Северо-Американские Соединенные Штаты. Политическая история (до мировой войны). История С. Ш. прежде всего и всего более — история их хозяйственного развития, и в этом отношении она освещается предшествующими статьями по экономике федерации. Политическими событиями ее жизнь небогата; наибольший интерес здесь представляют борьба и смена политических воззрений и идеалов в американском обществе, и на них мы преимущественно остановимся в этом очерке.
На судьбе первых колоний всегда отражались европейские события; страна, одержавшая верх в Европе, всегда выговаривала своим подданным известные преимущества и в колониях, в ущерб побежденным. Так, когда разбито было испанское могущество победой 1588 г. над армадой Филиппа II, сразу же было обеспечено англичанам преобладание над испанцами в Америке. Результатом явилось основание англичанами первой южной колонии, названной Виргинией. Но только в XVII в. находим мы развитие настоящего колонизационного движения англичан в Америку. Вследствие этого возник ряд единичных небольших поселков вдоль атлантического побережья, отделенных друг от друга десятками, а иногда и сотнями километров и потому живших каждый своей обособленной жизнью; большинство из них представляло собой примитивные плантации, занимавшиеся иногда и торговлей. Движение английских колонистов XVII в. не было случайным явлением; наоборот, оно носит все признаки планомерности и обдуманности со стороны капиталистов Англии и ее аристократии. Кроме того, мы имеем также сознательное движение в Америку политически недовольных элементов, укрывавшихся там от религиозных преследований и искавших большей политической и социальной свободы. Колонисты, движимые интеллектуальными и религиозными мотивами, шли преимущественно на север американского материка, коммерческие же агенты, представители капиталистов, предпочитали более богатую природу юга. Революция побудила к переселению в Америку многих роялистов, реставрация вызвала массовую эмиграцию наиболее демократически настроенных людей труда, энергии и устойчивых убеждений и верований. Колонизационное движение подготовляло метрополии ее последующее господство на морях и мировое экономическое преобладание и потому встречало сочувствие и некоторое содействие. Выдающуюся роль в колонизации играли коммерческие предприятия, сложившиеся в форму привилегированных компаний, которым королевскими хартиями (charters) обеспечивались известные правовые и экономические преимущества. Они строились первоначально по примеру торговых компаний, игравших такую видную роль в тогдашней жизни Англии. Таковы были две американские компании: Виргинская и Плимутская. Виргинская, колонизовавшая южные берега сев.-американского материка, представляла исключительно коммерческие интересы, вторая же, наоборот, объединяла преимущественно идейно-неудовлетворенные элементы, тех, кому дома не жилось по политическим и религиозным мотивам. Под оболочкой торговой компании здесь скрывались иные устремления. Благодаря этому уже с самого начала установилось коренное различие между северными колониями так наз. Новой Англии и южными поселениями Виргинского побережья. На севере мы находим три первоначальные колонии: Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут, к которым затем присоединяется четвертая, Нью-Гэмпшир; каждая из них представляла собой чистую форму демократии. Метрополия почти ими не интересовалась, в виду малого их коммерческого значения, предоставляя им полную самостоятельность. Колонисты севера были одухотворены любовью к политической и религиозной независимости. Они преклонялись перед идеалами крайнего индивидуализма, уйдя из метрополии именно вследствие ненавистного им государственного и церковного давления и контроля. Собственные политические и религиозные убеждения этих пуритан-колонистов позволяли им создать и оформить своеобразный общественный строй, обеспечивавший сплоченность и автономию. При этом церковная организация пуритан послужила образцом политического строя; их церковная община, составляемая из совокупности полноправных граждан, естественно сделалась социально-политическим автономным центром, общинные же представители превратились в государственные „власти“; общественные дела решались на общих собраниях граждан в так наз. meeting houses (обществ. домах); пастор общины был primus inter pares; прочим же гражданам обеспечивались полное равноправие и широкая индивидуальная свобода. Так заложены были на севере прочные основы общинного самоуправления, из которого весьма скоро и совершенно естественно должна была вырасти колониальная автономия.
Иное строение колоний находим мы на южном побережьи; религиозные мотивы играли там гораздо меньшую роль; большинство поселений были плантациями, принадлежавшими либо компаниям, либо единичным владельцам (лордам-аристократам), эксплоатировавшим их за собственный счет. Плантатор-собственник располагал обширной властью над колонистами, работавшими на его плантациях; последние приносили огромные доходы их владельцам. Общественный строй южных колоний имел вследствие этого гораздо более автократический и аристократический характер. К 1640 г. на юге прочно обосновались следующие колонии: Виргиния и Мериленд на материке и Бермуды и Барбадос на островах; они представляли аристократические традиции Англии; их почти феодальные порядки землевладения, правовых привилегий и социального строя очень напоминали институты метрополии.
Американские историки считают с 1640 г. начало нового периода в истории колоний; к этому моменту завершается консолидация первичных поселений в определенные социально-политические целые; после этого начинаются новые процессы дальнейшей колонизации во внутрь американского материка. Колонисты-англичане стали отвоевывать себе у соседей (индейцев и колонистов других европ. государств) новые территории, некоторые из которых скоро превратились в новые колонии. Так произошло завоевание обеих Каролин, Джерси, Багамы, Нью-Иорка. Завоевательным движениям колонистов все дальше вглубь материка в сильной мере помогал тогдашний экономический рост Англии, усиливавший коммерческую предприимчивость ее капиталистов, охотно помещавших свои средства в американских колониальных предприятиях. Таким образом возник во вторую половину XVII в. целый ряд новых колоний, преимущественно плантаторского типа. Здесь хозяйство и общественная жизнь продолжали оставаться старыми: росли большие имения-плантации; поселения колонистов были разбросаны, раздроблены и не имели внутренней общественной спайки; земледельческий труд лежал на плечах низших социальных слоев; не существовало ни равенства, ни равноправия граждан, в противоположность северу; кроме того, очень рано появилась особая форма труда, несвободного; рабы первоначально рекрутировались из числа ссылаемых в американские колонии преступников метрополии; позднее появились негры.
На севере существовало иное распределение собственности. Пуританские идеалы требовали равенства и в этом отношении; большие имения не допускались, а работу должны были нести в равной мере все граждане, и богатый, и бедный.
С началом XVIII в. мы находим некоторые существенные перемены в строе американских колоний. На севере, среди прежней типичной демократической общины стали слагаться некоторые социальные различия и градации. Старшие поколения колонистов, естественно, присваивали себе известные преимущества: на общинных собраниях им принадлежала руководящая роль, они поставляли преимущественно пасторов, судей и других представителей общины, и т. д. Постепенно все это кристаллизовалось в определенные социальные отличия: старые семьи стали „правящим“ классом; появились кое-какие титулы и внешние знаки отличия у пасторов, судей, городских или общинных голов и т. п. На юге подобные отличия существовали уже давно; не только лорд-плантатор или губернатор, но и всякий землевладелец и богач пользовались социально-привилегированным положением; аристократические принципы метрополии находили себе с самого начала гораздо большее применение у колонистов юга. Это сближение социальных процессов на севере с давним строем юга необходимо иметь в виду при изучении политического строя колоний XVIII в., когда начали складываться элементы будущей великой республики. Значение их сводится к исчезновению непосредственной демократии и к повсеместному появлению института представительства с известным аристократическим уклоном. Нельзя, однако, считать, что этим элементом сходства южные и северные колонии сближались; пожалуй, даже наоборот: в XVIII в. между ними, в особенности в области экономической, существовала огромная разница; южные плантации вывозили в Европу (гл. образом, конечно, в Англию) табак, сахар, индиго и др. красящие вещества, рис, имбирный корень, хлопок. Северные колонии не располагали столь богатым экспортом, закреплявшим связи юга с Англией и обогащавшим обе торгующие стороны; север вывозил лишь меха, немного рыбы, смолы, дегтя, пакли (предметов, необходимых, гл. обр., английским морякам, судовладельцам и кораблестроителям); не существовало, благодаря этому, прочных торговых связей сев. колоний с Англией. Зато гораздо лучше развивалось хлебопашество северных колоний. Это, в свою очередь, способствовало упрочению независимости сев. колоний от внешнего мира. Вывозимые севером продукты земледелия шли не в Англию, а на юг, в другие американские же колонии, вследствие чего окрепла каботажная, береговая морская торговля северян. На севере, кроме того, уже очень рано стала зарождаться местная промышленность; так, в начале XVIII в. мы находим на севере целый ряд городов — промышленных центров, тогда как на юге их было чрезвычайно мало. В процессе объединения колоний в борьбе с метрополией это различие севера и юга сказалось в очень сильной и вредной степени; плантационный юг продолжал сосредоточивать свои богатства в земельной собственности лордов-плантаторов, обслуживаемой подневольным трудом; прочее же население жило разбросанными фермами; местная торговля юга находилась в руках „иностранцев“, северян или европейцев. Благодаря этому сложились и разные таможенные политики севера и юга; первый крайне опасался таможенной политики второго. В отношениях колонистов к Англии существовало также крупное отличие; сев. колонисты продолжали отрицательно относиться к политическому и социальному строю метрополии: пуританские идеалы были слишком сильны; южане, наоборот, благодаря своему экспорту поддерживали деятельные сношения с Англией; большинство из них содержало там свои конторы или агентов, сами часто посещали Англию, привозя домой не только моды и новости, но и политические влияния, чем поддерживались и питались на юге прежние аристократические идеалы и принципы общественного строя.
