Стихи и сказания про Алексия, божия человека (Дашков)/ДО: различия между версиями

Но изъ всѣхъ этихъ типовъ смиренія полюбился болѣе легендѣ и народу самый ранній, сынъ Евфиміана, Алексій, человѣкъ Божій (въ латинской церкви исповѣдникъ — confessor), причисленный къ лику святыхъ. Точно опредѣлить время его жизни нѣсколько трудно. Профессоръ Массманъ, въ своемъ любопытномъ сочиненіи {<ref>Sanct Alexius Leben in 8 gereimten mittelhochdeutschen Behandlungen, — nebst geschichtlicher Einleitung, so wie deutschen, griechischen und lateinischen Anhängen, herausgegeben von ''Hans Ford. Mattmann.'' Quedlinburg und Leipzig. Druck und Verlag v. Gottfr. Basse, 1843. Въ собраніе: Bibliothek der gosammten deutschen Nationallitteratur von der ersten bis auf die neuere Zeit, neunter Band.}</ref> по этому предмету, служившемъ намъ источникомъ и руководствомъ, тщетно перебираетъ разныя хронологическія данныя и называемыхъ въ житіяхъ св. Алексія современниковъ. Упоминаемый въ греческихъ редакціяхъ житія архіепископъ римскій Маркіанъ никогда не существовалъ {<ref>Ad fuous aancti deducit Pontificem Rom anum mere commentitium et ex sno sei ex ejuadem urti ingenii fabulntoris cerebro conflctnm (Boilund. 349, IV).}</ref>. Большинство редакцій называютъ архіепископомъ Римскимъ Иннокентія I при кончинѣ Алексія, нѣкоторые списки — Сирикія при рожденіи его. Хотя Сирикій совпадаетъ съ царствованіемъ Ѳеодосія Великаго, покровителя отца и дяди Алексіевыхъ, лицъ вполнѣ историческихъ, но между избраніемъ Сирикія (384 г.) и кончиной Иннокентія (477 г.) едва прошло 33 года, между тѣмъ какъ Алексій прожилъ около 50 лѣтъ. Восточный императоръ Аркадій никогда не бывалъ въ Ромѣ; очевидно имя его, связанное историческими воспоминаніями съ именемъ брата, вслѣдъ за послѣднимъ вошло въ житіе. Такимъ образомъ изъ являющихся въ житіи историческихъ личностей достовѣрны только императоръ Гонорій и папа Иннокентій I, свидѣтеля богопрославленной кончины Алексія, которая падаетъ, слѣдовательно, между 403 и 417 годами.

Съ XI вѣка встрѣчаются слѣды поклоненія Алексію въ средней Европѣ. Св. Майнверкъ, епископъ Падерборнскій, сопровождалъ императора Генриха II въ Римъ въ 1014 году, былъ свидѣтелемъ совершаемыхъ при мощахъ святаго чудесъ, и положилъ обѣтъ построить въ Германіи монастырь въ память Алексія, что и исполнилъ въ окрестностяхъ Падерборна. Около того же времени (X или XI в.) монастырь св. Вонифатія въ Римѣ, воздвигнутый при церкви, гдѣ положены были останки св. Алексія, сталъ извѣстенъ подъ именами обоихъ святыхъ. Особенно въ XII вѣкѣ распространилось въ народѣ почитаніе Алексія, но только въ первый годъ понтификата папы Гонорія III (1216) найдены были мощи его и положены вмѣстѣ съ мощами св. Вонифатія въ церкви, носящей ихъ имена, на Авентинской горѣ, подъ главнымъ престоломъ; а въ 1697 году, по домогательству кардинала Памфилія, торжественное богослуженіе въ память этого святаго, давно совершавшееся въ Римѣ, было установлено для всей католической церкви. Изъ Страсбурга, Оснабрюка и Праги дошла до насъ отъ XV и XVI в. молитвы и каноны св. Алексію и рѣчи въ прославленіе его {<ref>Еще ранѣе, а именно изъ X вѣка дошла до насъ Homilia S. Adalberti Еріscорi Ргаgenais ac martyri, сказанная въ день празднованія рожденія св. Алексія и какъ кажется въ его же монастырѣ на Авентинѣ (Bolland. Acta SS. IV, 257).}</ref>: въ Парижѣ, Авиньонѣ. Майнцѣ и Венеціи стояли часовни ему; во Франціи (между прочимъ въ Гентъ) учреждена была братія по его имени (Alexani или cellebroeders). Ликъ св. Алексія, а также живописное и письменное житіе его приклеивалось въ XV вѣкѣ къ домамъ и спасало оные отъ молніи, грома и наводненія, если при томъ хозяинъ сохранялъ себя чистымъ отъ смертныхъ грѣховъ.

