В «Вестнике Европы», где первоначально были напечатаны, в конце 1871-го года, отдельно изданные ныне воспоминания Н. В. Буссе об острове Сахалине и экспедиции 1853-го года, а именно: в книге за август месяц сего года напечатаны письмо Г. И. Невельского и статья г. Рудановского под общим названием «По поводу воспоминаний Н. В. Буссе об острове Сахалине и экспедиции 1853-го года». Оба отзыва дают весьма неблагоприятное и, могу сказать, несправедливое понятие о деятельности и личном характере покойного двоюродного моего брата, Николая Васильевича Буссе, что и побуждает меня указать на искажения фактов и ложность выводов в названной статье, клонящихся к тому, чтобы бросить тень на доброе имя Николая Васильевича. При этом я поставлен в весьма затруднительное положение тем, что находился в близком родстве с покойным, почему все мои личные заявления могут казаться читателям односторонними.
При таком положении дела я бы и не решился возражать, если бы, по счастью, между бумагами, оставшимися по смерти брата, не сохранились документы из времен экспедиции на о. Сахалин, состоящие частью из официальной переписки, частью из собственноручных писем г. Невельского и другой частной корреспонденции. Сопоставляя возражения и заключения г. Невельского и г. Рудановского с этими документами, между собою и с текстом мемуаров, я доставлю самим читателям возможность убедиться в правильности моих выводов, достоинстве и верности нареканий, заключающихся в разбираемой статье. Это для меня тем легче, что я лично не замешан в полемику, и упрек в письме Г. И. Невельского (стр[аница] 909) издателям мемуаров ко мне не относится, так как я не участвовал в их редакции.
Желая убедить читателей, я прошу тех из них, которые пожелают вникнуть в дело, пожаловать ко мне в квартиру и убедиться в правильности моих ссылок чрез ознакомление с подлинными документами. Для этой цели я сообщил в редакцию «Вестника Европы» мой адрес и прошу сообщать его всем желающим. В своем письме в редакцию г. Невельской не делает собственных заключений, подтверждая только все то, что сказано в статье Рудановского, поэтому я сперва обращусь к последней с тем, чтобы потом уже обратиться к первому письму.
Разбирать подробно каждое заявление г. Рудановского я не буду, не желая излишне утомлять благосклонных читателей. Разоблачив приемы, употребляемые автором для осуждения брата в более важных вопросах, я тем самым надеюсь поставить и мелкие обвинения в надлежащем свете.
Г-н Рудановский начинает свое возражение тем, что старается подорвать интерес мемуаров, как полного описания края и действий местных деятелей. Он находит, что Николай Васильевич Буссе недостаточно пользовался, для обогащения своей статьи, архивными сведениями, ему доступными, своим положением, сперва как состоящего в распоряжении генерал-губернатора, потом как управляющего штабом и наконец как губернатора Амурской области. Упрек этот был бы справедлив, если бы все названные обязанности предшествовали бы сахалинской экспедиции, или же мемуары его были бы впоследствии им самим обработаны для печати. Но г Рудановский знает, по предисловию к дневнику, что он издан в том виде, как он был написан во время самой экспедиции, поэтому сделанный упрек не только устраняется сам собою, но и указывает на приемы обвинения, употребляемые г. Рудановским.
На 910-й странице г. Рудановский указывает на первую главу дневника г. Буссе, в которой сказано, что, имея от генерал-губернатора разные поручения, он совершенно неожиданно, вследствие предложения г. Невельского, должен был отправиться на Сахалин. «Это, по мнению г. Рудановского, неверно, и для восстановления истины довольно будет обратить внимание на то, что автор дневника состоял, как и Г. И. Невельской, по особым поручениям при генерал-губернаторе; следовательно, принятие или непринятие на себя поручения г. Невельского ехать на Сахалин зависело от него самого. Но, предположив, продолжает г. Рудановский, что в видах успеха экспедиции на Сахалин, как говорит автор, он решился поступить под начальство г. Невельского, каким же образом после этого г. Буссе на 736-й и 749-й стр[аницах] дневника находит, что распоряжения г. Невельского были недовольно серьезными, так что он (Буссе) считал необходимым поставить подле него человека благоразумного, который непременно взял бы верх над слишком «запальчивым характером его»?
