Викитека

Пугачёв (Есенин): различия между версиями

Интерактивная навигация по истории
[непроверенная версия][досмотренная версия]
← Предыдущая правкаСледующая правка →
Содержимое удалено Содержимое добавлено
ВизуальныйВики-текст
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 1:
{{Отексте
<poem>'''1. ПОЯВЛЕНИЕ ПУГАЧЕВА
| АВТОР1 = Сергей Александрович Есенин
В ЯИЦКОМ ГОРОДКЕ'''
| НАЗВАНИЕ = Пугачёв
| ЧАСТЬ П у г а ч е в =
| ПОДЗАГОЛОВОК =
| ИЗЦИКЛА =
Ох, как устал и как болит нога!..
| ИЗСБОРНИКА =
Ржет дорога в жуткое пространство.
| СОДЕРЖАНИЕ =
Ты ли, ты ли, разбойный Чаган,
| ДАТАСОЗДАНИЯ = 1921
Приют дикарей и оборванцев?
| ДАТАПУБЛИКАЦИИ =
Мне нравится степей твоих медь
| ИСТОЧНИК =
И пропахшая солью почва.
| ДРУГОЕ =
Луна, как желтый медведь,
| ВИКИПЕДИЯ =
В мокрой траве ворочается.
| ПРЕДЫДУЩИЙ =
Наконец-то я здесь, здесь!
| СЛЕДУЮЩИЙ =
Рать врагов цепью волн распалась,
| КАЧЕСТВО = 2
Не удалось им на осиновый шест
}}
Водрузить головы моей парус.
{{poem-on|Пугачёв||7}}
{{right|''Анатолию Мариенгофу''}}
Яик, Яик, ты меня звал
{{poem-section|1. ПОЯВЛЕНИЕ ПУГАЧЕВА В ЯИЦКОМ ГОРОДКЕ}}
Стоном придавленной черни!
 
Пучились в сердце жабьи глаза
{{re|Пугачев|||
Грустящей в закат деревни.
Ох, как устал и как болит нога!..
Только знаю я, что эти избы -
Ржет дорога в жуткое пространство.
Деревянные колокола,
Ты ли, ты ли, разбойный Чаган,
Голос их ветер хмарью съел.
Приют дикарей и оборванцев?
Мне нравится степей твоих медь
О, помоги же, степная мгла,
И пропахшая солью почва.
Грозно свершить мой замысел!
Луна, как желтый медведь,
В мокрой траве ворочается.
С т о р о ж
Наконец-то я здесь, здесь!
Рать врагов цепью волн распалась,
Кто ты, странник? Что бродишь долом?
Не удалось им на осиновый шест
Что тревожишь ты ночи гладь?
Водрузить головы моей парус.
Отчего, словно яблоко тяжелое,
 
Виснет с шеи твоя голова?
Яик, Яик, ты меня звал
Стоном придавленной черни!
П у г а ч е в
Пучились в сердце жабьи глаза
Грустящей в закат деревни.
В солончаковое ваше место
Только знаю я, что эти избы —
Я пришел из далеких стран, -
Деревянные колокола,
Посмотреть на золото телесное,
Голос их ветер хмарью съел.
На родное золото славян.
 
Слушай, отче! Расскажи мне нежно,
О, помоги же, степная мгла,
Как живет здесь мудрый наш мужик?
Грозно свершить мой замысел!}}
Так же ль он в полях своих прилежно
 
Цедит молоко соломенное ржи?
{{re|Сторож|||
Так же ль здесь, сломав зари застенок,
Кто ты, странник? Что бродишь долом?
Гонится овес на водопой рысцой,
Что тревожишь ты ночи гладь?
И на грядках, от капусты пенных,
Отчего, словно яблоко тяжелое,
Челноки ныряют огурцов?
Виснет с шеи твоя голова?}}
Так же ль мирен труд домохозяек,
 
Слышен прялки ровный разговор?
{{re|Пугачев|||
В солончаковое ваше место
С т о р о ж
Я пришел из далеких стран, —
Посмотреть на золото телесное,
Нет, прохожий! С этой жизнью Яик
На родное золото славян.
Раздружился с самых давних пор.
Слушай, отче! Расскажи мне нежно,
Как живет здесь мудрый наш мужик?
С первых дней, как оборвались вожжи,
Так же ль он в полях своих прилежно
С первых дней, как умер третий Петр,
Цедит молоко соломенное ржи?
Над капустой, над овсом, над рожью
Так же ль здесь, сломав зари застенок,
Мы задаром проливаем пот.
Гонится овес на водопой рысцой,
И на грядках, от капусты пенных,
Нашу рыбу, соль и рынок,
Челноки ныряют огурцов?
Чем сей край богат и рьян,
Так же ль мирен труд домохозяек,
Отдала Екатерина
Слышен прялки ровный разговор?}}
Под надзор своих дворян.
 
