ЕЭБЕ/Москва: различия между версиями

 

Узнав о домогательстве купцов, фабриканты выступили с протестом, и вследствие этого торговая депутация, сообща с видными фабрикантами, выработала правила о проживании евреев в М., которые должны были удовлетворить обе стороны; предоставив купцам 1-й и 2-й гильдий оставаться в М. в течение двух месяцев, а 3-й гильдии — в течение одного (с правом вернуться после трехмесячного отсутствия), купцы настояли на том, чтобы евреям было разрешено производить свои торговые дела только в двух домах: на Глебовском подворье и в другом, который будет специально предназначен для этой цели. Последняя мера была продиктована желанием купцов и фабрикантов иметь надзор за деятельностью евреев. Вновь выработанные правила были сообщены в Петербург для утверждения, а вскоре (17 апреля 1828 г.) последовало Высочайшее повеление, чтобы купцам 1-й и 2-й гильдий был разрешен приезд на один месяц, с тем чтобы они не имели при себе жен и детей, сами не торговали и не заводили лавок и чтобы за ними был установлен строгий надзор; таким образом, в отношении М. были нарушены правила 1827 г., в силу которых губернское начальство вне черты оседлости имело право разрешать евреям шестимесячное пребывание. Предложение купечества о сосредоточении евреев в двух домах не было утверждено центральным правительством, но требование о надзоре дало генерал-губернатору повод «поместить всех евреев без исключения на жительство в одно место», так как другого способа осуществить высочайшую волю он не нашел; а чтобы подобная мера не оказалась стеснительной для евреев, как гласил один официальный документ, для них было назначено Глебовское подворье, так как евреи издавна здесь останавливались; кроме них, здесь не было других постояльцев; к тому же на кухне готовили еврейские повара. Обер-полицмейстеру было предписано объявлять приезжающим евреям, что они могут останавливаться только на Глебовском подворье, куда их и отправляли с заставы в сопровождении конвойных. Если официальной причиной учреждения гетто являлся полицейский надзор, то фактически и возникновение, и многолетнее существование гетто было обязано тем материальным выгодам, которые, как это было позже удостоверено, извлекались из Глебовского подворья московской администрацией; подворье по завещанию поступило в собственность казны, дабы на доходы содержалась глазная больница, и управление подворьем перешло в руки местной власти. Евреи подвергались в подворье всяческим стеснениям; с вечера до утра ворота были закрыты и постояльцы к известному часу должны были быть налицо; когда скоплялось много приезжих, они страдали от тесноты; домовая администрация обращалась с ними грубо; жизнь в гетто обходилась очень дорого. Когда в 1832 г. губернским правлениям было предоставлено разрешать евреям, в случае нужды, проживание вне черты оседлости в течение десяти месяцев, московские приезжие евреи возбудили ходатайство о распространении на них этого права, но им было отказано. Однако они продолжали свои домогательства, и генерал-губернатор исходатайствовал разрешение купцам 1-й и 2-й гильдий проживать в М. в течение шести месяцев; вместе с тем, он добился того, что их освободили от необходимости испрашивать в каждом отдельном случае разрешения губернского правления, как это требовалось общими правилами, так как право разрешать или запрещать тем или другим евреям оставаться в Москве открывало простор для вымогательств. Вскоре затем было разъяснено, что и купцы третьей гильдии могут временно проживать в Москве. Благодаря этим постановлениям число евреев, останавливавшихся в подворье, постепенно все увеличивалось, достигая 250 ежегодно, причем это были все люди более или менее состоятельные, привыкшие к известным удобствам; между тем тягостные порядки, водворившиеся в гетто при его возникновении, продолжали существовать. В течение почти двадцати лет евреи молча переносили всяческие стеснения и обиды, пока поверенный шкловских евреев, Лазарь Зельцер (см.), ходатайствовавший о даровании еврейскому населению различных прав, не подал в 1847 г. министру внутренних дел записку «о претерпеваемом приезжающими в Москву евреями крайнем стеснении в том, что они обязываются останавливаться на квартире в особо отведенном для них доме». Вследствие этой жалобы в М. был командирован ревизор. Приезд петербургского чиновника вызвал гнев московского генерал-губернатора, тем не менее тринадцать купцов не побоялись заявить протест против требования останавливаться в подворье, причем они ознакомили ревизора со всеми незаконными действиями администрации; так, например, оказалось, что евреев принуждали покупать в подворье все предметы, необходимые для отправки товаров, пользоваться услугами рабочих, состоявших при подворье и проч., хотя все это обходилось чрезвычайно дорого. Ознакомившись с жизнью евреев в подворье, ревизор донес министру внутренних дел, что «угнетения, ими претерпеваемые, превышают всякое вероятие; обязанные жить там поневоле, согнанные туда, как на скотный двор, они подчиняются не только смотрителю, которого называют