Проблема стихотворного языка (Тынянов)/ДО: различия между версиями

Где капля блага, там на страже

 

 

поставлено 2 строки точек, а в последнем прижизненном тексте 1829 года Пушкин опять оставил только первую фразу:

Свинца веселый свист заслышавший впервой,

 

 

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Опрокинуты корзины,

 

 

поэтому (а также вследствие рифменной инерции ав-ав) прогрессивная сила их равна нулю. Вот почему рифма с 10-м стихом слабо ощущается³⁰.

Да, человек он был; на всей земле

 

 

сказывается сила первого комплекса второстепенных признаков, интенсивность окраски, которая передается на расстоянии. Если взять отдельно фразу:

На всей земле

 

 

перед нами не будет второстепенных признаков, встречавшихся нам в предыдущих примерах «высокого» словоупотребления (фраза близка к таким фразам, как: «такой человек, как он»… «Такого человека не найти»). Здесь примешиваются второстепенные признаки вовсе не те, которые налицо во фразах, как: «Человек — это звучит гордо» или: «Святейшего из званий — человек».

Между тем, взятой нами отдельно фразе предшествует следующая:

 

 

где слово «человек» сходно по второстепенным признакам со словоупотреблением во фразах: «Человек — это звучит гордо» и «Святейшего из званий — человек». И здесь и в предшествующей фразе, окраска настолько сильна, а синтактическая связь между обоими предложениями так близка, что она сохраняется и во фразе, следующей за этой (т.-е. рассматривавшейся нами отдельно):

На шелковом одеяле

 

 

эта динамизация и выделение слов не мотивированы, при чем получается сукцессивное воссоединение эпитета с определяемым; это способствует тому, что в эпитете до воссоединения оживляется основной признак слова, окрашивающий всю группу. Любопытно, что и вторая строка: «Сухая лежала рука» — собственно непогрешимый "трехстопный-амфибрахий — подчиняется метрической и семантической, конструкции целого и тоже воспринимается как «паузник», с выделенными словами. Динамизация речи в стихе сказывается таким образом в семантической области — выделением слов и повышением семантического в них момента, влекущим за собою все последствия, как и для семантики отдельных слов, так и для общего сукцессивного их хода. Условий такого выделения много; но нужно заметить, что такое выделение — это только частный случай общего явления — семантической значимости слова в стихе, определяемой значимостью ритма. Слово в стихе и вообще динамизовано, вообще выдвинуто, а речевые процессы сукцессивны. Вот почему законной формой поэзии может быть уже катрен или дистих или даже один стих (ср. Карамзин, Брюсов), тогда как в прозе форма афоризма ощущается как отрывочная. Но и наоборот: для семантического строя не безразлично количество слов в ряде, величина ряда, его самостоятельность (очень короткие и однообразные по метру ряды менее самостоятельны), наконец, характер метра и характер строфы, и т. д.

Наш часовой, про старое житье

 

 

Здесь громозд образов дан в объеме придаточного предложения, заполняющего целую строфу, и образы как бы не успевают скристаллизоваться в цельные метафоры. Интересно, что здесь такие противоречащие по второстепенным признакам слова, как «румяный» с одной стороны и «полусвет», «умирая» с другой — принадлежность одного образа. Перед нами, в сущности, пример не очень уж далекий от приведенных примеров из Блока и Тихонова: хоть слова и скреплены в синтактически безупречный стержень, хоть с предметной точки зрения как будто все благополучно, но закон стиха, теснота стихового ряда, сгущенная здесь тем обстоятельством, что целая строфа заполнена придаточным предложением и не представляет грамматического целого — влияет так, что это благополучие оказывается призрачным, — значения слов, сталкиваясь, теснят друг друга, союзные признаки значения бледнеют, и выступают их остатки; в особенности это относится к слову умирая, которое интонационно выдвинуто в стихе; оно действует помимо общей своей роли в образе, — (и тем сильнее).

Сулил хорошую погоду;

 

 

Ты не в чахотке, слава богу:

Он же использовал более удачно «сюжет рифмы» в стих. «Из Москвы» (1821 г., III, с. 253-4):

 

 

 

О вы, которая издавна

Пушкин использовал привычные рифменные ассоциации для разрушения их: дав привычную рифму, он в то же время выделил ее из текста и лишил мотивировки, что в композиционном плане означало перерыв, смену материала, — и обнажало форму:

 

 

На, на, возьми ее скорей.

Гаро-льдом, со льдом,

 

 

…порой упрям

4. С тускло рядным освещеньем

 

 

6. Как над этим дольным чадом