По поводу воспоминаний Буссе (Рудановский): различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая: «{{Отексте | АВТОР = {{{АВТОР|Николай Васильевич Рудановский}}} | КАЧЕСТВО = {{{КАЧЕСТВО|75%}}} | НАЗВ...» |
Фрагмент 2 |
||
Строка 34:
Таким образом, мы видим, что по праву и времени открытия остров Сахалин, подобно как и настоящий юго-восточный берег Сибири, принадлежал России. Японское же правительство ни в каком случае не могло претендовать на него, так как остров и посещался лишь мацмайскими рыбаками в одни летние месяцы и притом без авторитета и защиты японского правительства; на японских картах постоянно Сахалин носит название Карафту, то есть Китайский остров{{Примечание ВТ|Ныне предпочтительной считается версия происхождения названия от айнского «Камай-кара-путо-я-мосир» (''Земля бога устья'')}}.
Весною 1853 года, пред занятием Сахалина, Г. И. Невельской осматривал восточный берег этого острова с военного транспорта «Байкал», и, как пишет в своем дневнике и г. Буссе, командировал еще для осмотра западного его берега г. Орлова с шестью нижними чинами, между которыми были казаки Дьячков и Бережин. По этим разведкам и опросам от торгующих гиляков без всякого сомнения Г. И. Невельской имел возможность получить очень верные понятия о положении берегов Сахалина и, главное, о том, что присутствие там японцев не было, как и оказалось на деле, опасно для нас. Я помню, как в беседах своих с ними г. Невельской определительно указывал мне и г-ну Буссе на необходимость встать нам именно в заливе Анива, в который мы и следовали прямо из Петровского зимовья. Кроме того, он же предложил утвердиться и у заливов Идунок, о которых имел хорошие сведения и которые вменил мне лично в непременную обязанность подробно осмотреть и описать. Исполнив это в январе месяце 1854 года, я потому и назвал эти заливы именем Невельского — что он был действительным виновником открытия их.
Не трудно понять, как после этого неприятно звучит речь г. Буссе, который в своем дневнике, в главе V, стр, 183, говорит, что будто бы он объяснил мне, как должно делать путешествие для осмотра берега и где находятся заливы Идунки{{Примечание ВТ|На самом деле в этом месте дневника Буссе писал: «''Я опять послал Дьячкова с айном, чтобы еще купить 8 собак и нанять нарту и проводников в Нойоро, чтобы отвезти туда Рудановского, которому назначено было мною осмотреть японские селения Тахмак и Малка. Я желал, чтобы они как можно скорее были осмотрены. Предполагая послать Самарина в январе в Петровское зимовье, я хотел доставить туда как можно более сведений.''» и «''Объяснив ему, что главная цель экспедиции есть осмотр Малки и Тахмака, я предоставил ему выбрать дорогу.''»}}.
Он, по-видимому, не понял, что роль его на Сахалине, как старшего в чине, но не специалиста, состояла в распоряжениях товарами и людьми; делать же мне какие бы то ни было инструкции и наставления в географических работах он не мог уже потому, что сам не мог иметь о них никакого понятия, как получивший воспитание в Пажеском корпусе.
По отношению ко мне роль г. Буссе могла ограничиваться только снабжением меня средствами для экспедиции, и если бы он не давал мне таковых из вверенного ему склада товаров, то я непременно бы достигнул того же, хотя бы на собственный счет.
Все изложенное здесь совершенно подтверждает, что распоряжался при занятии Сахалина Г. И. Невельской по собранным им предварительно сведениям об этом острове и производил это совершенно сознательно, а не на авось, как это утверждает неоднократно в дневнике своем г. Буссе. Особенно, как оказалось на деле, удачно был выбран пункт для Муравьевского поста в заливе Анива, где имели свое местопребывание японцы. Вследствие этого нашего выбора мы имели их постоянно пред глазами и получали возможность вмешиваться во все дела их относительно туземцев, айнов, которых они держали в рабстве. Г-н Буссе переполняет свой дневник рассказами об этих сношениях наших с японцами и айнами, не сознавая, по-видимому, сам того, что если бы мы жили не только в Кусунах за 300 верст, но даже и в Аниве, но за горою от японцев, в пункте, на который указывал автор дневника, то кроме того, что мы были бы в низменности, окруженной горами, но неизбежно оставались бы в неизвестности относительно их поведения. Он как бы не видит, что, живя вдали от японцев, мы не имели бы возможности обеспечить себя от нечаянного их нападения, которого однако сам он ожидал, живя даже в Муравьевском посту, среди японских жилищ, на которые были направлены наши орудия. Впрочем, положение наше с 4-мя орудиями 18-фунт[ового] калибра и с 70-ю матросами и казаками, вооруженными ружьями, тесаками и саблями, и с полным продовольствием на год, было совершенно обеспечено противу совсем невооруженных 18 японцев и до 2500 айнов, разбросанных по 600-верстному пространству южной части Сахалина, особенно ежели при этом принять во внимание существующую ненависть айнов к японцам. И если г. Буссе постоянно находился в ожидании нападения, против которого и устроил частокол с бойницами и башнями, изнурив тем людей и развив между ними болезни, то эти меры были только излишнею предосторожностью.
