О "Русских женщинах" Некрасова (Щеголев): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 132:
<center>II</center>
 
В дальнейшем изложении мы остановимся на одном моменте в истории жен декабристов — на отношениях к ним высшей власти. Известно, что император Николай Павлович имел непосредственный надзор над всем, что так или иначе касалось отбывающих наказание декабристов: все изменения, даже самые малейшие, в их житейском обиходе, совершались только на основании высочайших распоряжений. Перебирая все мероприятия о декабристах, совершенные по инициативе Николая Павловича, нужно признать, что он до самого конца дней своих не изменил своему отношению к ним, суровому и жестокому. До самой своей смерти император смотрел на декабристов не только как на государственных преступников, но как на своих личных врагов. В известном труде Н. К. Шильдера читаем следующие строки: «Происшествия 14-го декабря произвели на него тяжкое впечатление, отразившееся на характере правления всего последовавшего затем тридцатилетия. Укажем здесь на подходящее к разбираемым событиям явление: императору Александру I никогда не удалось одолеть прискорбное припоминание о событиях 11-го марта 1801 года, среди которых совершилось его воцарение, как преемника Павла I. К несчастию, самый факт немирного воцарения повторился снова в 1825 году, хотя и в иной форме. „Никто… не в состоянии понять ту жгучую боль, которую испытываю я и буду испытывать во всю жизнь при воспоминании об этом ужасном дне“, — признался Николай Павлович французскому послу Лаферронэ вскоре после своего воцарения»<sup>11</sup>. Таким образом, «несомненно устанавливается факт, что воспоминание о мятеже 14-го декабря и связанном с ним обширном заговоре должно было оставить в уме императора Николая неизгладимые следы, от которых он действительно не мог освободиться до смертного одра» {Шильдер Н. К. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. СПб., 1903, т. I, с. 311—312.}.
 
Понятно, что отношения Николая Павловича к декабристам, осложненные чисто личными переживаниями, были слишком нервны и неровны и, в первую очередь, не могли не отразиться на отношениях к их женам, представлявшим в глазах всех окружавших государя замечательный пример супружеской любви и самоотвержения. В 1851 году и Николай Павлович признал их подвижничество, сказав в разговоре: «C'êtait un trait dê dêvouement digne de respect, d’autant plus qu’on voyait si souvent le contaire» {«Это было проявление преданности, достойное уважения, тем более, так часто приходится наблюдать противоположное» ''(франц.).''}. Но нужно сказать, что в 1826—1830 годах Николай Павлович сделал все возможное, чтобы убедить жен декабристов отказаться от совершения подвига. Правда, манифест, подписанный в самый день казни декабристов, кончался следующими строками: «Наконец, склоняем мы особенное внимание на положение семейств, от коих преступлением отпали родственные их члены. Во все продолжение сего дела, сострадая искренно прискорбным их чувством, мы вменяем себе долгом удостоверить их, что в глазах наших союз родства передает потомству славу деяний, предками стяжанную, но не омрачает бесчестием за личные пороки или преступления. Да не дерзнет никто вменять их по родству кому-либо в укоризну: сие запрещает закон гражданский, а более еще закон христианский». Мы увидим ниже, что само высшее начальство не последовало благому воззванию манифеста и сочувствие жен декабристов своим мужьям готово было считать преступлением.