Жили-были царь с царицей. Жили они всегда в мире и согласии. Было у них двенадцать детей, да всё сыновья. Вот однажды царь царице говорит:
— Когда родишь ты мне тринадцатого ребёнка, да если это будет дочь, так двенадцати сыновьям нашим придётся умереть для того, чтобы приданое их сестры было побольше, да так побольше, чтобы и всё царство досталось ей.
И повелел царь сколотить двенадцать гробов, набить их стружками и положить в каждый гроб по савану, а потом запер их царь в потайной чулан, а ключ отдал царице, крепко-накрепко наказывая ей никому не говорить о том ни слова.
Изнывает мать-царица в злой тоске. А самый младший сын её, по имени Вениамин, бывший при ней неотлучно, заметив её кручину, говорит ей однажды:
— Государыня моя матушка, что у тебя на сердце за кручинушка?
— Дорогое моё дитятко, — отвечала она, — не велено о том никому сказывать.
Но сынок не давал ей покоя до тех пор, пока она не свела его в потайной чулан и не показала двенадцать гробов, набитых стружками.
— Любимый ты мой сынок Вениамин, — сказала она, — государь твой батюшка приказал сколотить эти двенадцать гробиков для твоих братьев и для тебя, для того, что если родится у меня на свет дочка, так всех вас двенадцать молодцов отправят на тот свет и похоронят здесь.
Слова эти проговорила она, заливаясь горючими слезами.
— Не плачь, матушка-голубушка, не поддадимся мы смерти: убежим мы отсюда.
На это царица отвечала:
— Ступай же ты со своими одиннадцатью братцами в лес, и живите покамест там; но только пусть каждый из вас по очереди стоит на часах и для этого пусть влезет на верхушку самого высокого дерева и не спускает глаз с башни за́мка. Выставлю я белый флаг — значит родился у меня сын; тогда, без всякой опаски, возвращайтесь вы домой. Если же родится дочь у меня, так я выставлю флаг красный — это цвет крови; тогда как можно поспешнее бегите отсюда далеко-далеко, и да поможет вам Господь Бог! Я же стану молиться Ему за вас день и ночь, чтобы зимою посылал Он вам хороший огонёк обогреться, а летом — прохладную тень от жара и зноя.
Как только дала царица благословение своим сыновьям, в ту же минуту и ушли они в лес. Каждый из них, для общей безопасности, стоял по очереди на часах; каждый карабкался на самый высокий дуб и оттуда не спускал глаз с дворцовой башни. После одиннадцати дней настала очередь Вениамина. Вдруг видит он: на башне развевается флаг, но флаг кровавого цвета — предвестник их близкой смерти, и спешит с этою вестью к братьям. Сильно вознегодовали они и говорят:
— Неужто придётся нам умирать из-за какой-нибудь девчонки? Дадим друг другу клятву, что отмстим за себя! Где бы ни подалась нам на встречу красная девица, кровь её должна быть пролита нами.
Сказав это, царевичи ушли в дремучий лес и в самой чаще его увидели бедную и простую избушку. Тут они решили так:
— Останемся здесь на житьё. Ты, Вениамин как самый младший и самый слабый будешь сидеть дома и заниматься хозяйством, мы же будем ходить на охоту и доставать себе пропитание.
И ходили они по лесу, убивали зайцев, диких коз, разную дичь и голубей и приносили свою добычу Вениамину, а тот приготовлял кушанья для утоления голода. Так прожили они десять лет в лесу и не видали, как время проходило.
А между тем царевна, которую мать их произвела на свет, росла себе да росла; красавица она была неописанная, и на лбу у неё блистала золотая звезда. Раз случилось, что во дворце перемывали всё бельё. Царевна увидела между бельём двенадцать мужских рубашек и говорит матери:
— А чьи же эти двенадцать рубашек? Ведь они чересчур малы для моего государя-батюшки?
Со вздохом отвечала царица:
— Дочка милая, это рубашки твоих двенадцати братцев.
Царевна опять спросила:
— Да где же они, мои милые двенадцать братцев? Что это я никогда не слыхала о них?
На это царица сказала в ответ:
— Где они? Богу одному известно; блуждают где-нибудь по белу свету.