не иначе как своим барином, но даже дворнику, коридорщику»; не дороговизна, не поборы побудили евреев жаловаться, они привыкли к налогам и стеснениям, но «презрение, им оказываемое, отсутствие всякого человеческого к ним чувства наиболее заставило евреев принести жалобу»; что касается тайных доходов с подворья, то ревизор достаточно ясно намекнул, в чьи руки они попадали, заявив, что вряд ли высшая администрация сохранила бы подворье с целью доставлять огромные выгоды одному лишь какому-нибудь частному приставу. В это время пост генерал-губернатора занял весьма влиятельный граф Закревский; он заявил, что евреи должны по-прежнему жить в подворье, так как иначе глазная больница не будет иметь доходов, и в угоду Закревскому гетто было сохранено. Однако Еврейский комитет, проводивший общую реформу в еврейской жизни, не мог примириться с существованием подворья; но когда он предложил Закревскому изыскать другой источник для поддержания больницы, генерал-губернатор ответил, что подворье нужно для полицейского надзора за евреями; при этом, чтобы несколько смягчить недовольство обитателей гетто, генерал-губернатор дозволил им избирать из своей среды, с его утверждения, пять старшин, которым было предоставлено доводить до сведения генерал-губернатора о нуждах приезжающих евреев и испрашивать его «защиты и покровительства». Следует отметить, что даже тех евреев, которые заезжали в М. только для того, чтобы отправиться по железной дороге в Петербург, заставляли останавливаться в подворье. Борьба между петербургской и московской властью из-за подворья продолжалась и в дальнейшем, и только с воцарением императора Александра II оно было упразднено (Высочайше утвержденное 5 июня 1856 г. мнение Комитета об устройстве евреев), и евреи получили возможность занимать квартиры по своему выбору. — В ближайшие годы оседлое еврейское население стало возрастать, благодаря тому что некоторые группы еврейского населения получили право повсеместного жительства, в частности и в М.; только предоставленное в 1867 г. евреям-врачам право поступать на медицинские должности по министерству внутренних дел во всех местностях Империи не было распространено на М. (и Петербург с их губерниями). На основании коэффициента рождаемости и смертности еврейское московское население исчисляется в 1871 г. приблизительно в восемь тысяч душ, в 1879 г. — тринадцать тысяч, в 1880 г. — шестнадцать тысяч. По официальным же данным, в последний год в М. было лишь 8025 душ (каковая цифра, вероятно, ниже действительности, так как ввиду стеснений в жительстве многие евреи избегали регистрации); по своему составу население распадалось на следующие категории:

 

Еврейское купечество занимало видное положение в московском торговом мире, и когда после погромов 1881 года московская администрация стала стеснять евреев в жительстве, многочисленная группа московских торговых фирм обратилась (1882 г.) к министру финансов с запиской, в которой указывалась важная роль евреев в московской торговле: вообще розничная торговля в черте оседлости находится в руках евреев, которые и являются покупателями у местных оптовых торговцев, клиентов московских фирм; с другой стороны, московские евреи служат посредниками между московской промышленностью и западными и южными губерниями; московские евреи выступают или агентами местных купцов, или их компаньонами, или комиссионерами, принимающими на себя ручательство перед московскими фирмами за своих комитентов; с того времени, как евреям был облегчен доступ в М., торговые сношения М. с западными и южными губерниями получили широкое развитие; вот почему удаление евреев из М., стеснение их в жительстве вредно отзовутся на ходе московской торговли. Стеснительные меры в отношении евреев, проживавших вне черты оседлости, были вскоре отменены, и еврейское население М. продолжало увеличиваться в ближайшие годы; наибольшей численности оно достигло в 1889 году, когда насчитывалось около двадцати шести тысяч душ, составлявших три процента общего населения. В 1891 г. еврейское население стало сильно редеть, и уже в следующем году оказалось столько евреев, сколько было двадцать лет назад — не более десяти тысяч, а перепись 1897 г. зарегистрировала 8095 евреев (и 216 караимов). Уменьшение еврейского населения явилось следствием исключительных обстоятельств. Когда генерал-губернатор князь Долгоруков, отличавшийся терпимостью, был смещен, московская администрация коренным образом изменила свое отношение к евреям; наступил период всяческих репрессий. Начался разгром общины. При генерал-губернаторе великом князе Сергии Александровиче для евреев Μ. и московской губернии были изданы особые ограничительные законы (см. ниже). Согласно закону 28 марта 1891 г., последовало выселение мастеров, ремесленников и др., а по Высочайшему повелению 15 октября 1892 г. — отставных нижних чинов, не приписанных к обществам. Изгнание в короткий срок почти двадцати тысяч человек состоялось при самых тяжелых условиях. Многие из числа изгнанных родились здесь или жили в течение десятилетий и совершенно не