Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. (Буссе)/Глава 03: различия между версиями
| [непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
3 глава |
продолжение и ремарки |
||
Строка 3:
}}
<center>'''3.'''</center>
3 сентября, утром в 5 час[ов], я съехал еще раз на берег, чтобы взять некоторые вещи, забытые при поспешной нагрузке. Когда я отчалил от берега, «Николай» уже поднимал паруса при слабом попутном ветре. Из порта салютовали 7-ю выстрелами; на салют это судно ответило тем же числом. Скоро догнал я «Николая» на быстрой байдарке. На обратном пути в Петровское ветер тоже мало благоприятствовал нам. 6-го числа подул свежий попутный N. Мы вошли в Петровский рейд. Смеркалось; ветер свежал, мы неслись под зарифленными<ref>'''Зарифленные паруса''' — паруса, у которых взяты рифы (поперечный ряд продетых сквозь парус завязок), то есть уменьшена площадь парусности при свежем ветре или в шторм</ref> [[w:Марсель (парус)|марселями]] по 10-ти [[w:Узел (единица измерения)|узлов]]. Вдруг засвистел в снастях сильный шторм. Нехладнокровный Клинкофстрем засуетился. На судне начался беспорядок — результат неопытности матросов десанта, которые не знали кого слушать, потому что капитан судна командовал по-шведски своим матросам, Невельской и [[w:Рудановский, Николай Васильевич|Рудановский]] по-русски — своим. Штурмана суетились, бегали. Беспорядок на судне был полный, обстоятельства были действительно нехороши, — лавировать было тесно, и потому выйти в море было невозможно. Мы находились между скалистым берегом мыса Левашова и банками, лежащими к с[еверо]-в[оcтоку] от Петровского зимовья. Решили бросить якорь на 11 с[ажен] глубины и возложить надежду на крепость цепи. «Если цепь не выдержит, — сказал мне капитан. — то судно погибло, отлавироваться я не надеюсь». Скоро загремела цепь, корабль встал. Противное течение помогало нам, не давая волнам вытягивать сильно цепь. Шум на судне прекратился. Как зритель, я присутствовал все время при работе на палубе. Картина борьбы стихий производила какое-то особенное впечатление. Чувство это я впервые испытывал. Борьба эта мне нравилась, и я был спокоен. Во время шторма волна закатилась в каюту через иллюминатор и замочила все бумаги Невельского.
В 11-м часу я лег спать. Шторм усиливался. Задремав немного, я очнулся от сильного толчка. Встав, я вышел узнать причину. В каюте мебели были опрокинуты. Толчок был следствием дерганья цепи от натягивания ее волной. Ветер дул еще сильнее. Корабль бросало во все стороны. Был 12-й час. Шторм свирепствовал в полной силе. Спустившись в свою каюту, я лег в постель. Беспрерывные толчки давали засыпать мне только на несколько минут. Наскучив лежать в этакой беспокойной люльке, я поднялся на палубу в 5-м часу утра. Ветер стихал. Небольшие серые облака носились по небу.
Строка 9:
6 сентября к 8-ми часам совершенно стихло, мы подняли якорь и при слабом попутном ветре подошли к Петровскому в 12-м часу. Невельской тотчас же поехал на берег на байдарке. Скоро за ним и я съехал на шлюпке с Рудановским. При этом переезде я убедился в том, что начал предполагать с начала знакомства моего с г. Рудановским, то есть что он тяжел как подчиненный и несносный товарищ. После я подробнее поговорю о нем. Когда мы сели на шлюпку, то Рудановский при мне, то есть при старшем и будущим ближайшим начальником своим, начал ругать матросов и обещал высечь унтер-офицера за то, что он не назначил одного матроса на бак. Я, конечно, заметил ему после грубость его поступка. Приехав в Петровское, Невельской начал делать нужные распоряжения насчет снабжения товарами различных портов Приамурского края. Товары эти должны были быть привезены из Аяна на «Иртыше».
