Двенадцать братьев (Гримм; Снессорева)/ДО

Двѣнадцать братьевъ
авторъ Братья Гриммъ, пер. Софья Ивановна Снессорева
Оригинал: нем. Die zwölf Brüder. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 82.

Жили-были царь съ царицей. Жили они всегда въ мирѣ и согласіи. Было у нихъ двѣнадцать дѣтей, да все сыновья. Вотъ однажды царь царицѣ говоритъ:

— Когда родишь ты мнѣ тринадцатаго ребенка, да если это будетъ дочь, такъ двѣнадцати сыновьямъ нашимъ придется умереть для того, чтобы приданое ихъ сестры было побольше, да такъ побольше, чтобы и все царство досталось ей.

И повелѣлъ царь сколотить двѣнадцать гробовъ, набить ихъ стружками и положить въ каждый гробъ по савану, а потомъ заперъ ихъ царь въ потайной чуланъ, а ключъ отдалъ царицѣ, крѣпко-на-крѣпко наказывая ей никому не говорить о томъ ни слова.

Изнываетъ мать-царица въ злой тоскѣ. А самый младшій сынъ ея, по имени Веніаминъ, бывшій при ней неотлучно, замѣтивъ ея кручину, говоритъ ей однажды:

— Государыня моя матушка, что у тебя на сердцѣ за кручинушка?

— Дорогое мое дитятко, — отвѣчала она, — не велѣно о томъ никому сказывать.

Но сынокъ не давалъ ей покоя до тѣхъ поръ, пока она не свела его въ потайной чуланъ и не показала двѣнадцать гробовъ, набитыхъ стружками.

— Любимый ты мой сынокъ Веніаминъ, — сказала она, — государь твой батюшка приказалъ сколотить эти двѣнадцать гробиковъ для твоихъ братьевъ и для тебя, для того, что если родится у меня на свѣтъ дочка, такъ всѣхъ васъ двѣнадцать молодцовъ отправятъ на тотъ свѣтъ и похоронятъ здѣсь.

Слова эти проговорила она, заливаясь горючими слезами.

— Не плачь, матушка-голубушка, не поддадимся мы смерти: убѣжимъ мы отсюда.

На это царица отвѣчала:

— Ступай же ты съ своими одиннадцатью братцами въ лѣсъ и живите покамѣсть тамъ; но только пусть каждый изъ васъ поочереди стоитъ на часахъ, и для этого пусть влѣзетъ на верхушку самаго высокаго дерева и не спускаетъ глазъ съ башни за́мка. Выставлю я бѣлый флагъ — значитъ родился у меня сынъ; тогда, безъ всякой опаски, возвращайтесь вы домой. Если же родится дочь у меня, такъ я выставлю флагъ красный — это цвѣтъ крови; тогда какъ можно поспѣшнѣе бѣгите отсюда далеко-далеко, и да поможетъ вамъ Господь Богъ! Я же стану молиться Ему за васъ день и ночь, чтобы зимою посылалъ Онъ вамъ хорошій огонекъ обогрѣться, а лѣтомъ прохладную тѣнь отъ жара и зноя.

Какъ только дала царица благословеніе своимъ сыновьямъ, въ ту же минуту и ушли они въ лѣсъ. Каждый изъ нихъ, для общей безопасности, стоялъ поочереди на часахъ; каждый карабкался на самый высокій дубъ и оттуда не спускалъ глазъ съ дворцовой башни. Послѣ одиннадцати дней настала очередь Веніамина. Вдругъ видитъ онъ: на башнѣ развѣвается флагъ, но флагъ кроваваго цвѣта — предвѣстникъ ихъ близкой смерти, и спѣшитъ съ этою вѣстью къ братьямъ. Сильно вознегодовали они и говорятъ:

— Неужто придется намъ умирать изъ-за какой-нибудь дѣвчонки? Дадимъ другъ другу клятву, что отмстимъ за себя! Гдѣ бы ни подалась намъ на встрѣчу красная дѣвица, кровь ея должна быть пролита нами.