По-гречески, латыни, арабски {<ref>Въ Acts SS. Boiland. помѣщенъ еще латинскій переводъ съ житія св. Алексія, писаннаго по арабски (сирійскими буквама), вѣроятно по сирійскому источнику; святой, называемый здѣсь Mar-Riscia, представляется жившимъ и скончавшимся въ Эдессѣ, куда житія, какъ кажется, а принадлежатъ.}</ref>, италійски, испански, французски, германски, славянски и русски {<ref>Мы разсмотримъ здѣсь лишь тѣ редакціи, которыя были доступны намъ въ подлинникѣ.}</ref>, дошло до насъ житіе этого святаго. Немногіл легенды были такъ распространены. Но, разумѣется, во всѣхъ этихъ обработкахъ является намъ произведеніе не народное и даже не произведеніе личнаго творчества писатслеВ. Только немногіе характеристическія черты и взгляды могли быть внесены ими въ священную быль, преданіемъ сохраненную.

Житіе св. Алексія принадлежитъ собственно Риму, но по характеру своему столь же близко оно греческому міру, почиталось иными за греческое преданіе, и, какъ кажется, записано было впервые въ Константинополѣ. Болландисты сами допускаютъ, что въ Италіи не было житія св. Алексія ранѣе VIII или IX вѣка, да и то записанное по изустному преданію безимянными монахами, сторожившими его могилу. Достовѣрно, что и это-то житіе {<ref>S. Alexii vita vel nulla antiquitua scripta fuit vel peri it: unde solum ilia reperitur, quam es traditions scripaerunt monaebi, aacri corporis custodes Romae, saeculo fortasse VIII vel IX aient earn babemus ex ms. eorum impressant Romae, anno MDCXXXVI (Acta SS. Boll. IV, 250).}</ref> напечатано лишь въ 1636 году. Какъ поэтоИ причинѣ, такъ и по преимущественной важности византійскихъ источниковъ для нашей духовной литературы, мы начнемъ съ разбора греческихъ редакцій.

У насъ передъ глазами только двѣ греческія редакціи, напечатанныя Массманомъ; одна — сочиненіе {<ref>Болландисты приводятъ мнѣніе Ламбеція, сомнѣвающагося въ подлинности этого житія, такъ какъ оно несходно съ тѣмъ, которое Сурій — по его же словамъ — перевелъ съ Метафраста. Собственное мнѣніе Болландистовъ рѣзко выражено въ слѣдующихъ словахъ: cujus nos cegraphum habemua sed luce pnblica indignum censemus (Acta SS. IV, 251) едва ли не справедливо.}</ref> Симеона Метафраста — magislri el logotbetae magnae.ecclesiae Conslanlinopolis въ XII вѣкѣ {<ref>Впрочевъ относятъ его и къ X вѣху.}</ref> (откуда и прозваніе его Метафраста) — обработавшаго житія святыхъ по старымъ запискамъ и разсказамъ до насъ дошедшимъ и по церковной исторіи Евсевія; сохранилась она въ бумажной рукописи, принесенной изъ Константиполя и находящейся въ Вѣнской библіотекѣ (Массманъ, 192—200). Другая редакція (напечатанная, кажется, висрвью Массманомъ, приложеніе I, стр. 291—208) хранится въ Мюнхенской библіотекѣ, въ принесенной также изъ Византіи рукописи, содержащей кромѣ того: Похвальное слово Василія 40 мученикамъ, похвальное слово Ѳеодора Ѳсофану Сигріану, жизнь Анахорета Герасима, мученичество Василія Анкирскаго, и проповѣди Григорія, Златоустаго и другихъ.

