьем году царствования Фусими злоумышленник Асахара Тамэёри пробрался ночью во дворец и хотел посягнуть на императора; попытка его не удалась и он покончил жизнь самоубийством, а когда резидентами Рокухара было произведено расследование по этому делу, то замешанным в нем оказался экс-император Камэяма. Камэяма послал сиккэну Садатоки письмо, в котором клялся, что он не имеет никаких замыслов[96], а в то же время император Фусими также тайно отправил сиккэну послание следующего содержания: «Камэяма в бытность свою императором очень негодовал по поводу дела годов Сёкю[97] и втайне замышлял переворот; если он и не решился выступить и начать дело сам, то все же возводить на престол его потомков очень невыгодно для тебя самого». Результатом этого послания было то, что Садатоки в приемники Фусими назначил и возвел на престол его сына, который и стал императором Гофусими, но так как экс-император Гоуда послал к Садатоки от себя гонца и стал просить его[98], то сиккэн сверг императора Гофусими, и вместо него возвел сына Гоуда; это и есть император Гонидзё. Затем, после обсуждения дела о престолонаследии, было постановлено, что потомки Гофукакуса и Камэяма должны занимать престол каждая линия попеременно, сменяя одна другую через десять лет.

Еще до этого сиккэн Токиёри разделил весь род Фудзивара на пять линий с тем, чтобы имперские [верховные] канцлеры [кампаку] и имперские регенты [сэссё] назначались от каждой линии попеременно, и теперешнее постановление Садатоки относительно занятия престола императорами попеременно от каждой линии состоялось, очевидно, в подражание тому постановлению Токиёри. Когда император Гонидзё умер, на престол был возведен младший брат Гофусими, который и стал императором Ханадзоно. Императорское правительство хотело возвести после него на трон Кунинага, сына Гонидзё, и продолжать вести дальнейшее престолонаследие в его линии, но экс-император Камэяма, который был очень расположен ко второму сыну императора Гоуда [брату Гонидзё], послал к Садатоки гонца и убедил его возвести на престол именно сына Гоуда; это и есть император Годайго. Кунинага же был назначен в приемники Годайго.

Годайго глубоко возмущался тем, что Ходзё, не непосредственные даже подданные, а всего лишь вассалы вассала, подданные второй степени, из поколения в поколение присвоили себе власть и право низвергать государей и возводить их по своему усмотрению; он втайне начал составлять заговор, чтобы произвести переворот и уничтожить род Ходзё и, видя, что Такатоки попустился делами правления и далек от них, он только радовался. Он поручил Сукэтомо и правому младшему делопроизводителю государственного совета [усёбэн] Тосимото [Минамото][99] привлечь на его сторону и сговорить явиться в столицу Токи Ёриканэ, принадлежавшего к роду Минамото из области Синано [Синано Гэндзи], Тадзими Кунинага и других. Дело получило огласку и кто-то сообщил о нем Ходзё Норисада, резиденту северной Рокухара; тут как раз случилось, что взбунтовался народ в области Сэтцу и, пользуясь этим предлогом, Норисада собрал воинов всех сорока восьми постов костровой стражи [кагарисю], набрав, таким образом, три тысячи человек, и напал с ними на Ёриканэ и Кунинага, которые оба погибли. Это было в девятой луне 1-го года Сётю [1324 г.], а в пятой луне следующего года [2-года Сётю — 1325 г.] Такатоки послал воинов и захватил Сукэтомо и Тосимото; на допросе при расследовании дела они ни в чем не сознались, но в конце концов Такатоки пришел к решению свергнуть императора Годайго и возвести другого; тогда Годайго прислал ему письменную клятву, что он не имел против Ходзё никаких умыслов, но Такатоки клятву не принял и возвратил ее обратно императору. Тосимото был прощен, а Сукэтомо, как сказано выше, отправлен в ссылку.

В 1-м году Каряку [1326 г.] наследник престола Кунинага умер, и император Годайго, который еще раньше хотел, отстранив его, назначить себе преемником своего старшего сына Таканага, но не получил на это согласия Такатоки, теперь после смерти наследника вознамерился назначить преемником себе опять-таки собственного своего третьего сына Моринага, почему и послал к Такатоки гонца, чтобы напомнить ему о завещании покойного императора Госага; однако Такатоки, упорно настаивая на исполнении постановления сиккэна Садатоки, наследником назначил Кадзухито, сына императора Гофусими. Годайго пришел в гнев и, составив вместе с Моринага план действий, решил привлечь на свою сторону монахов всех монастырей, почему и назначил Моринага главой монахов хиэйдзанских монастырей [дзасу][100]; затем они призвали монаха Энкана и других, чтобы они в молениях прокляли и призвали несчастья на род Ходзё. В 1-м году Гэнко [1331 г.] это дело обнаружилось; Энкан и другие были схвачены и на допросе от них узнали всю истину; Тосимото был арестован вторично; в это же время как раз постригшийся император Гофусими со своей стороны тоже послал гонца, который прибыв в Камакура, подробно доложил о тайных замыслах императора Годайго. Тогда Такатоки собрал множество военачальников и чиновников и стал спрашивать их мнение, как поступить в данном случае; высказаться, однако, не решился никто, кроме Такасукэ, который сказал: «Государя и принца[101] — сослать, а участников заговора из придворной знати — перебить; это единственный исход, после которого тебе не придется потом жалеть и каяться!» Ему возразил Никайдо Садафудзи. «Ходзё, — сказал он, — поколениями всегда чтили императорский дом и благотворили народу; это и есть причина того, что они вот уже почти сто шестьдесят лет держат в своих руках власть над страною; теперь придворные[102] уже арестованы, и если вдобавок к этому еще отправить в ссылку императора и принца, то небесное возмездие не замедлит собой; но если с нашей стороны не будет никакого промаха, никакого уязвимого места, то что может поделать тогда императорское правительство?» Такасукэ пристально и с гневом уставился на Садафудзи и отвечал ему: «Это затхлое, совсем не идущее к делу рассуждение, и зачем ты толкуешь об этом ныне в наше время? Ты один только, видно, не знаешь о былых делах годов Сёкю[103]!» Такатоки согласился с советом Такасукэ и в восьмой луне [этого же года] командировал Садафудзи с тремя тысячами всадников в столицу, где в то время резидентами в Рокухара были Накатоки, сын Мототоки, и Токимасу, правнук Масамура, стоявшие там гарнизоном. По прибытии Садафудзи они все вместе составили план действий, но секрет их был узнан и император бежал в Нанто[104]; Накатоки и Токимасу послали воинов обыскать весь дворец, но захватить Годайго им не удалось; тогда они переселили в северную Рокухара обоих экс-императоров и наследного принца[105]. Между тем к ним явился один монах по имени Гоё и сообщил, что император находится на Хиэйдзане, вследствие чего они командировали сюго области Оми с воинами для нападения на него; нападение было отбито, а вслед за тем пришел один нарский монах, который и сообщил, что император уже на Касагидзане. Оба рокухарские военачальники приготовили воинов области Оми для действий против хиэйдзанских монахов, а для осады Касагидзан командировали имевшего звание следователя [кэндан] Касуя Мунэаки и Суда Мититомо, но замок, убежище императора, был крепок и держался.