С точки зрения Англии, колонии существовали единственно как источник ее обогащения; об интересах колонистов в метрополии мало заботились. Английскому правительству казалось важным установление такого строя колониального управления, который, во-1-х, сам себя мог оплачивать, а во-2-х, доставлял бы доходы владельцам колониальных хартий, компаниям и единичным собственникам-лордам. Дарование компаниям или единичным собственникам королевских хартий обеспечивало отдельным колониям правовое и социальное единство; каждая из них рассматривалась в обоих отношениях как самостоятельное целое. Необходимо также помнить, что все колонии, без исключения, обязаны были своим происхождением единственно частной инициативе; ни король, ни правительство сами не преследовали колонизационных целей. Вследствие этого не могло существовать и определенной колонизационной политики. Отношения правительства метрополии к амер. колониям не были систематизированы и ведались то тем, то другим органом, в зависимости от случайных обстоятельств. Правительство стремилось удержать в своих руках лишь одно — контроль правового статуса колоний; представителями его в колониях были назначаемые из метрополии губернаторы, располагавшие временами весьма широкими полномочиями. Англия являлась источником права для колоний. Обстоятельство это очень важно для оценки их дальнейшего развития. Основой их правовой жизни и правовоззрений колонистов всегда оставалось англо-саксонское право.
Первоначально колонии находились в личном ведении короля и его Тайного совета; весьма скоро, однако, совет этот стал обременяться столькими делами, что ему пришлось прибегнуть к содействию вспомогательных органов. Одним из них стал знаменитый впоследствии Комитет торговли (Committee of Trade and Plantations), известный в истории XVIII в. под именем Board of Trade. Вследствие того, что Англия в колониальном деле интересовалась, гл. обр., колониальной торговлей, именно этому органу суждено было сосредоточить в своих руках все нити колон. управления. Первоначально распорядительная власть сосредоточивалась в руках одного Тайного совета; с XVIII же в. эта власть перешла к парламенту и статс-секретарям, для которых Комитет торговли подготовлял работу и указывал желательное направление колон. политики. В течение XVIII в. в число членов Комитета торговли все чаще попадают члены палаты общин, тогда как прежде он составлялся исключительно из лордов и высших должн. лиц; благодаря этой перемене палата общин стала приобретать все большее влияние на колон. политику, ослабляя параллельно личное воздействие короля.
На местах правительство Англии было представлено губернаторами, являвшимися „корреспондентами“ Комитета торговли, но перед ним вовсе не ответственными; они, поэтому, не всегда добросовестно исполняли поручения Комитета, а последний был лишен возможности прямого принуждения. С течением времени положение самих губернаторов стало очень трудным в виду роста влияния колониальных представительных палат. Позднее система органов колон. управления постепенно усложняется; появляется и большее число чиновников, разных секретарей, казначеев, прокуроров, таможенных и др. должн. лиц. Назначение чиновников из метрополии все чаще вызывало конфликты и неудовольствие колонистов, с чем Англии было особенно трудно справляться в виду огромного расстояния, отделявшего ее от колоний. Еще бòльшие конфликты вызывала система уплаты жалованья коронным чиновникам. Англия всегда стремилась возложить на колонии все расходы по управлению; получать деньги на содержание должностных лиц губернатору приходилось от колониальных палат, которые при малейшем неудовольствии или конфликте с губернатором ставили ему различные препятствия. Таким косвенным путем произошло повсеместное усиление влияния колониальных палат. Палаты широко пользовались своим правом отказывать в финансовых ассигнованиях: для обложения граждан финансовыми повинностями обязательно требовалось их на то согласие (no taxation without representation). Губернатор не мог собственною властью облагать население, метрополия же не считала себя вправе отвергать такой принцип. Как и в метрополии, право финансовых ассигнований повлекло за собой в колониях упрочение и другой функции: права контроля расходов. Особенное значение это право получило в вопросе о назначении чиновников: раз известное лицо было нежелательно населению, палата могла протестовать, а при упорстве правительства отказывать в соответствующем ассигновании. Законодательство составляло нормальную функцию колон. палат. Метрополия, однако, сохраняла в своих руках право санкции законод. актов, допуская лишь исключениями временное применение закона, впредь до получения ответа из Англии о его утверждении. Этот порядок имел одно очень важное для колоний следствие: при плохих средствах сообщения население колоний оставалось подолгу в неизвестности, согласится ли английское правительство на предложенный законопроект, или нет; подобные задержки вызывали иногда большое неудовольствие колонистов.
В первой половине XVIII в. положение колон. палат окончательно упрочилось. Вместе с тем они естественно становились органом выражения народного настроения; как только возникал какой-либо конфликт с представителем метрополии, он сейчас же находил отклик в стенах палаты. Положение это относится в равной мере к югу и северу.
В течение XVIII в. главным источником недовольства стало удерживаемое метрополией в своих руках право регулирования торговых и таможенных пошлин. На юге параллельно с этим существовал и другой источник недовольства, — сборы с земли. Последняя в плантациях принадлежала не самим колонистам, а либо королю, либо плантатору (или компании). Колонистам, вследствие этого, приходилось уплачивать известную сумму для очистки земли от повинностей (так наз. quit-rent); между колонистами и коронными чиновниками, собиравшими эту подать, возникали постоянные и ожесточенные конфликты. Уже в начале XVIII в. находим мы первые предупреждения Комитета торговли, который лучше других органов метрополии был осведомлен о происходившем в колониях, об опасностях, грозивших там королевской прерогативе; Board of Trade говорил своему правительству, что следовало либо строго поддерживать систему „авторитета“ (что было, по его мнению, очень опасно в виду недостатка средств воздействия и принуждения), либо же предоставить колониям бòльшую самостоятельность и откровенно признать влияние и права колониальных законодательных палат; вместе с тем Комитет многократно указывал на главное зло — отсутствие казенного штата чиновников и их финансовую зависимость от ассигнований колон. палат. Единственным средством борьбы с этим было бы ассигнование самой метрополией сумм на содержание своих колониальных чиновников, но именно этого Англия и ее палата общин никогда не соглашались сделать. В колониях, между тем, власть губернаторов сокращалась все более, параллельно с ростом влияния колон. палат. Вместе с тем продолжал развиваться и упрочиваться социальный организм колоний, множилось население, увеличивалось его материальное благосостояние, все дальше вглубь страны распространялась колонизация и т. д.; колонисты, при такой обстановке, не могли оставаться равнодушными к владычеству Англии и прерогативе ее короля. В течение первой половины XVIII в. скоплялся, т. обр., горючий материал, очень опасный для метрополии. С 1761 г., под влиянием домашних финансовых затруднений, Англия, между тем, начала усиливать давление на колонии, уже и без того недовольные; колониальные сборы и повинности должны были, по указанию метрополии, взыскиваться с большею, чем прежде, строгостью, а при сопротивлении колонистов губернаторам предлагалось употреблять силу. Усиление давления метрополии вследствие этого должно было неизбежно привести к грозным результатам. Взыскивая увеличенные подати (напр., таможенные), губернаторы повсюду встречали протесты. Колонисты скрывали свои товары, обманывали таможенных чиновников; должн. лица стали их обыскивать, сажать в тюрьму и т. д. Подобные нарушения личной свободы страшно возмущали колонистов, протестовавших все более и более энергично. Противление росло с каждым годом и незаметно убивало еще оставшиеся кое-где элементы привязанности колонистов (напр., юга и средних колоний) к прежней родине. Но Англия не желала считаться с этой психологией колонистов, не только продолжая, но постепенно усиливая свою политику правительственного гнета. Только в виде исключения очень немногие английские государственные деятели предвидели опасность подобной политики и указывали на нее своему правительству, но безуспешно.