Въ воскресный день представляется блаженный къ концу литургіи и въ это время раздается въ церкви голосъ, зовущій, словами Спасителя, труждающихся и обремененныхъ и приказывающій упавшимъ ницъ христіанамъ отыскать слугу Божьяго и заручиться его молитвами. Послѣ тщетныхъ поисковъ, послѣ торжественнаго ночнаго моленія въ храмѣ верховныхъ апостоловъ Петра и Павла, Римляне узнаютъ отъ того же чудеснаго голоса о пребываніи святаго въ дому Евфиміана. Къ нему то обращаются императоры {<ref>Предположеніе Болландистовъ, что „императоры“ означаетъ здѣсь Гонорія и жену его. императрицу, такъ какъ братъ его, Аркадій, никогда не бывалъ въ Итадія. Но далѣе имя небывалаго папы Маркіана доказываетъ, какъ мало дорожилъ лѣтописецъ исторической вѣрностью.}</ref>, именемъ вѣрноподданническихъ чувствъ его требуя указанія угодника Божія. Но Евфиміанъ самъ не знаетъ ого; онъ спѣшитъ домой и отъ слуги Алексія узнаетъ впервые о терпѣніи, постной жизни и благочестіи призрѣннаго имъ нищаго, идетъ въ его келію, находитъ его уже мертвымъ, озареннаго чуднымъ свѣтомъ, со свиткомъ въ рукѣ, хочетъ взять свитокъ, не можетъ. Узнавъ чудную вѣсть, императоры входятъ въ келію съ толпой народа, не кичась своимъ саномъ, падаютъ на колѣни передъ усопшимъ угодникомъ. По ихъ молитвѣ отдаетъ имъ блаженный рукописаніе, которое громко читаетъ хартофилакъ Аэцій.

Еслибъ и неизвѣстно было точно время жизни Іосифа, самое содержите канона ручалось бы намъ за то, что онъ стоитъ въ главѣ всей литературы о Божіемъ Человѣкѣ. Очевидно писанный для богослуженія, канонъ не представляетъ подробной біографіи святаго, кромѣ его имени не упоминаетъ другихъ пень, ни лицъ, ни мѣстностей, останавливаетъ вниманіе только на общечеловѣческомъ и христіанскомъ значеніи его подвиговъ; нѣтъ картинъ родительскаго богатства, ни прощанія съ женой и ночнаго бѣгства отъ нея, нѣтъ исчисленья 34-хъ-лѣтней нужды и презрѣнья; нѣтъ въ особенности ни чудеснаго возвращенія въ Римъ, ни явленій и пасовъ въ Эдесскомъ храмѣ {<ref>Только весьма слабые намеки за всѣ его обстоятельства.}</ref>, ни завѣщанія родителямъ и связанныхъ съ полученіемъ онаго чудесъ. Видимъ только человѣка проникнутаго до глубины сердца любовью ко Христу и приносящаго въ жертву ей всякія удовольствія плоти и удобства жизни и осѣненнаго какою то проявляющей его небесной благодатію; чудотворная стихія житія здѣсь замѣтна только въ исцѣленіяхъ, совершаемыхъ при мощахъ; она потомъ уже постепенно прилѣплялась вокругъ этого зерна, выступая какъ изъ изустнаго преданія, такъ и изъ воображенія народныхъ массъ, склонныхъ къ чудесному, единственному для нихъ доступному признаку божественнаго я высокаго.

