Кусака (Андреев): различия между версиями

[непроверенная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎I: Те люди которые били кусаку теперь не люди, а суки(и не только).
Метки: мат с мобильного устройства из мобильной версии
м Откат правок Ozerabin (обс.) к версии Lozman
Метка: откат
Строка 21:
== I ==
 
Она никому не принадлежала; у нее не было собственного имени, и никто не мог бы сказать, где находилась она во всю долгую морозную зиму и чем кормилась. От теплых изб ее отгоняли охуевшиедворовые собаки, такие же голодные, как и она, но гордые и сильные своею принадлежностью к дому; когда, гонимая голодом или инстинктивною потребностью в общении, она показывалась на улице, — малолетние ебланыребята бросали в нее камнями и палками, взрослые долбаёбы весело улюлюкали и страшно, пронзительно свистали. Не помня себя от страху, переметываясь со стороны на сторону, натыкаясь на загорожи и пидоровлюдей, она мчалась на край поселка и пряталась в глубине большого сада, в одном ей известном месте. Там она зализывала ушибы и раны и в одиночестве копила страх и злобу.
 
 
 
Только один раз ее пожалели и приласкали. Это был пропойца-гондонмужик, возвращавшийся из кабака. Он всех любил и всех жалел и что-то говорил себе под нос о добрых людях и своих надеждах на добрых людей; пожалел он и собаку, грязную и некрасивую, на которую случайно упал его пьяный и бесцельный взгляд.
 
— Жучка! — позвал он ее именем, общим всем собакам. — Жучка! Пойди сюда, не бойся!
 
Жучке очень хотелось подойти; она виляла хвостом, но не решалась. ПидрилаМужик похлопал себя рукой по коленке и убедительно повторил:
 
— Да пойди, дура! Ей-Богу, не трону!
Строка 37:
— У-у, мразь! Тоже лезет!
 
Собака завизжала, больше от неожиданности и обиды, чем от боли, а этот хуйланмужик, шатаясь, побрел домой, где долго и больно бил жену и на кусочки изорвал новый платок, который на прошлой неделе купил ей в подарок.
 
С тех пор собака не доверяла тварямлюдям, которые хотели ее приласкать, и, поджав хвост, убегала, а иногда со злобою набрасывалась на них и пыталась укусить, пока камнями и палкой не удавалось отогнать ее. На одну зиму она поселилась под террасой пустой дачи, у которой не было сторожа, и бескорыстно сторожила ее: выбегала по ночам на дорогу и лаяла до хрипоты. Уже улегшись на свое место, она все еще злобно ворчала, но сквозь злобу проглядывало некоторое довольство собой и даже гордость.
 
Зимняя ночь тянулась долго-долго, и черные окна пустой дачи угрюмо глядели на обледеневший неподвижный сад. Иногда в них как будто вспыхивал голубоватый огонек: то отражалась на стекле упавшая звезда, или остророгий месяц посылал свой робкий луч.