Такатоки послал на помощь осаждающим Осараги Саданао и Канадзава Садафую с несколькими десятками тысяч всадников, но подкрепления не успели еще подойти, как Суяма Ёситака и Омияма Удзинао с пятьюдесятью с небольшим человеками, воспользовавшись бурей и ливнем, проникли в замок, вскарабкавшись по закинутым веревкам; пустив огонь, они подняли боевой клич, на который ответили воины вне замка. Замок быстро был взят; император бежал, но за ним пустились в погоню, захватили и заключили в южной Рокухара. После этого Такатоки послал Садафудзи и Адати Такакагэ, которые по его приказанию и возвели на трон Кадзухито, ставшего императором Когоном; Саданао же было приказано выступить с войсками и напасть на начальника правительственной армии Кусуноки Масасигэ, который и был обращен в бегство.

Во 2-м году [Гэнко — 1332 г.] Такатоки, испросив указ императора Когона, отправил императора Годайго в ссылку на острова Оки; конвоировали сосланного императора Тиба Садатанэ, Ояма Хидэтомо и Сасаки Такаудзи, под командой которых состоял охранный отряд воинов. Между тем опять выступил с вооруженной силой Кусуноки Масасигэ, а вслед за ним поднялись Моринага, сын императора Годайго, и Акамацу Норимура; восставшие укрепились в разных местах: Масасигэ занимал замки Тихая и Акасака[106], Моринага — замок Ёсино, а Норимура расположился в замке Сирахата. Для нападения на них Такатоки командировал во главе пятидесяти тысяч всадников своего приемного сына Асо Токихару, поручив ему вести войну вместе с Садафудзи, Таканао и Такасукэ. Во второй луне 3-го года [Гэнко — 1333 г.] Токихару напал на замок Акасака; первыми пошли на штурм Хитоми Онъа и Хомма Сукэсада, причем погиб следовавший за отцом сын Сукэсада, юноша восемнадцати лет; замок в конце концов пал. Во второй високосной луне [этого же года] Садафудзи тоже овладел замком Ёсино, после чего он и Токихару двинулись на помощь Таканао и осадили замок Тихая, но замок держался крепко и овладеть им не могли. В третьей луне [этого же года] оба рокухарские резидента стали делать набор воинов на территории Санъёдо, но воины приняли сторону Норимура и стали для него на защиту Мицуиси; тогда Норимура двинулся в наступление и расположился в горах Маясан; оба рокухарские военачальника начали делать набор воинов на острове Сикоку, но дружинники области Иё опять-таки стали в ряды правительственных войск; резиденты-военачальники послали воинов области Оми для действий против Норимура и войска эти понесли жестокое поражение. Ввиду таких обстоятельств несколько раз делались предостережения сюго области Оки, чтобы он принял все меры против побега императора, но, несмотря на это, кончилось все тем, что Годайго бежал в область Хоки.

Резиденты опять командировали для действий против Норимура отряд в десять тысяч человек, и опять Норимура нанес им поражение, а затем вместе с Фудзивара Мунэсигэ он сам перешел в наступление, двигаясь на столицу и предавая по дороге все огню. Тогда были посланы Мунэаки и Мититомо, чтобы остановить его движение, заняв оборонительную позицию на реке Кацурагава, но Норисукэ, сын Норимура, переправился через реку, и войска Ходзё были разбиты наголову. Наступила ночь; новый император и оба экс-императора[107] перешли в Рокухара, а резиденты выслали воинов занять позицию на отмели реки в квартале Ситидзё[108]; Суяма Такамити и Коно Митимори вступили в бой на улицах столицы, и Норимура был обращен в бегство; отступив, он занял местечки Явата и Ямасаки и отрезал пути сообщения противника. Резиденты выслали для нападения на него воинов, но отряд их попал в засаду и, будучи разбит, вернулся обратно, а тут еще по приказанию Моринага стали выступать на Рокухара хиэйдзанские монахи, против которых резиденты выслали отряд конных лучников, напавших на монахов и обративших их в бегство. Тут резиденты-военачальники, с одной стороны, стали стараться воздействовать на монахов, предложив им подачку, а с другой — для действий против них приказали быть наготове сюго области Оми Сасаки Токинобу. Между тем Такамити и Митимори опять разбили Норимура на юге столицы, но в то же время к Рокухара подступил с большой силой военачальник правительственных войск Минамото Тадааки; резиденты собрали всех своих воинов и выставили их на парапете резиденции, а Токинобу с пятью тысячами человек ударил на Тадааки и обратил его в бегство; однако Юки Тикамицу неожиданно вдруг перешел на сторону правительственных войск, а самураи и простые воины стали массами дезертировать. Резиденты начали посылать в Камакура известия о критическом положении, и их гонцы шли один за другим, один по пятам другого.

В четвертой луне [этого же 1-го года Гэнко — 1333 г.] Такатоки командировал на запад с войсками Нагоя Такаиэ, Асикага Такаудзи и других; половина этих войск должна была оборонять столицу, а другая — напасть на убежище Годайго; Такаиэ был потомком Томотоки[109] в пятом поколении. Он вступил в бой с Норимура при реке Кицунэгава; надев лучшие, блестящие доспехи, он выступил вперед всех и пал, сраженный вражьей стрелой; Такаудзи смотрел на это со стороны и участия в бою не принимал; сойдя с лошади, он уселся за пирушку, затем перешел на сторону правительственных войск и, присоединив своих воинов к ним, вместе с ними пошел в наступление на столицу.

В столице у Ходзё было тридцать тысяч человек воинов, большая часть которых состояла из гражданских чиновников, к бою непривычных; рокухарские военачальники углубили рвы, укрепили валы и начали обороняться в резиденции; они отбили нападение Тадааки, но вслед за тем гарнизон их был совершенно разбит, так что у них осталась всего тысяча с небольшим человек, вследствие чего оба резидента по совету Мунэаки взяли с собой обоих экс-императоров, нового императора[110], наследника престола и, выведя ночью всех из Рокухара, которая осталась пустой, бежали на восток. Дорогой они были окружены местными воинами[111], которые начали стрелять по ним из луков; наследник и за ним другие разбежались в разные стороны, а новому императору стрела попала в локоть; тут же был убит один из резидентов, Токимасу. Рассвело и перед ними опять оказался неприятель в числе нескольких сот человек; беглецы ударили на него и пробились. На следующий день они дошли до станции Бамба, где были встречены несколькими тысячами местных воинов, которые, имея среди себя Моринага, сына императора Камэяма[112], заняли позиции по обе стороны дороги; Мунэаки сбил их авангард, но воины беглецов истомились, стрелы истощились и, бежав, они заняли один буддийский монастырь, где Мунэаки и Накатоки после совещания решили укрепиться в каком-нибудь замке области Оми. Как раз сюго этой области Сасаки Токинобу был в арьергарде и отстал; сколько его не поджидали, он все не являлся. «Этот тоже опять пошел против нас! — сказал тогда Накатоки и, обратившись затем к своим воинам, продолжал: — Возьмите вы мою голову и преподнесите ее правительственному войску[113]; это будет моим воздаянием вам за труды и лишения ваши!» Вслед за этим он совершил самоубийство, а за ним умертвили себя и другие, начиная с Мунэаки, всего четыреста с лишним человек. Новый государь и оба экс-императора были взяты правительственным войском и препровождены в столицу.