Сказавъ это, царевичи ушли въ дремучій лѣсъ и въ самой чащѣ его увидѣли бѣдную и простую избушку. Тутъ они рѣшили такъ:

— Останемся здѣсь на житье. Ты, Веніаминъ, какъ самый младшій и самый слабый, будешь сидѣть дома и заниматься хозяйствомъ, мы же будемъ ходить на охоту и доставать себѣ пропитаніе.

И ходили они по лѣсу, убивали зайцевъ, дикихъ козъ, разную дичь и голубей и приносили свою добычу Веніамину, а тотъ приготовлялъ кушанья для утоленія голода. Такъ прожили они десять лѣтъ въ лѣсу и не видали какъ время проходило.

А между тѣмъ царевна, которую мать ихъ произвела на свѣтъ, росла себѣ да росла; красавица она была неописанная и на лбу у нея блистала золотая звѣзда. Разъ случилось, что во дворцѣ перемывали все бѣлье. Царевна увидѣла между бѣльемъ двѣнадцать мужскихъ рубашекъ и говоритъ матери:

— А чьи же эти двѣнадцать рубашекъ? Вѣдь онѣ черезчуръ малы для моего государя-батюшки?

Со вздохомъ отвѣчала царица:

— Дочка милая, это рубашки твоихъ двѣнадцати братцевъ.

Царевна опять спросила:

— Да гдѣ же они, мои милые двѣнадцать братцевъ? Что это я никогда не слыхала о нихъ?

На это царица сказала въ отвѣтъ:

— Гдѣ они? Богу одному извѣстно; блуждаютъ гдѣ-нибудь по бѣлу свѣту.

Тутъ повела она съ собой дочку въ потайной чуланъ и тамъ показала ей двѣнадцать гробовъ со стружками и саванами.

— Вотъ эти гробики приготовлены для твоихъ братцевъ, но они ушли изъ дома прежде чѣмъ ты родилась на свѣтъ Божій.

Тутъ царица разсказала все, какъ было, и сама заливалась горючими слезами. А царевна, выслушавъ ее, говоритъ:

— Не плачь, матушка-голубушка; пойду я по бѣлу свѣту, отыщу гдѣ-нибудь братцевъ родимыхъ.

И вотъ взяла она двѣнадцать рубашекъ и пошла въ самую чащу дремучаго лѣса. Цѣлый день она все шла и ужь къ вечеру увидѣла бѣдную избушку. Вотъ входитъ она въ избушку и видитъ тамъ добраго молодца. Подивился молодецъ красотѣ ея, одеждамъ царскимъ и золотой звѣздѣ, что блистала у нея на лбу. Надивившись всему этому, онъ спросилъ у нея:

— Откуда ты пришла, красна-дѣвица, и куда путь твой лежитъ?

А она ему въ отвѣтъ:

— Я царская дочка, иду отыскивать моихъ двѣнадцать братьевъ, и все буду идти, хоть до самой синевы небесъ, до тѣхъ поръ, пока не отыщу ихъ.

Тутъ она показала ему двѣнадцать братниныхъ рубашекъ. Добрый молодецъ Веніаминъ тотчасъ догадался, что распрекрасная дѣвица — его родимая сестрица, и тогда сказалъ ей:

— А вѣдь я, Веніаминъ, самый младшій изъ твоихъ братьевъ.

Царевна заплакала радостными слезами, а за нею заплакалъ и Веніаминъ. И стали они обниматься и цѣловаться съ великою любовью. Вдругъ Веніаминъ заговорилъ:

— Душечка сестрица, надо тебѣ скорѣе сказать, что всѣ мы, твои братья, дали другъ другу клятву убивать всѣхъ красныхъ дѣвушекъ, какихъ только встрѣтимъ на дорогѣ, за то, что изъ-за тебя, нашей сестры-дѣвицы, должны были покинуть нашу родную сторонку.

Отвѣчала ему на это царевна:

— И умереть-то мнѣ будетъ радостно, коли смерть моя возвратитъ роднымъ братцамъ то, что они потеряли.

