Как возникло издательство "Былое" (Щеголев): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м Бот: автоматизированная замена текста (-<sup>1</sup>/<sub>2</sub> +½, -<sup>1</sup>/<sub>4</sub> +¼, -([0-9]) *([½⅓¼⅕⅙⅐⅛⅑¾]) +\1\2)
Строка 45:
При таком распределении обязанностей велось дело в «Былом». Журнал пользовался широким успехом, так же, как и отдельно выпускаемые издания; издательство приобрело прочную репутацию и встречало поддержку во всех госучреждениях и общественных организациях. Краков оправдал доверие, ему оказанное. На годичном собрании докладывались финансовые отчеты, и на 1 января 1925 года по отчету за 1924 год была даже прибыль. Но 1925 год оказался роковым для деятельности товарищества. На этот год приходится огромный издательский кризис, коснувшийся как крупнейших издательств (начиная с Госиздата), так мелких и средних. Протесты издательских векселей стали всеобщими, книжный товар потерял всякую ценность, книжные запасы стали равными цене макулатуры. Кроме общего кризиса крайне тяжко отозвалось на «Былом» и банкротство крупных покупателей, закупавших издания целыми тиражами, — издательств Л. Френкеля и затем В. Каганского. Издательство Каганского под фирмой «Россия» заключило с «Былым» договор на монопольное распространение изданий «Былого», причем оно установило и тираж выпускаемых книг. Вначале это издательство выполняло свои обязательства, платило деньги, затем исправно погашало свои векселя, но с отъездом Каганского за границу весной 1925 года начались перебои в платежах, частичные погашения, переписка векселей, а в начале 1926 года платежи издательством Каганского были прекращены. Этот крах подкосил издательство «Былое». Правда, Каганский предоставил на удовлетворение кредиторов претензии к своим должникам, превышавшие сумму его задолженности и рассеянные по всему Союзу ССР, ''ко'' издательство «Былое» не вое*-пользовалось этими претензиями ввиду отсутствия материальных возможностей заводить дела на всем протяжении СССР. В марте или апреле начались протесты векселей «Былого». Надо сказать, что ни я, ни Прибылев, ни остальные члены товарищества не представляли себе размеров той финансовой опасности, которая стояла перед «Былым». Отчет финансовый за 1925 год, доложенный в начале 1926 года, нэ возбуждал опасений: если направо был записан долг «Былого», то налево была записана равнявшаяся ему стоимость книготовара, оцененного в 30—35 % против номинала. Действительность 1926 года показала, что эта оценка неверна и ценить нужно в 3—4 %. Когда пошли первые протесты, Краков заверил нас, что это не так важно, что протесты можно снять и восстановить кредит и что для этого надо достать деньги.
 
Действительно, благодаря поддержке отдела печати при ЦК партии «Былое» получило ссуду, но эта ссуда не могла его спасти. В эти первые месяцы начинающегося краха я не верил в гибель дела и до такой степени верил в то, что оно оправится и будет продолжаться, что пошел ему на помощь и собственными деньгами, и своим кредитом. О моих материальных отношениях к «Былому» я должен сказать, что ничтожный заработок по «Былому» (в последнее время 100 р. в месяц, которых я не получал и которые только записывались на мой счет) никогда не был для меня источником существования; я жил всегда на мои литературные гонорары, а в 1925—1926 гг. они были весьма значительны благодаря успеху пьесы «Заговор императрицы». Во все время существования «Былого» при отсутствии денег в кассе, бывшей на руках у Кракова, при отсутствии Кракова мне приходилось субсидировать контору, сотрудников из собственных средств; когда деньги появлялись, мне возвращали сделанные мной платежи по представляемым мной распискам. При разборе своих бумаг осенью настоящего года я обнаружил у себя немало расписок, которые не были мной совершенно представлены по моей небрежности и, следовательно, не были оплачены. Когда началось стесненное положение издательства, такие обращения ко мне за деньгами становились все более частыми; иногда мне приходилось давать не десятки, не сотни, а тысячи (кажется, в феврале 1926 года я дал 2 тыс. р.), но возвращения денег становились все более редкими и частичными. Когда начались протесты векселей «Былого» и когда банки потребовали замены подписей и бланков, поставленных «Былым», подписями и бланками, поставленными лицами неопротестованными, а таким был