"Зеленая лампа" (Щеголев): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м Бот: автоматизированная замена текста (- --\n + —\n)
м Бот: автоматизированная замена текста (-No ([\dIVX]+) +№ \1)
Строка 38:
Щеголев П. Е. Первенцы русской свободы / Вступит. статья и коммент. Ю. Н. Емельянова. — М.: Современник, 1987. — (Б-ка «Любителям российской словесности. Из литературного наследия»).
 
Общество «Зеленой лампы» совершенно не привлекало внимания историков нашей общественности; им интересовались только биографы Пушкина, столкнувшиеся с фактом значительного влияния этого кружка на творчество и склад мировоззрения поэта. Об этом влиянии свидетельствуют неоднократные упоминания поэта о «Зеленой лампе», а главное — ряд поэтических произведений, связанных между собой с внешней стороны тем обстоятельством, что они имеют в виду членов этого кружка, а с внутренней единством тем и настроений. Но вопрос об истинных задачах и о действительной деятельности общества «Зеленой лампы» окончательно не решен. П. И. Бартенев {В «Моск<овских> Вед<омостях>», 1855 г., No 143, а в особенности в примеч<ании> на 128 стр. своей книжки «Пушкин в южной России». Материалы для его биографии, собираемые Петром Бартеневым. М., 1862.} на основании устных сплетен пустил в ход версию об оргиастическом направлении кружка «Зеленой лампы»; П. В. Анненков, очень щекотливый и строгий в вопросах нравственности, подхватил версию П. И. Бартенева и утвердил ее своим авторитетом. Вот его рассказ о «Зеленой лампе». «Какие разнообразные и затейливые формы принимал тогдашний кутеж, может показать нам общество „Зеленой лампы“, основанное Н. В. Все<волжски>м и у него собиравшееся. Разыскания и расспросы об этом кружке обнаружили, что он составлял, со своим прославленным калмыком, не более, как обыкновенное ''оргиаческое'' общество, которое в числе различных домашних представлений, как изгнание Адама и Евы, погибель Содома и Гоморры и проч., им устраиваемых в своих заседаниях (см. статью г. Бартенева „Пушкин на юге“), занималось еще и представлением из себя, ради шутки, собрания с парламентскими и масонскими формами, но посвященного исключительно обсуждению планов волокитства и закулисных проказ. Когда в 1825 г. произошла поверка направлений, усвоенных различными дозволенными и недозволенными обществами, ''невинный'', т. е. оргиаческий характер „Зеленой лампы“ обнаружился тотчас же и послужил ей оправданием. Дела, разрешавшиеся „Зеленой лампой“, были преимущественно дела по Театральной школе» {Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. 1799—1826 гг. СПб., 1874, с. 63—64.}.
 
С легкой руки Бартенева и Анненкова легенда об оргиазме «Зеленой лампы» внедрилась в пушкинскую литературу и долгое время повторялась писавшими о Пушкине. Влияние этого общества признавалось в высшей степени отрицательным и вредным. Правда, исследователи, искавшие фактических подтверждений, должны были взвесить тот факт, что и Бартенев, и Анненков, всегда очень точно указывающие свои источники, в этом случае оперлись на темные «расспросы и разыскания» у лиц, нам неизвестных. П. А. Ефремов особенно резко отзывался о россказнях Анненкова и ссылался на протоколы «Зеленой лампы», с которыми он мог в свое время познакомиться.
Строка 150:
В этом итоге разысканий Комиссии нет упоминаний об оргиастических особенностях сообщества, но обратимся к другому итогу, подведенному уже в 1827 году, более полному.
 
В «Кратком описании различных тайных обществ, коих действительное или мнимое существование обнаружено Следственною комиссиею» {Государственный архив, I В, No 332 в. [ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 333, лл. 1—199] }, находим следующее описание общества «Зеленой лампы».
 
«В 1820 году камер-юнкер Всеволжский завел сие общество, получившее свое название от лампы зеленого цвета, которая освещала комнату в доме Всеволжского, где собирались члены. Оно политической цели никакой не имело; члены съезжались для того, чтобы читать друг другу новые литературные произведения, свои или чужие, и обязывались сохранить в тайне все, что на их собраниях происходило, ибо нередко случалось, что там слушали и разбирали стихи и прозу, писанные в сатирическом или вольном духе. В 1822 году общество сие, весьма немногочисленное и по качествам членов своих незначащее, уничтожено самими членами, страшившимися возбудить подозрение правительства. Камер-юнкер Всеволжский, равно как и прочие его сообщники оставлены без внимания».
Строка 184:
4) Сколько мне известно, оно ни с какими другими обществами сношения не имело.
 
