Письмо седьмое (Кареев)/ДО: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 43:
Гораздо болѣе интереса представляетъ полемика по поводу другой польской книжки, вышедшей въ 1881 году. Мы говоримъ объ этюдѣ Хмелевскаго о польской литературѣ за послѣднія 16 лѣтъ, съ которымъ читатель отчасти уже знакомъ изъ предыдущаго письма нашего. Это тоже не капитальный трудъ, и читатель не-полякъ не понялъ бы, почему сочиненіемъ Хмелевскаго такъ занялась варшавская пресса. Между тѣмъ на эту книжку съ яростью, чуть не съ пѣной у рта, набросились и важные органы польскаго консерватизма, и самые легкомысленные листки, которые очень мѣтко Prawda въ данномъ случаѣ сравнила (No 31 за 1881 года) съ веселыми мальчишками, бѣгущими впереди полка и, задирая высоко ноги, воображающими себя великими героями. Нападеніе было сдѣлано не только на автора, который, какъ извѣстно, состоитъ кандидатомъ на каѳедру польской литературы въ Варшавскомъ университетѣ, но и на всѣхъ польскихъ прогрессистовъ. Въ послѣднемъ письмѣ мы разсказали, какъ мало-по малу затихла въ Варшавѣ брань между старыми и молодыми, бывшая тамъ въ разгарѣ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Появленіе сочиненія Хмелевскаго разбередило старыя раны консерваторовъ, и они со злобой набросились на автора ненавистной книжки, объявивъ его невѣждой, человѣкомъ незнающимъ элементарной логики и дурнымъ польскимъ патріотомъ. Вмѣстѣ съ нимъ подверглась проклятію и вся партія молодыхъ, которая была объявлена безпочвенной, не имѣющей корней въ обществѣ, какимъ-то опаснымъ и вреднымъ недоразумѣніемъ. Молодая пресса сочла нужнымъ отвѣчать, упрекая, съ своей стороны, старую печать въ обскурантизмѣ и злостномъ недоброжелательствѣ. Въ двухъ отношеніяхъ любопытенъ этотъ эпизодъ изъ исторіи варшавской прессы за 1881 г.: во-первыхъ, можно видѣть изъ этой полемики двухъ направленій варшавской публицистика, что затишье, наступившее нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ борьбѣ общественныхъ идеаловъ и принциповъ, только временное, что обусловливается оно тѣмъ положеніемъ, въ какомъ находится варшавская подцензурная пресса, и что, лишь только начнетъ она современенъ заниматься серьезно своими дѣдами, снова раздадутся бранные крики «старыхъ» и «молодыхъ». Съ другой стороны, различное пониманіе духа польской литературы послѣ возстанія 1863 г., которое мы находимъ во всей этой полемикѣ изъ-за книжки г. Хмелевскаго, даетъ намъ возможность менѣе представить себѣ нравственные облики обѣихъ партій и точнѣе опредѣлить ихъ идеалы. Впрочемъ, наибольшую опредѣленность и искренность въ этомъ отношеніи мы найдемъ только въ передовой публицистикѣ. Во время полемики обѣ партіи еще разъ сопоставили свои принципы и свои программы, но въ то самое время, какъ старая пресса обходилась одними общими мѣстами и часто не вполнѣ понятными намеками, передовая печать говорила очень ясно и опредѣленно. Здѣсь даже ей представился случай подвести итоги дѣятельности прогрессистовъ, такъ какъ ея непріятели отрицаютъ за нею всякое значеніе, всякое вліяніе на общество и какую бы то ни было пользу для края. Вотъ какъ именно возражаетъ ''Правда'' (No 31) на это обвиненіе: «Послѣ печальнаго опыта послѣдняго вооруженнаго порыва ''молодая пресса'' первая, по крайней мѣрѣ, въ Царствѣ Польскомъ указала народу на иную дорогу, — на дорогу внутренней, культурной (cywilizacyjnej), экономической я умственной работы, которая одна только въ состояніи насъ возродить я воскресить. Эта идеи теперь сдѣлалась общимъ мѣстомъ, но тогда она была не только новой, но даже смѣлой (zuchwała). Смѣлой и новой была также и другая идея, идея единенія (łacznośri) и солидарности съ племенами, входящими въ составъ славянофилы, провозглашаемая теперь даже тѣни газетами, которыя съ негодованіемъ ее отвергали. Не менѣе имѣла значенія дѣятельность ''молодыхъ'' въ вопросахъ общественныхъ. Безпокойныя претензіи шляхты послѣ крестьянской реформы нашли отзвукъ жалостныхъ стоновъ единственно въ ''старой прессѣ:'' только, не скрывая извѣстныхъ недостатковъ въ проведенія реформы, признала ея пользу и пригласила общество примириться съ этимъ актомъ поздней, но давно вожделѣнной справедливости, обративъ его вниманіе на необходимость улучшенія быта народа. Плодомъ этого было усиленіе демократическаго движенія, которое такъ сильно охватило литературу, что большая часть ея художественныхъ произведеній почерпнула свое содержаніе изъ народной жизни {Въ другомъ мѣстѣ статьи сказано: Główne gwiazdy nieba koneerwatywnego; p. p. Pros, Sienkiewicz, Ochorowicz i inni — zaświecity chyba na niem od etrony „prasy młodej“ (главныя свѣтила консервативнаго неба засіяли на немъ со стороны „молодой прессы“).