Из путешествия по Дагестану (Воронов): различия между версиями

Дидойцы (как их называем мы), или же Дидо (по-грузински) сами себя называют ''цези'', то есть орлы. Но с виду они народ неказистый, нисколько не напоминающий орлиной, царственной породы; по виду они гораздо правильнее ''цунта,'', то есть оборванцы, как их и величают неделикатные соседи. Но, может быть, орлами они называют себя потому, что селения их, как орлиные гнезда, расположены на значительной высоте, в сравнении с другими поселениями дагестанцев²; их угодья — альпийская, луговая полоса гор. Любопытно было после приезда в аул взглянуть на наших хозяев-орлов, собравших джамаат, или общественную сходку.

Вообще же дидойский джамаат, после того как пришлось оглядеть и послушать многие другие дагестанские джамааты, является воображению моему весьма непредставительным. Недаром, значит, кахетинцы величают их ''цунта,'', то есть оборванцы; недаром и другие дагестанцы смотрят на этих «орлов» с некоторого рода презрением, как на медведей, увальней, неуклюжих пастухов. Что составляет весь цвет дагестанской образованности и благовоспитанности, все это еще не кажет себя в Дидо.

К половине сентября, на 14-й день нашей поездки по Дагестану, мы стали приближаться к Гунибу. В течение этих 14 дней осмотрены были по пути почти все верхнедагестанские общества, известные под названием Анкратль (собственно Антль-ратль, что значит ''семь земель)'', затем мы проехали чрез земли обществ Тлейсеруха и Караха, принадлежащих также к верхнедагестанским обществам, известным под общим именем Багултли (или Багуалал) и говорящим аварским языком анцухского наречия; оставалось осмотреть еще одно из этих же обществ — Гид,обществ — ''Гид'', известное у нас больше под именем Гидатль, куда должны были собраться представители от джамаатов обществ Кель и Ратлу-Ахвах, составляющих вместе с Гидом одно Гидатлинское наибство.

Наконец, считаю нелишним привести здесь показания самого гидатлинского джамаата на опрос о житье-бытье, предваряя, что на подобный опрос со стороны начальства джамаат обыкновенно старается выставить положение общества в самом непривлекательном виде: «бедствуем, мол»… Но вот почти дословные показания гидатлинского джамаата: «Земля у нас хорошая, и урожаи — слава Богу: своего хлеба стает на год. И хоть хлеба на сторону, в чужие аулы, не продаем, зато продаем масло, сыр, шерсть. У нас нет особого какого-либо ремесла, которым бы мы славились на весь Дагестан (как, например, соседи наши ''кельцы,'', что торгуют своими шалями)¹⁰; а у нас всего понемножку: найдется свой кузнец, свой скорняк, свой серебряк, свои плотники и каменщики; есть и свои торговцы, которые ходят в соседние места на покупку товаров, а потом продают их у себя в ауле, делая обороту в год рублей на 100, на 200; на заработки редко кто из нас ходит на плоскость, да и на зиму редко кто отправляется со стадами в Закатальский округ: таких наберется всего семейств пятьдесят. Пониже, где потеплее — сеем пшеницу, а повыше — рожь и ячмень; кое-кто сеет еще коноплю — на мешки. Домашние одежды приготовляют наши жены; сукна наши не славятся, а про свой обиход годятся. Живем помаленьку…».

Едва показались перед нами эти две горы, как общий вид Дагестана, с которым мы уже свыклись за время полумесячного объезда его верховых ущелий, посредственно и непосредственно прилегающих к главному хребту, значительно изменился. Оставляя за собою Дагестан ''Верхний'', мы вступали в Дагестан ''Средний'', который я бы вернее назвал — срединнымназвал — ''срединным:'' тут центр страны физический и моральный.