7 сентября, на другой день поутру, пришли на рейды «Байкал» и «Иртыш». Это удачное собрание судов в одно время очень облегчило распоряжение ими. Было решено, что мы вечером снимемся на «Николае» с якоря и пойдем в Аниву. «Иртыш», сняв с себя груз амурской экспедиции, пойдет за нами в Аниву, где, обойдя берег, остановится у места высадки и, пробыв там нужное время для защиты ее, пройдет на зимовку в гавань «Императора Николая». «Байкал» же, приняв с «Иртыша» камчатский груз, должен был тотчас следовать в Аян и оттуда в Камчатку. Насчет зимовки «Николая» еще не было решено, потому что обстоятельства могли много изменить наши предположения насчет занятия Сахалина. Погода стояла прекрасная, и в свободное время до обеда я поехал на гиляцкой лодке со священником Гавриилом<ref>'''Священник Гавриил''' — Гавриил Иванович Вениаминов, сын епископа Камчатского, Курильского и Алеутского Иннокентия (И.Е. Вениаминова).</ref> в ближайшее гиляцкое селение. Я сел на весла, а отец Гавриил — на руль. Гиляцкая лодка сбивается из 4-х досок, — две составляют прямое дно без киля и две широкие — бока. Гребут маленькими веслами по-русски. На этих-то лодках были сделаны описи берегов Татарского пролива.
Гиляцкое селение около Петровского зимовья состоит из трех юрт и нескольких рыбных амбаров. Познакомившийся со мной гиляк Паткин вышел ко мне навстречу. Его лицо напоминало мне Гусейнхана, черкеса, воспитывавшегося в Пажеском корпусе. Такие же выпуклые глаза, вдавшийся лоб, широкие скулы и выдающиеся зубы. Вообще же гиляки довольно симпатичный народ. Кожа их смуглая, черты лица татарские, глаза большие; волосы черные густые, заплетенные в косу, спереди посредине пробор. Борода довольно густая. Одежда их состоит из тулупов, сделанных из собачьих шкур вверх шерстью; ноги необутые. У некоторых я видел японские шляпы. Женщины некрасивы, похожи на калмычек. Кос не носят, а подстригают сзади волосы. Паткин ввел нас в юрту свою. Юрта эта состояла из двух отделений, выстроенных из мелкого леса. Переднее отделение устроено навесом. К стенам пристроены скамьи, на которых держат на привязи собак. Из этих открытых сеней дверь ведет в жилую юрту, то есть четырехугольную комнату с очагом посреди и с отверстием над ним в плоской крыше. Вокруг стен широкие полати. По стенам развешаны стрелы, луки, ножи и другие промышленные орудия. На очаге огонь горит постоянно, — около него гиляк проводит большую часть своей жизни, куря из маленькой медной трубочки. Над очагом повешены большие чугунные и медные котлы, вымениваемые гиляками у японцев, с которыми они ездят торговать в Аниву. Пищей гиляку служат всякого рода рыба, киты и нерпы. В юрте очень неопрятно. Между сидящими около очага было две женщины — они не прячутся от гостей. Просидев с полчаса в юрте, мы пошли с Паткиным смотреть его огород. Он очень гордился им. По словам Невельского, гиляки считают большим грехом копать землю и полагают, что кто начнет рыть землю, тот непременно умрет, и потому с большим трудом уговорили некоторых из них разводить огородные овощи. Когда мы воротились в Петровское, обед был уже готов. После обеда еще долго сидели; видно было, что Невельскому хотелось подольше остаться с женой. Когда начало смеркаться, я решил подать знак к отъезду. Общество поднялось и пошло к шлюпкам. Когда мы отвалили, семь выстрелов отсалютовали начальнику зимовья. Мы встали на шлюпке и, махая фуражками, простились с остающимися.