В самих колониях, однако, не существовало единения. Даже наоборот, среди колонистов сложилось сильное чувство партикуляризма. Укреплению его в большой мере способствовали: на севере — сплоченный строй социальной организации общин, на юге же — необходимость объединения местного населения каждой отдельной колонии в борьбе с внешними врагами и торговыми конкурентами. Каждая колония занималась своими собственными делами, поглощавшими все ее внимание; каждая из них в торговле имела свою собственную политику, свои таможенные тарифы, устанавливала свои методы управления, боролась за свои задачи, мало обращая внимания на соседей; небольшая еще заселенность территорий и плохие пути сообщения также не способствовали укреплению между-колониальных связей. Американцы привязались прочно к своим колониям и поселениям и безучастно или даже враждебно относились к прочим колониям. Зачастую, напр., возникали разные пограничные споры из-за земельной собственности или контрабанды; пограничные линии не были точно определены; нередко возникали таможенные конфликты, вызывавшие взаимные репрессалии и т. п. Бòльшие колонии не стеснялись прижимать меньшие или обогащаться за их счет; так, Массачусетс и Коннектикут наживались за счет малого Род-Айленда, а Нью-Иорк, Нью-Джерси и Пенсильвания не раз прижимали крошечный Делавер. Бывали даже открытые междуколониальные войны.
Только в середине XVIII в. на почве всеобщего недовольства политикой метрополии замечаем мы возникновение стремления к большему объединению для борьбы с Англией. Этому способствовали иногда несколько улучшившиеся средства и пути сообщения, а в особенности ставшая более регулярной почта; водные пути сообщения были теперь более доступны, а путешествия менее дороги. Однообразный социальный строй колоний отдельных районов (севера или юга), а также единство религии и церковной организации в каждом районе, не взирая на различия и контрасты между районами, способствовали объединению. Однако, сама идея необходимости объединения возникла первично не среди самих колонистов, а пришла к ним извне. Основным мотивом единения была боязнь внешних врагов — французов, голландцев и, гл. обр., воинственных индейцев, научившихся от европейцев употреблению огнестрельного оружия. Уже в XVII в. находим мы первые примеры колониальных союзов для борьбы с внешними врагами. В конце XVII в. была сделана попытка объединения всех северных колоний. В течение первой половины XVIII в. не раз поднимался вопрос об объединении военного дела американских колоний, в целях общей защиты от индейцев, но ни разу не удавалось достичь каких-либо длительных результатов. Несколько больший успех имели попытки объединения, сделанные после 1750 г., когда грозила серьезная опасность от войны с Францией и нашествия из пределов французской Канады. Вопросы военной обороны и общего союза обсуждались на съездах представителей отдельных колоний, которые затем и послужили образцом для решения всех общих дел колоний. Но все же вплоть до 60-х годов XVIII-го в. в Америке преобладали центробежные силы; только с момента, когда сама Англия стала объектом их борьбы, начали с гораздо большей силой и успехом проявляться противоположные факторы — факторы объединения.
Парижский мир 1763 г. внес много нового в жизнь американских колоний; им не только устранялся опасный внешний враг, но и открывались для колонизации обширные новые территории на западе. Английскому правительству пришлось теперь обратить особое внимание на следующие вопросы: во-1-х, регулирование земельных отношений в новых территориях, где старые методы оказывались вовсе неприменимыми, а во-2-х, установление норм взаимоотношений колонистов и индейцев в новоприобретенных местностях, где они пришли теперь в более тесное соприкосновение. В обоих случаях министерства метрополии не решались действовать под личной ответственностью и стали потому прибегать к помощи парламента, разрешая назревшие новые вопросы посредством „имперского“ законодательства, что оказалось чревато неожиданными для Америки последствиями; с нежелательными имперскими актами колонистам было гораздо труднее бороться, чем с актами отдельных министров или политикой Комитета торговли и лордов Тайного совета, а оппозиция законодательным актам Англии должна была вызвать гораздо более серьезные следствия. Первым примером явился закон 1764 г., которым Англия хотела регулировать торговлю сахаром, с целью увеличения своих доходов; вторым был акт 1765 г., установивший гербовый сбор с целого ряда документов (знаменитый Stamp Act); оба они рассматривались колонистами как чрезвычайно опасные для их автономии прецеденты и вызвали бурю негодования. Почва к такой оппозиции, как мы видели, была совершенно готова. Законодательные палаты отдельных колоний протестовали против проведения Англией этих актов, а когда в 1765 г. коронные чиновники стали, согласно названным законам, взыскивать новые сахарный и гербовый налоги, протесты обратились сразу же в активную оппозицию, получившую повсеместно тождественный характер. Эта-то общность приемов и методов борьбы с актами метрополии и вызвала мысль о необходимости сговориться и объединиться, при чем образцом для порядка переговоров и достижения соглашения явились указанные междуколониальные конференции времен французской войны. Таким именно образом собрался в Нью-Иорке, 7 окт. 1765 г., так наз. „первый американский конгресс“ представителей почти всех колоний (за исключением четырех), избранных колониальными закон. палатами. Здесь впервые, под влиянием общей опасности, проявилось чувство общности интересов американцев, прежде относившихся столь подозрительно друг к другу; протесты, составленные нью-иоркским конгрессом, также впервые формулировали автономную идеологию колонистов. Собрание это составило адрес королю и парламенту, в котором подробно изложило как причины колониального недовольства, так и основной принцип системы всякого податного обложения, согласно коему граждане не могут обременяться налогами без согласия народных представителей (no taxation without representation). На нью-иоркском конгрессе впервые прозвучало слово „американец“ в противоположении прежнему понятию колониста такой-то колонии.
Конгрессом 1765 г. начинается новый период в истории американских колоний, период их открытой борьбы за государственную самостоятельность. В эту эпоху появляется в Америке целый ряд выдающихся государственных деятелей: Вашингтон, Гамильтон, Франклин, Адамс и мн. др. Всех их воодушевляла одна основная мысль — о необходимости, для успеха борьбы и будущности колоний, объединения их в одно целое; но вместе с тем все они хорошо понимали, что особенно осторожно следовало обращаться с принципами колониальной самостоятельности и гражданской свободы, составляющими наиболее священные идеалы американцев. В самой Англии у них было немного защитников. Только Питт (лорд Чатам) считал безусловно необходимым защищать колониальную автономию; большинство англичан, в особенности тори и сам король, Георг III, вовсе не сознавали грозившей опасности и не заботились об интересах колонистов. В 1767 г. была сделана новая попытка обложения американцев путем установления сборов с ввозимых в американские гавани чая, стекла, бумаги и некоторых других предметов; парламент рассчитывал этими доходами покрыть жалованье коронных чиновников и судей, которые, т. обр., перестали бы зависеть от ассигнований колониальных палат. Но мера эта явилась совсем не во-время; колонисты, с одной стороны, слишком хорошо сознавали выгоды существовавшей зависимости английских чиновников от колон. палат, с другой же, новое обложение рассматривалось ими лишь как новое вопиющее нарушение их автономных прав и привилегий. Протесты были опять всеобщи и повсеместны и еще более решительны; с жителей брали торжественное обещание не ввозить обложенных предметов, не пользоваться ими и не покупать их; в иных колониях их ввозили контрабандой. Палата Массачусетса даже разослала прочим колониям особый циркуляр, с указанием на необходимость объединения колониальной политики противления незаконным актам метрополии, как единственно успешное средство борьбы с правительством. Циркуляр этот сыграл видную роль в истории отложения колоний. Англия, однако, не сдавалась, предпринимая все новые меры репрессий и вооружая губернаторов все более широкими полномочиями. Конфликты последних с местными палатами еще более участились и обострились; губернаторы тогда начали распускать палаты, не давая им работать. Это, в свою очередь, вызвало новое явление: народные представители стали собираться секретными комитетами в различных городах, благодаря чему в каждой колонии образовалось по несколько революционных центров, и сеть их распространилась по всем колониям; пропаганда противления шла поэтому чрезвычайно успешно. Комитеты, естественно, находились в деятельных сношениях и очень скоро начали вести совместную работу на пространстве всех колоний (1772—1773). С 1770 г. встречается уже несколько примеров вооруженных восстаний. Англия стала посылать на помощь губернаторам регулярные войска. В 1770 г. последовала частичная уступка метрополии: были отменены некоторые сборы 1767 г., но мера эта в значительной степени запоздала; уступки лишь подливали масло в огонь. В дек. 1773 г. произошел в Бостоне знаменитый конфликт из-за ввезенного, но не оплаченного таможенной пошлиной чая: борясь против ввозных пошлин, группа бостонской молодежи, переодевшись индейцами, явилась на стоявший в гавани корабль с чаем Ост-Индской компании и выбросила весь груз в море (ср. IX, 146). Конфликт послужил сигналом революционного восстания. В следующем 1774 г. метрополия отменила хартию Массачусетса и назначила туда военного губернатора с чрезвычайными полномочиями. Возбуждение тогда стало всеобщим; губернатора колонисты не признавали, судьям мешали заседать, чиновников бойкотировали и преследовали. Прочие колонии не преминули активно присоединиться к Массачусетсу, благодаря чему удалось в сентябре созвать в Филадельфии общий между-колониальный конгресс (Continental Congress), выработавший затем известную „Декларацию прав“ (см. ниже конституция). В это время на севере началась уже настоящая война. Колонисты собирались в небольшие партизанские группы, подкарауливавшие и уничтожавшие английские военные отряды. Вооруженные стычки имели место в течение всей зимы и следующей весны (1775). Временами американцы одерживали видные успехи благодаря талантливому руководству Вашингтона (см.); так, англичане были разбиты под Лексингтоном, а позднее у Тигондероги и Кроун-Пойнта. В мае 1775 г. собрался в Филадельфии второй конгресс (Second Continental Congress), принявший руководство колониальными войсками, теперь уже именовавшимися „Континентальной армией“. Американцы были разбиты англичанами в июне под Бункер-Гиллем, но не падали духом. Для усиления правительственных войск англичане прибегли к помощи немцев, послав в Америку около 20.000 солдат, нанятых у герцога Брауншвейгского, ландграфа Гессен-Кассельского и др., что вызвало среди колонистов новый, еще более сильный взрыв ненависти. Конгресс попробовал было организовать нашествие на Канаду. Силы колонистов, однако, оказались для этого недостаточными, а местность на севере была слишком трудно проходима и недоступна для их маленькой армии; после нескольких месяцев напрасных усилий американцы были летом 1776 г. отброшены от канадских границ; им удалось лишь оттеснить британцев от Бостона и подготовить защиту Нью-Иорка. Южные колонии также свергнули английских губернаторов, при чем некоторые из них организовали временные правительства. Тем временем Филадельфийский конгресс продолжал свои работы; летом 1776 г. впервые раздался на нем голос за полное отложение. Представитель Виргинии, Ричард Генри Ли, поддержанный Джоном Адамсом из Массачусетса, внес предложение, которое гласило: „Объединенные (американские) колонии суть и по праву должны быть свободными и независимыми государствами, освобожденными от подданства британской короне, всякое же политическое взаимоотношение между ними и государством Великой Британии есть и должно быть полностью уничтожено“. Одновременно была составлена знаменитая „Декларация независимости“ (Томасом Джефферсоном), принятая конгрессом 4 июля. С тех пор день этот считается американским национальным праздником. Событие это совпало с победой американцев над англичанами, одержанной на юге, около Чарлстоуна (Sullivan’s Island).