Такатоки пока еще не знал всего этого; до него дошли только слухи об измене Такаудзи и он пришел в страх; сделав набор воинов в Кодзукэ, Симоцукэ и других — всего шести областях — он отдал их под команду своего младшего брата Ясуиэ, чтобы вести их на запад, для чего затребовал продовольствие из частновладельческих имений. Когда командированный для этого чиновник прибыл во владения Нитта Ёсисада, последний казнил его, и разгневанный Такатоки тотчас же направил авангард своих войск на север, послав Канадзава Садамаса и Сакурада Садакуни, чтобы они напали на Ёсисада, двинувшись на него каждый своей особой дорогой. Садакуни дал бой Ёсисада при Ирумагава; раненых и убитых с обеих сторон было поровну и, отступив, Садакуни стал станом у реки Кумэгава; на следующий день он опять вступил в бой, но, не имев успеха, отступил и расположился в Бумбай[114]. Такатоки послал ему в помощь Ясуиэ и на рассвете следующего дня они выстроили три тысячи человек, заставив их стрелять по неприятелю из луков всем разом[115]; к этому присоединилось затем все войско, и отряд Ёсисада был разбит наголову. Победив противника, Ясуиэ стал кичиться своей победой и презрительно смотреть на врага, не принимая никаких мер предосторожностей, и вот случилось, что Миура Ёсикацу, изменив Ходзё, перешел на сторону Ёсисада; соединив свои силы, они напали на Ясуиэ, который в страхе бежал; из его отряда остались на месте некие Ёкомидзо и Або, которые оба и пали в бою. Между тем возмутились против Ходзё и приняли сторону Ёсисада два больших рода: Ояма и Тиба; они вступили в бой с Садамаса и, разбив его, обратили в бегство. Все войско, понеся поражения, вернулось в Камакура; тут же как раз пришло известие о поражении Рокухара, и все в бакуфу и вне его переменились в лице, потеряв присутствие духа.

Через день после этого Ёсисада подступил к Камакура, двинув свои войска для нападения на нее тремя разными дорогами, а Такатоки для отражения врага в каждом из трех пунктов командировал Мототоки, Саданао и Моритоки. Моритоки приходился внуком Нагатоки и старшим братом жены Асикага Такаудзи; он оборонялся в Кобукуродзака и понес решительное поражение. «Теперь на меня падут разные подозрения[116] и самое лучшее — это умереть!» — сказал тогда он и совершил самоубийство. Саданао отбивал наступающего в Гокуракудзидзака и, будучи разбит, отступил; один из его челядинцев, некто Хомма, за какую-то провинность был подвергнут домашнему аресту, но тут он [самовольно] вышел из-под ареста и вступил в бой; убив неприятельского военачальника Одатэ Мунэудзи, он отрубил ему голову и представил ее своему господину, а сам покончил самоубийством[117]; Саданао был растроган и, воодушевившись его поступком, ринулся в середину неприятельского войска и погиб. Мототоки стоял против Ёсисада в Кэвайдзака в выжидательном положении, и ни тот, ни другой не вступали в бой, но затем Ёсисада отобрал лучших воинов и ворвался с ними в Камакура со стороны Инамурадзаки, предав огню бакуфу. Такатоки с тысячей человек бежал на могилы своих предков в Тосёдзи; Садамаса погиб в бою, а Мототоки, Кунитоки и Сиаку Сёон с сыном совершили самоубийство. Войска Ходзё понесли поражение на всех трех пунктах. Тут из отряда, бывшего в Гокуракудзи[118], возвратился Андо Сёсю; увидев, что все палаты бакуфу превращены в пепел, он пришел в гнев и волнение, воскликнув: «Так неужели же так-таки и не окажется на развалинах целого столетия[119] ни одного трупа павшего смертью долга!» Сойдя с лошади, он хотел было уже совершить самоубийство, но тут ему было подано от его племянницы, жены Ёсисада, письмо, в котором она приглашала его выразить Ёсисада покорность и перейти на его сторону. Сёсю переменился в лице. «Моя племянница, — сказал он принесшему письмо, — из самурайского дома; как же решается говорить она такие постыдные слова! И Ёсисада также! Почему не изругал, не остановил он ее!» Держа письмо и зажав в руке меч, он распорол себе живот и умер. Войска Ёсисада, наступая, заняли бакуфу, и по пути их наступления никто уже не отбивал их; сражался изо всех сил один только Такасигэ, сын Нагасаки Такасукэ; неприятель собрался к нему со всех четырех сторон, но он кидался на врагов слева направо и справа налево, открывая себе дорогу всюду, куда только ни обращался; выбравшись из свалки, он вернулся к Такатоки, увидев которого, сказал: «Вот, значит, до чего дошло дело; изволь теперь, князь, сам принять решение[120]! Впрочем, я хочу еще вдоволь насладиться боем, так ты подожди пока!» Сев на свою любимую лошадь и взяв с собой около ста человек всадников, он спустил значки, завернул мечи, чтобы скрыть их, и замешался в войска Нитта, все высматривая Ёсисада, чтобы ударить на него, но когда он вот-вот уже готов был настигнуть врага, неприятельские воины узнали его и окружили; он вступил с ними в ожесточенный бой, оглашая воздух громким кличем; сидя на лошади, он схватил одного из неприятельских военачальников и, высоко подняв его, отшвырнул на несколько шагов в сторону; враг в страхе отступил, а Такасигэ ускакал и прибыл в Тосёдзи. Там как раз все, начиная с Такатоки, сидели за прощальной, предсмертной чашей и, когда появился Такасигэ, ему тотчас же поднесли чару вина; три раза подряд осушил он чару, а потом, передав ее по очереди Сэтцу Додзюн, распорол себе живот и, вырвав внутренности, отшвырнул их в сторону. «Хорошая закуска к сакэ!» — смеясь сказал Додзюн, наливая дополна чару; отпив наполовину, он передал ее дальше Сува Дзикисё и совершил самоубийство, а вслед за ним покончили с собой Дзикисё и Нагасаки Энги. Такатоки совершил самоубийство и, следуя за ним, покончили с собой еще около шести тысяч восьмисот человек.

У Такатоки было два сына: Мандзю и Камэдзю; и перед смертью Такатоки поручил Годаин Мунэсигэ, старшему брату матери Мандзю, чтобы он скрыл где-нибудь племянника, но так как Ёсисада разыскивал повсюду потомков Такатоки, обещая награду за выдачу их, то Мунэсигэ хотел было, убив Мандзю, послать его голову Ёсисада и не сделал этого только из боязни людских нареканий; тем не менее он нашел выход и, обманув Мандзю, сказал ему, чтобы он бежал в область Идзу, так как вот-вот явятся враги и схватят его. Мандзю послушал, а Мунэсигэ прибежал к Ёсисада и сообщил ему об этом; за Мандзю была послана погоня; он был схвачен и казнен, но Ёсисада возненавидел Мунэсигэ за его коварный поступок и хотел казнить его; Мунэсигэ бежал и стал скрываться, однако не нашлось никого кто бы согласился приютить его, и кончилось тем, что он умер от голода на дороге. Раньше этого Ясуиэ, наставляя Сува Моритака, сказал ему: «Мандзю уже поручен попечением Мунэсигэ, ты же возьми Камэдзю и начни впоследствии во имя его дело, ибо хотя мой старший брат [Такатоки] и сам призвал несчастье на наш род, но неужели же небо так-таки сразу и предаст забвению добродетель наших дедов и прадедов?» Когда Такатоки бежал в Касайгаяцу, Камэдзю, который был еще малолетним ребенком, остался в доме матери; туда-то и пришел Моритака, который, обращаясь ко всей женской прислуге, сказал: «Немедленно же передайте мне ребенка; князь хочет проститься с ним; я слышал, что старшего сына нет уже в живых; не избежать этого, в конце концов, и младшему[121]!» Служанки заголосили, но Моритака, притворно сердясь, отнял у них ребенка и ушел с ним; он бежал в область Синано, где и укрыл Камэдзю в доме жреца синтоистского храма в Сува. Отпустив Моритака, Ясуиэ принял меры к тому, чтобы ускользнуть и самому; приняв вид тяжелораненого воина, возвращающегося к себе на родину, он лег в плетушку, в каких носят землю, и прикрылся сверху окровавленным платьем; плетушку несли на плечах Намбу Кагэиэ и Датэ Масахира[122], а двум простым воинам он приказал ехать верхом проводниками, подняв кверху значки с гербами фамилии Нитта. Он бежал в область Муцу, а оставшиеся его воины в числе трехсот с лишним человек, выждав, когда по расчету он должен был отойти уже далеко, подожгли палаты и сами умертвили себя, так что, когда сюда явились Нитта, то, увидев это, сочли, что Ясуиэ уже умер. Итак, в течение пятнадцати дней были стерты с лица земли они [Ходзё] в Камакура и Рокухара.