{{re|Сторож|||
И теперь по всем окраинам
Нет, прохожий! С этой жизнью Яик
Стонет Русь от цепких лапищ.
Раздружился с самых давних пор.
Воском жалоб сердце Каина
 
К состраданью не окапишь.
С первых дней, как оборвались вожжи,
С первых дней, как умер третий Петр,
Всех связали, всех вневолили,
Над капустой, над овсом, над рожью
С голоду хоть жри железо.
Мы задаром проливаем пот.
И течет заря над полем
 
С горла неба перерезанного.
{{indent|5}}Нашу рыбу, соль и рынок,
{{indent|5}}Чем сей край богат и рьян,
П у г а ч е в
{{indent|5}}Отдала Екатерина
{{indent|5}}Под надзор своих дворян.
Невеселое ваше житье!
 
Но скажи мне, скажи,
{{indent|5}}И теперь по всем окраинам
Неужель в народе нет суровой хватки
{{indent|5}}Стонет Русь от цепких лапищ.
Вытащить из сапогов ножи
{{indent|5}}Воском жалоб сердце Каина
И всадить их в барские лопатки?
{{indent|5}}К состраданью не окапишь.
 
С т о р о ж
{{indent|5}}Всех связали, всех вневолили,
{{indent|5}}С голоду хоть жри железо.
Видел ли ты,
{{indent|5}}И течет заря над полем
Как коса в лугу скачет,
{{indent|5}}С горла неба перерезанного.}}
Ртом железным перекусывая ноги трав?
 
Оттого что стоит трава на корячках,
{{re|Пугачев|||
Под себя коренья подобрав.
Невеселое ваше житье!
И никуда ей, траве, не скрыться
Но скажи мне, скажи,
От горячих зубов косы,
Неужель в народе нет суровой хватки
Потому что не может она, как птица,
Вытащить из сапогов ножи
Оторваться от земли в синь.
И всадить их в барские лопатки?}}
Так и мы! Вросли ногами крови в избы,
 
Что нам первый ряд подкошенной травы?
{{re|Сторож|||
Только лишь до нас не добрались бы,
Видел ли ты,
Только нам бы,
Как коса в лугу скачет,
Только б нашей
Ртом железным перекусывая ноги трав?
Не скосили, как ромашке, головы.
Оттого что стоит трава на корячках,
Но теперь как будто пробудились,
Под себя коренья подобрав.
И березами заплаканный наш тракт
И никуда ей, траве, не скрыться
Окружает, как туман от сырости,
От горячих зубов косы,
Имя мертвого Петра.
Потому что не может она, как птица,
Оторваться от земли в синь.
П у г а ч е в
Так и мы! Вросли ногами крови в избы,
Что нам первый ряд подкошенной травы?
Как Петра? Что ты сказал, старик?
Только лишь до нас не добрались бы,
. . . . . . . . . . . . . . .
Только нам бы,
Иль это взвыли в небе облака?
Только б нашей
Не скосили, как ромашке, головы.
С т о р о ж
Но теперь как будто пробудились,
И березами заплаканный наш тракт
Я говорю, что скоро грозный крик,
Окружает, как туман от сырости,
Который избы словно жаб влакал,
Имя мертвого Петра.}}
Сильней громов раскатится над нами.
 
