Нефтяные неожиданности (Амфитеатров): различия между версиями

То было милое, славное, старое, но совсем недавнее время, когда все мы: русские, грузины, татары, армяне, поляки, евреи, немцы, — овы, ские, дзе, швили, ели, оглы, ия, ианцы, овичи, енки, штейны, берги, — отлично уживались между собою в Закавказье, не имея ни малейшей подробности в международных конкурсах на национальную резвость и злобность. Весёлый князь А. М. Дондуков-Корсаков пробовал кахетинское одинаково из грузинских и армянских виноградников и, хорошо попробовав, обещал примирить навсегда и осчастливить все кавказские национальности, учредив порт… на вершине Сурамского перевала! В Баку затевали строить водопровод, и ласковый «Дундук» сулил приехать на открытие и даже, ради рекламы бакинской воды, выпить, уж так и быть, один стакан оной! Всё было очень «гемютлих»<ref>{{lang-de|gemütlich}} — приятно.</ref> и патриархально! По Военно-Грузинской дороге можно было путешествовать в одиночку пешком, не опасаясь разбойников. Армяне, без всяких понуждений, очень охотно говорили и учились по-русски и не лезли с кинжалами на русских чиновников. Кяримка грабил в Делижане, но ещё со строгим рыцарством, как и подобало будущему генерал-адъютанту персидского шаха. Разными Наби и Мурсакуловыми ещё и не пахло! Чествовали грузина Кипиани, чествовали армянина Арцруни, острил грузин Акакий Церетели, острил русский Опочинин, острил армянин Геничка Карганов… и никаких «революциев» из сего не выходило и не предвиделось. То старое Закавказье так резко отличалось от кромешного ада раздоров национальных, утвердившегося, в Закавказье нынешнем, что оно не имело даже ни одного органа печати, охочего обличать в сепаратизме патриарха Ноя, зачем тот осмелился пристать к армянской горе Арарату, когда было рукою подать до грузинского св. Давида, а то и до русских Воробьёвых гор. Покойный Величко мирно обитал в Петербурге, печатал стихи в «Неделе», спорил с Виктором Крыловым о «Первой мухе», дружил с Владимиром Соловьёвым и, вероятно, даже не мечтал ещё о перспективах «Кавказа», безлично прозябавшего в руках чиновника Тебенькова, а тем менее, — потом, — о свирепых эффектах русского собрания…