Прочтя эти строки, читатель выводит заключение, что Н[иколай] В[асильевич] считал себя именно тем самым благоразумным человеком, которому следовало направлять действия г. Невельского, и как будто бы для достижения этой цели он принял участие в экспедиции. Если не допустить такого заключения, то приведенные слова Рудановского теряют логическую связь между собою. Но посмотрим, как это было на самом деле. Обращаясь к подлиннику приведенной выписки (Вест[ник] Евр[опы|, октябрь, стр[аница] 740), мы читаем, что в самом начале своего знакомства с Невельским Н[иколай] В[асильевич] пришел к следующему заключению: «Вообще мне показалось, что обращение Невельского с подчиненными и дух бумаг его не довольно серьезны: это и есть причина, почему донесения и рассказы его не внушают к себе полного доверия, хотя действительно ему и есть чем похвастаться. По моему мнению, этот предприимчивый человек очень способен к исполнению возложенного на него поручения — распространить наше влияние в Приамурском крае, но необходимо поставить подле него человека благоразумного, хладнокровного и благонадежного. Такой товарищ взял бы непременно верх над слишком запальчивым характером Невельского».
Очевидно, здесь дело идет об оценке общей деятельности г. Невельского в Приамурском крае, а не о сахалинской экспедиции, посему теряется и тот смысл слов дневника, который искусно дан г. Рудановским посредством довольно неблаговидного сокращения текста.
Г-н Рудановский предложил выписку (что доказывается кавычками в его статье) не в полном ее объеме, с тою очевидною целью, чтобы высказанное Н. В. признание достоинств г. Невельского не противоречило бы другому его обвинению, а именно, что покойный не признавал полезную деятельность других лиц, приписывая себе весь успех дела.
На основании приведенных выписок и вслед за ними автор возражения (стр[аница] 911 его статьи), обсуждая выбор места для военного поста, говорит:
«Но если г. Буссе был приглашен г. Невельским в начальники сахалинской экспедиции как лицо, равное с ним по положению, хотя и моложе чином, то, казалось бы, он мог, в видах «успеха в экспедиции», более или менее изменять распоряжения г. Невельского; если же он предпочел подчиниться его неверным соображениям, то очевидно, что самостоятельным человеком он не был, а на каждом шагу старался себя выгораживать и вовсе не имел того гражданского мужества, которое обязывало бы его открыто избегать неудобств положения в заливе Анива Муравьевского поста, судя по дневнику его, ему ясно представлявшихся.
Переменить же место он имел средства, так как через два или три дня по уходе г. Невельского явился транспорт «Иртыш», который он мог оставить при себе и с помощью которого он мог бы изыскать место в Аниве или где ему угодно на Сахалине. Но в том-то и дело, что люди, которые желают выслужиться и показать одного себя, обыкновенно имеют уловки говорить одно, а делать другое».
Насколько Н. В. Буссе мог быть самостоятелен в своих действиях и насколько он был равен г. Невельскому в распоряжениях по экспедиции, объясняют следующие документы.
Предписанием 20-го апреля 1853-го года за № 140 (находится у меня в подлиннике) генерал-губернатор в видах единства распоряжений при снаряжении экспедиции поручил Николаю Васильевичу заведовать формируемым отрядом и для того выбрать людей из числа казаков и солдат, расположенных в Иркутской губернии и Якутской области, и, приняв команду, назначаемую на Сахалин, в Петропавловском порте, привести ее на судне Рос[сийско]-Американской] компании] в Петровское зимовье, «где явиться к состоящему при мне для особых поручений капитану 1-го ранга Невельскому и находиться в его распоряжении до отплытия из Петровского зимовья последнего судна в Аян, на котором уже имеете вы возвратиться туда и т. д.». Затем предписано было майору Буссе возвратиться в Иркутск, осмотрев на пути поселения по Аянскому тракту и Якутский казачий полк.