Уже мятеж вздымает паруса.
{{re|Пугачев|||
Нам нужен тот, кто б первый бросил камень.
Как Петра? Что ты сказал, старик?
{{ext|2|...............}}
П у г а ч е в
Иль это взвыли в небе облака?}}
 
Какая мысль!
{{re|Сторож|||
Я говорю, что скоро грозный крик,
С т о р о ж
Который избы словно жаб влакал,
Сильней громов раскатится над нами.
О чем вздыхаешь ты?
Уже мятеж вздымает паруса.
Нам нужен тот, кто б первый бросил камень.}}
П у г а ч е в
 
{{re|Пугачев|||
Я положил себе зарок молчать до срока.
Какая мысль!}}
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 
Клещи рассвета в небесах
{{re|Сторож|||
Из пасти темноты
О чем вздыхаешь ты?}}
Выдергивают звезды, словно зубы,
 
А мне еще нигде вздремнуть не удалось.
{{re|Пугачев|||
Я положил себе зарок молчать до срока.
С т о р о ж
{{ext|2|...................}}
Клещи рассвета в небесах
Я мог бы предложить тебе
Из пасти темноты
Тюфяк свой грубый,
Выдергивают звезды, словно зубы,
Но у меня в дому всего одна кровать,
А мне еще нигде вздремнуть не удалось.}}
И четверо на ней спит ребятишек.
 
{{re|Сторож|||
П у г а ч е в
Я мог бы предложить тебе
Тюфяк свой грубый,
Благодарю! Я в этом граде гость.
Но у меня в дому всего одна кровать,
Дадут приют мне под любою крышей.
И четверо на ней спит ребятишек.}}
Прощай, старик!
 
{{re|Пугачев|||
С т о р о ж
Благодарю! Я в этом граде гость.
Дадут приют мне под любою крышей.
Храни тебя господь!
Прощай, старик!}}
. . . . . . . . . . . . . . . . .
 
. . . . . . . . . . . . . . . . .
{{re|Сторож|||
Русь, Русь! И сколько их таких,
Храни тебя господь!
Как в решето просеивающих плоть,
{{ext|2|.................}}
Из края в край в твоих просторах шляется?
{{ext|2|.................}}
Чей голос их зовет,
Русь, Русь! И сколько их таких,
Вложив светильником им посох в пальцы?
Как в решето просеивающих плоть,
Идут они, идут! Зеленый славя гул,
Из края в край в твоих просторах шляется?
Купая тело в ветре и в пыли,
Чей голос их зовет,
Как будто кто сослал их всех на каторгу
Вложив светильником им посох в пальцы?
Вертеть ногами
Идут они, идут! Зеленый славя гул,
Сей шар земли.
Купая тело в ветре и в пыли,
Как будто кто сослал их всех на каторгу
Но что я вижу?
Вертеть ногами
Колокол луны скатился ниже,
Сей шар земли.
Он, словно яблоко увянувшее, мал.
 
Благовест лучей его стал глух.
Но что я вижу?
Колокол луны скатился ниже,
Уж на нашесте громко заиграл
Он, словно яблоко увянувшее, мал.
В куриную гармонику петух.
Благовест лучей его стал глух.
 
2. '''БЕГСТВО КАЛМЫКОВ'''
Уж на нашесте громко заиграл
В куриную гармонику петух.}}
П е р в ы й г о л о с
 
{{poem-section|2. БЕГСТВО КАЛМЫКОВ}}
Послушайте, послушайте, послушайте,
 
Вам не снился тележный свист?
{{re|Первый голос|||
Нынче ночью на заре жидкой
Послушайте, послушайте, послушайте,
Тридцать тысяч калмыцких кибиток
Вам не снился тележный свист?
От Самары проползло на Иргис.
Нынче ночью на заре жидкой
От российской чиновничьей неволи,
Тридцать тысяч калмыцких кибиток
Оттого что, как куропаток, их щипали
От Самары проползло на Иргис.
На наших лугах,
От российской чиновничьей неволи,
Потянулись они в свою Монголию
Оттого что, как куропаток, их щипали
Стадом деревянных черепах.
На наших лугах,
Потянулись они в свою Монголию
В т о р о й г о л о с
Стадом деревянных черепах.}}
 
Только мы, только мы лишь медлим,
{{re|Второй голос|||
Словно страшен нам захлестнувший нас шквал.
Только мы, только мы лишь медлим,
Оттого-то шлет нам каждую неделю
Словно страшен нам захлестнувший нас шквал.
Приказы свои Москва.
Оттого-то, кудашлет бынам никаждую шел ты,неделю
Приказы свои Москва.
Видишь, как под усмирителей меч
Оттого-то, куда бы ни шел ты,
Прыгают кошками желтыми
Видишь, как под усмирителей меч
Казацкие головы с плеч.
Прыгают кошками желтыми
Казацкие головы с плеч.}}
К и р п и ч н и к о в
 
