Страница:Подделки рукописей и народных песен (Пыпин).pdf/32: различия между версиями

{{ВАР|какъ жили въ старину „не по нашему, по заморскому, а по своѳму православному“, но народъ не описалъ бы такого православнаго житья: вставали, видите, утромъ рано и „кланялись всѣмъ роднымъ отъ востока до запада“, — что за безобразіе! Потомъ созывали „слугъ вѣрныихъ на добры дѣла“, — только ''слуги'' ихъ и дѣлали; „старики судъ рядили“, „старыя старушки судили-рядили“, — мужесво-женскія народоправства; „молодыя мододици правили домкомъ“, тогда какъ въ народѣ онѣ, именно молодыя молодици, никогда до этого не допускаются; наконецъ — „красвыя дѣвицы завивали вѣнки на Семикъ день“, „старыя старушки сказки сказывали“, — это то же православіе. Но за рѣчью издателя не угоняешься: мы остановимся на содержаніи». Онъ разъясняетъ, что сказка есть просто сочиненіе Сахарова, можетъ быть, съ прибавкой какихъ-нибудь отдѣльныхъ подробностей изъ народнаго преданія, и заключаетъ: «Грустно разоблачать подобныя вещи у всякаго издателя; грустно видѣть, какъ легко разлетаются эти карточные домики, на которые такъ разсчитывалъ безпокойный труженикъ, строилъ, обставлялъ, обгораживалъ, гдѣ законопачивалъ; еще грустнѣе говорить это о литературномъ дѣятелѣ, не мало потрудившемся для народа: но — и отрадно, какъ отраденъ всякій выходъ изъ удушья на свѣжій воздухъ, на чистую истину, и полезно: вкусъ къ народному творчеству воспитывается изученіемъ его произведеній; онъ гибнетъ отъ фальшивыхъ поддѣлокъ; онъ зрѣетъ зрѣлостью мужества, когда рядомъ съ истинными произведеніями народа сопоставляемъ мы для сличенія поддѣлки»<ref>Пѣсни Кирѣевскаго, вып. 5. М. 1863. стр. CXXIV-CXLII.

|как жили в старину „не по нашему, по заморскому, а по свофму православному“, но народ не описал бы такого православного житья: вставали, видите, утром рано и „кланялись всем родным от востока до запада“, — что за безобразие! Потом созывали „слуг верныих на добры дела“, — только ''слуги'' их и делали; „старики суд рядили“, „старые старушки судили-рядили“, — мужесво-женские народоправства; „молодые мододици правили домком“, тогда как в народе они, именно молодые молодици, никогда до этого не допускаются; наконец — „красвые девицы завивали венки на Семик день“, „старые старушки сказки сказывали“, — это то же православие. Но за речью издателя не угоняешься: мы остановимся на содержании». Он разъясняет, что сказка есть просто сочинение Сахарова, может быть, с прибавкой каких-нибудь отдельных подробностей из народного предания, и заключает: «Грустно разоблачать подобные вещи у всякого издателя; грустно видеть, как легко разлетаются эти карточные домики, на которые так рассчитывал беспокойный труженик, строил, обставлял, обгораживал, где законопачивал; еще грустнее говорить это о литературном деятеле, не мало потрудившемся для народа: но — и отрадно, как отраден всякий выход из удушья на свежий воздух, на чистую истину, и полезно: вкус к народному творчеству воспитывается изучением его произведений; он гибнет от фальшивых подделок; он зреет зрелостью мужества, когда рядом с истинными произведениями народа сопоставляем мы для сличения подделки»<ref>Песни Киреевского, вып. 5. М. 1863. стр. CXXIV-CXLII.

</ref>. Кроме сказок, Бессонову привелось проверять Сахарова в песнях, и здесь оказалось тоже самое. Сахаров, если прямо не сочинял песен, то старался подправлять их в том народном вкусе, какой ему казался самым настоящим и которого как будто не было достаточно у самого народа.}}