я, я, веря в будущее «Былого» и желая удержать от гибели дело, с которым я был так долго связан кровно и даже тюремно, не мог удержаться от подписи и бланкирования векселей «Былого». А так как в это время произошло падение моих литературных гонораров и, главным образом, по «Заговору», то случилось и мое разорение. Я не мог уплатить сразу по векселям, мной подписанным или бланкированным; пришлось прибегнуть к частичной уплате и переписке; дело дошло до протеста моих векселей, до предъявления их ко взысканию, до описи моего имущества, затянулось даже до настоящего времени. Векселя были учитываемы в обществах взаимного кредита по 3, 3 <sup>1</sup>/<sub>4</sub>¼ и 3 <sup>1</sup>/<sub>2</sub>½% месячных; таким образом на тыс. рублей долга я уплачивал в год одних процентов около 500 р. Судебный ликвидатор может представить выписку из моего счета, я не знаю, в какой мере задолженность «Былого» мне нашла отражение в бухгалтерских книгах, но во всяком случае зафиксированный в книгах долг «Былого» мне, конечно, ниже той суммы, в которую обошлось мне желание поддержать дорогое мне дело; в книгах «Былого» не записаны, конечно, те колоссальные проценты, которые я уплатил по принятым на себя обязательствам «Былого», и, кроме того, просто остались незаписанными многие мои платежи. Быть может, в последнем виноват и я, так как, ознакомившись летом 1926 года с финансовой катастрофой, постигшей «Былое», я увидел, что ни о каком, хотя бы частичном, возвращении моих расходов за «Былое» не приходится и мечтать, а потому, понятно, во мне остыло самое желание точной фиксации на бумаге долгов «Былого» мне, долгов, которые все равно не будут мне уплачены. И до самого последнего времени мне приходится платить за «Былое». Так, когда мне пришлось заключить договор на мою литературную работу с издательством «Красной газеты», последняя поставила непременным условием покрытие задолженности «Былого» «Красной газете» в сумме 165 рублей. Мне пришлось согласиться на уплату; расписка «Красной газеты» находится у меня и в ликвидационную комиссию не представлена. Еще пример: Госиздат, с которым у меня большой счет по моим литературным делам, преспокойно перенес на мой счет, несмотря на все мои протесты, задолженность «Былого» в сумме 630 рублей. Наконец, мной произведен ряд мелких уплат гонораров сотрудникам и служащим. Так я оплатил жалованье помощнику редактора т. Левину<sup>15</sup>, курьеру Минаеву, разным сотрудникам. Расписки их у меня и в ликвидационную комиссию не представлены за ненадобностью. Вообще я считаю, что с начала 1926 года по сей день я уплатил за «Былое» 12 тысяч рублей, да остается еще мне уплатить по векселям около 6 тысяч рублей, считая проценты, судебные издержки и т. д.
 
По поводу финансово-коммерческой деятельности «Былого», по поводу ведения бухгалтерских и конторских дел я не могу дать никаких объяснений. В эту сторону деятельности ни я, ни Прибылев совершенно не входили. Занимался ею единственно Краков; он управлял конторой и бухгалтерией, держал кассу в своих руках, заведовал всей финансовой политикой. Мы относились к нему с абсолютным доверием и до самого последнего времени не имели оснований к иному отношению. Только в мае 1926 года, когда крах разразился, общее собрание потребовало от Кракова финансового отчета, но отчета Краков не представил. Он был чрезвычайно подавлен раскрывшейся картиной гибели «Былого», замкнулся в себе, уклонялся от каких-либо фактических объяснений и разговоров, с величайшей неохотой отвечал на запросы уставной ликвидационной комиссии, которая с большими усилиями добивалась сдачи материалов и документов. В апреле месяце 1927 года он покончил с собой (бросился в Неву), не оставив никаких писем и объяснений. Летом 1926 года мне пришлось лично ознакомиться с постановкой дела в конторе и бухгалтерии и убедиться, что хозяйственная и финансово-издательская сторона дела была поставлена крайне плохо и находилась в беспорядке. Когда была учреждена уставная ликвидационная комиссия, дела были сданы ей в хаотичном виде. Комиссия привела в порядок все, что попало в ее распоряжение, и сдала судебному ликвидатору, затем я сдал то, что было у меня, и наконец при ликвидации помещения «Былого» были обнаружены целые вороха бумаг и документов, которые также были препровождены судебному ликвидатору и приняты им без описи <sup>16</sup>.