Неоконченное (Ходасевич): различия между версиями

2) ''Сочинения и письма А. С. Пушкина,'', под редакцией П. О. Морозова. Изд. Т-ва «Просвещение». Тт. 1-7. СПб., 1903—1904. Мороз.

21) {Так в оригинале ''(ред''''.'''').''} ''Чаадаев, П.Я.'' Сочинения и письма, под ред. М. О. Гершензона. Тт. 1-2. Москва, 1913—1914. Чад.

36) ''С. Т''''. '''' Аксаков.'' Воспоминания.

В феврале 1921 г. по инициативе петербургского «Дома Литераторов» было организовано первое ежегодное всероссийское чествование памяти Пушкина. Состоялось четыре открытых собрания, в которых речи о Пушкине были произнесены А. А. Блоком, А. Ф. Кони, Н. А. Котляревским, Ф. К. Сологубом, Б. М. Эйхенбаумом и пишущим эти строки. Моя речь, произнесенная дважды, 13 и 26 февраля, была затем напечатана под заглавием «Колеблемый треножник» {В журнале ''Вестник литературы,'', П., 1921, No 3 (27), в сборнике ''Пушкин. Достоевский,'', П., 1921, и в моей книге ''Статьи о русской поэзии,'', П., 1922.}. Ее основная мысль заключалось в том, что произведения Пушкина, по причинам, заложенным в самом методе его творчества, многосмысленны, а потому обречены многообразным толкованиям. В связи со сменой господствующих воззрений, люди разных эпох должны разное в Пушкине вычитывать и по разному к нему относиться. Отсюда — неизбежность периодических охлаждений к Пушкину. Такие охлаждения назвал я «затмениями пушкинского солнца». Указав на писаревскую эпоху, как на первое такое затмение, я высказал уверенность, что наступает и отчасти уже наступило второе, хотя и не столь грубое по форме.

Прошло лет пятнадцать. В январской книжке журнала ''Литературный современник'' за 1936 г. появилась статья «Пушкин и мы», принадлежащая перу В. А. Десницкого, старого социал-демократа, одного из давних и близких друзей Ленина и Горького (именно он их друг с другом и познакомил). Статья начиналась с указания на то, что «когда русская буржуазная интеллигенция накануне Октябрьской революции сотрясала воздух воплями о грядущем закате культуры, то в числе великих русских имен, которым победа „варваров“ грозит забвением, она называла прежде всего имя Пушкина». В подтверждение своих слов Десницкий ссылался на «Колеблемый треножник» и таким образом представлял меня своим читателям, как самого яркого выразителя буржуазно-интеллигентской клеветы на пролетарскую революцию. Это было бы еще пол беды. Но перед самым юбилеем статья была напечатана в качестве вступления к популярному изданию сочинений Пушкина под редакцией Б.Томашевского. Однотомник этот был выпущен в количестве 500,000 экземпляров. Взведенная на меня напраслина была повторена на всю Россию. Молодому поколению, уже незнакомому с моими писаниями, было сообщено о существовании «поэта В.Ходасевича, ныне эмигранта», замечательного тем, что нынешнюю Россию считает он страной варваров, неспособных ни понять, ни оценить Пушкина, — и это в самые те дни, когда Советский Союз от мала до велика готовился чествовать память Пушкина и когда каждый, оглядевшись кругом, мог убедиться, до какой степени предсказание «поэта, ныне эмигранта» оказалось глупо и лживо {Давно уже повелось в СССР, что слово, сказанное лицом влиятельным повторяется мелкою сошкой в порядке «подхалимажа». В специальном юбилейном номере того же ''Литературного современника'', анонимный автор редакционной статьи лягнул меня по тому же поводу, к эпитету «эмигрант» прибавив еще и «изменник родины». Не знаю, кто сей патриот, но готов побиться об заклад, что за все годы революции самое слово «родина» не смел он произнести ни разу, а теперь щеголяет им, потому что с него снят запрет, и оно даже стало «лозунгом», и «писаки русские» его затвердили, как инзовские сороки некогда затвердили другое слово. Замечу, однако, что мой обличитель, болтая о том, чего не знает, поставил себя в неловкое положение. «Родину» я покинул в 1922 г. по причинам личного свойства, о чем тогда же заявил печатно (''Новая русская книга,'', 1922, No 7). Эмигрантом я стал с той минуты, когда, по уговору с Горьким, действительно, «изменил», но не родине, а Григорию Зиновьеву, которого с родиной никогда не отожествлял. Маленький курьез. Кроме этого патриота, о зловредном эмигранте В. Ходасевиче счел полезным высказаться во французском журнале ''Commerce'' (1936, No 35) патриот Путерман, которого московский журнал ''Книжные новости'' (1937, No 3) без всякой иронии причислил за это к «литературоведческим кругам Франции».}.