{{re|Кирпичников|||
Внимание! Внимание! Внимание!
Внимание! Внимание! Внимание!
Не будьте ж трусливы, как овцы,
Не будьте ж трусливы, как овцы,
Сюда едут на страшное дело вас сманивать
Сюда едут на страшное дело вас сманивать
Траубенберг и Тамбовцев.
Траубенберг и Тамбовцев.}}
 
К а з а к и
{{re|Казаки|||
К черту! К черту предателей!
{{ext|2|. . . . . . . . . . . . . . . .}}}}
 
{{re|Тамбовцев|||
Т а м б о в ц е в
Сми-ирно-о!
Сотники казачьих отрядов,
Сми-ирно-о!
Готовьтесь в поход!
Сотники казачьих отрядов,
Нынче ночью, как дикие звери,
Готовьтесь в поход!
Калмыки всем скопом орд
Нынче ночью, как дикие звери,
Изменили Российской империи
Калмыки всем скопом орд
И угнали с собой весь скот.
Изменили Российской империи
Потопленную лодку месяца
И угнали с собой весь скот.
Чаган выплескивает на берег дня.
Потопленную лодку месяца
Кто любит свое отечество,
Чаган выплескивает на берег дня.
Тот должен слушать меня.
Кто любит свое отечество,
Нет, мы не можем, мы не можем, мы не можем
Тот должен слушать меня.
Допустить сей ущерб стране:
Нет, мы не можем, мы не можем, мы не можем
Россия лишилась мяса и кожи,
Допустить сей ущерб стране:
Россия лишилась мясалучших и кожи,коней.
Так бросимтесь же в погоню
Россия лишилась лучших коней.
На эту монгольскую мразь,
Так бросимтесь же в погоню
Пока она всеми ладонями
На эту монгольскую мразь,
Китаю не предалась.}}
Пока она всеми ладонями
 
Китаю не предалась.
{{re|Кирпичников|||
Стой, атаман, довольно
К и р п и ч н и к о в
Об ветер язык чесать.
За Россию нам, конешно, больно,
Стой, атаман, довольно
Оттого что нам Россия — мать.
Об ветер язык чесать.
Но мы ничуть, мы ничуть не испугались,
За Россию нам, конешно, больно,
Что кто-то покинул наши поля,
Оттого что нам Россия — мать.
И калмык нам не желтый заяц,
Но мы ничуть, мы ничуть не испугались,
В которого можно, как в пищу, стрелять.
Что кто-то покинул наши поля,
Он ушел, этот смуглый монголец,
И калмык нам не желтый заяц,
Дай же бог ему добрый путь.
В которого можно, как в пищу, стрелять.
Хорошо, что от наших околиц
Он ушел, этот смуглый монголец,
Он без боли сумел повернуть.}}
Дай же бог ему добрый путь.
 
Хорошо, что от наших околиц
{{re|Траубенберг|||
Он без боли сумел повернуть.
Что это значит?}}
 
Т р а у б е н б е р г
{{re|Кирпичников|||
Что этоЭто значит? то,
Что, если б
Наши избы были на колесах,
К и р п и ч н и к о в
Мы впрягли бы в них своих коней
И гужом с солончаковых плесов
Это значит то,
Потянулись в золото степей.
Что, если б
Наши избыб быликони, надлинно колесахвыгнув шеи,
Стадом черных лебедей
Мы впрягли бы в них своих коней
По водам ржи
И гужом с солончаковых плесов
Понесли нас, буйно хорошея,
Потянулись в золото степей.
В новый край, чтоб новой жизнью жить.}}
Наши б кони, длинно выгнув шеи,
 
Стадом черных лебедей
{{re|Казаки|||
По водам ржи
Замучили! Загрызли, прохвосты!}}
Понесли нас, буйно хорошея,
 
В новый край, чтоб новой жизнью жить.
{{re|Тамбовцев|||
Казаки! Вы целовали крест!
К а з а к и
Вы клялись…}}
 