}. Очень можетъ быть, что ''молодые'' не совершили великихъ открытій въ наукѣ, но вѣрно однако то, что они обогатили ее рядомъ цѣнныхъ работъ, что довели до необыкновенныхъ размѣровъ издательскую дѣятельность, что, наконецъ, съ неизвѣстною дотолѣ рѣшительностью старались освободить знаніе изъ-подъ власти вѣры, сдѣлать его безусловно самостоятельнымъ, основать его на положительныхъ данныхъ науки, что стали проводниками и распространителями новѣйшей философіи. Равнымъ образомъ, нигдѣ такъ громко, какъ въ прогрессивныхъ органахъ, не заявлялось о необходимости самой безпристрастной критики нашей исторіи, уничтоженія вредныхъ обмановъ и того никуда негоднаго самохвальства, которое вселило въ насъ чисто израильскую манію избраннаго народа. Сначала это называли ''неуваженіемъ къ традиціямъ'' (nieposzanowaniem tradycyi) и ''мараніемъ собственнаго гнѣзда'' (kalaniem wlasnego gniazda), но мало-по-малу принципъ этотъ не только побѣдилъ въ теоріи, но даже очень удачно былъ проведенъ въ извѣстныхъ трудахъ молодыхъ историковъ. Наконецъ, защита реализма въ искусствѣ, низведеніе послѣдняго изъ-за облачныхъ сферъ въ дѣйствительную жизнь составляетъ также заслугу ''молодыхъ'' въ области творчества… Мы не станемъ спорить, что мотивы для этого выступленія скрывались въ предыдущей эпохѣ нашей исторической жизни, что идеи, которыя съ жаромъ проповѣдывали ''молодые'', заимствованы изъ-за границы, но въ ту нору онѣ были новыми и дѣятельными факторами прогресса».
 
Вотъ программа ''молодыхъ'', которую такимъ образомъ можно свести въ слѣдующимъ пунктамъ: 1) внутренняя органическая работа, а не рискованныя политическія предпріятія; 2) единеніе и солидарность съ другими славянскими народами; 3) признаніе значенія за крестьянскою реформой 1864 года и забота объ улучшеніи быта народа; 4) освобожденіе знанія отъ клерикализма и свѣтская независимая культура; 5) критическое отношеніе къ своему прошлому и протестъ противъ національнаго самомнѣнія; 6) сближеніе литературы съ жизнью. Дѣйствительно, почти всѣ пункты этой программы, какъ мы увидимъ, начали уже понемногу, хоть и не вполнѣ, входить въ жизнь польскаго общества, такъ что если послѣднее движется, идетъ сколько-нибудь впередъ, то только по «ритму молодыхъ», какъ выражается г. Свентоховскій, по ихъ направленію и къ ихъ цѣлямъ: ''старая пресса'' скорѣе постоянно убаюкиваетъ общество я отрываетъ его отъ движенія впередъ и отъ дѣятельной жизни, время отъ времени предостерегая его отъ прогрессистовъ. Одинъ изъ самыхъ употребительныхъ упрековъ польскихъ консерваторовъ заключается въ томъ, что ''молодая пресса'' предаетъ гласности злоупотребленія духовенства: это, — говорятъ они, — ослабляетъ католицизмъ, что очень неудобно въ «вашемъ положеніи». Полемика о книжкѣ г. Хмелевскаго дозволила прогрессистамъ сдѣлать подобный же упрекъ своимъ противникамъ: хорошо ли, — спрашиваютъ они, — въ «нашемъ положеніи» такъ нападать на единственнаго, единогласно выбраннаго, кандидата на каѳедру польской литературы въ университетѣ, послѣ того какъ каѳедра эта возобновляется послѣ болѣе чѣмъ десятилѣтняго перерыва? Самый фактъ избранія на эту каѳедру г. Хмелевскаго «старыми» профессорами {Сколько намъ извѣстно, г. Хмелёвскій былъ избранъ ''польскими'' профессорами Варшавскаго университета, собравшимися по этому случаю въ частное засѣданіе полу-оффиціальнаго характера. Составъ польскихъ профессоровъ университета не обновлялся послѣ 1869 года, такъ что среди нихъ совсѣмъ нѣтъ молодыхъ.