Богатство Евфиміана описано весьма подробно, именно указано по 3000 слугъ въ золотыхъ поясахъ и шелковыхъ одеждахъ, его милосердіе и щедрость подтверждаются тремя столами ежедневно накрываемыми для вдовъ, сиротъ, странниковъ, нищихъ и больныхъ (собственная прибавка Сурія); — простое прощанье Алексія женѣ: «миръ-ты» замѣнено Боллаядистскимъ не совсѣмъ яснымъ указаніемъ на ихъ будущія отношенія: «да будетъ Господь между нами», но съ страннымъ прибавленіемъ «пока ему угодно будетъ» (ошибкою, если судить по тексту Болландистовъ, отъ переставленія придаточнаго предложенія изъ другаго періода, гдѣ оно относится къ продленію его жизни). Перстень и поясъ свой Алексій обертываетъ въ алый платокъ, передавая ихъ женѣ на прощаньѣ. Чудотворная икона {<ref>Въ редакціи Метафраста тона Божіей Матери, въ храмѣ которой происходитъ чудо; въ безъименной греческой редакціи икона Богородицы съ Спасителемъ на рукахъ, и рукахъ исходахъ отъ Спасителя; у Суріа и Болландистовъ глаголетъ икона Богородицы, но кромѣ того привлекаетъ блаженнаго въ Эдессу Нерукотворенная икона Спаса.}</ref>, проглаголавшая пономарю, смѣшана съ иконой Нерукотвореннаго Спаса, по преданію хранившейся въ Эдессѣ (Sine humano opere domini nostri I. Ch. in Sindone), и Cyрій спѣшитъ выписать сполна это преданіе {<ref>Евсевій, епископъ Кесарійскій, въ IV вѣкѣ, внесъ въ свою исторію христіанской церкви изъ найденной имъ въ архивахъ Эдессы сирійской лѣтописи скаканіе про переписку между Іисусомъ Христовъ и эдесскимъ месопотамскимъ царевъ Авгаромъ. Больной Авгаръ просилъ Христа прійдти и исцѣлить его. Спаситель отвѣчалъ слѣдующимъ письмомъ: «Блаженъ ты, Авгаръ, что вѣришь въ Меня не видавъ Меня, ибо написано обо Мнѣ: видящіе Меня не повѣрятъ Мнѣ, чтобы невидѣвшіе и вѣровавшіе имѣли жизнь вѣчную. Что же о желаніи твоемъ, чтобы Я къ тебѣ пришелъ, то и здѣсь (въ Іудеи) долженъ все совершить, на что Я посланъ, и потомъ отойдти къ Пославшему Меня. Когда сіе исполнится, пошлю къ тебѣ изъ учениковъ Моихъ, да исцѣлитъ тебя и подастъ жизнь домашнимъ твоимъ». Моисей Хоренскій прибавляетъ къ этому преданію, что Спаситель послалъ Авгару съ письмомъ (написаннымъ апостоловъ Ѳомою) и ликъ свой, чудесно отпечатавшійся платѣ, и утверждаетъ, что видѣлъ хранящійся еще въ Эдессѣ Нерукотворенный этотъ образъ, — перенесенный въ послѣдствія въ Константинополь, а оттуда въ Ринъ (въ церковь св. Сильвестра) или въ Геную; оба города прнаипютъ теперь за собой подлинный образъ. (Си. Wilh. Grimm: «Die Sage des Ursprung» der Christiisbilder. Berlin 1843, n Kathol. Kirchen lexicon, Wetzer and Welte, Freiburg, 1747, T. I.)}</ref>, весьма распространенное равно на западѣ и на востокѣ; — мать, горюя, садится на мѣшокъ; Евфиміанъ, озабоченный отысканіемъ у себя въ домѣ святаго, изъ-за котораго подымается весь Римъ и свершаются чудеса въ храмѣ, бросается сперва убирать домъ къ принятію императора и устанавливать стулья и скамейки; мать съ трудомъ пробирается сквозь густую толпу (у Болландистовъ quasi Icaena rampens reli, y Сурія lanquam leacna е vivario ruens); наконецъ полученіе силы и исцѣленія отъ елея, истекающаго изъ гробницы Алексія, смѣшано съ концомъ житія въ рукописи Болландистовъ о томъ, что этотъ блаженный все выпросить у Бога людямъ искренно молящимся ему, и вышла вещь дикая даже въ мірѣ чудесъ: ex oleo si quisquis accipiebat, quicquid poslulabat obtinebat a Deo.