— Нѣтъ, — сказалъ Веніаминъ, — не слѣдъ тебѣ умирать. Спрячься-ка теперь за лоханкою, а когда братья наши придутъ, я полажу съ ними.

Царевна спряталась за лоханку и скоро послѣ того на дворѣ стемнѣло совсѣмъ. Къ этому времени поспѣлъ ужинъ, а тутъ и братья вернулись съ охоты.

Они сѣли за столъ и стали разспрашивать Веніамина:

— Ну что новенькаго у насъ?

— Развѣ ничего вы не слыхали? — спросилъ ихъ Веніаминъ.

— Ничего, — отвѣчали братья.

— Вотъ вы по большому лѣсу рыскаете, — сказалъ Веніаминъ, — а я изъ дома не выхожу, да и то знаю больше вашего.

— Ну-ка разскажи, что знаешь! — закричали въ одинъ голосъ братья.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Веніаминъ, — прежде дайте мнѣ слово, что не убьете первую дѣвицу, которая появится предъ нами.

— Вотъ тебѣ наше честное слово, она будетъ помилована! Разскажи же скорѣе!

— Ну, такъ вотъ же вамъ наша сестрица, — сказалъ Веніаминъ, отодвигая лоханку.

И вышла оттуда царевна въ царскомъ одѣяніи, съ золотою звѣздою на лбу, блистая красотою, смиреніемъ, нѣжностью и любовью. Съ перваго же взгляда всѣ братья отъ души ее полюбили; они очень ей обрадовались и съ горячностью стали обнимать и цѣловать ее.

Съ той поры царевна оставалась въ избушкѣ съ младшимъ братомъ Веніаминомъ и помогала ему хозяйничать. Въ то время, когда одиннадцать старшихъ братьевъ ходили по лѣсу, охотились за зайцами и дикими козами, за дичью и голубями, Веніаминъ съ своею сестрою набирали дровъ для печки и зелени для приправы кушанья, потомъ разводили огонь и хозяйничали такъ усердно, что обѣдъ у нихъ былъ готовъ всегда во-время къ возвращенію охотниковъ. Царевна чисто-на-чисто убирала избушку, покрывала постели братьевъ бѣлыми простынями и такъ хорошо справлялась съ своимъ хозяйствомъ, что братья не знали, какъ нахвалиться ею, и жили съ нею въ полномъ мирѣ и согласіи.

Но вотъ какой случай вышелъ. Вокругъ избушки былъ маленькій садикъ, а въ садикѣ цвѣли двѣнадцать лилій. Красавица-сестра, всякій часъ думавшая о томъ, чѣмъ бы порадовать своихъ милыхъ братьевъ, придумала наконецъ сорвать эти двѣнадцать лилій и подарить ихъ послѣ обѣда братьямъ. И съ этою роковою мыслью она пошла въ садъ, но только-что сорвала двѣнадцать цвѣточковъ, какъ всѣ двѣнадцать ея братьевъ превратились въ черныхъ во́роновъ и тотчасъ же, поднявшись высоко вверхъ, улетѣли въ лѣсъ. Въ тотъ же мигъ исчезли изъ вида и избушка и садикъ. Бѣдная царевна очутилась одна-одинёшенька въ дремучемъ лѣсу. Съ испугомъ стала она озираться кругомъ, и вдругъ неподалеку отъ нея появилась старая старушка и говоритъ ей:

— Что ты надѣлала, дитятко! Зачѣмъ тебѣ было трогать эти бѣлые цвѣточки? Эти цвѣточки были твои братцы, а теперь они навѣки превратились въ во́роновъ.

Горько заплакала красная дѣвица и сквозь слезы сказала старушкѣ:

— Неужто нѣтъ никакихъ средствъ спасти моихъ братьевъ?

— Есть-то есть, — отвѣчала старушка, — въ цѣломъ мірѣ одно только средство и есть, но и то такое трудное, что лучше и не говорить о немъ; не спасти тебѣ твоихъ братьевъ… Вотъ видишь ли въ чемъ дѣло. Цѣлыя семь лѣтъ ты не должна говорить ни одного слова, даже ни разу не засмѣяться. Если же произнесешь хоть единое словечко, не дождавшись хотя единаго часа до полныхъ семи лѣтъ, то всѣ твои труды пропадутъ даромъ, и что бы ты послѣ того ни дѣлала — все будетъ понапрасну, потому что слово, которое ты произнесешь, будетъ причиною смерти твоихъ братьевъ.

