Мы, Шемзеддинъ, со чадами своими,
Мы, шейхъ Гафизъ и всѣ его монахи, —
Особенный и странный мы народъ.
Удручены и вѣчныхъ жалобъ полны,
Безъ устали ярмо своё влача,
Роняя перлы изъ очей горячихъ,
Мы веселы и ясны, какъ свѣча.
Подобно ей мы таемъ, исчезаемъ
И, какъ она, улыбкой счастья свѣтимъ.
Пронизаны кинжалами рѣсницъ
Жестокихъ, вѣчно требующихъ крови,
Мы только въ этихъ мукахъ и живёмъ.
Въ грѣховномъ морѣ вѣчно утопая,
Съ раскаяньемъ нисколько не знакомы,
А между тѣмъ, свободные отъ злого,
Мы вѣчно дѣти свѣта, а не тьмы,
И тѣмъ толпѣ вполнѣ непостижимы.
Она людей трёхъ видовъ только знаетъ:
Ханжу, во-первыхъ, варвара тупого,
Фанатика, съ его душою мрачной,
А во-вторыхъ — развратника безъ сердца,
Ничтожнаго, сухого эгоиста,
И наконецъ — обычной колеёй
Бредущаго; но для людей, какъ мы,
Ей не найти понятья и названья.