Диктатором области Нагато [Нагато тандай] в это время был Токинао, пятый сын младшего брата Токифуса; подвергшись нападению фамилий Дои и Токуно, он морем бежал на восток, но, узнав, что Такатоки уже погиб, решил вернуться в Цукуси; однако тандай [диктатор] Цукуси Ходзё Хидэтоки был тоже атакован силами Сёни Садацунэ и погиб, а потому Токинао при содействии этого же Садацунэ изъявил покорность и сдался правительственным войскам; жизнь ему была пощажена, и он возвратился в свои владения, но потом он стал болеть и умер. В области Этидзэн стоял с гарнизоном внук Токифуса Аигава Токихару, который имел под своей защитой всю территорию Хокурикудо; но вот пал в бою Нагоя[123] Токиари, сюго области Эттю, а вслед за тем явились и напали на Токихару монашеские войска Хэйсэндзи; Токихару умертвил себя вместе с женой и детьми. Смерть Токинао и Токихару произошла в одну и ту же луну, что и события в Рокухара и Камакура. В эту же луну Осараги Таканао, Никайдо Садафудзи, Нагасаки Такасукэ и другие сняли осаду замка Тихая[124] и, отступив, заняли для обороны Нанто[125]; в седьмой луне [этого же 3-го года Гэнко — 1333 г.] они составили план вторгнуться в столицу, но сами были атакованы подступившими к ним правительственными войсками. Таканао и прочие постриглись в монахи и изъявили покорность, и тем не менее они были казнены в Амидагаминэ все, кроме Садафудзи, которому в виде исключения была пощажена жизнь за то, что когда-то он отговаривал Такатоки. Он возвратился в свои владения, но потом затеял мятеж и был казнен.

В следующем году [1-м году Кэмму — 1334 г.] Акабаси Сигэтоки, монах Кэмпо, а также Хомма, Сибуя, Кику, Итода и другие подняли восстание [в пользу Ходзё], но были разбиты и все погибли. Тем временем Ясуиэ из области Муцу тайно пробрался в столицу и приютился у Фудзивара Киммунэ[126], потомка Кинцунэ[127], исстари состоявшего в близких отношениях к фамилии Ходзё, и оба они вместе стали следить за императорским правительством, правление которого, кстати, оказалось не на надлежащей высоте, вследствие чего самураи и народ всей страны начали вспоминать о Ходзё. Тогда Ясуиэ отрастил волосы и, вернувшись в мир, переменил свое имя на имя Токиоки; Камэдзю, находившийся в области Синано, также переменил свое имя на имя Токиюки и, согласовав между собой, они назначили срок нападения на столицу, но дело открылось; Киммунэ был казнен, а Токиоки бежал бесследно, и где окончил дни свои — неизвестно. Что касается Токиюки, то он при содействии Сува Ёрисигэ призвал к себе старых приверженцев рода Ходзё, собрав их в десять дней пять тысяч человек и двинувшись на восток, напал в Камакура на Асикага Тадаёси, которого и обратил в бегство. Из столицы на него двинулся сам Такаудзи, навстречу которому Токиюки выслал Нагоя[128] Токимото с тридцатью тысячами человек. Когда Токимото собрался уже выступать, поднялся как раз ураган, который разрушил дом, вследствие чего выступление было отложено до дня, признанного по гаданию днем со счастливым предзнаменованием; выступив, он двинулся вперед удвоенными переходами и дал бой при Хасимото. В арьергарде его отряда началось сильное дезертирство и, отступая с боем, он занял позицию, отделенный от противника рекой Сагамигава, воды которой были как раз в разливе, почему Токимото и не принимал особых мер предосторожности; Асикага переправился через реку и наголову разбил Токимото, бежавшего обратно в Камакура с тремястами человек. Тут Ёрисигэ, дав Токиюки возможность ускользнуть, сам остался и, содрав у себя на лице кожу, совершил самоубийство вместе с другими сорока человеками и, когда явились Асикага, они пришли к заключению, что Токиюки погиб. С того времени, как Токиюки выступил с вооруженной силой, и до его поражения прошло двадцать дней, почему народ и дал ему прозвище Хацука дзэндай[129]. Одновременно с выступлением Токиюки поднялся было также в северных областях и Нагоя Токиканэ[130] и, когда Токиюки был разбит, он также подвергся нападению военачальников и самураев области Кага и был уничтожен.

Во втором году Энгэн [1337 г.] Токиюки послал в высочайшую резиденцию в Ёсино[131] гонца, поручив ему доложить императору так: «Мой отец смиренно пал, приняв наказание от божественного[132], и злобы ненависти у меня [против императора] нет никакой; но кого я ненавижу, так это Асикага Такаудзи. Поколениями пользовались Асикага милостями от нашего рода и в конце концов пошли на нас же; теперь же еще он причиняет страдания сыну неба, и я прошу, да будет повелено мне покарать его, дабы искупить этим вину отца моего!» На его просьбу последовал высочайший указ с разрешением, и вслед за тем Токиюки выступил из области Идзу с пятью тысячами человек и стал под команду правительственного военачальника Минамото Акииэ. В Камакура он разбил и обратил в бегство Асикага Ёсиакира и, отступив оттуда прибыл в область Мино, где дрался в Аоногахара с Уэсуги Нориаки; затем, переходя с боями с места на место, он прибыл в область Идзуми, а когда Акииэ был разбит и погиб, он отправился в высочайшую резиденцию. Он был назначен исполняющим должность начальника левого конюшенного ведомства [сама-но гонноками] и в третьем году [Энгэн — 1338 г.], следуя за принцем Мунэнага, прибыл в область Тотоми, где при Хикимаэки разбил Имагава Нориудзи; потом, сопровождая принца, он ютился вместе с ним у Ии Такааки, а как и где окончил дни свои — это тоже неизвестно.