Провозглашение независимости в 1776 г. не могло, конечно, само по себе окончить борьбу Англии с колонистами. Потребовались еще большие усилия для фактического установления и упрочения независимости. Американцы располагали одним большим преимуществом: они были у себя дома и могли вести оборонительную войну, тогда как англичанам приходилось их завоевывать и все время наступать среди неизвестной им местности. Первое время англичане сосредоточивали все свои усилия на покорении линии р. Гудзона и в особенности ее устья с городом Нью-Иорком; в авг. 1776 г. им удалось занять Нью-Иорк, а немного позднее Вашингтону пришлось отступить и от Бруклина; переправившись через реку, он ушел со своей армией в Нью-Джерси. Весь 1777 г. прошел в ожесточенной борьбе с переменным счастьем. Англичане то продвигались вперед, то опять отступали; после некоторых поражений (в частн., отряда Бургойня) англичане стали подумывать о мире. Заключению последнего помешали, однако, два обстоятельства: смерть лорда Чатама, всегда защищавшего идею колониальной автономии, и союз, заключенный американцами с французами в феврале 1778 г. при посредстве В. Франклина, коим они обещали Франции не заключать мира впредь до достижения полной самостоятельности. С этого времени активные операции на севере постепенно замирают. Центр военных действий незаметно был перенесен в южные колонии. Борьба продолжалась там в течение следующих трех лет. Англичане рассчитывали найти на юге большую поддержку среди аристократических элементов местных тори и плантаторов. Вплоть до середины 1781 г. могло казаться, что англичане одержат верх; одна за другой ими завоевывались южные колонии медленным, но безостановочным движением с севера на юг. Англичане дошли приблизительно до середины Виргинии, но с конца лета 1781 г. начали терпеть поражения от американцев, прибытие же большой французской эскадры к берегам Виргинии отрезало их от морских сообщений и провиантских баз. В октябре английский главнокомандующий южной армии, лорд Корнуэлс, сдался американцам. После этого немедленно начались переговоры о мире. Он был, наконец, заключен в Париже 3 сент. 1783 г. Согласно мирному договору, Англия признала независимость 13 колоний-государств (штатов), а Флорида была уступлена Испании, за которой признавались также ее прежние права на Луизиану.
Мир обеспечил американцам их государственную самостоятельность; оставалось, однако, не менее трудное дело внутренней организации. Во время упорной войны колонисты невольно объединялись общей целью и действовали совместно. Но эта кооперация не была в состоянии упрочить внутреннего союза или единства. Даже напротив, большинство колонистов рассматривало такую кооперацию лишь как временную и чисто военную необходимость; идеалом их оставалась независимость их собственной колонии. Прекращение военных действий выдвинуло теперь на первый план вопрос о внутренней организации молодых государств. Общим органом колоний фактически сделался Филадельфийский конгресс, но полномочия его были, очевидно, недостаточны. Он представлял собой скорее международный орган, не располагавший властью над колониями, в особенности во внутренних их делах. Члены конгресса не могли идти далее своих полномочий, последние же были всегда очень ограниченными и касались почти исключительно дела военной обороны. Союз колоний, заключенный в 1781 г. для ведения общей войны, назывался конфедерацией (а договор — Articles of Confederation) и просуществовал до 1789 г., когда конфедерация была превращена в федерацию, союзное государство. Единственным центральным органом конфедерации был конгресс, но ему предоставлялись, гл. обр., военные функции (распоряжение армией, назначение генералов и т. п.). Основным недостатком его деятельности было отсутствие права обложения, вследствие чего он был лишен даже права контролирования войска, так как не оплачивал службы солдат. Центральная власть конфедерации не имела ни исполнительных, ни судебных органов; на конгрессе всякий штат располагал лишь одним голосом, вследствие чего иногда в течение нескольких месяцев невозможно было собрать ни большинства голосов, ни даже кворума. Колонии постоянно относились к конгрессу подозрительно, боясь за свою самостоятельность. Не мудрено, что при такой обстановке взаимного недоверия возникали между колониями конфликты, шедшие на пользу их врага. Так, Пенсильвания чуть не поссорилась с Коннектикутом из-за долины Уайоминга, которую оба хотели себе присвоить, а Нью-Иорк спорил с Нью-Гэмпширом об обладании территорией Вермонта, и т. д.; не раз приходили колонии в столкновение и из-за таможенных пошлин, устанавливаемых на границах (напр., Нью-Иорк, Нью-Джерси, Коннектикут и др.). Но наиболее слабая сторона союза всегда заключалась в финансовых вопросах; общего соглашения здесь никак не удавалось достигнуть. Как только окончилась война, элементы расхождения еще более усилились. Рознь увеличивалась уже в моменты, когда английское войско терпело поражения. Одно время могло казаться, что колонии превратятся в ряд враждующих маленьких и слабых государственных зародышей, которым тогда вряд ли удалось бы отстоять свое независимое существование. Окончание военных действий прибавило к этому еще новую опасность в лице недовольной армии, которой теперь нечего стало делать. В ряде штатов произошли даже военные беспорядки. Неудивительно поэтому, что сознание всех этих опасностей приводило наиболее дальновидных деятелей молодых штатов к убеждению в необходимости прочной внутренней организации и возможно тесного единения. После некоторых колебаний и переговоров удалось, наконец, созвать в Филадельфии в 1787 г. „федеральную конвенцию“ (Federal Convention) для обсуждения способов и средств установления новой формы правительства и постоянного единения колоний-штатов, в устранение опасности разрыва между ними. Созыв этого собрания произошел действительно в последнюю минуту, так как южные штаты уже обсуждали возможность образования самостоятельной южной конфедерации. Во главе федералистов, стоявших за прочное объединение всех колоний, мы находим Вашингтона, превратившегося теперь из военного предводителя в руководящего государственного деятеля, и его личных друзей — Джемса Мадисона и Александра Гамильтона. После долгих и упорных трудов Филадельфийская конвенция выработала проект новой федеральной конституции, принятой окончательно в заседании 17 сент. 1787 г., но вступившей в действие лишь весной 1789 г. Федеральное правительство должно было находиться первоначально в Нью-Иорке. Первым президентом был избран Вашингтон. Вследствие настояний южных штатов, северу пришлось согласиться на перенесение столицы на юг, где была выделена из штатов Мериленда и Виргинии небольшая территория (District of Columbia) и заложен новый город Вашингтон; в нем впредь и должны были находиться федеральные власти, конгресс, президент и верховный суд С. Ш. Создателям новой федеральной конституции приходилось бороться с чрезвычайными трудностями; им необходимо было примирить подозрительность отдельных штатов и их боязнь утраты автономии и самостоятельности с потребностью создания общего и при том прочного целого и сильной центральной власти, более могущественной, чем власть существовавшей тогда конфедерации. Насколько успешно была разрешена ими эта задача, доказывает то, что конституция 1789 г. действует и по сей день и послужила образцом для многих других сложных государств, которым приходилось разрешать ту же основную проблему мирного преодоления центробежных сил. В федеральном строе союзного государства эти две противоположных группы общественных сил находят себе действительно удовлетворение и равновесие (подробное обоснование необходимости установления общей и сильной центральной власти, с сохранением государственности штатов, можно найти в издававшемся тогда журнале „Федералист“, партии Вашингтона, Гамильтона и их друзей). Согласно общепризнанной политической аксиоме того времени, раз создавалась центральная государственная власть с известными финансовыми функциями (отсутствие таковых, напр. права обложения, было главным недостатком конфедеративного строя), требовалось установление и общего для всех колоний народного представительства; американский народ должен был „выразить свою волю“, как тогда говорилось, чрез посредство федеральной палаты представителей, нижней палаты конгресса, тогда как верхняя палата, сенат, предназначалась для представительства штатов как самостоятельных государственных единиц. Такое строение федерального парламента, одновременно представлявшего, следовательно, противоположные факторы, оказалось чрезвычайно удачным. Основными принципами, заложенными в конституции 1789 г., были: во-1-х, признание народного суверенитета; конституция государства считалась проявлением воли народа, и только последний мог ее изменять; во-2-х, строгое проведение теории разделения и равновесия властей; каждая из трех государственных властей получала строго определенные конституцией рамки для своей