После этих замечаний, по предмету общего интереса, то есть об истории занятия нами Сахалина, мне приходится сказать несколько слов и относительно тех мест дневника г. Буссе, где он делает такие нелестные отзывы о своих знакомых на берегах Тихого океана. Здесь считаю долгом прежде всего сказать, что знакомство мое с г. Буссе началось в Аянском порте, 20—30 июня 1853 года, во время стоянки на якоре военного транспорта «Иртыш», на котором я служил тогда. В продолжение двухнедельного своего пребывания в Аяне г. Буссе жил и пользовался радушным гостеприимством семейства начальника этого порта, Александра Филипповича Кашеварова. Но обстоятельство это, как видно из дневника, не помешало ему выставить характер г. Кашеварова в самом извращенном виде, несмотря даже на то, что личность эта известна в нашем флоте и по услугам, и по своим добрым качествам. Сцены в доме А. Ф. Кашеварова, о которых упоминает г. Буссе, относительно снаряжения Сахалинской экспедиции, обнаруживают только то, что распоряжения главного правления Российско-Американской компании были неправильны. Служба же г.Кашеварова и кусок хлеба для его семейства непосредственно зависели от этой компании. И капитан Невельской, как видно из записок самого же г. Буссе, весьма хорошо все это сознавал, а потому ценил достоинства г. Кашеварова, решившегося, вопреки прямого распоряжения главного правления компании, откомандировать хороший корабль вместо назначенного брига «Константин», который не мог даже прибыть в Аян<ref>Это мнение о А. Ф. Кашеварове, его личных достоинствах и заслугах, высказывает также и контр-адмирал Фрейганг в упомянутом нами выше своем отзыве по поводу того же дневника Буссе. — '''Ред.'''</ref>.
Транспорт «Иртыш», на котором находился я, прошел из Аяна в Петропавловский порт с почтою 30-го июля. С ним получено было и официальное распоряжение генерал-губернатора относительно сформирования команды из 100 человек при ''двух'' флотских офицерах в Сахалинскую экспедицию. И как в наличности не было других в порте офицеров, то жребий идти в экспедицию на Сахалин пал на меня: другого же офицера не было вовсе. Вследствие этого с 1-го по 11-е августа я усердно формировал и снаряжал команду из людей, которых большею частью знал, командуя ими пред тем зимою.
Г-н Буссе из Аяна прибыл в Петропавловский порт на корабле «Николай» 8 или 9 августа, когда команда из матросов и казаков была уже сформирована и все главное для экспедиции было готово, придумано и слажено так, что в самый день его приезда мы начали перебираться на корабль «Николай», назначенный для доставления отряда в Петровское зимовье.
При этом случае не могу не отнестись с полною признательностью к бывшему в то время в Камчатке губернатором [[w:Завойко, Василий Степанович|В. С. Завойко]] и к командовавшему 46-м флотским экипажем К. В. Фрейгангу за то содействие, которое оказано было мне ими в этом деле.
Мы оставили [[w:Авачинская бухта|Авачинскую бухту]] 11-го и прибыли в Петровское зимовье 26-го августа, где я и представил команду Г. И. Невельскому. В дневнике же снаряжение отряда и самой экспедиции приписывается искусству и заботливости самого г. Буссе, тогда как ни в этом и ни в других случаях по экспедиции он решительно не принимал личного, самостоятельного участия.
Нельзя считать г. Буссе и хорошим администратором, по крайней мере на Сахалине он не имел случая выказать своих административных способностей, так как управлял временно командою уже хорошо сформированною и снабженною, где администрация велась по указанному порядку, которому равнодушно и следовал г. Буссе. Что же касается до административных его дарований вообще, то в «Русском Мире» 1872 года в №№ 45, 46 и 50 помещена статья под заглавием «Путевые заметки при возвращении вверх по Амуру 2,5 рот Сибирского линейного батальона», где автор статьи{{Примечание ВТ|Подполковник А.Н. Облеухов}} и начальник этой злосчастной команды говорит далеко не в пользу Буссе.
Приведя рассказ о том, как отправленные вверх по Амуру солдаты претерпели неслыханные бедствия от холода и голода, и как из 400 человек погибло их около половины, он говорит:
{{Пишу}}
</div>
| |||