Зелёные святки (Амфитеатров)/ДО: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м | НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ = Зелёные святки
м Оформление. + Перевод из Зелёные святки (Амфитеатров)
Строка 27:
Что касается идеи безсмертія души, то обычай олицетворять послѣднюю въ видѣ бѣлой или сизой голубки лишь усвоенъ и широко развитъ христіанствомъ; и славянскій, и германскій народы издревле были убѣждены, что душа человѣка по смерти долгое время летаетъ на землѣ птицею, — и по преимуществу голубемъ. Этотъ граціозный миѳъ развѣтвился въ сотни преданій. Насколько широко было его распространеніе и какъ долго держалось оно въ сознаніи народномъ, можетъ дать понятіе слѣдующій примѣръ. Въ 1754 году, въ апрѣлѣ, умеръ нѣкій гофмейстеръ Чоглоковъ. Въ открытое окно спальни его жены влетѣла птица и сѣла на картинѣ противъ постели; увидя птицу, Чоглокова вообразила, будто прилетѣла душа ея мужа, и разубѣдить ее въ этомъ не было никакой возможности. Анекдотами, сопряженными съ этимъ повѣрьемъ, можно бы заполнить много страницъ.
 
Изображеніе голубя археологи находятъ на древнѣйшихъ гробницахъ и базиликахъ христіанскихъ, вмѣстѣ съ пальмою, эмблемою мученичества, и рыбою, эмблемою Христа. Извѣстно католическое изображеніе дѣвъ-мученицъ — съ голубями на правомъ плечѣ, между тѣмъ, какъ слѣва вьется крылатый дьяволъ, нашептывая невѣстамъ Христовымъ злыя искушенія отступничества. Въ средневѣковомъ Парижѣ, въ церквахъ {{lang|fr|Notre Dame}}<ref name="Notre Dame">{{lang-fr|Notre Dame de Paris}} — Соборъ Парижской Богоматери. {{ПримВТ}}</ref> и {{lang|fr|y St. yacques la Boucherie}}<ref>{{lang-fr|}}</ref>, на Троицынъ день, когда раздавался гимнъ {{lang|la|Veni Creator}}<ref>{{lang-la|}}</ref>, бѣлый голубь слеталъ изъ купола къ алтарю. Въ ту же минуту, съ хоръ, выпускали стаи птицъ, бросали въ народъ цвѣты, облатки и зажженую паклю. Каноники увѣряли народъ, будто все это падаетъ съ неба, причемъ каждому достается по дѣлалъ его — къ кому благоволитъ Богъ, тому цвѣты и облатки, на кого Онъ гнѣвенъ, тому зажженная пакля. Попасть подъ то или другое считалось вѣрнымъ предзнаменованіемъ успѣха или худа на будущій годъ. Внѣ гадательнаго значенія, церемонія эта, возникшая въ падкіе до духовныхъ мистерій средніе вѣка, была, конечно, грубою попыткою изобразить сошествіе Св. Духа на апостоловъ, какъ разсказано оно въ Дѣяніяхъ — однородною съ тѣмъ, какъ у гроба Господня имитируется возженіе огня небеснаго. Обычай, только-что разсказанный, до сихъ поръ держится во Фландріи. Съ нимъ связана легенда о началѣ процвѣтанія знаменитой парижской таверны «Сошествія Св. Духа» на Птичьемъ мосту, какъ прозвалъ народъ {{lang|fr|Pont Marchand}}<ref>{{lang-fr|}}</ref>, построенный въ 1609 году. Дочь перваго хозяина таверны, по имени Коломбетга, т.-е. голубка отправилась на Троицу къ обѣднѣ въ {{lang|fr|Notre Dame}}<ref name="Notre Dame" />. Когда началась церемонія съ птицами, бѣлый голубь, вмѣсто того, чтобы летѣть къ алтарю, спустился на голову Коломбетты и, испуганный шумомъ толпы, забился въ капюшонъ дѣвушки. Суевѣрные парижане огласили Коломбетту избранницею Божіею; тысячи людей стекали поглазѣть па дочь трактирщика, какъ на святую, — и, понятное дѣло, таверна отца Коломбетты стала процвѣтать и процвѣла. Репутація дома Коломбетты держалась весьма долго и прочно, изъ поколѣнія въ поколѣніе.
 