деятельности, которых она ни в коем случае не могла преступать; вместе с тем во многих вопросах требовалось сотрудничество властей, чем устанавливалось их взаимное ограничение, служившее базой равновесия (так. наз. system of checks and balances); в-3-х, нельзя не отметить веру творцов акта 1789 г. в естественное, догосударственное состояние граждан и создание государства посредством общественного договора; теория эта имела известное оправдание в истории возникновения не только федеральной конституции, но и конституции отдельных штатов, так как граждане америк. колоний действительно договаривались относительно формы государственного строя и правительственной организации. Госуд. власть естественно ограничивалась „прирожденными“ правами граждан, находившими себе гарантию в биллях о правах, включенных в конституцию штатов; творцы конституции 1789 г. не нашли поэтому нужным их повторять в федеральном акте, что, однако, было встречено неодобрительно общественным мнением, весьма скоро вынудившим соответствующее дополнение акта 1789 г. Наконец, следует отметить выросшую из борьбы с Англией теорию противления госуд. власти, складывавшуюся и выраставшую в пылу войны за освобождение. Первоначально не существовало оппозиции монархическому принципу; по мере роста борьбы с метрополией эта идейная обстановка, однако, менялась, уступая место чисто республиканским принципам. Гораздо более отрицательное отношение находим мы среди американцев к социально-общественному строю Англии, ее аристократической консервативной и сословной системе. Каждый иммигрант привозил с собой элементы недовольства английской общественной жизнью, вследствие чего оно должно было, естественно, складываться по ту сторону океана в целое отрицательное миросозерцание.
Не следует, однако, думать, что конституция новой республики осуществляла идеалы чистой демократии. Известная книга Токвиля способна в этом отношении создать некоторое недоразумение своим безграничным восхвалением американского демократизма. В конституционном строе амер. штатов той эпохи повсеместно исчезли элементы непосредственной демократии; мало того, повсюду мы находим систему представительства, ограниченную более или менее высокими цензовыми условиями; только имущим (скорее даже состоятельным) классам было обеспечено участие в осуществлении госуд. власти; можно легко найти и другие элементы тогдашнего госуд. строя, противоречащие понятию демократии. Этим фактом, между прочим, объясняется возникновение уже в самые первые годы существования федерации особой партии демократов под предводительством Джефферсона; она стремилась к демократизации госуд. строя, казавшегося ей слишком аристократичным; вербовалась же она большею частью среди деревенского населения — фермеров, в особенности новозаселенных территорий на запад от первоначальных колоний.
Последующая история С. Ш. обыкновенно делится на пять периодов: до 1815 г. — так наз. период слабости, когда еще не кристаллизировались социально-политические силы федерации; с 1815 по 1850 гг. — т. наз. период западной колонизации; с 1850 по 1865 гг. — период решения вопроса о рабовладении и правах самостоятельности штатов по отношению к федерации; с 1865 по 1898 гг. — период так наз. реконструкции, когда окончательно утвердилось преобладание федерации и уничтожена была претензия южных штатов на право сецессии; и с 1898 г. — современный период, когда появились в развитии американской республики новые, империалистические тенденции, ярко обнаружившиеся впервые в испанской войне, и сильно обострилась борьба капитала и сложившегося многомиллионного пролетариата.
Главной причиной первоначальной слабости федерации были ее финансовые затруднения. Кредит почти иссяк; доверие к правительственной власти было подорвано неудачной и беспомощной финансовой политикой конфедерации; курс бумажных денег страшно пал вследствие войны, и т. д. Однако, Гамильтону (см.), первому министру финансов С. Ш., удалось восстановить доверие к молодой федерации; первой его заботой было приведение в порядок госуд. кредита и установление плана погашения долгов конфедерации, принятых на себя союзным государством; на последнее были затем переложены также и иностранные долги отдельных штатов вследствие того, что лишь одна федерация, а не штаты, должна была иметь международные сношения. Восприятие долговых обязательств конфедерации было встречено всеобщим сочувствием; вторая же мера, переложение долгов штатов, вызвала довольно энергичный отпор со стороны партии антифедералистов, расколовшей американцев на два политических лагеря, просуществовавших затем все последующее столетие. Эта партия (Т. Джефферсона, см.) чрезвычайно опасалась усиления центральной власти федерации в ущерб самостоятельности штатов и усматривала в указанной мере возможность принижения штатов, так как федеральные власти приобретали теперь право финансового давления на отдельные штаты. Джефферсон, в конце концов, уступил Гамильтону в данном вопросе. Взгляды и теории противоположной анти-федералистам партии, так наз. федералистов (иногда их называли реакционерами), интересны тем, что воплощали в себе почти полностью идеологию последующего либерализма XIX в. Наиболее видным писателем лагеря федералистов был Джон Адамс (см.), в статьях которого с большой силой сказались их основные политические идеалы: преклонение перед сильной центральной властью; отрицательное отношение к чистой демократии (народоправству) и к событиям французской революции; предпочтение, отдаваемое принципу представительства, основанного на цензовых условиях.
Первый президент, генерал Вашингтон, как было указано, принадлежал к федералистам; преемником же его был избран только что упомянутый Дж. Адамс, еще более крайний федералист. Благодаря этому первые 12 лет нераздельно господствовали в политике федеральных властей центростремительные и объединительные факторы, а во внешней политике произошел полный разрыв с французской республикой. Молодое союзное государство крепло, финансы его упрочились, постепенно исчезли те опасности, которые прежде грозили конфедерации; росло и внутреннее благосостояние. Для покрытия госуд. долгов федер. правительство нуждалось в доходах; прямых налогов тогда крайне боялись, полагая, что таковые не в меру усилят центральное правительство; пришлось поэтому прибегнуть к косвенным налогам, составлявшим в течение всего XIX ст. основу американского федерального бюджета. Наилучшим источником дохода в этом отношении могли служить таможенные пошлины. К установлению их Гамильтон и прибегнул. В президентство Вашингтона С. Ш. вели продолжительную войну с индейцами, побежденными лишь в 1794 г.
Торжество федералистов не было продолжительно; анти-федералисты (иногда называемые демократами) все усиливались за время президентства Адамса и затем победили на выборах 1800 г., избрав в преемники Адамса своего руководителя, Т. Джефферсона (1801—1809). Демократы были не только партикуляристы, но и гораздо большие индивидуалисты, чем их противники; они склонны были подозрительно относиться ко всякой государственной власти; постоянно опасаясь усиления ее, демократы преклонялись перед теорией прирожденных прав граждан и самым энергичным образом отстаивали самостоятельность и независимость штатов; конституции должны были, по их мнению, пересматриваться возможно чаще для предоставления народу большего влияния, путем внесения соответствующих поправок; ими защищались и более демократические основы избирательного права. Политически очень опасной для федерации оказалась теория Джефферсона о праве „нуллификации“ штатами актов федерации, раз таковые противоречили их интересам. Этим уничтожалась сила федеральной законодательной власти. Позднее из этой конструкции выросло еще более опасное для союза право сецессии штатов (выхода из федерации), которым едва не была разрушена центральная власть С. Ш. Наиболее важным актом Джефферсона была покупка в 1803 г. у французов территории Луизианы, чем открыт был американцам путь дальнейшей колонизации богатейших местностей на западе; территория федерации была этим удвоена; впоследствии из Луизианы выросло 14 новых штатов. Конституция не упоминает подобного права президента приобретать новые территории, вследствие чего федералисты склонны были считать этот акт Джефферсона незаконным; последующие события, однако, вполне его оправдали. В то же президентство С. Ш. вели небольшую войну с Триполи из-за морских разбойников, грабивших в Атлантическом океане американские суда; американцы успешно бомбардировали город Триполи и принудили бея подчиниться их требованиям, хотя разбои прекратились, конечно, не сразу. Преемником Джефферсона был избран Джемс Мадисон (1809—1817, см.), беспартийный; при нем имела место несчастная для американцев война с Англией (1812—1815) и упорная борьба с индейцами на северо-западе (1811); война с Англией продолжалась два с половиною года (см. ниже, северо-американские войны); борьба с индейцами была еще продолжительней, отличаясь чрезвычайным ожесточением.