Строка 21:
Обогнув мыс Анивы, мы направились прямо на мыс Крильон, где должен был дожидать нас Орлов. Проходя через залив Анива, мы были постоянно окружены китами и целыми стадами разного рода рыбы. Богатство рыбой залива Анива и привлекло к нему японцев, у которых рыба есть главный продукт, как у нас говядина, которую японцы совсем не употребляют. Во время плавания нашего по заливу Анива погода была прекрасная на море, но берега оставались закрыты туманом. Термометр показывал 20° поутру; правда, мы были под 45° с[еверной] ш[ироты]. К вечеру [в] 18 ч[асов] мы подплыли к мысу Крильону. Он был открыт от тумана от оконечности к с[еверу] на 11’ протяжения. Следовательно, если бы Орлов был на нем, то он слышал бы условные 9 выстрелов, сделанные нами. Но ответа не было, и потому утром 19-го числа, при тихом противном ветре, мы начали лавировать по направлению к японским заселениям. Когда уже совсем стемнело, капитан судна увидел близко, перед самым носом корабля, что-то черноватое; все вышли на палубу и признали видимый предмет за землю, вследствие чего тотчас же бросили якорь. Скоро мы убедились, что действительно берег близок от нас. Шум якорной цепи, вероятно, разбудил японцев: на берегу милях в 3-х от нас по-явились огни. Марево, закрывавшее берег, рассеялось, и он ясно окраился. По приказанию Невельского был выставлен на судне кара-ул из 12 матросов. Часовым было приказано наблюдать за берегом и, если увидят какое-нибудь гребное судно, окликать его. Во время ужина много было споров и смеха. Одни полагали одно, другие другое, и все с нетерпением ожидали свидания с японцами. Было решено, что утром судно снимется с якоря, чтобы ближе подойти к селению, на тот случай, если японцы имеют пушки, и по своему обыкновению вздумают неприязненно встретить наши шлюпки, на которых я и Невельской предполагали съехать на берег; тогда судовая батарея своим огнем могла прикрыть нашу высадку. Когда рассвело, мы снялись с якоря. Мы стояли прямо против селения Усонной<ref>Район поселка [[w:Первая Падь|Первая Падь]] Корсаковского района </ref> (название это я после узнал). Правее селения этого было видно еще два селения; в одном из них было видно много строений, и потому мы заключили, что оно должно быть главное японское селение. Встав на якорь милях в двух от берега, мы начали готовиться к съезду на берег.
Было 11 часов. Погода была прекрасная. Спустили две шлюпки и байдарку. На первой шлюпке сел я с Невельским, пять гребцов и унтер-офицер Телешев на баке. Ружья были спрятаны на дне лодки. С собой взяли различных безделушек для подарков. На второй шлюпке ехал л[ейтенант] Бошняк с 4-мя гребцами. Байдарка шла подле шлюпок на случай, если надо было послать за чем-нибудь на судно. Капитану было приказано, если мы поднимем флаг, тотчас спускать на во
Японцы немного походят на карикатурные вывески чайных магазинов, только глаза не так вздернуты кверху, и они не носят усов. Они бреют волосы, оставляя неширокую полосу длинных волос снизу по затылку до висков. Волосы эти собираются на теме в косичку, таким образом перевязанную, что, поднявшись на [[w:Вершок|вершок]] в вышину, она заворачивается крючком вперед и ложится вперед по бритой голове. Волосы у всех виденных мной японцев черные. Рост их вообще малый. Одежда состоит из нескольких халатов, верхний из них из синей бумажной материи. Рукава широкие, спускаются немного длиннее локтя. Прорез для руки сделан вполовину ширины рукава. Нижняя часть, составляя вроде мешка, служит для согревания рук. Японцы почти всегда прячут туда свои руки, это дает им карикатурный вид. Брюки носят они в обтяжку. Обувь — синие чулки и в сухую погоду одевают соломенные подстилки под подошву ноги: нога одевается под веревочную петлю; от нее еще третья веревочка проходит между большим и вторым пальцем ноги, прикрепляясь к носку подстилки. На голове ничего не носят. Движения и манеры смешные, женоподобные. [[w:Айны|Айны]] же народ красивый вообще. Лица их мужественны. Черные густые волосы свои на голове они бреют спереди; сзади обстригают в кружок, как наши мужики. Бороды густые и длинные. Одежда состоит из халатов и шуб из собачьих шкур, вверх шерстью. На ногах меховые [[w:Чёботы|чоботы]], тоже вверх шерстью. При случае я подробнее опишу их наружность и одежду.
</div>
| |||