Братец и сестрица (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Всякій сбродъ | Братецъ и сестрица | Три человѣчка въ лѣсу → |
| Оригинал: нем. Brüderchen und Schwesterchen. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 104. |
Взялъ братецъ сестрицу за руку и сказалъ:
— Умерла наша матушка родимая и съ-тѣхъ-поръ нѣтъ у насъ и часу спокойнаго; каждый день мачиха насъ бьетъ; подойдемъ мы къ ней, а она насъ отъ себя пинками да толчками. Нѣтъ у насъ другой пищи, кромѣ черствыхъ корокъ, объѣдковъ отъ стола; даже собакѣ подъ столомъ лучше жить, чѣмъ намъ: хоть изрѣдка, а достается ей лакомый кусокъ. Боже милостивый! что, еслибъ знала наша матушка родимая! Лучше будетъ, коли мы уйдемъ прочь подальше отсюда.
И ушли братецъ и сестрица изъ дому; цѣлый день шли они по полямъ и лугамъ, по камнямъ и кочкамъ; когда дождь пошелъ, сестрица говорила:
— Самъ Господь Богъ плачетъ вмѣстѣ съ нашими сердцами.
Къ вечеру пришли они въ лѣсъ, и отъ тоски сердечной, отъ голода и далекаго пути такъ устали, что сѣли въ дупло дерева и крѣпко заснули.
На другой день, когда они проснулись, солнце уже высоко поднялось на небѣ и прямо сіяло въ дупло. Братецъ сказалъ:
— Сестрица-голубушка, хочется мнѣ попить водицы. Зналъ бы я, гдѣ тутъ протекаетъ ручеекъ, пошелъ бы къ нему и напился бы водицы. А вотъ мнѣ послышалось, какъ-будто журчитъ ручеекъ неподалеку отсюда.
Братецъ всталъ, взялъ сестрицу за руку и пошли они вмѣстѣ отыскивать ручеекъ.
Но ихъ злая мачиха была колдунья и хорошо видѣла, когда дѣти ушли изъ дому. Она пошла вслѣдъ за ними потихоньку, крадучи, какъ умѣютъ только колдуньи, и заколдовала всѣ ручьи въ лѣсу.
Когда дѣти нашли ручеекъ, такой серебристый и такъ весело скачущій чрезъ камни, братецъ нагнулся, чтобъ попить чистой водицы, но сестрица услышала, какъ проговорилъ ручеекъ, тихо журча:
— Кто попьетъ моей водицы, тотъ сдѣлается тигромъ.
Тутъ сестрица закричала:
— Прошу тебя, братецъ, не пей ты этой водицы, а то сдѣлаешься тигромъ и растерзаешь меня!
Братецъ послушался сестрицу и не сталъ пить, хотя сильная жажда мучила его.
— Хорошо, я подожду до слѣдующаго ручейка, — сказалъ онъ.
Вотъ подошли они къ другому ручейку, а сестрица услышала, какъ онъ журчитъ имъ навстрѣчу:
— Кто польетъ моей водицы, тотъ сдѣлается волкомъ.
Сестрица закричала:
— Прошу тебя, братецъ, не пей ты водицы, а то сдѣлаешься волкомъ и съѣшь меня!
Послушался братецъ сестрицу и не сталъ пить.
— Хорошо, подожду еще до другого ручейка, — сказалъ онъ, — но тогда, чтобы ты ни говорила, сестрица, а я ужь непремѣнно напьюсь водицы; не могу я больше терпѣть жажды, которая мучитъ меня.
Подошли они къ третьему ручейку; услышала сестрица, какъ онъ, журча, говоритъ:
— Кто попьетъ моей водицы, тотъ сдѣлается ланью.
— Ахъ, братецъ-голубчикъ! прошу тебя не пей! — закричала сестрица, — а попьешь этой водицы, сдѣлаешься ты ланью и убѣжишь отъ меня въ лѣсъ.
Но братецъ не слушалъ уже сестрицу, а нагнулся къ ручью, чтобы попить изъ него водицы. Но какъ только первыя капли омочили его губы, онъ превратился въ молодую лань и спокойно улегся на берегу.