Замучили! Загрызли, прохвосты!
{{re|Кирпичников|||
Мы клялись, мы клялись Екатерине
Т а м б о в ц е в
Быть оплотом степных границ,
Защищать эти пастбища синие
Казаки! Вы целовали крест!
От налета разбойных птиц.
Вы клялись…
Но скажите, скажите, скажите,
Разве эти птицы не вы?
К и р п и ч н и к о в
Наших пашен суровых житель
Не найдет, где прикрыть головы.}}
Мы клялись, мы клялись Екатерине
 
Быть оплотом степных границ,
{{re|Траубенберг|||
Защищать эти пастбища синие
Это измена!..
От налета разбойных птиц.
Связать его! Связать!}}
Но скажите, скажите, скажите,
 
Разве эти птицы не вы?
{{re|Кирпичников|||
Наших пашен суровых житель
Казаки, час настал!
Не найдет, где прикрыть головы.
Приветствую тебя, мятеж свирепый!
Что не могли в словах сказать уста,
Т р а у б е н б е р г
Пусть пулями расскажут пистолеты.}}
{{re||(Стреляет.)||}}
Это измена!..
 
Связать его! Связать!
{{rem|Траубенберг падает мертвым. Конвойные разбегаются. Казаки хватают лошадь Тамбовцева под уздцы и стаскивают его на землю.}}
 
К и р п и ч н и к о в
{{re|Голоса|||
Смерть! Смерть тирану!}}
Казаки, час настал!
 
Приветствую тебя, мятеж свирепый!
{{re|Тамбовцев|||
Что не могли в словах сказать уста,
О господи! Ну что я сделал?}}
Пусть пулями расскажут пистолеты.
 
(Стреляет.)
{{re|Первыйголос|||
Мучил, злодей, три года,
Траубенберг падает мертвым. Конвойные разбегаются.
Три года, как коршун белый,
Казаки хватают лошадь Тамбовцева под уздцы
Ни проезда не давал, ни прохода.}}
и стаскивают его на землю.
 
{{re|Второйголос|||
Г о л о с а
Откушай похлебки метелицы.
Отгулял, отстегал и отхвастал.}}
Смерть! Смерть тирану!
 
{{re|Третийголос|||
Т а м б о в ц е в
Черта ли с ним канителиться?}}
 
О господи! Ну что я сделал?
{{re|Четвертыйголос|||
Повесить его — и баста!}}
П е р в ы й г о л о с
 
{{re|Кирпичников|||
Мучил, злодей, три года,
Пусть знает, пусть слышит Москва —
Три года, как коршун белый,
На расправы ее мы взбыстрим.
Ни проезда не давал, ни прохода.
Это только лишь первый раскат,
Это только лишь первый выстрел.
В т о р о й г о л о с
Пусть помнит Екатерина,
Что если Россия — пруд,
Откушай похлебки метелицы.
То черными лягушками в тину
Отгулял, отстегал и отхвастал.
Пушки мечут стальную икру.
Пусть носится над страной,
Т р е т и й г о л о с
Что казак не ветла на прогоне
И в луны мешок травяной
Черта ли с ним канителиться?
Он башку незадаром сронит.}}
 
Ч е т в е р т ы й г о л о с
{{poem-section|3. ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ}}
 
Повесить его — и баста!
{{re|Караваев|||
Тысячу чертей, тысячу ведьм и тысячу дьяволов!
К и р п и ч н и к о в
Экий дождь! Экий скверный дождь!
Скверный, скверный!
Пусть знает, пусть слышит Москва -
Словно вонючая моча волов
На расправы ее мы взбыстрим.
Льется с туч на поля и деревни.
Это только лишь первый раскат,
Скверный дождь!
Это только лишь первый выстрел.
Экий скверный дождь!
Пусть помнит Екатерина,
 
Что если Россия — пруд,
Как скелеты тощих журавлей,
То черными лягушками в тину
Стоят ощипанные вербы,
Пушки мечут стальную икру.
Плавя ребер медь.
Пусть носится над страной,
Уж золотые яйца листьев на земле
Что казак не ветла на прогоне
Им деревянным брюхом не согреть,
И в луны мешок травяной
Не вывести птенцов — зеленых вербенят,
Он башку незадаром сронит.
По горлу их скользнул сентябрь, как нож,
И кости крыл ломает на щебняк
3. '''ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ'''
Осенний дождь.
Холодный, скверный дождь!
К а р а в а е в
 
