Князь С.Г. Долгорукий и его семья в ссылке (Корсаков): различия между версиями

{{Отексте

| АВТОР = Дмитрий Александрович Корсаков

Второй сын знаменитого дипломата эпохи Петра Великого, — князя Григория Федоровича Долгорукого, князь Сергей Григорьевич--известен гораздо менее всех остальных своих родичей, принимавших деятельное участие в правительстве Петра II и в событиях, последовавших за смертью юного императора. Между тем кн. Сергей Григорьевич, по своим способностям и по служебной деятельности, принадлежит к числу довольно видных деятелей эпохи и стоит несравненно выше бездарного и ограниченного старшего брата его, князя Алексея. Молодость свою кн. Сергей Григорьевич провел в западно-европейских государствах, состоя при посольствах в Париже, Вене и Лондоне.

 

 

В начале мая 1730 г. в дом кн. Сергея Григорьевича Долгорукого в Москве явился гвардии капитан Петр Воейков, объявил ему указ о лишении его чинов и, сняв с него польский орден Белаго Орла, передал оный канцлеру гр. Головкину. Не успел еще кн. Сергей Григорьевич доехать до своей муромской деревни — сельца Фоминок, как последовал новый указ Сената (12 июня) о взятии кн. Сергея и всего его семейства под стражу и об отправлении в Раненбургскую крепость--место кратковременной ссылки кн. Александра Даниловича Меншикова. С этим указом был послан к кн. Сергею гвардии подпоручик Петр Румянцев, в сопровождении сержанта, капрала и двенадцати солдат. Инструкция, данная Румянцеву, предписывала строгий присмотр за арестантами и походила как две капли воды на все подобного рода инструкции того времени: она была точным повторением инструкции о содержании кн. Алексея Долгорукого с семейством в Березове, куда тот ссылался сенатским указом того же 12 июня. Кн. Сергею дозволено было оставить при себе из мужской прислуги 8 человек, а из женской 5.

Долгорукие содержались в Раненбурге в крепости, ворота которой старательно охранялись часовыми. Вести переписку, притом исключительно о хозяйственных делах, дозволялось им не иначе, как в присутствии пристава капитана Мяснова, который каждый раз должен был давать им бумагу, перья и чернила. Письма Долгоруких Мяснов обязан был посылать или почтой, или с особыми ездовыми, но не совсм точно исполнял он эту инструкцию, делая значительные послабления вельможному арестанту, который, хотя и содержался в крепости, но сохранял свой княжеский титул и, имея родственные связи при дворе, не нынче-завтра мог снова приобресть прежнее положение. Пристав сознавал это очень хорошо и не брезгал посильными даяниями опального князя: в разное время он получил от князя Сергея Григорьевича ценные подарки, а именно: шпагу с серебряным эфесом, камлоту зеленого 10 арш., кусок миткаля, кусок китайской парчи и денег до 120 рублей; кроме того брату его, Филиппу Мяснову, князь Сергей Григорьевич подарил лошадь. Благодаря этим подаркам, Долгорукие писали письма не одного только хозяйственного содержания, но вели деятельную переписку с своими родными о разных семейных делах и даже, как мы видели, имели возможность напоминать о себе самой императрице. Письма их присылались, вопреки инструкции, с крестьянами, привозившими им деньги и припасы из Замотринской волости, а также с людьми сестер княгини Долгорукой — княгинь Гагариной, Хованской и Салтыковой. Капитан Мяснов вообще не особенно бдительно наблюдал за арестантами: он дозволял прислуге Долгоруких свободно выходить из крепости в город для разных покупок и даже просто к знакомым, ради препровождения времени. Сам Мяснов уезжал иногда из Раненбурга верст за 60 на несколько дней, оставляя таким образом Долгоруких без должного надзора. Мы увидим ниже, что эти послабления пристава повели к отдельному процессу, не имевшему впрочем дурных последствий для Долгоруких.

 

 

У княгини Долгорукой было четыре сестры и брат — Исаия Петрович. Старшая сестра Наталья Петровна, бывшая замужем за графом Александром Федоровичем Головиным, умерла еще в 1728 г., и Головин женился во второй раз; дети Натальи Петровны жили у своей тетки (второй сестры Долгорукой) Анны Петровны, которая была замужем за князем Алексеем Матвеевичем Гагариным, единственным сыном казненного при Петре Великом сибирского губернатора. При опале Долгоруких князь Гагарин своеобразно воспользовался родством с ними: именным указом 27 октября 1730 г. пожалованы ему 1493 души из отписных вотчин князя Василия Лукича Долгорукого. Третья сестра-- Екатерина Петровна была замужем за князем Василием Петровичем Хованским. Он приходился родным внуком казненному также при Петре Великом, начальнику Стрелецкого приказа, боярину князю Ивану Андреевичу Хованскому, по прозванью «Таратуй», и занимал впоследствии должность шталмейстера. Меньшая сестра — Марья Петровна, была за мужем за Михаилом Михайловичем Салтыковым, заседавшим в Сенате при Екатерине II. Все сестры были очень между собою дружны, но в особенности близка к Долгорукой была меньшая сестра — Салтыкова. Она принимала самое горячее, сердечное участие в положении князя Сергея и его семьи и не смотря на то, что в 1731 г. «почитай 25 недель с постели не вставала», т. е. пролежала целых полгода, она усердно хлопотала об отправке лекаря, цирюльника и лекарств к больному князю Сергею и вела аккуратную переписку с княгиней Марфой Петровной. В письмах княгини Долгорукой и ее сестер изредка попадаются приписки князя Сергея, князей Хованского и Гагарина и Михаила Михайловича Салтыкова; все эти приписки отличаются краткостью и заключают в себе поклоны и разные благопожелания; только раз князь Сергей пишет княгине Гагариной большое письмо о своих деревенских делах.