} кажется представителямъ ''молодой прессы'' знаменемъ побѣды: въ лагерѣ ''старой прессы'' не нашли достойнаго кандидата, который могъ бы занять это мѣсто въ университетѣ. Во-вторыхъ, консервативные органы указываютъ обществу на то, что напрасно-де прогрессисты именуютъ себя имѣющею почву партіей. Передовая пресса, пожалуй, готова согласиться съ тѣмъ, что ея представители не составляютъ изъ себя организованной партіи, но, по ея мнѣнію, это происходитъ вслѣдствіе того, что борьба ведется исключительно теоретическая; во всякомъ же случаѣ тутъ нужно-де обращать главное вниманіе на то, какимъ идеямъ, — суда по теперешнему ходу вещей, — принадлежитъ будущее, и на то, распространяются ли и теперь эти идеи въ обществѣ, хотя бы онѣ и не имѣли за себя опредѣленной, сплоченной и организованной партіи. Скрывая, можетъ-быть, отъ другихъ и отъ себя самихъ все-таки неприглядное настоящее, прогрессисты однако убѣждены въ своей побѣдѣ въ будущемъ. «Элементъ либерализма и демократизма, — читаемъ мы въ сдѣлался въ нашемъ обществѣ весьма важнымъ факторомъ, котораго литературные башибузуки не одолѣютъ и съ которымъ они должны считаться. Недоброжелательное подкладываніе камней подъ колеса идущаго поѣзда, еслибы даже я заставило соскочить съ рельсовъ тотъ или другой вагонъ, не въ состоянія уничтожить самую дорогу». Но если ''Правда'' и основательно утверждаетъ, что намѣченная ею программа ''молодыхъ'' начинаетъ входить въ сознаніе большинства польскаго общества, то нельзя все-таки сказать, чтобы всѣ части программы одинаково имъ усвоивались. Дѣйствительно, общимъ мѣстомъ варшавской публицистики сдѣлалась только идея необходимости внутренней органической работы, да и то въ противоположность прежнимъ попыткамъ воскрешенія Польши путемъ возстаній; по въ чемъ должна заключаться эта работа, въ этомъ не всѣ согласны между собой, ибо каждая партія смотритъ на дѣло по-своему. Далѣе, тезисъ о необходимости солидарности съ другими славянами въ варшавской прессѣ поставленъ до сихъ поръ слишкомъ общо; притомъ русскій народъ какимъ-то tacito consensu публицистовъ нагъ бы выключается изъ этого единенія, и только ''молодая пресса'' если теоретически и не обсуждаетъ вопроса о ''примиреніи'' (по причинамъ, можетъ-быть, отъ нея независящимъ), то входитъ de facto, по крайней мѣрѣ, въ литературное съ нами общеніе: особенно въ ''Правдѣ'' много переводовъ съ русскаго, разборовъ русскихъ книгъ и статей, корреспонденцій изъ Петербурга и Москвы, извѣстій о выходѣ въ свѣтъ русскихъ сочиненій и т. п. Что касается до крестьянскаго вопроса, то имъ все еще мало занимаются въ Варшавѣ даже въ передовыхъ органахъ, не говоря уже о консервативныхъ изданіяхъ, которыя ни въ какомъ случаѣ не могутъ считаться на сторонѣ крестьянской реформы 1864 года: недавняя полемика г. Заленскаго съ профессоромъ Симоненко, о которой мы упоминали въ третьемъ письмѣ, показываетъ, гдѣ симпатіи ''старой прессы.'' Въ дѣлѣ высвобожденія знанія изъ-подъ клерикальныхъ вліяній шагъ впередъ сдѣланъ, дѣйствительно, большой, и само духовенство должно съ этимъ согласиться: напримѣръ, небольшой кружокъ варшавскихъ ксендзовъ, видя, что никто не читаетъ ''Католическаго Обозрѣнія'' (Przeglad Katolicki) и что это изданіе не оказываетъ никакого вліянія на публицистику, даже задумалъ было въ прошломъ году основать новый религіозный еженедѣльникъ е для свѣтской интеллигенціи", дабы бороться съ «безбожнымъ духомъ времени». Но не такъ успѣшно за то идетъ освобожденіе исторіи польской отъ тенденціозности національнаго самовосхваленія: прекраснымъ примѣромъ послѣдняго можетъ служить книжка г. Валерія Пржиборовскаго. Во всякомъ случаѣ новымъ идеямъ долго еще придется прокладывать себѣ дорогу въ польское общество, и не разъ еще, даже при теперешнемъ положеніи варшавской прессы, между ''старыми'' и ''молодыми'' будутъ возникать ожесточенныя полемики изъ-за всякаго литературнаго явленія, къ которому можно только будетъ придраться, чтобы еще разъ преломить копья. Съ своей стороны мы можемъ только пожелать успѣха я увѣрять ихъ, что много найдется въ русскомъ обществѣ людей, которые присоединятъ свои пожеланія къ нашему.
{{right|'''В. Р. К.'''}}
 
{{right|''"Русская Мысль"'', ''No 10, 1882''}}