Кромѣ мѣстныхъ условіий побудившихъ къ нѣкоторымъ поправкамъ и измѣненіямъ, ясно выражается вліяніе идей западной церкви въ этихъ отклоненіяхъ или, вѣрнѣе, различіяхъ римскаго житія отъ византійскаго. Значеніе папы, какъ намѣстника Божія на землѣ и царя царей или, по гордому римскому выраженію какъ Servus Servorum, требовало, чтобъ ему одному — patri universali — предоставлены были право и честь получить рукописаніе отъ покойника. Сильно уже развившееся въ западной церкви подъ исходъ перваго тысячелѣтія исключительное поклоненіе Богородицѣ отразилось въ постоянномъ упоминаніи ея но имени; Она для Латынина не только Mater Dei, Она Maria сама по себѣ, славимая и боготворимая. Искаженная въ перенесенія на итальянскую почву древняя эллинская образованность все таки сохраняла здѣсь слѣды прежняго разнообразнаго и могучаго роста, между тѣмъ какъ на прежней родинѣ и въ новой представительницѣ ея, Византіи, оставалась только по имени, уступая на дѣлѣ мѣсто богословскомъ интересамъ; при такихъ условіяхъ вѣнцомъ образованія человѣка представлялась Греку церковная исторія, между тѣмъ какъ Римлянинъ, принявъ въ программу христіанскаго воспитанія церковныя науки, помнилъ и уважалъ еще и философію и (непереводимое) artes liberales. Наконецъ самое цѣломудріе {<ref>Прославленіе цѣломудрія составляетъ чуть ли не важнѣйшую часть покинутой раньше проповѣди св. Адалберта Епископа Пражскаго.}</ref> получило въ западной церкви, можетъ быть подъ вліяніемъ культа Пресвятой Дѣвы, такое широкое значеніе, которое какъ то даже непонятно уму непривыкшему съ измала къ подраздѣленію грѣховъ на смертельные и прощаемые (mortels et véniels) и которое проникло отличительной печатью въ самые протесты противъ западной церкви; этимъ объясняется обѣтъ цѣломудрія, произносимый Алексѣевыми родителями и долженствующій къ ихъ же горю такъ свято быть исполненнымъ ихъ сыномъ. Можетъ быть напротивъ въ этомъ обѣтѣ думалъ писатель житіи найти нѣкоторое оправданіе отреченію блаженнаго отъ семейства, какъ и всѣ послѣдующіе писатели житія невольно подыскивали des causes atténuantes къ подвигамъ и добродѣтели Алексія. Тѣ же самыя побужденія вносятъ въ другое латинское житіе нашего блаженнаго соотвѣтствующую черту въ замѣнъ родительскаго обѣта по рожденіи сына: самъ Евфиміанъ хочетъ вести жизнь безбрачную, но принужденъ жениться по волѣ сената и императора: uxorem ab imperalore el senalu ducere coactue fuit (158).