«Понеже я ныне от великой моей болезни чахотной в канечную пришел слабость и не чаю продолжения живота моего, покорно прошу присутствующих в Правительствующем Сенате вас, моих милостивых государей, показать сомною Бога ради милость и истинного (?) (это слово не разобрано) христианства должность — повелеть ко мне прислать дохтура для излечения, ежели возможно будет, оной тяшкой моей болезни. Повторяю, прошу вас, моих государей, по сему моему прошению сотворить со мною милость».

 

 

Получив требуемые справки, Бидло прописал рецепты, велел пустить кровь не менее двух раз и дал подробную инструкцию на счет ухода за больным. Вслед за этим были посланы и лекарства. В письмах к сестрам кн. Долгорукая весьма часто просит советов Бидло, так что М. П. Салтыкова отказывается «его трудить», уверяя сестру, что болезнь князя хорошо ему известна. Еще до совета с Бидло Исаия Петрович Шафиров обращался к начальнику тайной канцелярии А. И. Ушакову с просьбою об отправлении врача к кн. Сергею. Ушаков разрешил, но долго не могли найти охотника ехать в такую даль, да притом к опальному князю; только в июле 1731 г. М. П. Салтыкова «уговорила» ехать в Раненбург одного врача, который, по ее словам, кроме того что «пускает кровь из руки, умеет пускать и пиявиц». Отправляя его из Москвы, Салтыкова дала ему «на дорогу, на пропитание рубль», да наняла ему пару лошадей до Раненбурга за 5 руб. Но врач этот не доехал до Долгоруких: он заболел дорогой. Тогда Салтыкова посылает (в конце октября 1731 г.) цирульника, или как она его называет, «болбира» (от французского слова — barbier — цирульник), крепостного человека кн. А. П. Гагариной. «Князь и я с детьми», пишет кн. Гагарина сестре своей кн. Долгорукой, «посылаем вам, матушка моя, болбира, может кинет кровь князю вашему и вам, а оной болбир мне из ноги пущал, и людям нашим многим пущал; вы и сами ведаете, что мне очень трудно пущать кровь, а он хорошо очень трафил, только изволите приказать наперед из людей кому бросить, a после себе». Цирульнику было дано на проезд туда и обратно 4 р. с «полтинником», да на харчи 2 р. 25 к.; впрочем Салтыкова просит Долгорукую дать ему еще, когда он поедет назад. «Болбир» прибыл в Раненбург после того, как кн. Сергею 2-го декабря пустили кровь, и не имел случая выказать свое искусство.

Любимцами родителей и теток были: старший сын Николаша (которому в то время было уже лет 15) и старшая дочь Машенька лет 12—13-ти; оба они умели читать и хорошо писали по-русски. Примером их грамотности может служить следующая приписка на письме кн. М. П. Долгорукой к кн. Гагариной и Салтыковой от 22 марта 1732 г. «Отдаю свой нижайший поклон государыне тетушке кн. Анне Петровне и Марье Петровне, благодарствую государыня тетушка за ваш гостинец — за платок. Племянница ваша Марья Долгорукова нижайше государыня тетушка кланяюсь. Княгиня Анна Петровна и государыня Марья Петровна благодарствую государыня за платок. Остаюся князь Николай Долгорукой. Марта 27 дня 1732 г.» Тетки интересовались ходом ученья своих племянников и племянниц и посылали для чтения старшим псалтирь, а для обучения меньших--азбуки.