Тут повела она с собой дочку в потайной чулан и там показала ей двенадцать гробов со стружками и саванами.
— Вот эти гробики приготовлены для твоих братцев, но они ушли из дома прежде, чем ты родилась на свет Божий.
Тут царица рассказала всё, как было, и сама заливалась горючими слезами. А царевна, выслушав её, говорит:
— Не плачь, матушка-голубушка; пойду я по белу свету, отыщу где-нибудь братцев родимых.
И вот взяла она двенадцать рубашек и пошла в самую чащу дремучего леса. Целый день она всё шла и уж к вечеру увидела бедную избушку. Вот входит она в избушку и видит там доброго молодца. Подивился молодец красоте её, одеждам царским и золотой звезде, что блистала у неё на лбу. Надивившись всему этому, он спросил у неё:
— Откуда ты пришла, красна-девица, и куда путь твой лежит?
А она ему в ответ:
— Я царская дочка, иду отыскивать моих двенадцать братьев, и всё буду идти, хоть до самой синевы небес, до тех пор, пока не отыщу их.
Тут она показала ему двенадцать братниных рубашек. Добрый молодец Вениамин тотчас догадался, что распрекрасная девица — его родимая сестрица, и тогда сказал ей:
— А ведь я, Вениамин, — самый младший из твоих братьев.
Царевна заплакала радостными слезами, а за нею заплакал и Вениамин. И стали они обниматься и целоваться с великою любовью. Вдруг Вениамин заговорил:
— Душечка сестрица, надо тебе скорее сказать, что все мы, твои братья, дали друг другу клятву убивать всех красных девушек, каких только встретим на дороге, за то, что из-за тебя, нашей сестры-девицы, должны были покинуть нашу родную сторонку.
Отвечала ему на это царевна:
— И умереть-то мне будет радостно, коли смерть моя возвратит родным братцам то, что они потеряли.
— Нет, — сказал Вениамин, — не след тебе умирать. Спрячься-ка теперь за лоханкою, а когда братья наши придут, я полажу с ними.
Царевна спряталась за лоханку, и скоро после того на дворе стемнело совсем. К этому времени поспел ужин, а тут и братья вернулись с охоты.
Они сели за стол и стали расспрашивать Вениамина:
— Ну что новенького у нас?
— Разве ничего вы не слыхали? — спросил их Вениамин.
— Ничего, — отвечали братья.
— Вот вы по большому лесу рыскаете, — сказал Вениамин, — а я из дома не выхожу да и то знаю больше вашего.
— Ну-ка расскажи, что знаешь! — закричали в один голос братья.
— Нет, — отвечал Вениамин, — прежде дайте мне слово, что не убьёте первую девицу, которая появится пред нами.
— Вот тебе наше честное слово, она будет помилована! Расскажи же скорее!
— Ну, так вот же вам наша сестрица, — сказал Вениамин, отодвигая лоханку.
И вышла оттуда царевна в царском одеянии, с золотою звездою на лбу, блистая красотою, смирением, нежностью и любовью. С первого же взгляда все братья от души её полюбили; они очень ей обрадовались и с горячностью стали обнимать и целовать её.
С той поры царевна оставалась в избушке с младшим братом Вениамином и помогала ему хозяйничать. В то время, когда одиннадцать старших братьев ходили по лесу, охотились за зайцами и дикими козами, за дичью и голубями, Вениамин со своею сестрою набирали дров для печки и зелени для приправы кушанья, потом разводили огонь и хозяйничали так усердно, что обед у них был готов всегда вовремя к возвращению охотников. Царевна чисто-начисто убирала избушку, покрывала постели братьев белыми простынями и так хорошо справлялась со своим хозяйством, что братья не знали, как нахвалиться ею, и жили с нею в полном мире и согласии.
Но вот какой случай вышел. Вокруг избушки был маленький садик, а в садике цвели двенадцать лилий. Красавица-сестра, всякий час думавшая о том, чем бы порадовать своих милых братьев, придумала наконец сорвать эти двенадцать лилий и подарить их после обеда братьям. И с этою роковою мыслью она пошла в сад, но только что сорвала двенадцать цветочков, как все двенадцать её братьев превратились в чёрных во́ронов и тотчас же, поднявшись высоко вверх, улетели в лес. В тот же миг исчезли из вида и избушка, и садик. Бедная царевна очутилась одна-одинёшенька в дремучем лесу. С испугом стала она озираться кругом, и вдруг неподалёку от неё появилась старая старушка и говорит ей:
— Что ты наделала, дитятко! Зачем тебе было трогать эти белые цветочки? Эти цветочки были твои братцы, а теперь они навеки превратились в во́ронов.