Казикумухский округ, образованный из Казикумухского ханства, причисляется в административном отношении к Среднему Дагестану. Но местность и обитатели этого округа имеют много своих особенностей. Местность Казикумуха, даже и по сравнении ее с небогатыми угодьями прочих частей Среднего Дагестана, представляется весьма непригодною для жизни; обитатели же ее — особое племя, само себя называющее ''лак, --'' принадлежит, — принадлежит к наиболее промышленным и предприимчивым обществам всего Дагестана. Без сомнения, между первым и вторым обстоятельствами должна быть своя причинность¹⁷.

Мы пробыли три дня в Кумухе и успели осмотреть его достопримечательности, которых, впрочем, немного. Поселение это довольно древнее. Уже арабские завоеватели Дагестана застали Кумух главным селением (по местному названию — городом) лаков. Так, дагестанские летописи повествуют, что во II веке гиджры арабский полководец Абу-Муселим, по занятии Дербента, пошел в Кумух, что эмиры и жители последнего, после нескольких битв, просили пощады и приняли исламизм, что Абу-Муселим украсил Кумух многими постройками, в том числе мечетями, что, наконец, он поставил здесь правителем Шах-Баала, сына Абдуллы, сына Абаса, дяди пророка Магомеда, и назначил при нем казия, для обучения жителей обрядам новой веры¹⁹. С завоеванием Кумуха арабами имеют тесную связь все его достопримечательности. Из них главнейшие — его мечети. Но едва ли хотя одна из них современна самому нашествию арабов на Дагестан, едва ли сохранилась и надпись 777 года по Р. X., гласящая о занятии Кумуха Абу-Муселимом и о времени построения им мечети. Местный кадий, к сожалению, не мог указать нам этой надписи, а та самая мечеть, которая в Кумухе считается главною и самою древнею, — видимо, позднейшей постройки; по словам кумухцев, она перестроена из старой, при Магомед-хане (ум. 1789 г.). По Дагестану, мечеть эта может считаться даже великолепной постройкой: она сложена из больших тесаных камней, местами узорчато-высеченных, с большим куполом и с рядами арок; она просторна и довольно хорошо освещена. Нахождение в Кумухе такой мечети, да еще меньших семи, при населении ею всего в 2500 человек, могло придать этому селению в глазах окрестных жителей значение как бы священного места, даже и помимо того обстоятельства, по которому кумухцы, будто бы, из числа первых в Дагестане приняли ислам, за что и получили почетное прозвище — ''гази'', или  ''кази,'', то есть ратующие за веру. Кроме того, Кумух богат кладбищами, своего рода святынею. На этих кладбищах, из которых два ханских, нет памятников особенно замечательных ни по своему виду, ни по древности. Вообще, все надмогильные камни у мусульман-дагестанцев почти одинаковой формы, различаясь только величиной, искусством насечки и более или менее пространной надписью, — таковы же надмогильные камни как на ханских, так и на прочих кладбищах Кумуха. Но большое число этих кладбищ, вместе с преданием, слышанным мною в Кумухе, что селение это служило местом общего погребения для окрестных селений, — могло тоже придать ему значение священного места²⁰. По всей вероятности, в отношении окрестных селений Кумух имел права метрополии, и остатки этих прав до сих пор заявляют себя в притязаниях кое-каких его жителей на господство над соседними аулами или, по крайней мере, на некоторые повинности с них; сами же кумухцы до последнего времени никаких податей никому не отбывали.

В Кумухе проживает и другая вдова последнего хана по имени Халай, занимающая со своим семейством особый ханский дом. Мы посетили и эту ханшу. Так как она, по происхождению своему, — из ''каравашек,'', то есть рабынь, то и не пользуется таким почетом у кумухцев, как Шамай-бике, происходящая от ханской крови. Ханша Халай, еще свежая женщина, принимала нас, сидя на ковре, с поджатыми под себя ногами; костюм ее, весь черный, в национальном вкусе, резко отличался от костюма ее дочерей, уже замужних: они одеты были почти по-европейски, притом в весьма богатые шелковые платья. Одна из них разливала чай, который нам и подан был по русскому обычаю. Вся обстановка и этого ханского дома, вообще не бедная, представляет также смесь туземного с русским.

| В наибствах

| Куядинском

| Андалалском