 

 

Имянины и дни рождения кн. Сергея и кн. Марфы Петровны, а равно и их детей, не забываются сестрами Долгорукой; они аккуратно поздравляют их и посылают подарки, хотя весьма незатейливые; напр. в июне 1731 г. кн. Гагарина пишет своей сестре: «Поздравляю вас, государыня, с прошедшим днем тезоименитством вашим, посылаю вам, моя матушка, платочек, а княжнам вашим ленточек новомотных, не прогневайтесь, свет мой, на больших гостинцах». К этому же дню кн. Хованская посылает кн. Долгорукой штуку канифасу, а дочерям ее — лент. В 1732 г. Салтыкова отправляет своим племянницам и племянникам следующие подарки: Машиньке — «платок рушной новой алой», Николашеньке тоже платок «жолтой», Катеньке — лент, Петрушеньке — чулки, Гришеньке и Настеньке--чулки-ж, Аннушке — «платок полосатой», Васеньке — табакерку. В мае того же года она посылает Долгоруким гостинец, привезенный ей мужем из Риги: медный кофейник новый с канфоркой и молочник, a вместе с тем несколько вещей из своей старой посуды: 3 синия чашки и 2 цветные чашки с блюдами. «Не прогневайся, матушка моя, что разные», пишет она сестре, «истинно лучшей (т. е. посуды) у меня нет, только и было цветных, a синия чашки ведаю что нехороши, только не было лучше, у меня их было шесть, да разбили, матушка, три, понеж три были спрятаны, а три употребляли». При этом же письме посылает она гостинцы племянницам и племянникам: Машиньке — «ленты с серебром навамодные», Катеньке и Аннушке по паре рукавов, а меньшим детям ленты шелковые к рукавам. Сергею Григорьевичу посылались шейные шелковые платки и курительный табак, привезенный Салтыковым из Риги.

 

 

Средства Долгоруких год от году уменьшались, заочное управление Замотриным было очень затруднительно; управляющий этим имением — Колычев дозволял себе поборы с крестьян в свою пользу, а Долгоруким весьма неаккуратно доставлял деревенские припасы и деньги. Замотринские крестьяне стали оказывать явное неповиновение Колычеву и наконец подали на него челобитную кн. Гагариной: в этой челобитной они просили уволить Колычева и заменить его дворянином Разстригиным. Кн. Гагарина была в большом затруднении, как ей поступить, обращалась за содействием к А. И. Ушакову и к П. И. Ягушинскому, сама объяснялась с крестьянами и писала о их неудовольствии пространные донесения кн. Сергею. Кн. Долгорукая заступалась за Колычева, утверждая в письмах своих к Гагариной, что крестьяне «все плутают, отьискивая себе воли». Наконец крестьяне явились с своей челобитной в Раненбург к самому кн. Сергею, чем он был очень рассержен. «Попросите от меня государя моего Михаила Михаиловича (Салтыкова), чтобы приказал их (крестьян) гораздо наказать», — пишет кн. Сергей кн. Гагариной в конце марта 1732 г. — «и извольте их отослать к Колычеву, понеже они плутуют и составляют челобитныя, будто от миру напрасно на Колычева и других крестьян возмущают, а от их ослушаний я великую имею скудость в положенном на них сборе». Вследствие этого письма Гагарина призывает к себе челобитчиков-крестьян, кричит на них и отпускает, не разобрав дела. В 1732 г. Долгорукие ровно ничего не получили из Замотрина, так что кн. Марфа Петровна принуждена была просить у сестер взаймы 100 рублей. Все расходы на леченье кн. Сергея и на покупку припасов и птиц падали на долю сестер княгини Долгорукой: раз только она послала Салтыковой 10 р. на покупку голландских кур. Сестры ее из своих же средств одевали всю семью Раненбургских узников, так как Марфа Петровна часто обращалась к ним с просьбами: то купить материй на платья себе и детям, то экипировать ее раненбургскую прислугу, то наконец прислать для кн. Сергея кошачий мех на шубу и немецкие кожаные штаны. Им же кн. Долгорукая пересылает для починки разные вещи, которые трудно, или почти невозможно было исправить тогда в Раненбурге: разную медную посуду, кофейник и карманные часы. По ее поручению сестры заказывают в Москве и пересылают в Раненбург 2 образа: св. Николая Чудотворца — патрона старшего сына Николая, и Страстной Божьей Матери, к которой они имели особенное уважение, потому что мать кн. Сергея, старица Маргарита, жила до ссылки в Московском Страстном монастыре.

Тайной канцелярии гвардии капитан-поручик Бурков и в тот же день снял допрос с людей Долгоруких. Этот допрос подтвердил все вышеизложенные подробности. В это самое время Салтыков допрашивал в Москве людей княгинь — Гагариной и Хованской и некоторых из людей Долгоруких о привозе ими писем в Раненбург и обратно. Из допроса выяснилось, что хотя эти люди и возили письма, но не иначе, как с ведома Мяснова, а в Раненбурге к Долгоруким не допускались и проживали в обывательских домах под караулом. Тем не менее до половины апреля 1733 г. Демид Канищев и Киевский просидели в Раненбургской крепости под строгим караулом и были освобождены лишь по высочайшему указу Анны Иоанновны.

 

 

В заключение скажем несколько слов о последующей судьбе кн. Сергея Григорьевича Долгорукого.

 

Казань, 24 декабря 1879 г.

</div>