Стала сестрица оплакивать своего бѣднаго заколдованнаго братца; лань тоже плакала, печально сидя возлѣ сестрицы. Наплакалась дѣвочка досыта и наконецъ говоритъ:
— Не плачь, родная лань; будь спокойна, ужь я-то никогда тебя не покину.
Сестрица сняла съ своей ножки золотую подвязочку и надѣла ее на шейку лани, потомъ нарвала зеленой травки и сплела мягкій снурокъ. Снурокъ она привязала къ золотому ошейнику и повела свою лань подальше въ лѣсъ. Они шли, долго шли, но вотъ стоитъ предъ ними избушка. Сестрица заглянула въ избушку и видитъ: никого тутъ нѣтъ.
«А здѣсь намъ можно бы остаться», — подумала она.
Набрала она листьевъ и мохъ и устроила мягкую постельку для лани. Каждое утро ходила дѣвушка въ лѣсъ, чтобы собирать ягодъ, кореньевъ, орѣховъ для себя и свѣжей травки для лани. Лань кушала изъ ея рукъ зеленую травку и весело прыгала и рѣзвилась передъ нею. Вечеромъ, утомившись отъ трудовъ, дѣвочка молилась Богу и тихо засыпала, положивъ свою головку на спину лани какъ на подушку. Еслибъ только братецъ имѣлъ свой человѣческій образъ, какую прекрасную жизнь они могли бы проводить!
Такъ прошло нѣсколько времени; одни-одинехоньки живутъ они въ дремучемъ лѣсу. Случилось, что король того государства устроилъ большую охоту въ томъ лѣсу. Вдругъ по всему лѣсу раздались звуки роговъ, лай собакъ, веселые крики охотниковъ. Какъ услышала это лань, захотѣлось ей попасть на охоту.
— Отпусти меня, сестрица, на охоту, не сидится мнѣ дома, — сказала лань.
Такъ просилась лань у сестрицы и не давала ей покоя до-тѣхъ-поръ, пока сестрица отпустила ее.
— Только съ уговоромъ, — сказала сестрица, — вечеркомъ непремѣнно вернись домой. Дверь запру я на замо́къ, чтобъ охотники-буяны не ворвались ко мнѣ. А чтобъ я тебя узнала, ты постучись въ дверь и скажи: «сестрица, отвори!» а не сдѣлаешь ты этого, не отопру и не впущу тебя.
Лань убѣжала; ей было такъ хорошо и весело на свободѣ! Король и охотники замѣтили это красивое животное и погнались за нимъ, но никакъ не могли догнать его. Часто имъ казалось, что вотъ-вотъ лань попадетъ къ нимъ въ руки, но она перескочитъ черезъ кусты и рвы — и слѣдъ простылъ. Когда стемнѣло, лань подбѣжала къ избушкѣ, постучала въ дверь и сказала:
— Сестрица, отопри!
Дверь отворилась, лань вбѣжала въ избушку и отдохнула за ночь на мягкой постелькѣ. Утромъ опять началась охота, и какъ только лань заслышала звукъ охотничьихъ роговъ и веселые крики охотниковъ, не сидѣлось ей дома и она сказала:
— Сестрица, выпусти меня; я въ лѣсъ хочу!
Отворила сестрица двери и сказала:
— Помни же, къ вечеру вернись домой, да не забудь постучать и сказать, какъ я тебя научила.
Увидѣвъ лань съ золотымъ ошейникомъ, король и его охотники опять погнались за нею, но и на этотъ разъ она была для нихъ слишкомъ проворна и увертлива. Цѣлый день охота продолжалась, а къ вечеру удалось охотникамъ окружить лань и даже слегка ранить ее въ ногу, однако она увернулась отъ нихъ, и хоть прихрамывая и не такъ уже проворно, а добѣжала до дома. Одинъ изъ охотниковъ украдкой слѣдовалъ за нею до самой избушки и слышалъ, какъ она сказала, постучавъ въ дверь: «сестрица отопри»; и видѣлъ онъ, какъ дверь отворилась и опять заперлась за ланью. Охотникъ, замѣтивъ хорошенько все, что видѣлъ и слышалъ, пошелъ къ королю и разсказалъ ему все, какъ было.
— Завтра еще разъ поохотимся за нею, — сказалъ въ отвѣтъ на то король.