О осень, осень!
Тысячу чертей, тысячу ведьм и тысячу дьяволов!
Голые кусты,
Экий дождь! Экий скверный дождь!
Как оборванцы, мокнут у дорог.
Скверный, скверный!
В такую непогодь собаки, сжав хвосты,
Словно вонючая моча волов
Боятся головы просунуть за порог,
Льется с туч на поля и деревни.
А тут вот стой, хоть сгинь,
Скверный дождь!
Но тьму глазами ешь,
Экий скверный дождь!
Чтоб не пробрался вражеский лазутчик.
Проклятый дождь!
Как скелеты тощих журавлей,
Расправу за мятеж
Стоят ощипанные вербы,
Напоминают мне рыгающие тучи.
Плавя ребер медь.
Скорей бы, скорей в побег, в побег
Уж золотые яйца листьев на земле
От этих кровью выдоенных стран.
Им деревянным брюхом не согреть,
С объятьями нас принимает всех
Не вывести птенцов — зеленых вербенят,
С Екатериною воюющий султан.
По горлу их скользнул сентябрь, как нож,
Уже стекается придушенная чернь
И кости крыл ломает на щебняк
С озиркой, словно полевые мыши.
Осенний дождь.
О солнце-колокол, твое тили-ли-день,
Холодный, скверный дождь!
Быть может, здесь мы больше не услышим!
 
О осень, осень!
Но что там? Кажется, шаги?
Голые кусты,
Шаги… Шаги…
Как оборванцы, мокнут у дорог.
Эй, кто идет? Кто там идет?}}
В такую непогодь собаки, сжав хвосты,
 
Боятся головы просунуть за порог,
{{re|Пугачев|||
А тут вот стой, хоть сгинь,
Свой… свой…}}
Но тьму глазами ешь,
 
Чтоб не пробрался вражеский лазутчик.
{{re|Караваев|||
Проклятый дождь!
Кто свой?}}
Расправу за мятеж
 
Напоминают мне рыгающие тучи.
{{re|Пугачев|||
Скорей бы, скорей в побег, в побег
Я, Емельян.}}
От этих кровью выдоенных стран.
 
С объятьями нас принимает всех
{{re|Караваев|||
С Екатериною воюющий султан.
А, Емельян, Емельян, Емельян!
Уже стекается придушенная чернь
Что нового в этом мире, Емельян?
С озиркой, словно полевые мыши.
Как тебе нравится этот дождь?}}
О солнце-колокол, твое тили-ли-день,
 
Быть может, здесь мы больше не услышим!
{{re|Пугачев|||
Этот дождь на счастье богом дан,
Но что там? Кажется, шаги?
Нам на руку, чтоб он хлестал всю ночь.}}
Шаги… Шаги…
 
Эй, кто идет? Кто там идет?
{{re|Караваев|||
Да, да! Я тоже так думаю, Емельян.
П у г а ч е в
Славный дождь! Замечательный дождь!}}
 
Свой… свой…
{{re|Пугачев|||
Нынче вечером, в темноте скрываясь,
К а р а в а е в
Я правительственные посты осмотрел.
Все часовые попрятались, как зайцы,
Кто свой?
Боясь замочить шинели.
Знаешь? Эта ночь, если только мы выступим,
П у г а ч е в
Не кровью, а зарею окрасила б наши ножи,
Всех бы солдат без единого выстрела
Я, Емельян.
В сонном Яике мы могли уложить…
 
К а р а в а е в
Завтра ж к утру будет ясная погода,
Сивым табуном проскачет хмарь.
А, Емельян, Емельян, Емельян!
Слушай, ведь я из простого рода
Что нового в этом мире, Емельян?
И сердцем такой же степной дикарь!
Как тебе нравится этот дождь?
Я умею, на сутки и версты не трогаясь,
Слушать бег ветра и твари шаг,
П у г а ч е в
Оттого что в груди у меня, как в берлоге,
Ворочается зверенышем теплым душа.
Этот дождь на счастье богом дан,
 