По окончании этих войн началось более мирное и колонизационное развитие штатов, заселявших все новые западные территории; в самих штатах за это время мы находим очень сильное развитие демократических стремлений, временами становившихся опасными для федерации вследствие противления центральной власти. Первым президентом этой эры был Джемс Монроэ (прав. Монро, 1817—1825, см.), давший свое имя знаменитой американской доктрине исключения европейских влияний (1823). Провозглашена она была по поводу политики Священного Союза (см.) и опасений вмешательства Европы в американские дела (напр., России через тогдашние ее владения в Аляске). Доктрина эта надолго сделалась фундаментом международных отношений штатов, но стала утрачивать свое значение со времени развития американского империализма (1898) и сменилась со времени мировой войны широким вмешательством С. Ш. в европейские дела. Во внутренней жизни С. Ш. время Монроэ отличается чрезвычайным развитием невольничества: негры стали тысячами ввозиться в южные плантации. Преемником Монроэ был Джон Квинси Адамс (1825—1829, см.), при котором все сильнее стала распространяться анти-федералистическая пропаганда демократов; при следующем президенте, Эндрью Джаксоне (1829—1837, см.), рост демократической партии еще более усилился. Этому способствовали, во-первых, колонизация западных территорий, где население еще было разбросано на огромных пространствах, а местная жизнь располагала колонистов к чрезвычайной самостоятельности, при почти полном еще отсутствии классовой дифференциации; во-вторых же, промышленное развитие городов востока, где постепенно складывался рабочий класс, также поддерживавший демократов для борьбы с капиталистами. Демократы Джаксона впервые организовали могучее политическое орудие в виде партийных организаций (так. наз. „машины“), бесконтрольно распоряжавшихся политическими выборами; в награду за поддержку на выборах приверженцам партии стали раздавать госуд. должности (так наз. spoils system, от слова „добыча“ победителей). В этот период складывались три основные черты демократического движения: отмеченная раздача казенных мест в награду за поддержку партии на выборах, далее, крайние учения о правах штатов, весьма скоро сложившиеся в теорию сецессии, и самое важное — яростная защита рабовладения и торга неграми. Демократы отстаивали всеобщее избирательное право, — однако, лишь для белых, а отнюдь не для цветных. Одним из наиболее видных выразителей учения демократов был Джон Келгун (см.); ему принадлежит обоснование наиболее крайних теорий самостоятельности штатов, с правом нуллификации и сецессии включительно. Прямым следствием этого движения было упразднение союзного банка, основанного еще Гамильтоном; в 1832 г. не была возобновлена его учредительная хартия (charter), а казенные суммы помещены на хранение в частных банках; союзный банк всегда являлся мишенью для самых яростных нападок демократов, усматривавших в его существовании огромную опасность для самостоятельности штатов. Следующим президентом был избран опять демократ, но несколько менее крайний, Мартин Ван Бюрен (1837—1841, см. VII, 585). Его преемник Уильям Гаррисон (1841, см.) умер через месяц после начала своего президентства, вследствие чего президентом стал вице-президент Джон Тайлер (1841—1845, см.). К этому времени относится довольно сильное развитие мормонизма (см. мормоны) на западе. Наиболее важным событием этого периода было присоединение в 1845 г. новой территории, Техаса; еще в 1836 г. последний сам отложился от испанских владений, провозгласив себя независимым; южане сразу же подняли вопрос о его включении в федерацию, но север этому решительно противился в виду существовавшего там рабства. Здесь мы имеем первый случай конфликта из-за рабовладения южных штатов; принятие в союз нового рабовладельческого штата, усиливавшее значение плантаторов в составе федеральных властей, рассматривалось северянами как чрезвычайно опасное обстоятельство. Пропаганда против рабства на севере стала принимать огромные размеры, при чем влияло не только возмущение самим институтом невольничества, но и сознание, что южане готовы предать и самую федерацию, чтобы сохранить рабовладение. В следующее президентство (Полка, Polk, 1845—1849, крайнего демократа-южанина) конфликт севера с югом еще более обострился по такому поводу: в 1846—1848 гг. Штаты вели войну с Мексикой (см. ниже, сев.-амер. войны — Мексиканская война) и приобрели, согласно мирному договору 1848 г., огромные территории на юге, из которых впоследствии выросли 3 целых штата и части 4 других штатов (Ута, Невада, Калифорния; Колорадо, Уайоминг, Новая Мексика, Аризона). После приобретения Луизианы это было наиболее крупное увеличение территории С. Ш. Значение его для союза было двояко: с одной стороны, на юго-западе приобретены были огромные богатства (в особ. в Калифорнии), между прочим золотые прииски, с другой же — ребром был поставлен вопрос о рабовладении. Аболиционисты севера не могли не видеть опасности, существовавшей теперь на юге для освобождения негров. Временный компромисс был достигнут установлением линии раздела, на север от которой в новых территориях рабство было запрещено, а новые штаты должны были создаваться и приниматься в федерацию попарно, один — свободный от рабовладения, другой — рабовладельческий. Но такой выход мог быть только временным; вражда севера и юга разгоралась все больше и скоро привела к междоусобной войне.
Так начался третий, наиболее богатый внутренними пертурбациями, период истории С. Ш. Юг и север разделяли не только отношения к рабовладению, но и различные политические идеалы, экономические основы хозяйственной жизни, различное социальное строение местных обществ. Северяне все более убеждались, что южане добровольно им не уступят и скорее разрушат федеральную унию штатов; постепенно они стали, поэтому, приходить к мысли о необходимости принуждения юга силой. Государственной, федеральной власти и мирных средств было недостаточно, так как южане угрожали сецессией. Теориям Келгуна теперь как будто суждено было осуществиться в действительности. В своей защите рабства южане теперь открыто отказались от прежних американских идеалов; во-первых, они стали отрицать равенство всех людей; наоборот, говорили они, люди рождаются неравными, при чем целые расы предопределены на служение другим благодаря своему малому развитию: таковы негры; во-вторых, отрицалось и какое-либо догосударственное, естественное состояние людей и прирожденные права граждан; южане утверждали, что каждый индивид имеет лишь те права, которые ему обеспечиваются государством, а последнее дает ему лишь столько, сколько он заслуживает по своему социальному и культурному развитию; свобода не есть что-либо прирожденное, а обеспечивается государством, размеривающим ее согласно личным заслугам каждого; негр, по всем этим соображениям, не может пользоваться правами гражданина, а оправдание и примеры этому подыскивались в греческой истории, где, как указывалось, рабство не мешало развитию чрезвычайно высокой культуры. Можно легко себе представить, каковы были социальная почва и общественная среда на юге, если в ней могли в XIX стол. выдвигаться такие теории. Южане стали проповедывать противление „деспотии большинства“, подразумевая под ним влияние северных штатов, оказываемое ими на состав и деятельность федеральных органов, а крайним средством борьбы должно было быть разрушение федерации посредством выхода недовольных штатов. В президентство Тэлора-Фильмора (Тэлор умер в 1850 г., а президентом стал вице-президент Фильмор, 1849—1853, см.) был опять достигнут временный компромисс при принятии в 1850 г. Калифорнии в качестве нового штата, но уже в следующее президентство, Пирса (1853—1857, см.), вопрос обострился до крайности по поводу принятия в федерацию Канзаса; при сменившем его Бьюкенене (1857—1861, см.) южане стали уже открыто угрожать выходом из федерации; ясно было, что мирное соглашение стало уже невозможным. Как только сделался известным результат президентских выборов осени 1860 г., когда огромным большинством победил северянин, ярый противник рабства А. Линкольн (см.), Южная Каролина, а за нею Георгия, Алабама, Флорида, Миссиссиппи, Луизиана и Техас объявили о своем выходе из федерации. В февр. 1861 г. они составили южную „конфедерацию“, выработав особую конституцию и избрав президентом Дж. Дэвиса (см.). Само название „конфедерации“ указывает на ее правовой характер международного единения, основанного на договоре, который обеспечивал штатам свободный выход из конфедерации в любой момент. С вступлением в марте 1861 г. Линкольна в исправление должности президента, северные штаты пошли войной на отложившийся юг. Весьма скоро стало ясным, что южане в своих расчетах ошиблись в трояком отношении: во-первых, они ошибочно надеялись, что к конфедерации присоединятся немедленно же все южные штаты; между тем некоторые из них остались в федерации севера; во-вторых, они рассчитывали на помощь демократов севера, тогда как последних сецессия испугала; северяне, без различия партий, решительно восстали против выхода южных штатов из федерации и признавали необходимым применение силы, чтобы заставить их подчиниться; наконец, в-третьих, южане надеялись на помощь Англии и Франции, где многие им выражали сочувствие; последнее, однако, оказалось платоническим и не принесло южанам ни малейшей пользы. В следующие месяцы к конфедерации присоединились Арканзас, часть Теннесси, Сев. Каролина и часть Виргинии; остальная часть Виргинии образовала новый штат, Западную Виргинию, оставшуюся в федерации севера; из южных штатов в федерации остались также Мериленд, Кентукки и Миссури. Военные действия 1861 г. открылись бомбардировкой форта Сумтер; северянами командовал талантливый генерал Грант (см.). Первое время ему не удавалось достигнуть выдающихся успехов; южане, под предводительством не менее талантливого генерала Ли (см.), оказывали энергичное сопротивление. 22 сент. 1862 г. президент Линкольн издал свою знаменитую прокламацию об освобождении негров. С весны 1863 г. северяне стали одерживать верх над южными армиями, но только в 1864 г. удалось им сломить силу последних. В апр. 1865 г. Ли, наконец, принужден был сдаться с остатками своей армии в деревне Appomattox (подробнее о ходе военных действий см. ниже, сев.-американские войны — Гражданская война). Окончательная победа севера, восстановившая общеамериканскую федерацию и уничтожившая рабовладение, омрачилась, однако, для севера ужасным актом мести: 14 апреля только что переизбранный на новое четырехлетие А. Линкольн был убит в ложе театра. Президентом сделался мало одаренный вице-президент Э. Джонсон (1865—1869, см.).
