Сказка матери (Цветаева): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
 
Строка 35:
 
=== Сказка матери ===
'''--''' Мама— Мама, кого ты больше любишь: меня или Мусю? Нет, не говори, что все равно, все равно не бывает, кого-нибудь всегда чу-уточку больше, другого не меньше, но этого чу-точку больше! Даю тебе честное слово, что я не обижусь (с победоносным взглядом на меня), — если — Мусю.
 
Всё, кроме взгляда, было чистейшее лицемерие, ибо и она, и мать, и, главное, я отлично знали — кого, и она только ждала убийственного для меня ''слова,'', которого я, покраснев, с не меньшим напряжением ждала, хотя и знала, что не дождусь.
 
— Кого — больше? Зачем же непременно кого-нибудь больше? — с явным замешательством (и явно оттягивая) — мать. — Как же я могу больше любить тебя или Мусю, раз вы обе мои дочери. Ведь это было бы несправедливо…
Строка 53:
— Да, — подтвердила мать.
 
— А младшая потом ''еще'' вышла замуж за князя и за графа, и у нее было четыре лошади: Сахар, Огурчик и Мальчик — одна рыжая, другая белая, другая черная. А старшая — в это время — так состарилась, стала такая грязная и бедная, что Осип ее из богадельни выгнал: взял палку и выгнал. И она стала жить на помойке, и столько ела помойки, что обратилась в желтую собаку, и вот раз младшая едет в  ''ландо'' и видит: такая бедная, гадкая, же-лтая собака ест на помойке пустую кость, и — она была очень, очень добрая! — ее пожалела: «Садись, собачка, в экипаж!», а та (с ненавистным на меня взглядом) — сразу влезла — и лошади поехали. Но вдруг графиня поглядела на собаку и нечаянно увидела, что у нее глаза не собачьи, а такие гадкие, зеленые, старые, особенные — и вдруг узнала, что это ее старшая, старая сестра, и разом выкинула ее из экипажа — и та разбилась на четыре части вдребезги!
 
— Да, — снова подтвердила мать. — Отца у них не было, только мать.
Строка 61:
— При чем Захарьин, — внезапно очнулась мать, — это было давно, когда еще никакого Захарьина не было, и вообще никаких докторов.
 
— А слепая кишка была? Ап-пен-ди-цит? Такая маленькая, маленькая кишка, совсем слепая и глухая, и в нее всё сыплется: разные кости, и рыбьи хребты, и вишневые кости тоже, и кости от компота, и всякие ногти… Мама, а я сама видела, как Муся объела карандаш! Да, да, у нее не было перочинного ножика, и она чинила зубами, а потом глотала, всё чинила и глотала, и карандаш стал совсем маленький, так что она даже потом не могла рисовать и за это меня '' страшно'' ущипнула!
 
— Врешь! — от негодования и изумления прохрипела я. — Я тебя ущипнула за то, что ты при мне объедала ''мой'' карандаш, с «Муся» чернилом.
 
— Ма-ама! — заныла Ася, но, по невыгодности дела, тут же меняя рейс. — А когда человек сказал да, а во рту — нет, то что же он сказал? Но ведь '' два'' сказал, да, мама? Он пополам сказал? Но если он в эту минуту умрет, то куда же он пойдет?
 
— Кто куда пойдет? — спросила мать.
Строка 91:
— Может быть, — сказала мать, прислушиваясь, — но я этого и сама не знала.
 
— Потому что он был в нее ''влюблен! --'' торжествовала — торжествовала я, и уже безудержно: — И ему лучше было ее видеть в могиле, чем…
 
— Какие африканские страсти! — сказала мать. — Откуда это у тебя?
 
— Из Пушкина. Но я другому отдана, '' но'' буду век ему верна. (И после краткой проверки.) Нет, кажется, из «Цыган».
 
— А по-моему, из «Курьера», который я тебе запретила читать.
Строка 119:
— А у тех девочек, которых потом убили, сколько было кормилиц? — спросила Ася.
 
— Ни одной, — ответила мать, — их мать кормила сама, потому, может быть, так и любила и ни одной не могла выбрать и сказала тому разбойнику: «Выбрать я не могу и никогда не выберу. Убей нас всех сразу». — «Нет, — сказал разбойник, — я хочу, чтобы ты долго мучилась, а обеих я не убью, чтобы ты вечно мучилась, что эту — ''выбрала'', а ту… Ну, которую же?» — «Нет, — сказала мать. — Скорей ''ты'' умрешь, здесь передо мной стоя, от старости или от ненависти, чем я — сама осужу одну из моих дочерей на смерть».
 
— А кого, мама, она все-таки больше жалела? — не вытерпела Ася. — Потому что одна была болезненная… плохо ела, и котлет не ела, и бобов не ела, а от наваги ее даже тошнило…
Строка 129:
— Может быть… — честно сказала мать, — то есть больше — жалела, хотя бы за то, что так плохо выкормила.
 
— Мама, не забудь про аппендицит! — взволнованно, Ася. — Потому что у младшей, когда ей стукнуло четыре года, — тогда она стукнулась об камень, и у нее сделался аппендицит — и она бы наверное умерла — но ночью приехал доктор Ярхо — из Москвы — и даже без шапки и без зонтика, — а шел даже град! — и он был совершенно мокрый. Это — правда — мама, '' святой'' человек?
 
— Святой, — убежденно сказала мать, — я святее не встречала. И притом — совершенно больной, и мог бы тогда простудиться, ведь ''какая'' гроза! И еще, бедный, тогда так упал перед самой дачей…
Строка 139:
— Мама, — я, устав слушать про Асю, — а почему, если он святой, он всегда говорит вместо живот — ''пузо?'' «Что, Муся, опять пузо болит?» Ведь это неприлично?
 
— ''Непривычно,'', — сказала мать. — Может быть, его в детстве так научили?.. Конечно, странно. Но с таким сердцем и всё позволено. И не то позволено. И я всегда, пока сама жива буду, буду ставить за его здравие свечу.
 
— Мама, а что же те девочки, так и остались незарезанные? — после долгого общего молчания спросила Ася. — Или ему просто надоело, что она так долго думает, и он так — ушел?
Строка 169:
— Что — жаль? — спросила мать.
 
— Разбойника! Потому что когда он так, как побитая собака, — поплелся — ни с чем! — она, конечно… ''я бы,'', конечно, его страшно полюбила: взяла бы его в дом, а потом бы непременно на нем женилась.
 
— Вышла бы за него замуж, — поправила мать. — Женятся — мужчины.
Строка 181:
— А дети? — спросила мать глубоко-глубоко. — Разве можно бросить детей?
 
— Ну, ''тогда,'', мама, я стала бы писать ему стихи в тетрадку!
 
<center>''-''----------------------------------''</center>
 
''Впервые опубликовано: Париж. Последние новости. 1935.''
Строка 192:
[[Категория:Марина Ивановна Цветаева]]
[[Категория:Литература 1935 года]]
[[Категория:Импорт/lib.ru]]