Сильно напугалась сестрица, когда увидѣла, что ея лань ранена. Она обмыла ранку, обложила ее разными травами и сказала:
— Милая лань, ложись на постельку и отдохни хорошенько, чтобы завтра быть здоровой.
Но рана была такъ ничтожна, что на слѣдующее утро лань не чувствовала ни малѣйшей боли, а какъ заслышала звуки охоты, такъ ужь не сидѣлось ей дома.
— Сестрица-голубушка, невтерпежъ сидѣть мнѣ дома! Хочется мнѣ въ лѣсъ на охотѣ погулять, и на этотъ разъ никто ужь не поймаетъ меня!
Сестрица плакала и уговаривала лань:
— Ну, а какъ они убьютъ тебя, какъ же я останусь одна въ дремучемъ лѣсу, покинутая всѣми? Нѣтъ, не могу я отпустить тебя!
— Такъ я умру здѣсь отъ тоски! Какъ слышу я звукъ охотничьихъ роговъ, такъ готова изъ кожи лѣзть вонъ.
Ну что тутъ подѣлаешь? Съ тоскою въ сердцѣ сестрица должна была отворить дверь, и рѣзвая лань весело ускакала въ лѣсъ. Какъ только король увидѣлъ ее, онъ сказалъ тотчасъ своимъ охотникамъ:
— Гоняйтесь за этой ланью до поздней ночи, но не причиняйте ей никакого вреда.
А какъ только солнышко зашло, король сказалъ первому охотнику:
— Поди, покажи мнѣ дорогу къ избушкѣ въ лѣсу.
Вотъ подошли они къ избушкѣ; король постучался и сказалъ:
— Сестрица, отопри!
Двери отворились, король вошелъ, а передъ нимъ стоитъ дѣвушка, да такая раскрасавица, какой онъ въ жизни еще не видывалъ. Перепугалась дѣвушка, что не родная лань вошла, а чужой человѣкъ съ золотой короной на головѣ. Но король милостиво посмотрѣлъ на нее и, подавая ей руку, сказалъ:
— Согласна ли ты идти со мною во дворецъ и быть моею милою женою?
— Согласна, но съ уговоромъ, что лань тоже пойдетъ со мною, потому что я не покину ее.
А король сказалъ на то:
— Лань можетъ навсегда оставаться съ тобой и ни въ чемъ не будетъ терпѣть недостатка.
А на эту пору и лань прибѣжала домой. Тутъ ужь сестрица опять привязала къ ошейнику снурокъ и повела ее изъ лѣсной избушки. Король посадилъ красавицу къ себѣ на лошадь и повезъ во дворецъ, гдѣ отпразднована ихъ свадьба съ большимъ великолѣпіемъ. Такъ стала она королевой и долго жили они съ королемъ весело и счастливо. Вмѣстѣ они берегли родную лань, ухаживали за нею и пускали ее бѣгать въ дворцовомъ саду.
Но злая мачиха, по милости которой дѣти пошли скитаться по міру, воображала себѣ, что сестрицу давно растерзали дикіе звѣри и что братецъ, превращенный въ лань, давно уже убитъ охотниками. Каково же ей было, когда она услыхала, что дѣтямъ выпало такое счастье и что имъ такъ хорошо живется на свѣтѣ! Зависть и злоба закипѣли въ ея сердцѣ, и нигдѣ не находила она покоя, всюду преслѣдовала ее мысль, какъ бы погубить ихъ обоихъ. А тутъ еще стала упрекать ее родная ея дочь, безобразная какъ темная ночь, да и еще съ однимъ глазомъ.
— Ну на что ты колдунья, коли не я королева? Вѣдь это счастье на мою бы должно выпасть долю, коли ты была бы ловкою колдуньей.
— Молчи, — говорила старуха, чтобъ успокоить ее, — не буду я сидѣть сложа руки, какъ удобное времечко настанетъ.
Настало время, у королевы родился прекрасный сынъ, а король въ ту пору былъ на охотѣ. Тогда злая колдунья превратилась въ королевскую горничную и, войдя въ спальную, сказала королевѣ:
— Ванна готова; пойдемте скорѣе, пока вода не простыла. Теплая ванна вамъ принесетъ большую пользу и придастъ новыя силы.