Римскій элементъ выражается сперва въ желаніи связать Алексія съ знаменитыми именами {<ref>Основаніемъ этой вставки могло служить преданіе о происхожденіи святаго изъ семейства Савеліевъ, жившихъ на Авентинѣ, гдѣ послѣ стоялъ монастырь св. Вонифантія, и построившихъ въ монастырской церкви особую каплицу.}</ref> древняго Рима: Евфиміанъ происходитъ отъ Сципіоновъ и Аниціевъ, жена Алексія {<ref>(Впервые названная у Болландистовъ) Adriatica.}</ref> отъ семейства Фабриція, побѣдителя Пирра Эпирскаго. Но льстя національному самолюбію Римлянина, эти языческія воспоминанія, эта summa laus antiqaorum poёtarum могли оскорблять христіанина, и писатель спѣшить возвыситъ еще славу этихъ семействъ, указывая на ихъ дѣятельное подвижничество къ распространенію христіанства. Алексій является такимъ образомъ вѣнцомъ и наградою имъ за гражданскія и духовныя доблести. Эти благочестивыя разсужденія составляютъ вступленіе къ житію. Поневолѣ вспомнишь при нихъ Солонову жрицу, просившую у боговъ самой лучшей награды своимъ сыновьямъ за ихъ любовь къ матери, и нашедшую ихъ послѣ торжества — мертвыми. Свѣтскія почести семьи умножаются еще дружбой не только Евфиміана, но и брата его Арсенія (вновь появляющееся лице) съ императоромъ Ѳеодосіемъ, у котораго оба брата крестятъ сына Гонорія, — и еще тѣмъ, что воспріемникъ Алексія самъ папа Римскій Сирикій. Духовныя добродѣтели семьи дополняются принятіемъ тѣмъ Арсеніемъ иноческаго образа и отшельничествомъ его въ глубинѣ Скиѳіи.

Еще въ самомъ отцовскомъ домѣ надѣвъ нищенскую одежду, Алексій начинаетъ своя странствія по совершенно новому маршруту, черезъ Пизу въ Іерусалимъ и оттуда привлеченъ въ Лукку желаніемъ увидѣть чудотворный образъ Спасителя, писанный съ натуры Никодимомъ. Въ Пизѣ принимаетъ онъ милостыню отъ отцовскихъ слугъ; въ Луккѣ чудотворный образъ, разсказавъ про святость его, заставляетъ его бѣжать отъ мірскихъ похвалъ въ Африку; но буря приноситъ его въ Римъ. Измѣненіе именъ легко объясняется географическими познаніями писателя, для котораго города Италіи представляли болѣе ясное понятіе; Іерусалимъ же примѣшался какъ цѣль вѣроятно частыхъ паломничествъ во время написанія этого житія {<ref>Массианъ предполагаетъ, что Lucca искажено изъ Laodicea, Pissa изъ Edissa, Edessa. Очень вѣроятно. Но нѣтъ ли этимъ искаженіямъ разумнаго объясненія въ существовавшемъ въ это время (вѣроятно XII вѣкѣ) паломническомъ и торговомъ пути черезъ Пизу въ Іерусалимъ?}</ref>.

Взглядъ нашего писателя на отношенія между дѣтьми и родителями ясно высказывается при невольномъ возвращеніи Алексія на родину. Корабль приноситъ его къ Риму вмѣсто Африки (замѣняющей здѣсь Тарсъ Киликійскій съ храмомъ апостола Павла) «по тайному произволенію Божію» (secreto Dei judicio), но не для того, чтобы утѣшить родителей или указать ему на обязанность природой опредѣленную, а «чтобъ болѣе испытать его» (ut amplius probarctur), на сколько хватитъ у него силъ заглушить голосъ природы Уничтожая обязанности сына къ родителямъ, писатель однако не ослабляетъ обязанностей родителей къ сыну или, точнѣе, обязанностей ихъ къ монаху. «И кому же подъ небомъ такъ прилично», думаетъ Алексій, входя въ Римъ, «прокормить нуждающагося, поддержать болящаго, какъ не тѣмъ, кто по закону плоти должники передо мной за всѣхъ людей» {<ref>Et qui ad hoc aub coelo tam idonei ut egentem pascant, iufirmum suatincant quam illi, qui ex jure carnis pro omuibus mihi debitores existunt (161).}</ref>. Но отказываясь отъ обязанностей и отъ утѣшеній семейной любви, какъ и отъ тѣлесной пищи, Алексій, по мнѣнію нашего писателя, но долженъ отказываться отъ услады и пищи самолюбію. «Разорвалось бы въ немъ желѣзное сердце»… «еслибъ не оставалось ему въ утѣшеніе вѣрность обрученной и ея привязанности къ нему». "Ибо она во весь день ничего другаго не думала, какъ сидѣла подлѣ него и говорила о мужѣ своемъ, плакала и жалобилась. И не былъ онъ тронутъ («nec tarnen ipse moveri)» (162). Странное для отшельника препровожденіе времени — ежедневный разговоръ про самого себя съ влюбленной въ него и преданной ему женщиной, состоящій въ прославленіи своей силы и любви къ Богу (se omnia propter Deum ad perfectam Dei probationers patienter sustinere velle ajobat). Не удивительно, что Болландисты, у которыхъ редакція эта вѣроятно была подъ руками, не помѣстили се въ своемъ сборникѣ. Но замѣчательно внесеніе женскаго чувства и прославленіе женскаго самоотверженія (можетъ быть плодъ Богородичнаго пульта) въ житіи святаго. Этотъ эпизодъ, перешедшій въ иные германскіе духовные стихи, свидѣтельствуетъ о развитіи совершенно особаго направленія, и потому приведемъ его здѣсь сполна.