Заключительный очерк править

Я, вольный историк, говорю: Отношения рода Ходзё к дому Минамото — это тоже самое, что отношения рода Фудзивара к императорскому дому; каждый из них отнял страну у своего сюзерена, лежа на постели, не двигаясь с места, не употребив ни вершка меча, ни фунта железа. Почему же все это сделалось так легко? Очевидно, в природе людей, в чувствах их лежит то, что, хотя они и сознают свою близость к своему основному роду[133], но тем не менее, оглядываясь назад, думают, что все-таки гораздо лучше будет для них опереться на партию рода жены. И вот они убивают и ослабляют своих единокровных братьев, отдаляют и гонят от себя своих кровных родственников[134], думая таким путем отдалить бедствия и несчастье от своего потомства, и не сознают того, что этим обрубают самих себя, ослабляют самих себя и усиливают тот, другой, род [жены]. Как не скорбеть об этом? Как не скорбеть? Создание государства[135] родом Минамото и императорским домом далеко разнятся одно от другого в самых основах своих, следовательно, и ошибка в расчетах и планах Минамото вытекает из того, что никогда не было совершаемо императорским домом, а потому тем ужаснее и оказалось несчастье, обрушившееся на род Минамото[136], и тем более еще, что тайная работа и ловкие козни Ходзё далеко оставляют за собой то, что проделывали Фудзивара. Ходзё заставляли Минамото сражаться со своими единокровными, заставляли их рубить свои руки и ноги, а сами забирали их власть, забирали тайно, незаметно, крали молча, и выходило так, что будто их руки и вовсе не касались никогда ничего этого. Когда они достигли уже фактической власти, то опять вышло, что они только почтительно приняли на себя опеку [сёгуна], не став сами сёгунами; они отказались от названия, но взяли себе саму суть; попустившись внешними преимуществами положения, они забрали себе фактическое право и этим они поставили страну в невозможность укорять их. Дальнейшие потомки их крепко блюли завещанную им программу, дополнив ее лишь тем, что вникали повсюду и во все до мелочей, не давая места оплошности, и кончилось тем, что они взяли себе право решать все, что касалось возведения и свержения императоров, назначения и смещения кампаку [верховных канцлеров] и сэссё [имперских регентов], однако же это делалось так, как будто сами они вовсе не касаются всего этого и, если предпринимают что-либо, то против воли, заставленные непреодолимой необходимостью. Вот каков был устав рода Ходзё! И благодаря ему долго могли они держать в своих руках кормило правления. Однако, что касается стараний рода Ходзё на пользу народа, то таких, как они, редко можно видеть среди военных родов как до них, так и после них; вероятно, они сознавали, что их попрание законов и принципов долга[137], их посягательства на государя не могут быть прощены им ни людьми, ни богами, и вот, боясь и трепеща, они задумали загладить это таким путем, и самым первым, самым видным в этом смысле был Ясутоки.

Те [писатели], которые трактуют о Ясутоки, не находят в нем никаких недостатков, никаких слабых сторон, на которые можно бы напасть, но утверждаю, что в деле годов Сёкю[138] главным виновником, главарем преступления является именно Ясутоки. Почему это так? А вот почему. Если бы на самом деле он был так разумен и добродетелен, как передают о нем, то почему же не сделал он ничего во имя принципов добра и блага в то время, как он был посредником в сношениях императорского правительства и бакуфу; он, который, подавив несчастье, успокоив волнение, имел при себе в столице войсковую силу; он, от которого единственно исходили все распоряжения? Он должен был вести своего отца по пути долга верноподданного, он должен был, наконец, силой удержать его от его намерений! Но он и не думал об этом; он вовлек своего отца в величайшее зло, и хотя потом правление его и было хорошо, но может разве оно искупить это его преступление?

Старые историки говорят, что Ясутоки убеждал своего отца отправиться в столицу и покориться императору, отдавшись на его распоряжение, но тот не послушал; говорят, что когда подошло время выступать с войсками, то он спросил у отца, как же быть ему в том случае, если против него выступит во главе войск сам император, и что отец ответил на это: «В таком случае, нечего делать, покорись, но если только этого не будет, то действуй напролом, решительно иди вперед!» Так говорят они, но я знаю, что все историки прикрывают его вину, приукрашивают, и верить этому нельзя. Знаю я, и то, что возведение на престол императора Госага вытекло из чисто личных соображений Ясутоки, основанных на том лишь, поскольку тот или другой император являлся благодетелем или врагом рода Ходзё[139], и если защитники Ясутоки говорят, что так и должно быть по правильным законам неба, то рассуждения их не более как излишняя и слишком чрезмерная апология Ясутоки.

Род Ходзё тянулся на протяжении семи поколений и, однако, с точки зрения этических принципов человека, толковать можно об одном лишь Ясутоки; что же касается остальных, таких как Ёситоки, то они не более как глотающие свою добычу удавы, смертельно жалящие ядовитые ехидны, и можно разве спрашивать с них, стоит разве упрекать их! Некоторые передают, что Ёситоки казнил некоего Фуками, после чего приблизил к себе его сына, от которого в конце концов принял смерть сам. Ах! Ведь, пожалуй, оно и могло быть так! В былые времена Тайра Киёмори и Минамото Ёсинака один после другого пошли против экс-императора [Госиракава], выступив с вооруженной силой, но оба они ставили своей основной целью лишь то, чтобы избавить себя от своих зложелателей, клеветников и ни один из них не посмел все-таки довести до конца своего плана заключить экс-императора; тем не менее все же не избежали они полного уничтожения [своего рода], последовавшего, как наказание неба. Между тем такой, например, как Ёситоки, разбойник, каких еще не было, поправший всякий долг по отношению к государю, посягнувший на него, избежал даже имени бунтаря, имени нарушителя долга! И вот возможно, что небо поразило его, воспользовавшись как орудием рукой его челядинца, его слуги; поразило его самого, а его потомки попали под карающую секиру Нитта, разворотившего их логовища и гнезда, перебившего их гнусных сподвижников. Как не верить после этого тому, что говорится: «Широки петли небесной сети, но все-таки, в конце концов, не проскочить сквозь них злодею[140]».

Я говорю далее: Того, что Токимунэ отразил гэнских варваров и защитил, сохранил наше государство, страну сына неба, этого одного достаточно, чтобы загладить вины и преступления его дедов и отцов. Очевидно, варвары, запугав и подчинив себе страну Со[141], явились к нам, чтобы проделать то же самое. Мы удалили их послов, не приняв их, и в этом пока еще не было ничего особенного ни с той, ни с другой стороны, нельзя еще было решить, на чьей стороне правда и на чьей неправда, но когда дошло уже до того, что они пришли с войсками и стали грозить силой, когда они начали резать и истязать население окраин[142], то тут выяснилось, что неправда на их стороне, и когда их послы прибыли к нам вторично, то оставалось только, как неизбежное, схватить, и перебить всех до единого, чтобы сорвать с варваров ореол их злой, непреодолимой мощи и утвердить весь народ в одном желании, объединить его одной волей, чтобы сбить с варваров их спесь по отношению к нам и показать, что мы ждем их, решившись на смерть. Конечно, это был правильный способ действий, именно подходящий, именно необходимый по обстоятельствам и не будь так, сделай по-другому, то вскоре же, пожалуй, с нами сталось бы то, что сталось со страной Со.