Прибыв в Аян, брат мой донес, как видно из отпуска г. Невельскому, рапортом 30-го июня 1853-го года за № 7, о всех сделанных им распоряжениях, что уже в то время Невельской смотрел на Н[иколая] В[асильевича] как на поставленного в его распоряжение, то есть подчиненного, можно заключить из письма его от 16-го июня 1853-го г., в котором он находил возможным, тогда еще, до личного знакомства даже, в случае необходимости удержать Н[иколая] В[асильевича] при Амурской экспедиции. Отправляясь на осмотр восточного берега о. Сахалина, г. Невельской предполагает в письме возвратиться 16-го автуста в Петровское зимовье, но допускает возможность задержки в крайнем случае до 5-го сентября. Прибытие Н[иколая] В[асильевича] с командою сахалинской экспедиции должно было совершиться значительно раньше, поэтому г. Невельской предлагает Н[иколаю] В[асильевичу] ожидать его до 5-го сентября: «тогда уже вы, то есть после 5-го сентября, идите прямо в з[алив] Императора и действуйте на тех основаниях, как предписано». Затем следует в письме перечень личного состава Амурской экспедиции, оценка каждого лица и куда следует Николаю Васильевичу назначить каждого из них. В заключение г. Невельской поручает брату оказать помощь своей супруге, в том случае, если бы с ним самим случилось несчастье. Очевидно из этих слов, что г. Невельской рассчитывал передать в случае своей смерти майору Буссе управление всей Амурской экспедиции и потому задержать его в тех краях надолго, не справляясь о личных его желаниях, одним словом, назначить подчиненному новую обязанность.
Впоследствии же г. Невельской счел необходимым поручить начальство над сахалинскою экспедицией майору Буссе и потому предложил ему начальство в Аниве. Получив согласие, г. Невельской относился во все последующее время к последнему официально, как к подчиненному, частно же, что видно из писем, как к весьма близкому человеку. Оставляя Сахалин, г. Невельской снабдил начальника отряда Н[иколая] В[асильевича] инструкцией, в предписании от сентября (числа нет) 1853-го г. за № 300, которая сохранилась в подлиннике. На 21 странице инструкции делаются наставления до мельчайших подробностей об отношениях русских к японцам, о довольствии чинов, об обязательствах Росс[ийско]-Амер[иканской] комп[ании] и проч. О работах, возлагаемых на г. Рудановского нет ни слова[1].
Полная подчиненность майора, а впоследствии подполковника Буссе капитану 1-го ранга Невельскому подтверждается и другими документами, а именно не только несколькими предписаниями последнего по разным случаям, но и распоряжением генерал-губернатора, графа Муравьева-Амурского, от 27-го октября 1853-го г. за № 713 о подчинении Н[иколаю] В[асильевичу] всех русских постов на острове, «под главным ведением г. Невельского», впредь до прибытия туда начальника от Росс|ийско]-Амер[иканской] компании]. Мало того, предписанием Невельского на имя Буссе от 19-го апреля 1854-го г. за № 59 последний подчиняется командированному г. Невельским в Александровский пост в Декастри, капитан-лейтенанту Бочманову, который со своей стороны дает предписание правителю о. Сахалина, подполковнику Буссе, 29-го мая 1854-го г. за № 62. не удерживать в з[аливе] Анива транспорт «Иртыш». Всего же красноречивее свидетельствует подчиненности Н[иколая] В[асильевича] само письмо адмирала Невельского в редакцию «Вест[ника] Евр[опы]», напечатанное вместе с возражением г. Рудановского. На стр[анице] 909-й мы читаем: «г-ну Буссе я предписал» и т.д. Равный равному не будет предписывать.
Из всего сказанного до очевидности ясно, что отношения г. Невельского к Н. В. Буссе не могли быть как равного к равному, как силится доказать г. Рудановский, чтобы выставить Н. В. человеком несамостоятельным без гражданского мужества и желающим выслужиться. Очевидно, что, при полном подчинении, Н[иколай] В[асильевич] не мог перенести пост на более удобное, по его мнению, место без разрешения т. Невельского. Если мы даже на время допустим возможность последнего, то непреодолимым препятствием тому служила невозможность передвижения. Г-н Рудановский указывает, что транспорт «Иртыш», заходивший в Аниву через несколько дней после отплытия Невельского, находился в распоряжении Буссе и мог бы перевести пост на любой пункт сахалинского берега. Но из копии с рапорта г. Гаврилова, командира транспорта, от 2-го октября 1853 г. за № 354[2][ВТ 1], видно, что «Иртыш» пришел на Муравьевский рейд только 1-го
|
Эта страница в настоящее время постепенно дописывается Во избежание конфликтов правок, согласуйте свои внесения с активным редактором. Это замечание не должно висеть дольше трёх дней. Дата начала работы не указана |