знали той «родины», куда их высылали. Лиц неимущих или не успевших продать к сроку свое имущество направляли в пересыльную тюрьму для отправки по этапу; в тюрьме им надевали деревянные наручники и вообще обращались с ними как с преступниками; немало было таких, которые кончили здесь свою жизнь. Чтобы избегнуть тюрьмы, евреи проводили морозные ночи на кладбище. Администрация отправляла на вокзал больных и рожениц. Когда 30-градусные морозы побудили генерал-губернатора дать некоторым евреям отсрочку, администрация объявила об этой льготе post factum. В «Ведомостях московской городской полиции» помещались объявления о повышенных денежных наградах за поимку незаконно проживающего еврея; обер-полицмейстер Власовский, обнаруживший исключительное рвение в изгнании евреев, назначил одинаковое вознаграждение за поимку одного еврея или двух грабителей (22 октября 1897 г.). В 1893 г. представители крупных русских купеческих и фабричных фирм возбудили ходатайство о смягчении репрессивных мер против евреев, так как от этого страдают интересы христиан; между прочим было указано, что кустарный промысел шелкового производства в Богородском уезде сократился на сто миллионов — главными покупателями являлись изгнанные евреи; удаление евреев-ремесленников отразилось на средних хозяйствах. Но репрессии продолжались. Изо дня в день полиция задерживала встречавшихся на улице евреев и требовала предъявления доказательства, что они имеют право на пребывание в М.; не имевших при себе документов арестовывали. — В это же время московскую общину лишили синагоги. В 1891 г. раввин С. Минор испросил у полицеймейстера разрешения перевести старую молельню из частного помещения в собственное здание (синагога была построена по плану, утвержденному губернским правлением, когда же постройка была закончена, пришлось, по требованию администрации, снять купол в течение нескольких дней; но потом полицеймейстер отказался от своих слов, и тогда синагогу, как незаконно открытую, запечатали (23 июня 1892 г.). Большинство прихожан решило примириться с этим фактом, но Минор и староста Шнейдер подали прошение об открытии синагоги; в ответ на эту просьбу последовало Высочайшее повеление от 23 сентября 1892 г. выслать Минора и Шнейдера из M., а «московскому еврейскому молитвенному обществу объявить, что к 1-му января 1893 г. оно обязано синагогу продать или обратить под благотворительное заведение; в противном случае здание будет продано с публичных торгов губернским правлением». Было решено перевести в здание синагоги ремесленное училище, основанное в память двадцатипятилетия царствования императора Александра II, наименованное, с Высочайшего разрешения, «Александровским»; здание несколько раз перестраивалось с этой целью по планам губернского правления, но правительственная комиссия не санкционировала правильности этой постройки. Наконец 27 мая 1895 г. было объявлено, что министр внутренних дел, по соглашению с московским генерал-губернатором, признал необходимым упразднить Александровское училище. Тогда было предположено перевести в здание синагоги существовавшее на благотворительные средства двухклассное еврейское училище (талмуд-тора), о котором в упомянутом объявлении было оговорено, что на него запрет не распространяется; опять началась перестройка по плану, утвержденному губернским правлением и генерал-губернатором. В это время община возбудила ходатайство об открытии синагоги ввиду коронационных торжеств (1896), но еврейскому населению было объявлено, что подобная просьба — дерзкое нарушение высочайшей воли. Когда здание синагоги было, наконец, приспособлено к школе, администрация признала, что это училище (существовавшее с 1871 г., удостоившееся похвальных отзывов городского училищного присутствия) не имеет надлежащего разрешения; но законность существования школы была вскоре доказана; тогда администрация выслала из М. заведующего школой, а затем (28 октября 1897 г.) последовало распоряжение о закрытии училища ввиду незначительного числа учеников; при этом хозяйственное правление синагоги было предупреждено, что если оно в течение двух месяцев не приспособит здания к благотворительному учреждению или больнице, бывшая синагога будет продана с публичных торгов; опять начались беспрерывные перестройки для приспособления здания к разным благотворительным учреждениям, которые потом признавались администрацией ненужными. Одновременно с синагогой были закрыты девять молелен; остались только пять, открытые в разное время при князе Долгорукове; в них могли вместиться около 800 человек, между тем одних солдат приходило по праздникам до тысячи; перевести молельни в более просторные помещения администрация не разрешала. Ввиду этого набожные евреи устраивали тайные молитвенные собрания, а более состоятельные уезжали на праздники в другие города; когда Л. С. Поляков допустил посторонних в свою молельню, полиция прервала богомоление. Только 1-го июня 1906 г. синагога была вновь открыта. — Однодневная перепись населения М. в 1902 г. (М., 1906, вып. 2-й и 3-й) отметила следующие данные о евреях: