Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. (Буссе)/Глава 03: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
мНет описания правки |
Глава 3, последний фрагмент |
||
Строка 25:
Японцы немного походят на карикатурные вывески чайных магазинов, только глаза не так вздернуты кверху, и они не носят усов. Они бреют волосы, оставляя неширокую полосу длинных волос снизу по затылку до висков. Волосы эти собираются на теме в косичку, таким образом перевязанную, что, поднявшись на [[w:Вершок|вершок]] в вышину, она заворачивается крючком вперед и ложится вперед по бритой голове. Волосы у всех виденных мной японцев черные. Рост их вообще малый. Одежда состоит из нескольких халатов, верхний из них из синей бумажной материи. Рукава широкие, спускаются немного длиннее локтя. Прорез для руки сделан вполовину ширины рукава. Нижняя часть, составляя вроде мешка, служит для согревания рук. Японцы почти всегда прячут туда свои руки, это дает им карикатурный вид. Брюки носят они в обтяжку. Обувь — синие чулки и в сухую погоду одевают соломенные подстилки под подошву ноги: нога одевается под веревочную петлю; от нее еще третья веревочка проходит между большим и вторым пальцем ноги, прикрепляясь к носку подстилки. На голове ничего не носят. Движения и манеры смешные, женоподобные. [[w:Айны|Айны]] же народ красивый вообще. Лица их мужественны. Черные густые волосы свои на голове они бреют спереди; сзади обстригают в кружок, как наши мужики. Бороды густые и длинные. Одежда состоит из халатов и шуб из собачьих шкур, вверх шерстью. На ногах меховые [[w:Чёботы|чоботы]], тоже вверх шерстью. При случае я подробнее опишу их наружность и одежду.
Мы предложили подошедшим к шлюпкам японцам некоторые вещи. Они сначала не решались брать, но под конец соблазнились. На вопрос наш, где их джанчи (старшина), они показали на большое селение. Снявшись с мели, мы поехали в это селение. Шлюпка подошла вплоть до берега. Во время нашего переезда айны тоже успели перейти в Томари и снова окружили нас у места нашего выхода на берег. Из селения к нам вышел японец. Невельской объяснил, что желает говорить с чжанчином (офицером) и приглашает его придти на берег. Японец, со своей стороны, показывал нам знаками, чтобы мы шли в селение. Посоветовавшись, мы согласились принять его предложение, потому что, по-видимому, не было никаких укреплений и военной силы у японцев, и след[овательно] нельзя было ожидать, чтобы с нами японцы сыграли бы такую же [[w:Инцидент Головнина|шутку, какую они сыграли с Головниным]]. Пройдя по пристани, на которой лежало множество плоскодонных лодок, мы повернули от берега и, поднявшись немного на возвышенность, увидели несколько строений японской архитектуры, разбросанных по холмам и между ними лежащей долине. К самому большому из них вел нас японец. За нами шла целая толпа айнов. Войдя в строение, похожее на зверинец, мы увидели семь японских старшин острова Сахалина. Они сидели, поджав ноги, на [[w:Татами|соломенных матах]], уложенных по трем сторонам четырехугольного очага, на котором разведен был небольшой огонь. Старший чжанчи, чрезвычайно толстый, занимал место президента. Одна сабля была заткнута у него за поясом, другая лежала подле него. Остальные шесть японцев (его советники) сидели по трое по обе его руки. У четвертой стороны против старшин постланы были для нас маты. Мы разлеглись на них и начали объясняться насчет наших намерений остаться жить с японцами на Сахалине. Весь сарай наполнился айнами. Ближе к нам на возвышенном же полу уселись без особого порядка остальные японцы, человек пятнадцать. Смешно было смотреть, как Невельской старался объяснить японцам, что русские хотят дружно жить с ними и айнами, что занимают Сахалин для защиты его от американцев. Когда казалось, чжанчи и товарищи поняли, в чем дело, мы вынули подарки, состоящие из сукна, шерстяных платков, стальных вещей и пуговиц. При раздаче