А тутъ и ея безобразная дочка какъ-разъ подвернулась; обѣ онѣ подхватили слабую королеву, понесли въ баню и посадили въ ванну. А сами скорѣе заперли дверь на замо́къ и побѣжали вонъ; баню-то они натопили такъ жарко, что прекрасной королевѣ пришлось тамъ задохнуться.
Покончивъ съ этимъ дѣломъ, старая колдунья надѣла чепчикъ на свою дочь и уложила ее въ постель на мѣсто королевы. Старуха придала ей видъ и фигуру королевы, только никакъ не могла придѣлать ей другой глазъ. Дѣлать нечего, надо было дочери лежать все на томъ боку, гдѣ глаза не было, чтобы король не замѣтилъ, что она крива.
Вечеромъ король вернулся во дворецъ, и какъ услыхалъ, что родился у него сынъ, онъ очень тому обрадовался и бросился тотчасъ къ постели, чтобы посмотрѣть на свою раскрасавицу-жену. Но старая колдунья успѣла закричать ему:
— Если жизнь королевы вамъ дорога, то не подымайте занавѣси; королева такъ слаба, что не можетъ выносить свѣта; притомъ же, ей нужно совершенное спокойствіе.
Король тотчасъ отошелъ, и такимъ образомъ не узналъ, что не королева, а самозванка лежитъ въ постелѣ.
Наступила полночь и всѣ люди крѣпко спали. Но не спала одна няня у колыбели новорожденнаго, и вдругъ увидѣла, что дверь тихо отворилась и вошла настоящая королева. Она молча взяла младенца на руки и покормила его, потомъ отряхнула подушечку, поправила постельку и опять положила его въ колыбель, покрывъ одѣяльцемъ. Не забыла она и лани своей и подошла въ уголокъ, гдѣ она лежала, и погладила ее по спинѣ. Послѣ этого она такъ же тихо и молча вышла за дверь.
На другой день няня распрашивала у караульныхъ, не видали ли они, чтобы кто-нибудь ночью входилъ въ за́мокъ. Но у всѣхъ былъ одинъ отвѣтъ: «нѣтъ, никого не видали».
Такимъ образомъ приходила королева много ночей сряду, но не произносила ни одного слова. Всякій разъ видѣла ея няня, но никому не повѣряла этой тайны.
Прошло довольно много времени, но въ одну ночь заговорила королева и произнесла такія слова:
— Что будетъ съ моимъ сыномъ? что будетъ съ моею ланью? Два раза еще приду къ нимъ, а тамъ ужь никогда!
Няня ничего не отвѣчала, но когда королева исчезла, она пошла къ королю и все ему разсказала, какъ было. Какъ заговоритъ король:
— Ахъ, Господи! да что-жь это такое? Всю ночь я не буду спать у кроватки моего сына.
Къ вечеру пришелъ онъ въ дѣтскую, а въ полночь явилась королева и опять проговорила:
— Что будетъ съ моимъ сыномъ? что будетъ съ моею ланью? Еще одинъ разъ приду къ нимъ, а тамъ ужь никогда!
Тутъ она покормила свое дитя и, уложивъ попрежнему въ постельку, хотѣла уйти.
Король не могъ болѣе удерживаться и, бросившись къ ней, сказалъ:
— Ты не можешь быть другою, какъ только моею милою женою.
— Да, я твоя милая жена, — отвѣчала она, и въ ту же минуту по милости Божіей возвратилась къ ней жизнь, и стала она попрежнему свѣжа, румяна и здорова.
Тогда разсказала она королю о преступленіи, которое совершила надъ нею злодѣйка-мачиха съ своею дочкою. Король приказалъ представить ихъ въ судъ и надъ ними тутъ же произнесенъ былъ приговоръ: дочь отведена была въ лѣсъ, на растерзаніе дикимъ звѣрямъ, а колдунью бросили на костеръ, гдѣ она погибла злою смертью. А когда она обратилась въ прахъ и пепелъ, разрушилась сила ея чародѣйства и лань опять приняла человѣческій образъ. И такимъ образомъ братецъ и сестрица жили вмѣстѣ весело и счастливо до самаго конца.