Подумала-подумала красная дѣвица да и сказала:

— Будь что будетъ, а я хочу спасти своихъ братьевъ.

И вотъ пошла она въ путь-дороженьку искать высокаго утеса. Нашла она высокій утесъ, влѣзла на самую верхушку и, усѣвшись тамъ, стала прясть, а въ сердцѣ своемъ все держитъ такую думку: «Не буду я говорить, не стану и смѣяться».

Долго ли, коротко ли сидѣла царевна на своемъ утесѣ — неизвѣстно, а только случилось однажды, что царь той земли охотился въ лѣсу поблизости утеса, и была съ нимъ пребольшущая борзая собака. Добѣжала эта собака до подошвы высокаго утеса, гдѣ сидѣла царевна, и стала вокругъ него прыгать и громко лаять, поднявъ морду кверху. Тогда подъѣхалъ къ утесу и самъ царь. Увидавши прекрасную царевну съ золотою звѣздою во лбу, онъ такъ прельстился ея красою, что тотчасъ же спросилъ у нея, не хочетъ ли она выйти за него замужъ. Царевна ничего не отвѣчала, а только кивнула головой. Царь полѣзъ самъ на утесъ и вмѣстѣ съ нею спустился оттуда, потомъ посадилъ ее на своего коня и скоро прибылъ въ свой дворецъ. Тутъ отпировали они свадьбу съ великимъ веселіемъ и пышностью; однако молодая все время рта не раскрывала ни для слова, ни для улыбки. Такъ жили они да поживали счастливо и согласно много лѣтъ, какъ вдругъ злая мачиха царева стала обносить молодую царицу и наговаривать на нее царю.

— Ты посадилъ во дворецъ безродную, нищую, — тараторила она, — кто знаетъ, какіе злые умыслы она затѣваетъ противъ тебя? Положимъ, она нѣма и взаправду говорить не можетъ, все же она могла бы хоть разъ засмѣяться, но этого до-сихъ-поръ не было; а я говорю, что тотъ только никогда не смѣется, у кого совѣсть нечиста.

Сначала царь не слушалъ коварныхъ наговоровъ, но мачиха такъ часто твердила все свое и такъ много прибавляла злыхъ извѣтовъ, что поставила-таки на своемъ, и царь наконецъ повѣрилъ ей и осудилъ жену на мучительную казнь.

И вотъ сложили на царскомъ дворѣ большой костеръ и повели на него бѣдную царицу, чтобъ сжечь ее живую. Царь стоялъ въ это время у окна; изъ глазъ его лились горькія слезы: онъ, бѣдный, не переставалъ любить свою красавицу-супругу! И вотъ крѣпко привязываютъ царицу къ столбу; огонь и полымя охватываютъ ея платье, но въ эту самую минуту исполнилось ровно семь лѣтъ ея испытанія. И вдругъ послышался въ воздухѣ взмахъ и хлопанье крыльевъ: летятъ двѣнадцать во́роновъ, спускаются они на землю и окружаютъ царицу. Не успѣли крылья ихъ коснуться огня, какъ въ тотъ же мигъ они превратились въ двѣнадцать царевичей-богатырей, избавленныхъ отъ злой бѣды своею родимою сестрицею. Они мигомъ разбросали горящій костеръ, потушили огонь, развязали веревки и стали обнимать и цѣловать свою душечку-сестрицу. Тогда она разсказала царю всю правду: по какой причинѣ такъ долго притворялась она нѣмою и отчего никто никогда не видалъ отъ нея улыбки. Царь всему этому очень обрадовался, и стали они съ тѣхъ поръ жить да поживать въ любви и согласіи до конца дней своихъ.

А злую мачиху забили въ бочку съ кипящимъ масломъ и съ змѣями, и тамъ погибла она лютою смертью.