этих вещей старшинам они с любопытством рассматривали их и укладывали подле джанчи. Между тем нам принесли вареную камбалу в фаянсовых чашках, похожих на наши полоскательные чайные. Японцы показывали нам, как надо управляться палочками, которые заменяют у них наши ножи и вилки. С нами взяты были бутылка рому, белого вина и лимонаду. Мы угостили этими напитками японцев; видно было, что им наши вина нравились. Был уже час третий, а нам еще надо было отыскать место для поселения. Я предложил кончить объяснения с японцами, чтобы ехать осматривать берег. Невельской начал целовать и обнимать японцев, показывая знаками, что русские будут вместе с японцами дружно жить; что они американцев не пустят на Карафту (Сахалин по-японски), что пушки для этого привезли с собой. Они очень холодно принимали эти ласки, ничего не отвечая на них. Сев на шлюпки, мы поехали осматривать берег к востоку от Томари. Доехав до первой бухты в этом направлении, мы попробовали было подъехать к берегу, но, попав на мель, по желанию Невельского поехали далее на следующий мыс. После уже я увидел, как худо сделали мы, что не осмотрели долины этой бухты; Невельской увидел бы тогда прекрасное место для поселения с рекой. После я опишу эту бухту Пуруан-Томари<ref>'''Бухта Пуруан-Томари''' (Поро-ан-Томари) — центральная часть нынешнего Корсакова, район Центрального ковша</ref>. Видя, что л[ейтенант] Бошняк и байдарки совершенно напрасно разъезжают за нами, я предложил Невельскому отпустить их на корабль с тем, чтобы поручить им осматривать западный берег залива. Вообще надо правду сказать, что осмотр местности был беспорядочно сделан. Следовало тотчас же, по окончании объяснений с японцами, разослать везде офицеров в шлюпках и байдарке осматривать берег, назначив каждому участок. В одни сутки осмотр был бы кончен, и мы не упустили бы из виду славной бухты Пуруан-Томари. Поехав же на двух шлюпках и байдарке по одному направлению и оставив в бездействии на корабле л[ейтенанта] Рудановского и штурманов, мы напрасно потеряли целый день, и через это Невельской, желая скорее кончить высадку, чтобы не опоздать в Кастри и оттуда идти в Петровское еще не по замерзшим рекам, навел себя на невыгодное и неполитическое, по моему мнению, решение — стать в главном японском селении.
Оставив Бошняка и байдарку, мы продолжали с Невельским ехать вдоль берега. Обогнув мыс, мы увидели милях в двух другой мыс, за которым следовало предполагать бухту. Гребцы были очень утомлены, и потому оставили людей со шлюпкой дожидать нас, пока мы пешком осмотрим бухту. Пробираясь по [[w:Лайда|лайде]] на мыс, я с досадой несколько раз должен был останавливаться и ждать, когда Невельской закурит свою трубку. К несчастью, еще спички были сырые. Невельской, как ребенок, сердился; я просил его потерпеть и не курить до возвращения нашего на шлюпку, потому что закуриванье брало так много времени, что мы ничего не успели осмотреть. Не могши убедить его, я для ускорения начал доставать для него огонь, стреляя из карманного пистолета хлопчатой бумагой. Дойдя наконец до мыса, мы увидели обширную бухту, омывавшую довольно глубокую долину. «Тут нечего и смотреть, воскликнул с радостью Невельской, завтра подойдем сюда и будем выгружаться». Желая поподробнее осмотреть место, я предложил пройти далее по лайде. Достигнув глубины бухты, я пошел во внутрь долины через растущий по лайде тростник. Вдруг саженей пять передо мной открылось небольшое озеро и впадающая в него небольшая речка. Зачерпнув раковиной воды, я принес Невельскому; вода была пресная. Мы пошли далее по берегу, чтобы открыть устье речки. Скоро мы дошли до него. Я попробовал перейти в брод устье реки, но вода была выше голенища, и я вернулся. В это время задул несильный южный ветер, именно с того румба, с которого бухта открыта с моря. Ветер этот развел довольно большой бурун, вследствие чего Невельской нашел, что нельзя становиться в бухте, потому что разгрузка будет затруднительна. Бухта эта, как я позже узнал, наз[ывалась] Хукуй-Катан<ref>'''Бухта Хукуй-Катан''' — ныне урочище Нечаевка в Корсаковском районе.