В последующие века в обхождении с послами страны Мин[143] действия одного только Кикути идут до некоторой степени близко к этим следам его предшественников, что же касается Асикага, преклонивших свои колена перед чужеземным государством[144], то об этом и говорить даже не стоит[145]. Тоётоми[146] не посрамил, не опозорил достоинства и чести государства, и в этом смысле он стоит неизменно выше Асикага, однако, когда дошло до войны с Мин[147], то он слишком преувеличил, слишком вздул свою мощь, и народ внутри страны бедствовал и пришел в разорение. Правда, защищаться, как Ходзё, или нападать, как Тоётоми, не одно и то же, и силы для этого должны быть разные, но все же Тоётоми далеко до Ходзё. План Ходзё состоял в том, чтобы защищаться в угрожаемом пункте местными силами, не обременяя все население набором; чтобы для снабжения войск необходимым не выходить из пределов обыкновенных, раз определенных расходов; чтобы вверить ведение войны ответственности военачальников и предводителей и не стеснять свободы их действий, вмешиваясь со своими распоряжениями из центра. По плану Ходзё для боев с врагом следовало держаться суши, заставив неприятеля явиться туда самому, быстро выслать на встречный бой с ним легкие суда и стремительно набрасываться на него врукопашную с короткими копьями и мечами. Все это должно стать законом, образцом и для последующих веков.

Однажды я видел передающийся по наследству том с рисунками вторжения к нам Гэн. Там изображено, что варвары идут в атаку на нас с пушками [на судах], но наши воины, потрясая мечами, неистово кидаются вперед, и варвары не успевают грянуть из своих пушек. Очевидно, в то время мы не могли еще противопоставить врагу огнестрельное оружие, и тут я понял, что победа и поражение лежат в самих людях, а не в их оружии, и если наше великое дарование сохранится, как оно есть издревле, то положиться на него вполне можно!

