Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия (Ломоносов): различия между версиями

Таковы в современном представлении те основные черты Лохмоносова-филолога, которые сделали его «учителем поколений». Этим почетным эпитетом охарактеризовал Ломоносова центральный орган нашей партии, газета «Правда». {Гениальный сын великого народа. «Правда», No№ 317 (6923) от 18 ноября 1936 г., стр. 1, передовая статья.}

Печатается по рукописи (Архив АН СССР, ф. 20, оп. 3, No№ 47, лл. 1—104). Написано рукой А. П. Протасова с собственноручными поправками Ломоносова.

Не сохранилось никаких прямых документальных данных о том, что именно побудило Ломоносова приступить к составлению настоящего, первого варианта Риторики и как протекала работа над ним. Известно лишь, что вопросы стилистики привлекали к себе уже с давних пор особенное внимание Ломоносова и что его учебная подготовка в этой области была весьма основательна, а начитанность очень широка. Памятником школьных занятий Ломоносова риторикой служит рукописный ее курс на латинском языке, читанный в 1733/34 учебном году в московской Славяно-греко-латинской академии преподавателем риторики, украинским монахом Порфирием Крайским, и переписанный частично рукой Ломоносова (подлинник хранится в Государственной Библиотеке СССР имени В. И. Ленина, фотокопия — в Архиве АН СССР, ф. 20, оп. 6, No№ 64). За границей, в годы пребывания в Марбурге Ломоносов слушал лекции на философском факультете Марбургского университета, где профессор истории и элоквенции Иоганн-Адольф Гартман читал курс римского красноречия (М. И. Сухомлинов. Ломоносов, студент Марбургского университета. «Русский вестник», 1861, т. XXXI, No№ 1, стр. 154 и 157). Вновь открытые, еще не опубликованные материалы (Index lectionum in Universitate, Marburg, 1736—1740, Архив АН СССР, ф. 20, on. 6, No№ 59) позволяют установить, что Гартман, меняя каждый год программу своего курса, охотнее всего останавливался на произведениях Цицерона и Курция Руфа. Настойчивее других профессоров привлекал Гартман своих слушателей к практическим занятиям, в которых, весьма вероятно, принимал участие и Ломоносов. Несомненно, во всяком случае, что уже в те годы Ломоносов упорно размышлял над вопросами стилистики, о чем говорят некоторые, относящиеся к 1736—1739 гг. пометки на принадлежавшем ему экземпляре книги Тредиаковского о стихосложении (Архив АН СССР, ф. 20, оп. 2, No№ 3) и отдельные высказывания Ломоносова в его Письме о правилах российского стихотворства (1739 г.). За границей Ломоносов внимательно изучает трактаты по риторике Лонгина (в переводе Буало), Коссена, Помея и Готшеда, которого, как и Лонгина, конспектирует (Акад. изд., т. III, стр. 33—40 втор. паг. и Архив АН СССР, ф. 20, оп. 4, No№ 30). К последнему месяцу пребывания в Марбурге относится письмо Ломоносова к товарищу по заграничной командировке Д. И. Виноградову (Акад. изд., т. VIII, стр. 64—65), свидетельствующее о том, что Ломоносов очень дорожил в то время своим экземпляром книги Коссена, предполагая, очевидно, возвращаться и впредь к ее изучению.

18 января 1744 г. Ломоносов был выпущен на волю. В последних числах того же месяца он отправил свою Риторику в Москву. Целью отсылки рукописи было поднесение ее великому князю Петру, которому Ломоносов посвящал свое руководство, надеясь, вероятно, избежать таким способом представления рукописи в Академическое собрание и добиться тем самым скорейшего ее напечатания. С кем из лиц многолюдной императорской свиты было оно отправлено и дошло ли до адресата, — неизвестно. Около месяца спустя, 24 февраля, Шумахер доложил Академическому собранию, что получил «одновременно с письмом Штелина из Москвы». Риторику Ломоносова «для сообщения академикам» с тем, чтобы они дали заключение, следует ли ее печатать (Протоколы Конференции, т. II, стр. 8). Неясно, кто вернул ее в Петербург и от кого исходило предложение дать ее на отзыв академикам, которые именно в это время относились к Ломоносову особенно враждебно. Можно было бы предположить, что поторопился отослать рукопись из Москвы академик Штелин, профессор элоквенции, воспитатель великого князя: Штелина могло встревожить, что его питомцу, которого он сам обучал красноречию, посвящается и преподносится учебник риторики, написанный другим лицом. Однако в письмах Штелина Шумахеру, многочисленных и пространных, переполненных мелкими придворными новостями (Архив АН СССР, ф. 1, оп. 3, No№ 34, лл. 2—33), нет ни одного упоминания ни о Риторике, ни вообще о Ломоносове. Нельзя, впрочем, поручиться за то, что сохранились все без изъятия письма Штелина, относящиеся к этому времени. Назначенный Шумахером рецензент, академик Миллер, продержал у себя рукопись три недели, но в содержание ее вник, повидимому, не слишком глубоко: в этом убеждает текст его отзыва. В заседании Конференции 16 марта 1744 г. Миллер прочитал следующую записку: «Написанное по-русски Краткое руководство по риторике адъюнкта Академии Михаила Ломоносова я просмотрел. Хотя ему нельзя отказать в похвальном отзыве ввиду старательности автора, проявленной им в выборе и переводе на русский язык риторических правил древних, однако краткость руководства может вызвать подозрение, что в нем опущено многое, включаемое обычно в курсы риторики. Такое руководство, если дополнить его, применяясь к вкусу нашего времени, материалом из современных риторов, могло бы служить для упражнений не только в русском, но и в латинском красноречии. Поэтому я полагаю, что следует написать автору свою книгу на латинском языке, расширить и украсить ее материалом из учения новых риторов и, присоединив русский перевод, представить ее Академии. Благодаря этому и прочие славнейшие академики получат возможность вынести заключение о ценности труда и о том, следует ли напечатать его для нужд Гимназии. Ведь если пренебречь этой целью и напечатать книгу для людей, занимающихся риторикой вне Академии, то едва ли можно надеяться на достаточное количество покупателей, которые возместили бы Академии издержки по печатанию. Не предвосхищаю суждения славнейших коллег, которое я не откажусь подписать, если оно наведет меня на лучшие мысли» (Архив АН СССР, ф. 1, оп. 2 — 1744, No№ 3, л. 15; публикуется впервые; оригинал на латинском языке). Академики единодушно присоединились к мнению Миллера: Ломоносову было предложено «составить руководство по риторике, более соответствующее нашему веку, и притом на латинском языке, приложив русский перевод». Ломоносов обещал это исполнить (Протоколы Конференции, т. II, стр. 13). Итак, по воле иностранного академического большинства, открыто заявившего, как видим, о своем равнодушии к вопросам «русского красноречия», первый вариант Риторики Ломоносова был отвергнут.