5) Особых правил и законов, сколько я знаю, оно никаких не имело; только в члены принимались не иначе как по общему согласию; каждый член был обязан сочинения свои прежде читать в сем обществе, до издания их. Собирались у Всеволожского, кажется, раз в две недели» {Госуд<арственный> арх<ив>. I В, No 333. Дело князя С. П. Трубецкого. (ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 333, лл. 1—199. — ''Ред.'')<sup>5</sup>}.
 
13 января члены Комиссии заслушали ответы князя Трубецкого и положили "иметь в виду, не откроется ли насчет «сего общества» каких-либо дальнейших пояснений {Протоколы Комиссии, засед. XXVIII (Госуд<арственный> арх<ив>. I В.) ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 25; Движение декабристов. Документы. Т. XVI. Журналы и докладные записки Следственного комитета. М., 1986, с. 59. — ''Ред.'']}. Но дальнейшие объяснения не увеличили запаса сведений Комиссии. Зубков в то же время показал, что «слыхал о каком-то обществе „Зеленой Лампы“, но не помнит от кого» {Записки В. П. Зубкова…, с. 9.}. 16 января полковник Бурцов в своих показаниях написал: «О других [кроме Союза благоденствия. — ''П. Щ.''] тайных обществах в России и Малороссии существующих я совершенно ничего не знаю, кроме того, что при исследовании происшествия Семеновского полка открыто было полициею в Петербурге много тайных обществ и из них одно именовалось „Зеленой Лампы“, в котором был членом камер-юнкер Всеволожский. Это я слышал от полк<овника> Глинки. Также говорили, что есть большое общество мистическое, в котором действовал г. Лабзин. Но обо всем этом я поистине ничего точного не знаю» {Госуд<арственный> арх<ив>. I В, No 95 [ЦГАОР СССР, ф. 48, оп. 1, ед. хр. 95, л. 17 об. — ''Ред.'']}. Ввиду отсутствия дальнейших сведений, Комиссия оставила без внимания «Зеленую Лампу», составив приведенное нами выше и прописанное в «Алфавите» заключение. Комиссия не потребовала даже к ответу влиятельного члена Союза Благоденствия Я. Н. Толстого, хотя принадлежность его к Союзу была известна Комиссии. Император Николай I приказал Толстого, находившегося за границей, «поручить под секретный надзор начальства и ежемесячно доносить о поведении» {Вопрос о виновности Толстого разобран мною в заметке «Из двадцатых годов. I. К биографии Я. Н. Толстого» (Пушкин и его современники. СПб., 1904, вып. II). Сведения, которые я сообщаю дальше, были мне в то время недоступны.}.
 
После окончания дела декабристов и приведения приговора в исполнение Я. Н. Толстой, сидя за границей в самом бедственном положении, без денег, без писем с родины, под вечным подозрением, задумал реабилитировать себя. 26 июля (очевидно, по новому стилю) 1826 г. из Парижа Толстой обратился с всеподданнейшим письмом, в котором дал объяснения о своих отношениях к тайным обществам. Письмо это, очевидно, не подействовало. 17 октября того же года Толстой обращается уже с всеподданнейшим прошением и прилагает записку, в которой не совсем дословно повторяет объяснения письма от 26 июля {Эти документы хранятся в Архиве Главн<ого> Штаба, 1826 г., д. No 562. Нами воспроизведены по копиям, полученным П. А. Ефремовым от Н. К. Шильдера.}. В приложениях мы даем текст письма и записки, но здесь нас не интересует история реабилитации Толстого и не занимает вопрос, как и насколько верно изображает Толстой свои отношения к тайным обществам. Мы остановимся только на его рассказе о «Зеленой лампе». Заметим, однако, что Толстой старается свести к нулю свое участие во всех тайных обществах, предпочитая подробнее рассказать о «Зеленой лампе». Такой метод оправдания, надо думать, был подсказан неглупому Толстому известной ему судьбой товарищей по «Зеленой лампе» и, прежде всего, Всеволожского. Вот что говорит Толстой о «Зеленой лампе». Воспроизводим рассказ письма, в скобках указывая изменения и дополнения записки, приложенной к прошению {Скобками [ ] обозначаем дополнения записки против письма, а скобками () изменения.}
 