С окончанием междоусобной войны начинается новый, четвертый период, — реконструкции федерации, сопровождавшийся мощным экономическим развитием C. Ш., весьма скоро выросших до положения великой державы. Первое время все силы американцев, естественно, должны были быть направлены на упрочение нового положения вещей; необходимо было, с одной стороны, принудить южные штаты к подчинению федеральной власти и уничтожить малейшую возможность сецессии, с другой же — нужно было озаботиться определением положения новых граждан, освобожденных негров, теперь ставших равноправными с белым населением. Естественно, что на юге это должно было встречать крупное противодействие. Политика Джонсона мало способствовала мирному течению дел. Президент находился в постоянном конфликте с конгрессом. Столкновения окончились преданием его суду сената в 1868 г. Для обвинительного приговора не хватило, однако, одного голоса (35 голосов было подано за осуждение и 19 против), и это дало возможность Джонсону дослужить свой срок. Это единственный пример предания амер. президента суду посредством impeachment (см. ниже). Положение, созданное освобождением негров, было урегулировано принятием трех дополнений (amendments XIII, XIV, XV) к федеральной конституции. Первым рабство объявлялось уничтоженным, а установление его впредь — преступлением; вторым — всем гражданам С. Ш. обеспечивалось равноправие, соответственно изменялось избирательное право, и регулировался вопрос о государственных долгах (федерация не желала принимать на себя долгов южной конфедерации), а третьим объявлялось, что гражданин С. Ш. не может быть лишаем избирательного права по основаниям принадлежности к какой-либо расе, или цвета кожи, или же предшествовавшего состояния в рабстве („on account of race, color or previous condition of servitude“); XIII-ое дополнение вошло в действие в 1865 г., XIV-oe — в 1868 г., a XV-oe — несколько позднее, в 1870 г.
В 1867 г. Штаты приобрели покупкой от России (заплатив около 15 млн. рублей) обширные территории Аляски, оказавшиеся чрезвычайно богатыми минералами и золотом. В след. году огромным большинством был избран президентом популярный республиканец, генерал междоусобной войны, Улиссус Грант (1869—1877). За этот период западная колонизация окончательно кристаллизовалась и привела к постепенному принятию в федерацию новых штатов, число которых возросло до 44-х. В области международной политики правительство Гранта добилось значительного успеха путем заключения в Вашингтоне договора с Англией, которым было передано на решение третейского суда (в Женеве) дело капера Алабамы; суд приговорил Англию к уплате Штатам 15½ млн. долларов в возмещение убытков (см. Алабамский вопрос). В 70-х гг. была также сделана первая серьезная попытка реформы государственной службы путем борьбы с системой раздачи политической „добычи“ (spoils system); существенных результатов, однако, не было достигнуто. На ряду со сказочным экономическим подъемом шло безудержное грюндерство, приведшее к жестокому кризису. В 1876 г. С. Ш. вели войну с восставшими индейцами племен Модок и Сиу.
Преемниками Гранта были республиканцы Гэс (Hayes, 1877—1881, см.) и Гарфильд (1881, см.); последний был убит в первый же год своей службы, вследствие чего его место занято было вице-президентом Арчером (1881—1885, см.). Главное внимание правительства было обращено на реформу госуд. службы, но опять-таки в общем безуспешно; новые законы мало помогали делу. В 1885 г. у власти стали демократы. Президентом был избран Г. Кливленд (1885—1889, см.), решительно восставший против того крайнего таможенного протекционизма, который все более стал проводиться республиканцами. При следующем президенте, республиканце Б. Гаррисоне (1889—1893, см.), протекционизм был вновь усилен принятием законопроекта Мак-Кинли (см.), чрезвычайно увеличивавшего многие ставки. Новый тариф вызвал сильную оппозицию, особенно в южных штатах, в которых демократы располагали большинством. Результатом явилась их победа на президентских выборах 1892 г., вернувших к власти Кливленда (1893—1897). Но в 1896 г. вновь одержали верх республиканцы, избрав президентом прежнего секретаря казначейства, Мак-Кинли, ярого сторонника крайней протекционной политики (1897—1901). При нем имела место испанская война (см. ниже, сев.-американск. войны — Испанская война), разрушившая окончательно испанское владычество на западном континенте, но приведшая победителей к новой политике империализма, которой суждено было изменить все основные принципы международной политики С. Ш.
С этого времени и начинается новая, современная эпоха истории C. Ш. Первым заморским приобретением С. Ш. явились Гавайские острова, аннексия которых, встречавшая упорное сопротивление со стороны с.-амер. сената в течение многих лет, оформлена была 7/VII 1898 г. под влиянием волны шовинизма, вызванного только что начавшейся войной с Испанией (см. XII, 254/55). По договору, ратифицированному 6 февр. 1899 г., Испания отказалась от своих прав на Гуам, Порто-Рико, Кубу и Филиппины в пользу C. Ш. За Филиппины и Гуам C. Ш. уплатили Испании 20 млн. долларов.
Судьба этих новых приобретений С. Ш. в дальнейшем была несколько различна.
Еще во время войны конгресс в своем постановлении 20/IV 1898 г. объявил, что «население о. Кубы имеет право на свободу и независимость. С. Ш. настоящим заявляют, что они не имеют никакого намерения распространять свое владычество, юрисдикцию и контроль над этим островом для какой-либо иной цели, кроме его умиротворения, и подтверждают свое решение, по завершении этого, предоставить управление и контроль над островом его народу». Связанное этим обещанием, правительство С. Ш. должно было признать формальную независимость Кубы в особом договоре, но с очень существенными оговорками (т. наз. Platt Amendment), в силу которых С. Ш. сохранили право вмешательства в дела Кубы для поддержания порядка в случае войны, право финансового контроля (кубанцы не могут заключать займов, превышающих их платежеспособность, без разрешения С. Ш.) и, наконец, С. Ш. получают две морских станции на Кубе. Первые три года после войны на острове действовала американская администрация; в 1906—09 гг. С. Ш. вновь брали управление в свои руки; в 1912 г. С. Ш. помогали кубанскому правительству усмирять восстание негров на острове; в 1917 г. Куба по требованию С. Ш. объявила войну Германии; в 1919 г. эмиссар С. Ш. руководил президентскими выборами на Кубе; в 1923 г. Куба заключила заем с разрешения С. Ш. Все эти факты свидетельствуют о полной политической и экономической зависимости Кубы, хотя она формально является суверенным государством, членом Лиги Наций с 1920 г.