Примечания править

  • 1 Из сочинения «Дзинно сётоки» — «Запись о правильной линии божественных государей»; автор ее Китабатакэ Тикафуса происходил из рода Минамото [Мураками Гэндзи], почему и назван в тексте фамилией Минамото.
  • 2 Госиракава.
  • 3 Вассалом второй степени, т. е. не прямым подданным верховной власти, а состоявшим в вассальных отношениях к какому-либо более могущественному роду; в данном случае — роду Минамото.
  • 4 Хогэн — мятеж экс-императора Сутоку в 1156 г.; Хэйдзи — мятеж Фудзивара Нобуёри и Минамото Ёситомо в 1159 г.
  • 5 Это сочинение было написано для императора.
  • 6 В доме Ито выдала все мачеха, и теперь Ёритомо опасался подобного же и от мачехи старшей дочери Токимаса, рассчитывая, что свою дочь она покроет.
  • 7 °C письмом.
  • 8 Синто-буддийский [гонгэн] храм в горах Хаконэ.
  • 9 Ёритомо.
  • 10 Отца мачехи.
  • 11 Мотодори; это плотно скрученный пук волос, стоявший прямо кверху на маковке головы; назначение его было поддерживать особый парадный головной убор [гэмбуку], причем носимое до этих пор [детское] имя заменялось другим. Без мотодори нельзя было надеть эбоси, и потому лишение мотодори считалось бесчестием.
  • 12 Так как пострадал отец его жены.
  • 13 Резиденция сёгуна и всего управления сёгуната.
  • 14 Нечто вроде английского футбола; этой игре с азартом предавалась придворная аристократия, и учителя этой игры занимали очень высокое положение.
  • 15 Один то — 5,5 гарнца.
  • 16 В местности Нагоя (или по другому чтению Нагоэ) области Сагами, около Камакура; палаты Ходзё Томотоки, второго сына Ёситоки; отсюда потомство Томотоки стало известно под фамилией Нагоя (или Нагоэ) наряду с фамилией Ходзё.
  • 17 Чтобы Токимаса не подумал, что Хиромото не доверяет ему, и не мог бы поэтому смотреть на Хиромото, как на врага.
  • 18В одном случае этот зять Токимаса упомянут как Минамото Томомаса.
  • 19 Общее название областей к западу от заставы Хаконэ [в области Сагами] в противоположность Канто — областям на восток от той же заставы. Дословно Кандзэ" значит «запад (от) заставы»; Канто — «восток (от) заставы».
  • 20 Опасаясь, что этот доклад может явиться поводом к обвинению его в домогательствах и навлечь преследования.
  • 21 От 4 до 6 ч пополудни.
  • 22 Полагалось, что император, в том числе и экс-император, обращён обыкновенно лицом на юг, и потому его охранники, как смотрящие ему в лицо, обращены сами на север; Готоба обращал своё лицо на восток [Камакура] против Ходзё и, следовательно, лицо своих охранников на запад.
  • 23 Ёритомо.
  • 24 Киото был разделён на две части: правую [западную] и левую [восточную]; каждой из них ведал особый градоначальник.
  • 25 Т. е. во вторую луну 1-го года Сёкю [1219 г.].
  • 26 Минамото Дзэндзё, младший брат Ёритомо; название местности, где он жил [Ано в области Тотоми] стало его фамилией.
  • 27 Командированный от сёгуната для защиты и охраны императорского дворца, а вместе с тем (и это главное) для надзора за императором и всем двором.
  • 28 Ёритомо.
  • 29 Или Кинцунэ.
  • 30 Или Кинцугу.
  • 31 Попытка постригшегося экс-императора Госиракава отделаться от Ёсинака и заключение последним Госиракава.
  • 32 Благодаря тому, что Дзюнтоку получил больше свободы, став не у дел и освободившись от стеснительного церемониала.
  • 33 Так его прозвали; свергнут он был Ходзё Ёситоки после того, как процарствовал менее трёх месяцев; поэтому он и не имел посмертного имени, которое [Тюкё] было дано ему лишь в 1870 г.
  • 34 Оэ Тикахиро и Ига Мицусуэ, бывших от сёгуната на охране столицы.
  • 35 Ёритомо.
  • 36 Подавил смуту в стране.
  • 37 По поверью, что облака следуют за движениями дракона.
  • 38 Или Нагоя [Нагоэ]; по имени местности, где были его палаты.
  • 39 Как заложники.
  • 40 Оигава в области Мино; эта переправа была у станции Ои.
  • 41 Фудзивара Хидэясу.
  • 42 Хиэйдзанских.
  • 43 Гора в области Кага.
  • 44 Т. е. решение неба неизменно, и тебе не избежать его, будешь ли ты бояться или нет; так лучше не тревожить себя сомнениями.
  • 45 Дела 1-го года Бундзи [1185 г.] о наказании приверженцев и сообщников Тайра.
  • 46 На остров Наканосима, один из островов, составляющих область Оки.
  • 47 Сыновья Готоба: Масанари и Ёрихито.
  • 48 Территории Нанкайдо на о. Сикоку; другая область Ава (пишется другими иероглифами) принадлежит территории Токайдо.
  • 49 В японском тексте обозначен 4-й год [Сёкю], но это нэнго состояло всего из трех лет [1219-1221 г.] и обозначенный 4-й год его соответствует как раз 1-му году следующего за Сёкю нэнго Тэйо или Дзёо [1222-1223]. Обозначение японского текста основано, вероятно, на историческом сочинении «Адзума Кагами», в котором нэнго неточны.
  • 50 Сиккэн дословно значит «держание власти». Так прозвал народ главных вершителей дел сёгуната Оэ Хиромото и Ходзё Токимаса; наследник Токимаса, его сын Ёситоки, имел официальные титулы самураи докоро бэтто [начальник самурайского приказа] и мандокоро бэтто [начальник приказа управления страной]; это два главных и важнейших органа сёгуната и общий начальник их действительно был вершителем дел, поэтому народ и назвал Ёситоки сиккэном; однако это не был для Ёситоки официальный титул, а только прозвище, но по почину народа термин сиккэн установился прочно, и после смерти Ёситоки он стал уже официальным для Ясутоки, но в смягченном значении, а именно, он обозначал приблизительно должность премьер-министра сёгуна. Тем не менее историческое значение этого термина вполне совпадает с пониманием его народом. Сиккэн был действительно держатель полной власти над страной. Он властвовал над сёгуном, как сёгун над императором, или другими словами, сиккэн властвовал над императором через сёгуна; властителем страны был сиккэн, император же и сёгун были лишь носителями титулов под контролем сиккэна. Сёгун и сиккэн в японской истории — два очень оригинальных и исторически важных термина.
  • 51 Сиро — общеупотребительное имя, которым называли его другие [дзокумё]; Масамура — настоящее имя [дзицумё или имина], которое мог употреблять только сам носитель его, например, в подписи или говоря о себе; первое никакого отношения к гэмбуку (обряд вступления в совершеннолетие) не имело, второе тесно связано с гэмбуку, ибо нарекалось при совершении этого обряда.
  • 52 При совершении обряда гэмбуку выбиралось лицо, которое делало юноше прическу под головной убор эбоси; называлось это лицо эбосиоя, т. е. «отец по парадной шапке»; такой отец был нечто вроде нашего восприемного отца; он являлся покровителем вступившего в совершеннолетие юноши.
  • 53 Чтобы ему не сообщали таких слухов.
  • 54 Т. е. перемен в смысле отношений, какие должны существовать между братьями.
  • 55 Ходзё Ёситоки.
  • 56 В расположении каждого поста ее горел костер.
  • 57 Во имя справедливости; Танэнага был один из главарей заговора.
  • 58 Мятеж фамилии Вада в годы Кэмпо и заговор экс-императора Готоба в годы Сёкю.
  • 59 Ясутоки.
  • 60 Как вассал сёгуна, стоящий много ниже его.
  • 61 Досточка с надписью и подметное письмо.
  • 62 Миура Ясумура, старший брат Мицумура.
  • 63 Чтобы не быть узнанным и избежать позорного выставления головы.
  • 64 Верховный канцлер Фудзивара Митииэ, отец бывшего сёгуна Ёрицунэ; титул верховного канцлера был высочество [дэнка].
  • 65 Миура Ясумура был женат на младшей сестре сиккэна Ходзё Токиёри, которая умерла незадолго до этих событий. По случаю одного из установленных траурных сроков и приходил с выражением соболезнования Токиёри в дом Ясумура, где хотел было остаться ночевать.
  • 66 Т. е. Монахиня Номото
  • 67 Собственно, чтобы наблюдать за императором и двором и держать столицу в подчинении.
  • 68 Как и его дед Митииэ, который, как ходили слухи, был тайно убит по приказанию Токиёри; сёгуну, вероятно, это было известно.
  • 69 Вроде сои; в этом соусе приготовлялось [жарилось или варилось] какое-нибудь кушанье, которое было съедено, а часть соуса осталась.
  • 70 Токиёри; он имел звание правителя области Сагами.
  • 71 Слово сэн употреблено в данном случае вместо слова мон; слово сэн в то время не имело значения определенной денежной единицы, а имело лишь смысл денег вообще, и так как определенной денежной, наиболее употребительной в обиходе единицей был мон, то слово сэн и употреблялось вместо слова мон. В сочинении «Тайхэйки» [сочинение, приписываемое монаху Кодзима XIV в.], откуда автор «Нихон гайси» заимствовал этот пассаж, сказано, что Фудзицуна обронил в воду десять мон [дзюмон]. Дзюмон была мелкая монета того времени в десять мон, а один мон по словарю «Нихон сякай дзии» соответствовал приблизительно 0,01 теперешнего сэна; теперешний сэн, заключающий в себе десять рин, соответствует приблизительно одной русской копейке, так что монета дзюмон соответствовала, следовательно, одному теперешнему рину или 0,1 копейки.
  • 72 Жалованье, содержание натурой; отпускалось в виде известного количества риса.
  • 73 Мера длины, равная 3,665 русской версты, но в данном случае ри есть только японское чтение иероглифа китайского слова ли, встречающегося в цитируемом пассаже из китайского сочинения.