</ref>. Начало смеркаться, мы пошли назад к шлюпке и в 11-м часу вечера воротились на ко-рабль. У Невельского родилась во время переезда нашего мысль встать в соседней бухте (Пуру-ан-Томари) с главным ее селением. В ней видели мы несколько японских сараев, айнских жилищ и небольшой храм. Полагая невыгодным занимать место, занятое уже японцами, я просил Невельского назначить следующий день на осмотр берегов, разослав все гребные суда, и если ничего хорошего не найдут, тогда занять Пуруан-Томари, где мы были все-таки от главного японского селения хоть на одну милю. Невельской согласился на мое предложение и потому, приехав на судно, я тотчас сделал распоряжение, чтобы с рассветом начать рекогносцировку. С рассветом 21 сентября я встал с тем, чтобы спускать тотчас же шлюпки для рекогносцировки. Невельской еще был на постели. Я зашел к нему, чтобы условиться, кому куда ехать осматривать берег, как вдруг он объявил мне, что он переменил свое мнение и хочет теперь высадить нас в главном японском селении. Эта внезапная перемена мыслей произошла, как я после узнал, под влиянием советов Клинкофстрема, желавшего, разумеется, скорее отделаться от стоянки в осеннее время в незакрытой бухте и поэтому нежелавшего, чтобы еще употребили целые сутки для приискания места высадки, куда ему пришлось бы еще переходить с кораблем. Я высказал решительно свое мнение Невельскому, что селиться в селении японцев между их жилищами не следует, потому что это есть поступок насильственный; что трудно будет при таком близком соседстве предупредить какие-нибудь пустячные, но в нашем положении важные столкновения наших людей с японцами; что, наконец, это противно приказаниям губернатора, назначившего селиться в стороне от японских селений, да и противно самим словам инструкции, которую он же, Невельской, дал мне насчет обращения с японцами и туземцами; в инструкции этой сказано, что обращаться с японцами мирно, внушая им, что русские пришли на Сахалин защищать их от иностранцев, а отнюдь не тревожить и не стеснять их. Наконец, в инструкции этой предписывается мне не нарушать интересов японцев в торговле с туземцами. Представив все это Невельскому, я спросил его, как же сделать, чтобы согласить эти мирные и осторожные отношения с занятием селения японцев, с водворением, так сказать, в дом их, и след[овательно], стеснив их. Я получил на это ответ, что необходимо стать на указанном месте, что он считает невозможным разгружаться в другом месте.
— В таком случае я, конечно, повинуюсь приказанию и буду действовать так, чтобы по возможности удержать мирные отношения с японцами; но тем не менее дух экспедиции нашей изменился, теперь пушки и ядра будут более на виду, чем товары; какое это будет иметь влияние на наши политические сношения с Японией и на переговоры [[w:Путятин, Евфимий Васильевич|адмирала Путятина]] в Нагасаки, я не знаю, но не думаю, чтобы выгодное; ясно одно, что на Сахалине у японцев военной силы нет, след[овательно], мы можем делать пока что хотим. — Кончив этот разговор, я уже не вмешивался в рассуждения, потому что видел, главная пружина всему — скорее выбросить нас на берег. Надо было слышать умствования молодого, впрочем, прекрасного юноши л[ейтенанта] Бошняка, досаднее еще было видеть, что Невельской вторил им, не потому, чтобы он обсудил предмет, а потому, что это ускоряло его возвращение в Петровское.
Теперь, когда я пишу эти строки, я вполне убедился, что я был справедлив в своих доводах, но, конечно, я понял, что эгоизм Невельского простителен; он отвечал, кроме себя, и за безопасность судна — одним словом, он человек благородных чувств, след[овательно], многое ему простить можно. Бошняк — мечтатель и дитя.
</div>
== Примечания ==
| |||