Филиппины присоединены были к С. Ш. согласно мирному договору с Испанией (1899), но положение сильно осложнялось вследствие тех условий, при которых состоялось самое завоевание Филиппин. Население островов беспрестанно восставало против испанского владычества, и последнее вынужденное перемирие с повстанцами заключено было в декабре 1897 г. С началом испано-американской войны (1898) командующий американским флотом у азиатских берегов адм. Дьюи (Dewey) вызвал к себе находившегося в изгнании вождя филиппинского движения Агуинальдо и доставил его с товарищами на амер. военном корабле на родину, где Агуинальдо сразу стал во главе повстанцев. Вооруженные силы последних составляли в эту пору 20—30 тыс. человек. Американские власти снабдили Агуинальдо ружьями, он забрал еще оружие у испанцев и деятельно поддержал американцев при покорении о. Люсона. Отношения между филиппинцами и американцами сначала были дружественными. Летом 1898 г. американские власти обращались к филиппинцам за снабжением и информацией и принимали их помощь; Агуинальдо называл американцев своими освободителями. 13 августа 1898 г. Манилья была взята. В день капитуляции Манильи повстанцы занимали пятнадцать с половиною миль осадной линии, тогда как америк. войска всего шестьсот ярдов. Но америк. командующий ген. Меррит не позволил отрядам Агуинальдо вступить в занятый город. Это вызвало раздражение среди филиппинцев, которые уже 18/VI провозгласили у себя республику и обратились к иностранным державам с извещением об образовании революционного правительства. 8/IX 1898 г. командующий американскими войсками ген. Отис уведомил Агуинальдо, что если последний не выведет к 15/IX свои силы из Манильи и ее пригородов, то «он (Отис) вынужден будет прибегнуть к принудительным мерам». В январе 1899 г. последовало предписание президента С. Ш. Мак-Кинли, чтобы «военное управление, установленное С. Ш. в городе, гавани и заливе Манильи, распространено было с возможной поспешностью на всю уступленную территорию». Вызванное такими мероприятиями раздражение среди филиппинцев повело к войне между ними и американцами, затянувшейся более чем на два года. Т. о. Филиппинские острова завоеваны были дважды: первый раз — при содействии филиппинцев, в войне с Испанией, второй раз — в борьбе с филиппинцами, которые превращены были в подданных С. Ш. Первоначальный строгий военный режим на Филиппинах постепенно был ослаблен. В 1907 г. состоялись первые выборы в филиппинское национальное собрание, а по Jones Act’у 29/VIII 1916 г. «самоуправление» было расширено (ср. ниже, конституция С. Ш.). Филиппины имеют теперь двух представителей с совещательным голосом в палате депутатов с.-амер. конгресса, а на Филиппинах есть свой сенат и палата депутатов. Представителем С. Ш. и верховным распорядителем на Филиппинах является назначаемый президентом гражданский губернатор с группой старших чиновников американцев. Немудрено, что уже с 1907 г. идет движение за независимость; неоднократно (в 1919, 1922, 1923, 1924, 1925 гг.) филиппинцы отправляли к конгрессу С. Ш. особые миссии с требованием независимости; предложение об этом даже обсуждалось однажды в конгрессе, но без положительных результатов. Во всяком случае, единственной вооруженной силой на островах является американский отряд в 11.285 чел. (1925). Филиппины не входят даже в Лигу Наций, чем символизируется полная их зависимость от С. Ш.
Порто-Рико уже по мирному договору с Испанией отошло в непосредственное владение С. Ш. Постепенно расширялось право самоуправления острова (сенат и палата представителей), жители которого, в силу «Органического Акта» (т. наз. Jones Act) конгресса (1917), объявлены гражданами С. Ш. Выбранный населением резидент является представителем Порто-Рико в конгрессе С. Ш. c совещательным голосом. Во главе управления Порто-Рико стоит назначаемый президентом С. Ш. губернатор (см. ниже, конституция С. Ш.).
Нельзя, конечно, считать, что поворот во внешней политике C. Ш. произошел сразу и был вызван победами 1898 г. Уже с начала 90-х годов внимательный наблюдатель мог заметить назревавшие крупные перемены во всем мировоззрении правящих кругов Америки; война с Испанией явилась лишь первым реальным проявлением этой перемены. Протекционизм закрепил за местной промышленностью безраздельное господство на внутреннем рынке, но колоссально выросшая тяжелая индустрия уже одним внутренним рынком ограничиваться не хотела; она стремилась к производству в мировом масштабе. Тресты, при всей внешне упорной борьбе с ними законодательства фактически доминировавшие в стране, повелительно диктовали правительству свою политику агрессивного империализма, обещавшего более успешный и более выгодный сбыт, чем сбыт на условиях равноправного состязания всех индустриальных стран. Республиканская партия всецело направлялась магнатами капитала, а она бессменно держала власть в своих руках вплоть до 1912 г. Фермер, в былые времена сильно влиявший на правительственную политику, был отодвинут на последний план, пролетариат же, — многомиллионный, но разноплеменный, разноязычный и слабо организованный, — еще не приобрел достаточной политической силы.
Перемещение центра экономических интересов и политического влияния порождает и идеологические сдвиги. Притягательную силу приобретают умственные течения и научная работа Германии. Туда начинают ездить для усовершенствования молодые научные работники C. Ш., готовясь в будущем к кафедре. Под этими влияниями развивается отрицательное отношение к былому идеалу американцев — к теории общественного договора и прирожденных прав гражданина — и растет преклонение перед государственным могуществом. От одного, однако, в С. Ш. не могли отказаться: попрежнему народный суверенитет считается основой госуд. строя, а конституция — проявлением народной воли. Правительство, по этому учению, существует для народа, а не наоборот; германские учения не могли поколебать этих идеалов. С конца столетия можно заметить возрастание в Америке интереса к наукам социологии и истории; появился целый ряд талантливых исследователей в этих областях, обосновавших целые новые школы. С этого же времени начали проявляться и совершенно новые для американцев тенденции в области империализма и иностранной политики; прежде ими очень мало интересовались, теперь они стали поглощать внимание молодого поколения. Так отражалось в области мысли новое направление, первым проявлением которого, как сказано, послужила испанская война, пробудившая в некоторой части общества шовинизм. Правительству под давлением новых общественных сил пришлось выйти из прежних вековых рамок замкнутости и окунуться в мировую политику. Вместе с тем невозможно стало попрежнему оправдывать доктрину Монроэ тем, что Америка не участвует в европейских делах; наоборот, за последние десятилетия С. Ш. стали принимать все более активное участие во внешних делах как в Европе, так и в Азии. Ко времени мировой войны мало остается вопросов дипломатии и международных отношений, в которых, так или иначе, не были бы заинтересованы американцы. Старое поколение искренно жалеет о прежних более спокойных временах, когда американцев весьма мало интересовало то, что делалось вне их страны; среди же молодых поколений существуют два течения; одно, небольшое количественно, но сильное по своему политическому влиянию, задается разными империалистическими планами „сильной“ политики в Китае, равно в Южной и Центральной Америках и т. д.; эта же часть населения агрессивно относится к Японии. Другое течение, наоборот, стоит за мирное направление амер. политики, обоснованное общностью экономических интересов различных стран, их взаимной зависимостью и общей идейной работой. Во внутренних делах замечается сильное движение к оздоровлению политической жизни и к освобождению политики от пагубных влияний безответственных партийных главарей (так наз. bosses). Переизбранный в 1900 г. Мак-Кинли был убит анархистом в первый же год своего нового президентства, вследствие чего на его место неожиданно вступил вице-президент Теодор Рузвельт. Политическая организация республиканцев, избирая его вице-президентом, желала попросту от него отделаться, а тут, благодаря случайности, он стал во главе С. Ш. Однако, его энергичная деятельность обеспечила ему избрание в 1903 г.; таким образом, он занимал президентское место почти 8 лет (1901—1909). И нельзя не признать, что он многого достиг в области госуд. службы, очистив ее от прежнего наплыва профессиональных политиканов и значительно повысив служебные цензы. В вопросах международных сношений Рузвельт вел гораздо более агрессивную политику, чем его предшественники, доставляя полное удовлетворение империалистическим тенденциям. За его президентство С. Ш. приобрели настоящую гегемонию среди государств Южной и Центральной Америк. В 1909 г. он уступил президентское место В. Тафту (1909—1913), представителю той же республиканской партии. Только в 1912 г., наконец, победили на президентских выборах демократы, и то в большой степени благодаря тому, что республиканцы раскололись на выборах 1912 г.: часть из них, под руководством вернувшегося к политической деятельности Рузвельта, образовала новую „прогрессивную“ партию, поставившую на своем знамени, гл. образом, борьбу с партийными злоупотреблениями. С началом мировой войны С. Ш. вступают в новую фазу экономического и политического развития.
С. Корф.