После рассказанного приключения, в котором мы участвовали вместе с Таэ, этот ребенок стал часто навещать меня в доме Аф-Лина; он видимо привязался ко мне, и я платил ему тем же. Ему еще не было двенадцати лет, а серьезные научные занятия, которыми у них завершается период детства, начинаются только после этого возраста; так что, по умственному развитию, я ближе подходил к нему, чем к взрослым представителям его расы и особенно к Джай-и, из которых выдавалась высокоученая Зи. Дети Вриль-я, облеченные такими многотрудными и ответственными обязанностями, не отличаются особенною веселостью; но Таэ, при всей его даровитости, обладал тем добродушным юмором, который мы часто встречаем между гениальными стариками. Он находил такое же удовольствие в моем обществе, какое наш мальчик, одного с ним возраста, испытывает в товариществе любимой собаки или обезьяны. Ему доставляло такое же удовольствие обучать меня разным обыденным приемам в жизни своего народа, какое испытывал мой племянник, заставляя своего пуделя ходить на задних лапках или скакать через кольцо. Я охотно соглашался на все такие опыты; но никогда не мог сравняться по успехам с пуделем.
Вначале, меня очень заинтересовало применение крыльев, которыми пользуются у них с такою же легкостью самые маленькие дети, как мы руками или ногами; но все мои попытки в этом направлении привели только к серьезным ушибам, и я поневоле должен был оставить их.
Эти крылья, как я уже говорил, очень большого размера и достигают до колен; сложенные на спине они образуют род плаща или эпанчи, очень красивой формы. Они делаются из перьев гигантской птицы, которая водится в окрестных горах; цвет их большею частью белый, но иногда с красными полосами. Крылья эти укрепляются к плечам, с помощью весьма легких, но сильных пружин; и когда они распускаются, то руки сами собой входят в петли, приспособленные с их нижней стороны и представляющие как бы части срединной перепонки. Верхняя часть их туники снабжена подкладкою из мелких трубок, которые, посредством особого механического приспособления, надуваются при подъеме рук и служат как бы пузырями, чтобы поддерживать их на воздухе. Как самые крылья, так и этот поддерживающий прибор, сильно заряжены врилем и, при подъеме на воздух, тело как бы теряет свою тяжесть. Я не встречал затруднения в подъеме; раз были подняты крылья, это уже достигалось само собою; но тут начиналась опасная часть моих попыток. Мне никак не удавалось регулировать дальнейшее действие крыльев, хотя между своими я считался ловким в разных атлетических упражнениях и искусным пловцом. Все мои попытки ограничивались безуспешными, неуклюжими усилиями. Я был во власти крыльев, а не они — в моей; и когда, с помощью отчаянных усилий, мне, наконец, удавалось остановить их движение и приблизить их к моему телу, то исчезала поддерживающая меня сила, и я низвергался на землю, точно воздушный шар, из которого был выпущен газ; и только благодаря спазматическим усилиям, вызванным ужасом, я отделался при этом изрядным, ошеломившим меня ушибом и не разбился в куски. Несмотря на эти неудачи, я готов был продолжать мои попытки; но в этом меня удержала милосердная Зи, сопровождавшая меня во время этих жалких опытов летания; и, только благодаря своевременной поддержке ее крыльев, я не размозжил себе голову о вершину пирамиды во время последней из таких попыток.
— Я вижу, — сказала она при этом, — что все твои попытки безнадежны; причина этому не в каком-либо недостатке крыльев, или в несовершенстве твоего сложения; но в органически присущем тебе и непоправимом недостатке сосредоточения воли. Ты должен знать, что таинственная связь, существующая между таким сосредоточением воли и силою вриля, не сразу сделалась достоянием нашего племени; потребовалось много поколений, передававших своим детям зачатки этой способности, которая постепенно изощрялась и наконец, сделалась у нас, как бы прирожденным инстинктом; так что маленькое дитя нашей расы также бессознательно стремится летать, как и ходить. Неудивительно, что оно при этом с такою же уверенностью пользуется своими искусственными крыльями, как птица — данными ей природой. Я не подумала об этом, когда допустила тебя до таких опасных опытов; но мне хотелось, что бы ты был моим товарищем в полетах. Конечно, они должны быть оставлены теперь. Твоя жизнь делается слишком дорога для меня.
При этом голос и выражение лица Гай особенно смягчились, и я почему-то почувствовал еще больший страх, чем во время моих неудачных опытов летания.
Говоря о крыльях, я должен упомянуть об одном существующем между Джай-и обычае, под которым скрывается довольно трогательная мысль. Во время своего девства, Гай постоянно носит крылья; она принимает участие вместе с Ана в тех грациозных воздушных играх, о которых я говорил, и пускается с необычайною смелостью в дальние воздушные путешествия, в самые дикие страны этого подземного царства; и в этом отношении она превосходит более грубый пол. Но со дня брака, она оставляет свои крылья и сама вешает их над супружеским ложем, где они и остаются без употребления до тех пор, пока смерть или развод не разрушают брачного союза.
Когда в глазах и голосе Зи обнаружилась та нежность, которой я так испугался в каком-то предчувствии грозящей мне опасности, Таэ, сопутствовавший мне во время полетов и в своей игривости забавлявшийся моими неудачами, засмеялся, услышав ее последние слова, и сказал с детским простодушием: «Если Тиш и не выучится летать, Зи, ты все-таки можешь быть его товарищем, повесив на стену свои крылья».