Горько заплакала красная девица и сквозь слёзы сказала старушке:
— Неужто нет никаких средств спасти моих братьев?
— Есть-то есть, — отвечала старушка, — в целом мире одно только средство и есть, но и то такое трудное, что лучше и не говорить о нём; не спасти тебе твоих братьев… Вот видишь ли в чём дело. Целые семь лет ты не должна говорить ни одного слова, даже ни разу не засмеяться. Если же произнесёшь хоть единое словечко, не дождавшись хотя единого часа до полных семи лет, то все твои труды пропадут даром, и что бы ты после того ни делала — всё будет понапрасну, потому что слово, которое ты произнесёшь, будет причиною смерти твоих братьев.
Подумала-подумала красная девица да и сказала:
— Будь что будет, а я хочу спасти своих братьев.
И вот пошла она в путь-дороженьку искать высокого утёса. Нашла она высокий утёс, влезла на самую верхушку и, усевшись там, стала прясть, а в сердце своём всё держит такую думку: «Не буду я говорить, не стану и смеяться».
Долго ли, коротко ли сидела царевна на своём утёсе — неизвестно, а только случилось однажды, что царь той земли охотился в лесу поблизости утёса, и была с ним пребольшущая борзая собака. Добежала эта собака до подошвы высокого утёса, где сидела царевна, и стала вокруг него прыгать и громко лаять, подняв морду кверху. Тогда подъехал к утёсу и сам царь. Увидавши прекрасную царевну с золотою звездою во лбу, он так прельстился её красою, что тотчас же спросил у неё, не хочет ли она выйти за него замуж. Царевна ничего не отвечала, а только кивнула головой. Царь полез сам на утёс и вместе с нею спустился оттуда, потом посадил её на своего коня и скоро прибыл в свой дворец. Тут отпировали они свадьбу с великим весельем и пышностью; однако молодая всё время рта не раскрывала ни для слова, ни для улыбки. Так жили они да поживали счастливо и согласно много лет, как вдруг злая мачеха царёва стала обносить молодую царицу и наговаривать на неё царю.
— Ты посадил во дворец безродную, нищую, — тараторила она, — кто знает, какие злые умыслы она затевает против тебя? Положим, она нема и взаправду говорить не может, всё же она могла бы хоть раз засмеяться, но этого до сих пор не было; а я говорю, что тот только никогда не смеётся, у кого совесть нечиста.
Сначала царь не слушал коварных наговоров, но мачеха так часто твердила всё своё и так много прибавляла злых изветов, что поставила-таки на своём, и царь наконец поверил ей и осудил жену на мучительную казнь.
И вот сложили на царском дворе большой костёр и повели на него бедную царицу, чтоб сжечь её живую. Царь стоял в это время у окна; из глаз его лились горькие слёзы: он, бедный, не переставал любить свою красавицу-супругу! И вот крепко привязывают царицу к столбу; огонь и полымя охватывают её платье, но в эту самую минуту исполнилось ровно семь лет её испытания. И вдруг послышался в воздухе взмах и хлопанье крыльев: летят двенадцать во́ронов, спускаются они на землю и окружают царицу. Не успели крылья их коснуться огня, как в тот же миг они превратились в двенадцать царевичей-богатырей, избавленных от злой беды своею родимою сестрицею. Они мигом разбросали горящий костёр, потушили огонь, развязали верёвки и стали обнимать и целовать свою душечку-сестрицу. Тогда она рассказала царю всю правду: по какой причине так долго притворялась она немою, и отчего никто никогда не видал от неё улыбки. Царь всему этому очень обрадовался, и стали они с тех пор жить да поживать в любви и согласии до конца дней своих.
А злую мачеху забили в бочку с кипящим маслом и со змеями, и там погибла она лютою смертью.