Заимствуя какой-либо символъ изъ языческаго наслѣдства, христіанство всегда старалось, по мѣрѣ силъ, затушевать его подлинное происхожденіе, изобрѣтая въ объясненіе его самостоятельныя легенды. Таково католическое сказаніе, — почему голубь сталъ священною птицею, удостоился воплощать Духа Святого и символизировать все чистое, прекрасное и возвышенное въ области вѣры. Счастливая виновница этой благодати — голубка, выпущенная Ноемъ изъ Ковчега всемірнаго потопа. Когда вода поглотила землю, дьяволъ, довольный, что довелъ человѣчество до столь ужасной казни Божіей, удалился въ черную тучу, висѣвшую какъ разъ надъ Араратомъ, и едва обнажилась вершина горы, спустился на нее, готовый наброситься на первое живое существо, которое окажется спасеннымъ отъ потопа. Существомъ этимъ оказался воронъ, выпущенный Ноемъ изъ ковчега. Дьяволъ научилъ птицу питаться мясомъ труповъ, которые всюду гнили въ изобиліи, — и воронъ, насыщая свою утробу, забылъ объ ожидавшемъ его хозяинѣ, остался вѣковать на свободѣ. Вслѣдъ затѣмъ, какъ гласитъ Библія, Ной выпустилъ на развѣдку голубку.
Строка 33:
Дьяволъ пытался развратить трупоядѣніемъ и эту птичку, — но видъ ворона, клюющаго мертвыя тѣла, привелъ ее въ ужасъ и она поспѣшно возвратилась къ Ною, неся въ клювѣ масличную вѣтвь (эмблему мира и спасенія), а сама стала съ тѣхъ поръ эмблемою чистоты, вѣрности и кротости. Голубка съ масличною вѣтвью въ клювѣ, какъ видно изъ легенды, — самый подходящій гербъ для вегетаріанскихъ обществъ.
 
Обычай украшенія въ Троицынъ день церквей и домовъ цвѣтами и зеленью принадлежитъ ко второму наслоенію, т.-е. къ разряду языческихъ переживаній, молчаливо признанныхъ христіанскою церковью правоспособными подъ условіемъ, что свершаться они будутъ во имя Христа, Божіей Матери, Св. Духа, а не старыхъ стихійныхъ боговъ. Въ великорусской семицкой березкѣ въ соотвѣтствующихъ ей украинскомъ «тополѣ», бѣлорусскомъ «кустѣ», сербскихъ, «кралицахъ»<ref name="краљица">{{lang-sr|Краљица}} — Королева. {{ПримВТ}}</ref> и тому подобныхъ, прямо, можно сказать, безчисленныхъ, но однородныхъ и однообразныхъ обрядахъ и символахъ народъ чтитъ забытую имъ лѣсную дѣву, оживающую въ зелени дубравъ или самую богиню весну, одѣвающую деревья листьями и цвѣтами. Но поетъ онъ при этомъ не о лѣсной дѣвѣ и не о богинѣ веснѣ, а
</div>
 
Строка 47:
Нельзя придумать лучшей характеристики народному празднику Троицы — «зеленымъ святкамъ», какъ слывутъ на Руси три послѣдніе дня семицкой недѣли, Троицынъ и Духовъ день — чѣмъ только-что приведенная пѣсня, молящая «Троицу-Богородицу» о разрѣшеніи исполнить старый языческій обычай, поминая старыхъ, таинственныхъ Дида и Ладу — боговъ лѣтняго плодородія, любви и брачныхъ связей. Обычай справлять зеленыя святки далеко не ограниченъ однѣми славянскими землями. Мы находимъ его и въ Германіи, и во Франціи, и въ Англіи. Въ мемуарахъ 1615 года, написанныхъ аббатиссою Ремиремона Катериною Лотарингскою, мы читаемъ, что въ Духовъ день восемь окрестныхъ приходовъ обязаны были являться въ монастырь, причемъ поселяне несли въ рукахъ вѣтви разныхъ деревьевъ и кустарниковъ. Каждый приходъ пѣлъ особо ему присвоенный псаломъ и долженъ былъ сдѣлать монастырю опредѣленное приношеніе. Въ томъ числѣ, деревня Сенъ-Реми обязывалась поднести капитулу блюдо снѣга за неимѣніемъ же его — двухъ бѣлыхъ быковъ. Блюдо снѣга, тающаго подъ солнечными лучами, являлось эмблемою побѣжденной, уничтоженной колдуньи — зимы, забытой среди побѣдоноснаго ликованія зеленыхъ святокъ. Курьезно, что вслѣдъ за описанною процессіей въ Ремиремонѣ, аристократическомъ монастырѣ, начиналось нѣчто въ родѣ именно русалій, проклятыхъ нашимъ Кирилломъ Туровскимъ: монахини должны были танцовать во дворѣ аббатства. Первый танецъ принадлежалъ аббатиссѣ, а второй капитулу. «Если же дама-аббатисса не хочетъ или не можетъ участвовать въ танцѣ, принадлежитъ ей предоставить себѣ замѣстительницу. Также требуютъ инокини, чтобы граждане ремиремонскіе являлись на праздникъ ей въ оружіи, и былъ послѣ обѣда смотръ и парадъ, и шли бы они предъ инокинями въ церковь и черезъ дворъ аббатства по разнымъ башнямъ». Въ одной изъ башенъ аббатисса предлагала ремиремонцамъ угощеніе, и они пили, любуясь какъ во дворѣ монастыря пляшутъ инокини. Во все продолженіе этого страннаго визита, въ церкви горѣла лампада, приносимая тоже ремиремонцами.
 