  • 74 Канси — японское чтение иероглифов китайского слова Гуаньцзы, что значит «философ Гуань». В этом пассаже речь идёт о сочинении китайца Гуань Чжуна. В этом сочинении, написанном для одного удельного китайского князя, возвышению которого способствовал в числе прочих и автор сочинения, он говорит, что идущий пешком проходит в день сто ли и знает все на протяжении этого пути; в десять дней он проходит тысячу ли и знает все на этом протяжении и т. д.; но если государь в течение дня не узнает, что происходит у него в палатах, то он дальше от собственных палат, чем за сто ли; если он в течение десяти дней не узнает, что происходит перед крыльцом его дома, то он дальше от него, чем за тысячу ли, и если, наконец, он в течение ста дней не узнает, что происходит за воротами его дома, то он дальше от них, чем за десять тысяч ли. Однако управлять так государю не годится, ибо управление тогда лишь пойдет хорошо, когда он будет хорошо осведомлен обо всем и повсюду, чтобы иметь возможность устранить всякое зло. Ли — мера длины, равная приблизительно русской полуверсте.
  • 75 Буддийская секта, догмат которой — познание истинного пути Будды через самосозерцание.
  • 76 Японское чтение иероглифа, обозначающего китайскую династию Сун [960-1279 гг., со включением Нань-сун (Нан-со) с 1127—1279 гг.], по имени которой и назван тогдашний Китай.
  • 77 В китайском чтении Даолун.
  • 78 Смысл этого стихотворения таков: «Это мое тело явилось в мир страданий, как результат деяний предшествующего моего существования и, будучи ничем либо реальным, а только преходящим зеркальным отражением всего моего существования, оно просуществовало на земле тридцать семь лет, пока не разлетелось вдребезги по велению судьбы, как разлетается зеркало от удара молота; теперь я, освобожденный от тела, обращаюсь в ничто, иду к небытию по великому пути Будды, свободный от земных страстей и страданий».
  • 79 Сокращенно вместо самарё-но гонноками.
  • 80 Китайская династия Сун [960-1279 гг., со включением Нань-сун (Нан-со) с 1127—1279 гг.]; в скобках показаны китайские чтения.
  • 81 Китайская [монгольская] династия Юань [1280-1368 г.].
  • 82 Хубилай Хан [1215-1294 гг.]; по-японски иероглифы его имени читаются еще Коппирэцу и Копицурэцу, но это неверные чтения; в древних сочинениях они читались Кубирай; Копицурэцу есть дозвучная японская передача этого иероглифического начертания, без отношения к этому имени, а следовательно, и истории; чтение же Коппирэцу — совсем уже полное извращение.
  • 83 Оплот против набегов китайских и корейских пиратов в области Тикудзэн; это был большой водный бассейн, окруженный громадными насыпями, чтобы воспрепятствовать высадке.
  • 84 То же самое, что карэй; это был мажордом, управитель всем домом, владениями и делами сиккэна и вместе с тем его постоянный советник, причем это не ограничилось только личными делами, но имело также очень большое отношение и к делам управления сиккэна страной, так что найканрё стал вместе с тем и премьер-министром сиккэна, пользующимся громадным влиянием и властью.
  • 85 Это намек на то, что ему не вернуться уже больше в Камакура. Паланкин был обращен задком к столице, и для того, чтобы вернуться, его надо было повернуть вместе с носильщиками, а тогда он пришелся бы задком по направлению к Камакура, т. е. как будто он движется от Камакура.
  • 86 Нэнго Отё состояло всего лишь из одного года [1311 г.] и указанный в тексте 5-й год Отё [1315 г.] есть не что иное, как 4-й год Сёва [1315 г.]. Собственно, в принятой хронологии сиккэнов датой вступления Такатоки в эту должность считается не этот [1315 г.] год, а именно 1-й год Отё [1311 г.], непосредственно за смертью его отца Садатоки, так что сиккэны Мунэнобу, Хиротоки, Мототоки и Садааки считаются как бы не настоящими сиккэнами, а второстепенными, занимавшими должности одновременно с главным сиккэном, главой рода, Такатоки и действовавшими за него в силу его малолетства.
  • 87 В годы Сёкю, во время выступления экс-императора Готоба против рода Ходзё, многие самураи, восстав против Ходзё, стали на сторону экс-императора.
  • 88 Религиозная пляска, совершавшаяся по случаю хорошего урожая; она сопровождалась особой музыкой и совершалась на высоких котурнах и с обнаженными мечами.
  • 89 Оборотень, причисляемый к существам незлым и часто вмешивающимся в человеческую жизнь; дословный перевод слова тэнгу — «небесная собака», но собачьего в нем нет ничего; голова и тело тэнгу — человеческие, нос — птичий, весь он покрыт перьями и имеет крылья.
  • 90 Буддийский монастырь в области Сэтцу; вся эта фраза является намеком на появление Кусуноки Масасигэ, выступившего на защиту императора Годайго против Ходзё и оставшегося победителем в этой борьбе. В Тэннодзи, где одно время стоял станом Кусуноки, он нашел и истолковал древнее предсказание о судьбах Годайго и Ходзё.
  • 91 Т. е. без принуждения со стороны Такатоки.
  • 92 Бритыми головами постригшихся в монахи.
  • 93 Выступление Готоба против Ходзё.
  • 94 Т. е. императорский дом и высшие правительственные чины [из фамилии Фудзивара, родственной императорскому дому].
  • 95 Главенствовать над своим братом, императором Камэяма.
  • 96 Против рода Ходзё.
  • 97 Произвол рода Ходзё: свержение императора Кудзё [Кудзё Хайтэй Тюкё], ссылка трех экс-императоров Готоба, Цутимикадо, Дзюнтоку и нескольких принцев, казни придворной знати, родственной императорскому дому.
  • 98 За своего собственного сына.
  • 99 Упоминается также как Фудзтвара Тосимото
  • 100 Дзасу — титул главы монахов секты Тэндай, резиденция которой была на горе Хиэйдзан.
  • 101 Императора Годайго и принца Моринага.
  • 102 Фудзивара Сукэтомо, Фудзивара Тосимото и другие.
  • 103 Свержение императора, ссылка экс-императоров и принцев, казни придворных.
  • 104 Нара.
  • 105 Экс-императоров Гофусими и Ханадзоно, наследного принца Кадзухито.
  • 106 Тихая — на горе Конгосэн на границе областей Ямато и Кавати; Акасака — в области Кавати.
  • 107 Император Когон; экс-императоры Гофусими и Ханадзоно.
  • 108 Буквально «в седьмом квартале»; кварталы города Киото, носившие названия по порядку номеров, были расположены перпендикулярно к протекавшей в городе реке Камогава и оканчивались у ее берегов; в обыкновенное, не дождливое время река у берегов представляла собой сухое русло, отмели.
  • 109 Ходзё Томотоки, второго сына Ходзё Ёситоки; усадьба Томотоки была в местности Нагоя [или по другому чтению Нагоэ] в предместьях Камакура [области Сагами], почему потомство Томотоки и приняло фамилию Нагоя [Нагоэ]. В других местах «Нихон гайси» Такаиэ назывался также Ходзё Такаиэ.
  • 110 Императора Когона, экс-императоров Гофусими и Ханадзоно.
  • 111 Милиция из крестьян разных поселения по пути их движения.
  • 112 Имена обоих принцев — сына императора Годайго и сына императора Камэяма — читаются одинаково — Моринага, но пишутся разными иероглифами.
  • 113 Чтобы примириться с неприятелем и получить от него награды.
  • 114 Бумбайгавара, местечко в области Мусаси.
  • 115 Нечто в роде залповой, или скорее учащенной, стрельбы.
  • 116 Как на свойственника Асикага.
  • 117 Как виновный перед своим господином в самовольном выходе из под ареста, наложенного последним.
  • 118 Т. е. в Гокуракудзидзака.
  • 119 Т. е. бакуфу, существовавшего сто лет, сто лет правившего страной и оказывавшего милости самураям.
  • 120 Т. е. покончить с собой.
  • 121 Смысл тот, что при общем самоумерщвлении старший сын [Мандзю] также погиб, и что младшего ждет неизбежная смерть от своих же, чтобы он не попал в руки врагов; это сказано в надежде, что прислуга непременно распустит слухи о смерти Камэдзю, и, следовательно, он будет обеспечен от преследования врагов.
  • 122 По другому чтению Тадахира.
  • 123 Или Нагоэ.
  • 124 На Конгосэне, где заперся Кусуноки Масасигэ.
  • 125 Нара.
  • 126 Или Кимимунэ.
  • 127 Или Кимицунэ.
  • 128 Или Нагоэ.
  • 129 Т. е. «Двадцатидневное прежнее поколение» [Ходзё].
  • 130 Или Нагоэ.
  • 131 Горы в области Ямато, где была резиденция бежавшего из Киото императора Годайго, боровшегося с Асикага Такаудзи, который в это время из приспешника Годайго, каким был вначале, обратился уже в его противника. Весь этот пассаж относится к последующим событиям.
  • 132 Т. е. императора.
  • 133 Т. е. роду, идущему от отца к сыну, кровному роду.
  • 134 Подразумевается Минамото Ёритомо.
  • 135 Т. е. получение власти и организация государственного строя.
  • 136 Подразумевается убийство Минамото Ёрииэ, Минамото Санэтомо и прекращение рода Минамото; все это приписывается роду Ходзё.
  • 137 Долга верности и преданности подданного государю.
  • 138 1219—1221; свержение родом Ходзё императора и ссылка экс-императоров и принца.
  • 139 Император Цутимикадо, отец Госага, не принимал участия в выступлении Готоба против Ходзё и вообще благоволил к этому роду, что и было учтено родом Ходзё при возведении на трон нового императора вместо свергнутого ими Кудзё [Кудзё Хайтэй].
  • 140 Изречение из сочинения китайского философа Лаоцзы.
  • 141 Китай при династии Сун.
  • 142 Островные области Цусима и Ики.
  • 143 Китай при династии Мин [1368-1644].
  • 144 Тем же Китаем при династии Мин.
  • 145 Т. е. позорно.
  • 146 Тоётоми Хидэёси.
  • 147 Поход на Корею в 1592 г