Антигона (Софокл; Шестаков)/XI. Пятый эпизод/ДО

Антигона — XI. Пятый эпизодъ
авторъ Софоклъ (496 г. до н.э.—406 г. до н.э.), пер. Сергей Дмитріевичъ Шестаковъ (1820—1857)
Оригинал: др.-греч. Αντιγόνη. — См. Антигона. Перевод созд.: около 442 г. до н.э., опубл: 1854. Источникъ: «Отечественныя записки», 1854, томъ XCV, отд. I, с. 30—34

XI. Пятый эпизодъ.

Тиресій (съ мальчикомъ-вожакомъ). —
О ѳивскіе князья! пришли мы двое
Однимъ путёмъ, но за обоихъ насъ
Одинъ смотрѣлъ; слѣпымъ одна дорога,
Которою ихъ поведётъ вожакъ.

Креонтъ. — Что скажешь новаго, старикъ Тиресій?

Тиресій. — Открою я, а ты повѣрь.

Креонтъ. — Тебѣ всегда и прежде вѣрилъ я.

Тиресій. — За то ведёшь прямой дорогой городъ.

Креонтъ. — Я знаю, какъ ты былъ полезенъ мнѣ.

Тиресій. — Смотри, на лезвіѣ ножа теперь
Стоитъ твоя судьба.

Креонтъ. — Что значитъ это?
Я трепещу, твоимъ словамъ внимая.

Тиресій. — Узнаешь самъ, когда услышишь то,
Что показало мнѣ моё искусство.
Когда на старое пришёлъ я мѣсто,
Гдѣ птицъ всегда привыкъ я наблюдать,
Гдѣ у меня прилётъ былъ всякой птицы,
Невѣдомый я слышу крикъ пернатыхъ:
То дикій крикъ, крикъ ярости то былъ
И догадался я, что между ними
Былъ смертный бой, что рвутъ онѣ другъ друга
Въ когтяхъ; удары крыльевъ слышны были.
Въ испугѣ я тотчасъ хотѣлъ извѣдать,
Что пламень жертвъ на очагахъ горящихъ
Откроетъ мнѣ: не воспылалъ изъ жертвъ
Гефестъ, но влажный жиръ костей на пеплѣ,
Дымясь и брызгая, растаялъ весь,
И разлетѣлась желчь, и обнажённы
Отъ покрывавшаго ихъ жира кости
Осталися однѣ; такъ я узналъ
Отъ мальчика, что безполезно было
Моё гаданье всё, когда и жертвы
Не указали мнѣ примѣты вѣрной.
Вожатый мальчикъ мнѣ, а я другимъ.
А чрезъ тебя такъ боленъ городъ нашъ.
Эдипа сынъ несчастно-павшій сталъ
Добычей птицъ и псовъ, и снѣдью той
Полны всѣ жертвенные очаги.
И жертвенныхъ молитвъ съ огнёмъ костей
Отъ насъ ужь боги не пріемлютъ нынѣ,
И, мёртваго насытясь жирной кровью,
Несчастья крикъ лишь птица издаётъ.
Подумай, сынъ, о томъ. Вѣдь заблуждаться
Есть общій жребій всѣхъ людей. Но тотъ,
Не безсовѣтный мужъ и не безсчастный,
Кто, разъ въ бѣду попавши, не коснѣетъ,
Но ищетъ ей помочь. А кто упрямъ,
Въ безумьи самъ себя потомъ винитъ.
Умершему ты долженъ уступить,
Погибшаго разить не долженъ ты.
Убитаго убить — какая храбрость?
Добра хочу тебѣ и говорю:
А у того пріятно и учиться,
Кто рѣчь свою намъ на добро ведётъ.

Креонтъ. — Какъ въ цѣль стрѣлки, вы цѣлите, старикъ.
Въ меня всѣ въ одного; гаданьемъ даже
Подѣйствовать хотите на меня:
Мой родъ давно предалъ меня и продалъ;
Ведите торгъ, о прибыли заботьтесь;
Когда хотите вы, изъ Сардъ янтарь,
Изъ Индіи себѣ везите злато,
Но въ гробъ того ужь вамъ не положить;
Когда бы даже зевсовы орлы,
Его схвативъ на пищу, понесли
Къ престоламъ Зевса самого. Нѣтъ, нѣтъ,
Его похоронить я не позволю
Изъ страха предъ грѣхомъ. Вѣдь знаю я,
Что осквернить боговъ не силенъ человѣкъ.
А падаютъ, старикъ Тиресій, часто
И люди сильные съ большимъ стыдомъ,
Когда изъ выгоды своей хотятъ
Безсчестное подъ краснымъ словомъ скрыть.