Католическое духовенство всегда отличалось умѣньемъ взять власть надъ народомъ, — гдѣ не хватало силы, хитростью, гдѣ нельзя было побѣдить предразсудка, оно поддѣлывалось подъ предразсудокъ, стараясь лишь влить въ его старые мѣхи вино новое. Миссіонеръ-іезуитъ, преклонившійся передъ Буддою, подкинувъ предварительно къ подножію кумира маленькій крестикъ — католическій типъ, живой во всѣ вѣка и во всѣхъ странахъ. Не въ состояніи воспрепятствовать троицкимъ сборищамъ народнымъ, св. Медаръ, епископъ Ніонскій задумалъ по крайней мѣрѣ облагородить ихъ, вложить въ нихъ начала нравственныя, поучительныя. Съ этою цѣлью онъ учредилъ въ Саланси особый обрядъ выдачи преміи за добродѣтель, справлявшійся ежегодно въ Троицынъ день. Это — пресловутый обрядъ «розьеры»<ref>{{lang-fr|}}</ref>. Дѣвушку, отличавшуюся особымъ благонравіемъ въ теченіе цѣлаго года, епископъ торжественно украшалъ вѣнкомъ изъ бѣлыхъ розъ, въ награду за доброе поведеніе. Первую награду получила сестра епископа Гертруда — дѣвица, какъ гласитъ легенда, весьма страстнаго темперамента, однако, блистательно отражавшая искушенія діавольскія. Съ эпохи Людовика XIII, по почину самого короля, къ розовому вѣнку были прибавлены голубая лента и золотое кольцо. Св. Медаръ переработалъ изобрѣтенный имъ обрядъ изъ стариннаго, еще въ XIII вѣкѣ отмѣченнаго лѣтописцами права синьоровъ Саланси выбирать для себя самую красивую и добродѣтельную дѣвушку селенія. Такимъ образомъ, развратъ по праву {{lang|la|primae noctis}}<ref>{{lang-la|primaePrimae noctis}} — перваяПервая ночь. {{ПримВТ}}</ref> перешелъ въ торжество добродѣтели. До XVIII вѣка праздникъ «розьеры» былъ привилегіею Саланси, но при Людовикѣ XV, т.-е. точно на смѣхъ, въ самый безпутный историческій періодъ Франціи, распространился по всей странѣ, проникъ даже въ Германію. Ламберъ и Делилль воспѣвали праздникъ «розьеры» стихами, Гретри написалъ на сюжетъ его оперу, музыку изъ которой долгое время пѣли при торжествѣ. Революція смела своимъ вихремъ старинный праздникъ съ лица земли повсюду кромѣ Нантерра, близъ Версали, гдѣ онъ и по-сейчасъ справляется, причемъ вѣнчаетъ «розьеру» уже не епископъ, но мэръ мѣстечка. Оффенбахъ жестоко осмѣялъ устарѣвшій обычай въ «Синей Бородѣ» и едва-ли не былъ правъ: преміи за добродѣтель совсѣмъ не къ лицу современному французскому простонародью, — героямъ «{{lang|fr|La Terre}}»<ref>{{lang-fr|}}</ref>, «Жерминаль» и т. д.; гдѣ тысячами рождаются Буллоты, тамъ поздно искать Жанну д’Аркъ.
 