«В 1818 [или 1819 году] составилось общество в доме камер-юнкера [Никиты] Всеволжского. Цель оного состояла в чтении литературных произведений. Я был одним из первых (главнейших) установителей сего общества и избран первым председателем. — Оно получило название ''„Зеленой Лампы“'' по причине лампы сего цвета, висевшей в зале, где собирались члены. — Под сим названием крылось однако же двусмысленное подразумение и девиз общества состоял из слов: ''Свет'' и ''Надежда.'' Причем составлены (составились) также кольца, на коих вырезаны были лампы; члены обязаны были иметь у себя по кольцу. — Общество Зеленой Лампы [невзирая на то] не имело никакой политической цели. — Одно обстоятельство отличало еготот прочих ученых обществ: статут приглашал в заседаниях объясняться и писать [последнего слова нет] свободно и каждый член давал слово хранить тайну. — За всем тем в продолжение года общество Зеленой Лампы не изменилось и кроме некоторых республиканских стихов и других отрывков там читанных, никаких вольнодумческих планов не происходило; число членов доходило до 20-ти или немного более. Заседания происходили, как я выше сказал, в доме Всеволжского, а в отсутствие его в моем. — Однажды член, отставной полковник Жадовский, объявил обществу, что правительство (полиция) имеет о нем сведения и что мы подвергаемся опасности, не имея дозволения на установление общества. — С сим известием положено было прекратить заседания и с того времени общество рушилось. — Но из числа членов находились некоторые, движимые политическими видами, и в 1819 [или в 1820] году (кажется) коллежский асессор Токарев и полковник Глинка сошлись на квартире первого, пригласили меня и, присоединив к себе Оболенского, титулярного советника Семенова и прапорщика Кашкина (последней фамилии нет), положили составить общество под названием „Добра и Правды“. Уложение уже было написано кол. ас. Токаревым; оно состояло в прекращении всякого зла в государстве, в изобретении новых постановлений в правительстве и, наконец, в составлении конституции».
Строка 224:
{{---|width=6em}}
 
Обратимся к составу «Зеленой лампы». До опубликования официальных документов мы знали в числе членов, кроме Н. В. Всеволжского и его брата<sup>6</sup>, Як. Н. Толстого, офицера л.-гв. Егерского полка Дм. Ник. Баркова, ген. штаба М. А. Щербинина, лейб-улана Ф. Ф. Юрьева, лейб-гусара П. П. Каверина, адъютанта П. Б. Мансурова, А. И. Якубовича, В. В. Энгельгардта, А. С. Пушкина и позднее его брата Льва {См.: Модзалевский Б. Л. Яков Николаевич Толстой. СПб.,. 1899, с. 5—6.}. Теперь мы должны прибавить к ним кн. С. П. Трубецкого, Улыбышева, барона Дельвига, А. Г. Родзянко (по показаниям Трубецкого), полк<овника> Жадовского, полк<овника> Ф. Н. Глинку и Токарева. Пожалуй, к ним нужно прибавить и Н. И. Гнедича {О том, что Н. И. Гнедич читал свои стихи в кружке, писал М. Н. Лонгинову Я. Н. Толстой 1(13) ноября 1856 года. — Современник. 1857, No 4, с. 266—267.}. Толстой, назвав поименно только трех, говорит о 20 членах или немногим более. Нам известно сейчас 20 фамилий.
 
О том, кто такие были братья Всеволжские, Дм. Ник. Барков, Ф. Ф. Юрьев, М. А. Щербинин, П. Б. Мансуров, В. В. Энгельгардт, А. Г. Родзянко, мы знаем из комментариев к сочинениям Пушкина {О Д. Н. Баркове см. в статье А. А. Чебышева «К вопросу о куплетах Пушкина». — Пушкин и его современники. СПб., 1908, вып. VI, с. 193.}. Только тут они и оставили свои фамилии. Стоит подчеркнуть участие в кружке «Зеленой лампы» Александра Дмитриевича Улыбышева, известного знатока музыки, автора биографии Моцарта, вышедшей в 1843 году на французском языке<sup>7</sup>. В период «Лампы» он служил в министерстве иностранных дел и редактировал «Journal de St. Pêtersbourg», в котором он помещал свои музыкальные рецензии. Искусство было главным интересом жизни Улыбышева во всем ее течении. Нельзя не указать, что Улыбышев всегда высказывался против крепостного права {Об Улыбышеве см. статью А. С. Гацисского в «Русском архиве» (1886, No 1, с. 55—68) и статью Г. А. Лароша «О жизни и трудах Улыбышева» в приложении к русскому изданию «Новой биографии Моцарта» в переводе М. И. Чайковского. М., 1890—1892. Т. I—III.}. О полковнике Жадовском Б. Л. Модзалевский любезно сообщил нам следующее: «Иван Евстафьевич Жадовский служил в л.-гв. Семеновском полку; 11-го мая 1817 г. переведен из капитанов Семеновского полка полковником в Гренадерский короля Прусского (потом С.-Петербургский Гренадерский) полк; состоя в этом же чине, 25 марта 1819 г. уволен от службы „за ранами, с мундиром и пансионом полного жалованья“. Полк этот в 1817—20 годах большею частью был в Петербурге и его окрестностях» {Очевидно, у брата Жадовского Анастасия Евстафьевича собирались лицеисты 19 октября. См.: Грот Я. К. Из лицейской старины. — Исторический вестник, 1905, No 7, с. 86.}.
 