По этой чертѣ — кому дается завѣщаніе изъ рукъ покойника — предлагаетъ Массманъ распредѣлить всѣ редакціи на три категоріи, распредѣленіе основательное для редакцій бывшихъ у него подъ руками. Мы видѣли Византійскія редакціи, несущественно различающіяся между собой, и сокращенный сводъ изъ нихъ напечатанный по-латынѣ у Сурія: не данное отцу рукописаніе дается императору — черта византійская {<ref>При чемъ у Сурія un pont aux ânes; императоръ и папа вмѣстѣ получяютъ хартію.}</ref>. Въ принятой Болландистами канонической редакціи Римской церкви — одинъ папа достоинъ коснуться завѣщанія блаженнаго Въ той и другой сферѣ подчиненіе семейнаго начала власти или свѣтской или духовной. Наконецъ западная же, но не церковная, но ультрамонтанская редакція, а какое-то преданіе, выросшее отъ того же сѣмени на почвѣ ближайшей къ народу, присуждаетъ знакъ милости Божіей не сану, не посвященію — а полному любви самоотверженію. Припомнимъ, что та же редакція протестуетъ противъ аскетическаго созерцанія, обращая къ работѣ и работѣ руками Бога ради бѣжавшаго изъ отцовскихъ чертоговъ.

Сурій напечаталъ житіе въ своемъ сборникѣ. Важнѣе гораздо, даже по объему, слѣдующій вставки въ славинское житіе изъ редакцій, принадлежащихъ латинскому міру: изъ редакціи Болландистовъ объ обращеніи Евфиміана, ищущаго у себя блаженнаго, къ старѣйшему слугѣ, {<ref>Этого лица вовсе нѣтъ въ греческихъ житіяхъ. но въ славянскомъ и противъ, латинскаго прибавлено, что слуга очень плохо отзывается о своей дружинѣ, забывъ поговорку, что каковъ попъ, таковъ и приходъ; духовному писателю надо было побранить военный и придворный людъ.}</ref> начальнику дружины его; изъ Мюнхенской латинской какъ Алексій изъ кельи своей видитъ жену и мать плачущими по немъ; — наконецъ изъ германскихъ стиховъ — какъ папа, вида усердіе народа къ мощамъ блаженнаго и неудачное распоряженіе императора съ метаніемъ денегъ, обѣщаетъ народу оставить мощи въ церкви для поклоненія имъ сколько народу угодно будетъ. Какъ все это, такъ и названіе папы вмѣсто архіепископа Римскаго показываетъ въ писавшемъ это житіе для четій миней гораздо большее знакомство съ западной, чѣмъ съ восточной литературой житія, — и уменьшаетъ значеніе церковно-славянской редакціи для нашего изслѣдованія.