Война и мир (Толстой)/Том II/Часть I/Глава VI: различия между версиями

| ЧАСТЬ = {{#titleparts: {{FULLPAGENAME}} | 1 | 2 }} - — {{#titleparts: {{FULLPAGENAME}} | 1 | 3 }} - — {{#titleparts: {{FULLPAGENAME}} | 1 | 4 }}

| ИСТОЧНИК = {{Толстой:Собрание сочинений 1978—1985|том={{#expr: {{В цифру|{{#titleparts: {{FULLPAGENAME}} | 1 | 2 }} }}+3 }}|страницы=32—36|ссылка=http://rvb.ru/tolstoy/01text/vol_{{#expr: {{В цифру|{{#titleparts: {{FULLPAGENAME}} | 1 | 2 }} }}+3 }}/0030_2.htm#ch{{#expr: {{В цифру| {{SUBPAGENAME}} }}-1 }}}}

Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер старый граф Безухов. Как ни мучительна была вся внутренняя работа прошедшей бессонной ночи, теперь началась еще мучительнейшая.

Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всёвсе, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо-насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.

"«Что ж было?  — спрашивал он сам себя.  — Я убил ''любовника'', да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого?  — Оттого, что ты женился на ней»,  — отвечал внутренний голос.

«Но в чем же я виноват?  — спрашивал он.  — В том, что ты женился, не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее,  — и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившиене выходившие из него слова: „Je„{{lang|fr|Je vous aime“.aime}}“<ref>{{lang-fr|Je vous aime}} — Я вас люблю.</ref>. Всё от этого! Я и тогда чувствовал,— думал он, -я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12-мдвенадцатом часу дня, в шелковом халате, пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.

«А сколько раз я гордился ею, думал он, гордился еееё величавой красотой, еееё светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всёвсе стало ясно!

„АнатольАнатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от ''меня'' детей у нее не будет“будет».

Потом он вспомнил грубость, ясность ееи грубость мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. „Я«Я не какая-нибудь дура… поди сам попробуй… {{lang|fr|allez vous promener“,promener}}<ref>{{lang-fr|allez vous promener}} — убирайся.</ref>», — говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. «Да я никогда не любил ее,— говорил себе Пьер;. — яЯ знал, что она развратная женщина,— повторял он сам себе,— но не смел признаться в этом.

И теперь Долохов,— вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким-то молодечеством отвечая на мое раскаяньераскаяние!»

Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, нено ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.

"«Она во всем, во всем она одна виновата, — говорил он сам себе; . — ноНо что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этотэто: «Je„Je vous aime»aime“,<ref>Я васкоторое люблю</ref> который былбыло ложь, и еще хуже, чем ложь,— говорил он сам себе. — Я виноват и должен нести… ЧтоНо что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всёвсе вздор, — подумал он, — и позор имени, и честь, — всёвсе условно, всёвсе независимо от меня.

"Людовика XVI казнили за то, что ''они'' говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив — и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоитсто́ит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? —» Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «"Зачем я сказал ей: „Je«Je vous aime?“» — все повторял он сам себе. И, повторив 10-йдесятый раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: {{lang|fr|mais que diable allait- il faire dans cette galère?}}<ref>но{{lang-fr|mais заque какимdiable чортомallait понеслоil егоfaire наdans этуcette галеруgalère?}} — и зачем черт дернул меня ввязаться в это дело?</ref>, и он засмеялся сам над собою.

Утром, когда камердинер, внося кофекофей, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманкеоттоманке и с раскрытой книгой в руке спал.

Он очнулся и долго испуганно оглядывался, не в силах понять, где он находится.

— Графиня приказалаприказали спросить, дома ли ваше сиятельство? ,— спросил камердинер.

Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня, в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы {{lang|fr|en diadème}}<ref>в{{lang-fr|en видеdiadème}} диадемы— диадемою.</ref> огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном, несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающимвсе выдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрезчерез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать:; но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно, и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая, пока выйдет камердинер.

— Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, ? — сказала она строго.

— Я?.. что я? я… — сказал Пьер.

— Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать!? Что? Я вас спрашиваю.  — Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.

— Коли вы не отвечаете, то я вам скажу…  — продолжала Элен.  — Вы верите всему, что вам скажут,. вамВам сказали…  — Элен засмеялась, — что Долохов мой любовник, — сказала она по-французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, — и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью!? То, что вы дурак, {{lang|fr|que vous êtes un sot,<ref>что вы дурак</ref>}}; так это все знали!. К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, — Элен всёвсе более и более возвышала голос и одушевлялась, — который лучше вас во всех отношениях…

— Гм… гм… гм,— мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.

— И почему вы могли поверить, что он мой любовник?….. Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.

— Не говорите со мной… умоляю, — хрипло прошептал Пьер.

— Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmantsamants), аa я этого не сделала, — сказала она. Пьер хотел что-то сказать, взглянул на неенеё странными глазами, которых выражениявыражение она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что-то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.

— Нам лучше расстаться, — проговорил он прерывисто.

— Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, — сказала Элен… — Расстаться, вот чем испугали!

Пьер вскочил с дивана и, шатаясь, бросился к ней.

— Я тебя убью!  — закричал он, и, схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.