К тому, что мы знаем о П. П. Каверине, лейб-гусаре и Геттингенском студенте, нужно добавить, что он был членом Союза благоденствия {Об этом читаем в известном «Алфавите». Каверин, ввиду того что не принадлежал к обществам, возникшим после 1821 года, «оставлен без внимания». Даты пребывания Каверина в Геттингенском университете можно найти в книге: Wischnitzer M. Die Universität Göttingen und die Entwicklung der liberalen Ideen in Russland im ersten Viertel des 19 Jahrhunderts. Berlin (E. Ebering), 1907. Пер.: Вишницер М. Геттингенский университет и развитие либеральных идей в России в первой четверги 19 столетия. Берлин, 1907 ''(нем.). — Ред.''}. Наконец, князь С. П. Трубецкой, Я. Н. Толстой, Ф. Н. Глинка и умерший в 1821 году в Орле в должности губернского прокурора Александр Андреевич Токарев были деятельнейшими членами Союза благоденствия в то самое время, когда они появлялись в собраниях «Зеленой лампы». Все то, что мы теперь узнали о «Зеленой лампе», невольно наводит на мысль, что этот кружок был для них местом пропаганды их идей. Отметим, что председателем кружка был Я. Н. Толстой. Он и в стихах Пушкина отличается от других сочленов: к чему Пушкин относится с особым почтением.
Строка 268:
К показанию Я. Н. Толстого нужно отнестись критически. Он старается скрыть всякую принадлежность к тайным обществам и прикидывается ничего не понимающим мальчиком, между тем, по выражению кн. Оболенского в позднейших записках, он был „первоначальным“ членом, т. е. членом Союза благоденствия, и не прекращал своих сношений с членами до самого отъезда за границу в половине 1823 года, т. е. до начала организационных заседаний по реорганизации Северного общества. Из объяснений Толстого видно, что Ник. Ив. Тургенев действительно приглашал его, по его — Толстого — выражению, вступить в общество, неизвестное ему даже по имени; в действительности же не бросать общества после роспуска. Между прочим, Тургенев ссылается в своей книге („La Russie et les russes“, t. 1, p. 197—198) на письмо Я. Толстого, в котором тот сообщал Тургеневу, что его принял в общество не Н. И. Тургенев, а Семенов. Письмо это Толстой написал 5 июня 1827 года, а годом раньше, как мы теперь знаем, в своем прошении он весьма определенно обрисовал роль Тургенева. В Тургеневском архиве сохранилась переписка А. Ив. Тургенева с Я. Н. Толстым, о которой упоминает Н. И. Тургенев. Для сопоставления приводим и ее, причем письма А. И. Тургенева с копий, а письма Я. Н. Толстого — с подлинника. Вообще же надо заметить, что в 1826 году Толстой уж приготовлялся к той роли, в какой мы знаем его позже.
 
Нам кажется, что после статьи Б. Л. Модзалевского о Я. Н. Толстом и материалов, опубликованных нами раньше (во II-м вып. изд. „Пушкин и его современники“), на личности и деятельности Толстого до 1825 года больше не придется останавливаться ни пушкинистам, ни историкам. Для истории же Толстого No 2-й нужно будет рассмотреть кипы (буквально) его донесений из Франции, хранящихся ныне в архиве III Отделения (что ныне департамент полиции). Быть может, они представят даже интерес для историков Франции, ибо Толстой обстоятельно знакомил своих хозяев с политической жизнью Франции, с революциями и сообщал даже „списки канальям“ (буквально!), принимавшим в них участие.
 
<center>I
Строка 401:
Впервые — Пушкин и его современники, вып. VII. Спб., 1908, с. 19—50; ''перепеч.:'' Щеголев П. Е. Пушкин. Очерки. Спб., 1912; он же. 2-е изд. Спб., 1913; он ж е. Из жизни и творчества Пушкина. 3-е изд., испр. и доп. М. —Л., 1931, с. 39—68.
 
<sup>1</sup> См.: Модзалевский В. Л. Яков Николаевич Толстой (Биографический очерк). — Русская старина, 1899, No 9, с. 587—614; No 10, с. 175—199.
 
<sup>2</sup> Письмо А. С. Пушкина Я. Н. Толстому от 26 сентября 1822 года из Кишинева. — XIII, 47.