Исторический прогресс (Ленский)/Дело 1883 (ДО): различия между версиями

Совершенно правъ также г. Карѣевъ, когда онъ говоритъ, что исторія не только дѣлается черезъ личность, но и для личности Это принципъ особой важности, и можно пожалѣть, что г. Карѣевъ такъ отрывочно и неполно трактуетъ о немъ. Обыкновенно исторіи ставятся всякія цѣли, кромѣ блага личности: Одни видятъ эту цѣль въ образованіи совершеннаго государства въ отдаленномъ будущемъ, другіе — въ развитіи какой-нибудь отвлеченной идеи, третьи — въ осуществленіи Божественнаго предначертанія, четвертые — въ удовлетвореніи стремленіямъ и интересамъ общества, какъ утверждали, напр., французскіе реакціонные писатели XIX вѣка. Въ отвѣтъ всѣмъ этимъ историкамъ-философамъ можно привести отзывъ Литце о Гегелѣ: «Камнемъ, вмѣсто хлѣба, подчуетъ насъ этотъ взглядъ съ своимъ пренебреженіемъ къ индивидуальной жизни въ виду отвлеченнаго развитія идеи… Кто видитъ въ исторіи развитіе идеи, тотъ непремѣнно обязанъ сказать, въ чью пользу совершается это развитіе… Люди не декорація для развитія идеи, и исторія совершается не для того, чтобы философы философски понимали ее». (Цит. эта заимств. У г. Карѣева, T. I, 449). Для личности въ сущности нѣтъ большой разницы, принимается-ли за конечную цѣль исторіи развитіе отвлеченной идеи, или-же какія-то стремленія и интересы общества; ни отъ того, ни отъ другого личности не легче, въ обоихъ случаяхъ положеніе ея въ исторіи полно неизвѣстности и не застраховано ни отъ какихъ «философскихъ возможностей». Существуетъ-же взглядъ, принадлежащій Лорану, будто то или другое зло можетъ быть полезно и выгодно будущему человѣчеству. Въ совершенно иномъ свѣтѣ является предъ вами исторія, когда мы придемъ къ убѣжденію, что не личность существуетъ для общества, а общество для личности, или, какъ выражается г. Карѣевъ, не человѣкъ для субботы, а суббота для человѣка. Разъ личность является факторомъ историческаго процесса, разъ она дѣйствуетъ подъ импульсомъ желаній, движимая недовольствомъ данной дѣйствительности, она не можетъ, конечно, забыть себя, свое благо и свои интересы. Представить-же себѣ личность, хотя-бы и «историческую», безъ желаній и чувствъ, безъ способности испытывать удовольствіе и страданіе, заглушившую въ себѣ собственныя потребности, чтобы лучше выполнять какія-то стороннія цѣли и служить слѣпымъ орудіемъ отвлеченной идеи или общества. — представить себѣ это весьма мудрено, и можно спросить, не была-ли-бы исторія, создаваемая такими деревянными и безплотными личностями, сплошнымъ рядомъ невообразимыхъ нелѣпостей и безсмыслицъ. Личность, говоритъ г. Карѣевъ, есть «единственное реальное существо, съ которымъ имѣетъ дѣло наука исторіи», "какъ субъектъ, творящій всю культуру, и какъ объектъ, испытывающій на себѣ ея вліяніе, личность есть то реальное существо, чрезъ которое, въ которомъ и для котораго существуетъ и государство, и экономическія отношенія, и общественая жизнь, и право, ''и'' философія, и мораль, и религія, и наука, и литература, и искусство (T. I, 402). Положеніе «исторія дѣлается личностью и для личности» совершенно послѣдовательно проводится г. Кирѣевымъ далѣе. Почти всф историки-философы, даже тѣ, которые повидимому понимаютъ значеніе личности въ исторіи, видятъ ея цѣль только въ отдаленномъ будущемъ, а настоящее и прошедшее для нихъ лишь какіе-то переходные моменты, въ которые могутъ совершаться всякія безобразія. По удачному выраженію г. Карѣева, исторія согласно этому взгляду существуетъ «для имѣющихъ придти послѣдними», но такимъ образомъ счастье будущихъ поколѣній можетъ покупаться цѣною страданій поколѣній живущихъ и сошедшихъ со сцены. Этотъ ужасный взглядъ прочно утвердился не въ одной только философіи исторіи, онъ занимаетъ видное мѣсто въ соціальномъ міровозрѣніи всей образованной публики. Противъ этого взгляда и вооружается г. Карѣевъ, основываясь на идеяхъ Спенсера, изложенныхъ въ его «основаніяхъ науки о нравственности». Какъ ни запутана аргументація г. Карѣева, она все-таки производитъ кое-какое впечатлѣніе; ''съ своей'', или лучше сказать съ Спенсеровской, ''точки зрѣнія'' онъ довольно удачно разрушаетъ эту чудовищную историческую доктрину. По Спенсеру, всякое нарушеніе счастья въ обществѣ непремѣнно сопровождается задержкой развитія, и наоборотъ, всякое развитіе влечетъ за собой счастье, извѣстную степень удовлетворенности. Если поэтому настоящее поколѣніе чувствуемъ себя несчастнымъ и неудовлетвореннымъ, то это значитъ, что оно испытываетъ задержку въ развитіи, которая необходима должна отозваться на развитіи и слѣдовательно, на счастьи будущихъ поколѣній. Можно сказать, такимъ образомъ, вмѣстѣ съ г. Карѣевымъ, что «степень развитія предковъ обусловливаетъ количество счастья потомковъ» (T. I. 452), и если первые отставали въ своемъ развитіи, (т. е. страдали и бѣдствовали) то и послѣдніе, въ назначенный имъ періодъ времени менѣе сдѣлаютъ для своего развитія, чѣмъ это было бы иначе, ибо понятно, что, если дѣло идетъ о развитіи, то дальнѣйшія фазы его не могутъ наступать, пока не пройдутъ фазы ближайшія. Въ концѣ концовъ, значитъ, всякій недочетъ въ развитіи и счастьи настоящихъ поколѣній вреденъ для поколѣній будущихъ. Такова сущность аргументаціи г. Карѣева; она логически вытекаетъ изъ теоріи развитія Спенсера, но хорошо былобы обходиться безъ нея и прибѣгать къ ней какъ можно осторожнѣе, потому что нерѣдко она даетъ мало, а отнимаетъ очень много. — На этомъ мы и закончимъ нашу замѣтку. О соціальномъ прогрессѣ мы еще ничего говорили, но объ этомъ предметѣ удобнѣе будетъ поговорить, когда выйдетъ въ свѣтъ обѣщанный г. Карѣевымъ третій томъ его сочиненій. {{right|'''Б. Ленскій.'''}}

 

</div>