Обычай избранія молодой дѣвушки въ царицы праздника, выродившійся во Франціи въ торжество «розьеры» — въ тѣхъ или другихъ видоизмѣненіяхъ, держится повсемѣстно. Въ Англіи это — {{lang|en|lady of the may}}<ref>{{lang-en|ladyLady of the may}} — лэдиЛэди мая. {{ПримВТ}}</ref>, въ Германіи — {{lang|en|Maibraut}}<ref>{{lang-de|}}</ref>, у чеховъ — кралька<ref>{{lang-cs|}}</ref>. Въ наиболѣе чистомъ видѣ мы встрѣчаемъ обрядъ въ Малороссіи («тополя») и на Полѣсьи («кустъ»). Въ Сербіи Троицынъ день называется праздникомъ кралицъ и справляется слѣдующею церемоніей. Десять или пятнадцать дѣвушекъ, изъ которыхъ одна представляетъ знаменосца (''баряктара''<ref>{{lang-sr|}}</ref>), другая краля, третья, подъ покрываломъ, королеву или (''кралицу''<ref>{{lang-sr|}}< name="краљица" /ref>), четвертая ея прислужницу (''дворкиню''<ref>{{lang-sr|}}</ref>), съ плясками и пѣснями ходятъ по деревнѣ, останавливаясь передъ каждымъ дворомъ. Въ этихъ пѣсняхъ говорится всего больше о выборѣ невѣсты, о свадьбѣ, о счастливомъ супружествѣ, о родительскомъ счастьи; каждый стихъ сопровождается припѣвомъ «лело!»<ref>{{lang-sr|}}</ref> — именемъ древне-славянскаго божества любви. Въ хороводной пѣснѣ разсказывается о женскихъ божествахъ, вилахъ, пляшущихъ подъ деревомъ, о томъ, какъ ''Родиша''<ref>{{lang-sr|}}</ref> (вѣроятно, мужское божество, такъ какъ Лело — женское) собираетъ передъ ними росу съ цвѣтовъ и листьевъ и сватается за одну изъ вилъ (Л. Ранке). Въ Орловской губерніи, въ Сѣвскомъ уѣздѣ, троицкій припѣвъ «Леле ми!» также сохранился; любопытно, что троицкое гулянье называется въ этой мѣстности «Троянами», напоминая, быть можетъ, о томъ таинственномъ Троянѣ, чей неясный слѣдъ, на великое мученіе миѳологовъ, мелькнулъ въ «[[Слово о полку Игореве|Словѣ о полку Игоревѣ]]». Въ Зарайскомъ уѣздѣ выбираютъ дѣвушку въ «русалки». Въ одной рубашкѣ, съ распущенными волосами, верхомъ на кочергѣ, съ помеломъ черезъ плечо, она идетъ впереди шумной процессіи бабъ и дѣвокъ, которыя поютъ пѣсни и бьютъ въ заслонъ. Ребятишки дразнятъ русалку, пока процессія не выйдетъ изъ деревни и не приведетъ русалку ко ржамъ. Здѣсь русалка бросается въ толпу и, схвативъ первую встрѣчную женщину, принимается ее щекотать. Начинается драка и свалка; русалкѣ приходится уже защищаться, а не нападать. Наконецъ ей удается вырваться и спрятаться въ рожь. «Теперь, кричатъ всѣ: мы русалку проводили, можно будетъ вездѣ смѣло ходить!» Толпа возвращается къ домамъ. Русалка, посидѣвъ немного въ полѣ, тоже крадется задками въ деревню. Народъ же всю ночь до самой зари гуляетъ на улицѣ ([[Павел Васильевич Шейн|П. Шейнъ]]). На ржахъ справляютъ Троицынъ день и во Владимірской губерніи довольно сложною церемоніей, которая и названіе-то имѣетъ «колосокъ», причемъ «колоскомъ» избирается самая красивая дѣвочка села, изъ подростковъ лѣтъ 11—12.
 
Всѣ эти обряды, въ нѣкоторомъ родѣ, мистеріи, театральныя представленія на старо-языческія темы. Но во многихъ мѣстностяхъ сохранились и совершенно идольскія игрища. Таковъ обрядъ троицкой куклы въ Воронежской и Рязанской губерніяхъ; таковъ почти повсемѣстный въ среднихъ губерніяхъ Россіи обрядъ «гостейки»: молодую березку одѣваютъ въ женское платье и ставятъ въ лучшей избѣ деревни; между Семикомъ и Троицынымъ днемъ въ ней ходятъ въ гости, величаютъ ее, а вечеромъ Троицына дня — топятъ въ рѣкѣ.
Строка 66:
[[Категория:Сказочные были. Старое в новом. (Амфитеатров)]]
[[Категория:Старое в новом (Амфитеатров)]]
[[Категория:Зелёные Святки]]