Тиресій. — Увы!
Кто знаетъ изъ людей, кто взвѣситъ то.

Креонтъ. — Но что, что хочешь ты о всѣхъ сказать?

Тиресій. — Насколько здравый смыслъ всѣхъ выше благъ?

Креонтъ. — Настолько же, я думаю, насколько
Неразсудительность всѣхъ больше золъ.

Тиресій. — А ты болѣзнью этой полонъ весь.

Креонтъ. — На оскорбительный укоръ жреца
Я не хочу отвѣтить оскорбленьемъ.

Тиресій. — Но ужь отвѣтилъ ты, когда сказалъ,
Что лживы всѣ пророчества мои.

Тиресій. — По милости моей
Ты городъ спасъ и сталъ его царёмъ.

Креонтъ. — Гадатель мудрый ты, но другъ неправды.

Тиресій. — Принудишь ты меня сказать, я вижу,
Что неподвижно въ сердца залегло.

Креонтъ. — Подвинь, лишь говори не изъ корысти.

Тиресій. — Такъ вотъ и кажется тебѣ, что я
Ищу корысти отъ тебя.

Креонтъ. — Но знай,
Что ты моей никакъ не купишь мысли.

Тиресій. — Такъ знай же самъ: ещё не проживёшь
Немного быстрыхъ солнечныхъ круговъ,
Какъ одного отъ крови самъ своей
Ты мёртваго отдашь за смерть другаго,
За то, что ты земное въ адъ низвергъ
Что душу въ гробъ безчестно поселилъ,
Что у боговъ подземныхъ отнялъ трупъ,
Лишивъ его святаго погребенья;
А ни тебѣ, ни высшимъ права нѣтъ
На то богамъ; но ты насильно имъ
То право навязалъ. За то тебя
Карательницы зла и преступленья
Стрегутъ Эринніи боговъ и ада,
Чтобъ заплатить тебѣ такимъ же зломъ.
Смотри, за деньги ль это говорю?
Пройдётъ немного дней — въ твоёмъ дому
Мужей и жёнъ услышишь плачъ и вопли.
Враждебные смущаются всѣ грады,
Гдѣ псы растерзанныхъ хоронятъ мёртвыхъ,
Иль звѣри, иль пернатыхъ птицъ стада
Несутъ нечастое дыханье въ городъ.
Вотъ стрѣлы тѣ (ты оскорбилъ меня),
Ихъ, какъ стрѣлокъ, изъ сердца я пустилъ;
Въ твоё онѣ вонзятся крѣпко сердце,
Ихъ пламени тебѣ не избѣжать.
Но ты веди меня домой, о мальчикъ,
Свой гнѣвъ пусть выльетъ онъ на младшихъ здѣсь,
Научится имѣть языкъ скромнѣе
И мыслить лучше, чѣмъ теперь онъ мыслитъ.

Хоръ. — Ушёлъ онъ, царь, бѣды намъ предсказавъ.
А знаемъ мы, съ-тѣхъ-поръ, какъ голова
Вотъ этимъ бѣлымъ волосомъ одѣлась
На мѣсто чёрнаго, что никогда
Онъ городу не возвѣщалъ обмана.

Креонтъ. —То знаю самъ, и въ мысли я смущёнъ.
Мнѣ больно уступить, а духъ упорства
Ударами грозитъ мнѣ страшной кары.

Хоръ. — О Менекея сынъ, Креонтъ, здѣсь нуженъ
Совѣтъ благоразумный.

Креонтъ. — Что жь мнѣ делать?
Скажи, и я послушаюсь тебя.

Хоръ. — Поди и изъ подземнаго покоя
Дѣвицу выведи, и гробъ устрой
Тому, чей трупъ заброшенный лежитъ.

Креонтъ. — Вотъ твой совѣтъ, и уступить я долженъ?

Хоръ. — Скорѣй, Креонтъ, скорѣй; вѣдь неразумныхъ
Предупреждаютъ быстрыя бѣды.

Креонтъ. — Увы! едва могу, но долженъ сдѣлать,
Отъ сердца отступившись своего:
Съ судьбой нельзя бороться понапрасну.

Хоръ. — Иди жь теперь туда и сдѣлай самъ —
Другимъ не поручай.

Креонтъ. — Сейчасъ иду.
А вы, служители, кто здѣсь изъ васъ,
И кто изъ васъ далеко, взявъ сѣкиры,
Спѣшите къ видному отсюда мѣсту.
А я, коль мысль къ тому ужь обратилась,
Я самъ связалъ, и развяжу я самъ.
Боюсь, не лучше ль древніе законы
Хранить всегда и такъ окончить жизнь?