Нам на руку, чтоб он хлестал всю ночь.
Мне нравится запах травы, холодом подожженной,
И сентябрьского листолета протяжный свист.
К а р а в а е в
Знаешь ли ты, что осенью медвежонок
Смотрит на луну,
Да, да! Я тоже так думаю, Емельян.
Как на вьющийся в ветре лист?
Славный дождь! Замечательный дождь!
По луне его учит мать.
Мудрости своей звериной,
П у г а ч е в
Чтобы смог он, дурашливый, знать
И призванье свое и имя.
Нынче вечером, в темноте скрываясь,
{{ext|2|.................}}
Я правительственные посты осмотрел.
Я значенье мое разгадал…}}
Все часовые попрятались, как зайцы,
 
Боясь замочить шинели.
{{re|Караваев|||
Знаешь? Эта ночь, если только мы выступим,
Тебе ж недаром верят?}}
Не кровью, а зарею окрасила б наши ножи,
 
Всех бы солдат без единого выстрела
{{re|Пугачев|||
В сонном Яике мы могли уложить…
Долгие, долгие тяжкие года
Я учил в себе разуму зверя…
Завтра ж к утру будет ясная погода,
Знаешь? Люди ведь все со звериной душой, —
Сивым табуном проскачет хмарь.
Тот медведь, тот лиса, та волчица,
Слушай, ведь я из простого рода
А жизнь — это лес большой,
И сердцем такой же степной дикарь!
Где заря красным всадником мчится.
Я умею, на сутки и версты не трогаясь,
Нужно крепкие, крепкие иметь клыки.}}
Слушать бег ветра и твари шаг,
 
Оттого что в груди у меня, как в берлоге,
{{re|Караваев|||
Ворочается зверенышем теплым душа.
Да, да! Я тоже так думаю, Емельян…
И если б они у нас были,
Мне нравится запах травы, холодом подожженной,
То московские полки
И сентябрьского листолета протяжный свист.
Нас не бросали, как рыб, в Чаган.
Знаешь ли ты, что осенью медвежонок
Они б побоялись нас жать
Смотрит на луну,
И карать так легко и просто
Как на вьющийся в ветре лист?
За то, что в чаду мятежа
По луне его учит мать.
Убили мы двух прохвостов.}}
Мудрости своей звериной,
 
Чтобы смог он, дурашливый, знать
{{re|Пугачев|||
И призванье свое и имя.
Бедные, бедные мятежники!
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы цвели и шумели, как рожь.
Я значенье мое разгадал…
Ваши головы колосьями нежными
Раскачивал июльский дождь.
К а р а в а е в
Вы улыбались тварям…
{{ext|2|.................}}
Тебе ж недаром верят?
Послушай, да ведь это ж позор,
Чтоб мы этим поганым харям
П у г а ч е в
Не смогли отомстить до сих пор?
Разве это когда прощается,
Долгие, долгие тяжкие года
Чтоб с престола какая-то блядь
Я учил в себе разуму зверя…
Протягивала солдат, как пальцы,
Знаешь? Люди ведь все со звериной душой, -
Непокорную чернь умерщвлять!
Тот медведь, тот лиса, та волчица,
Нет, не могу, не могу!
А жизнь — это лес большой,
К черту султана с туретчиной,
Где заря красным всадником мчится.
Только на радость врагу
Нужно крепкие, крепкие иметь клыки.
Этот побег опрометчивый.
Нужно остаться здесь!
К а р а в а е в
Нужно остаться, остаться,
Чтобы вскипела месть
Да, да! Я тоже так думаю, Емельян…
Золотою пургой акаций,
И если б они у нас были,
Чтоб пролились ножи
То московские полки
Железными струями люто!
Нас не бросали, как рыб, в Чаган.
 
Они б побоялись нас жать
Слушай! Бросай сторожить,
И карать так легко и просто
Беги и буди весь хутор.}}
За то, что в чаду мятежа
 
Убили мы двух прохвостов.
{{poem-section|4. ПРОИСШЕСТВИЕ НА ТАЛОВОМ УМЕТЕ}}
 
П у г а ч е в
{{re|Оболяев|||
Что случилось? Что случилось? Что случилось?}}
Бедные, бедные мятежники!
 
Вы цвели и шумели, как рожь.
{{re|Пугачев|||
Ваши головы колосьями нежными
Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего страшного.
Раскачивал июльский дождь.
Там на улице жолклая сырость
Вы улыбались тварям…
Гонит туман, как стада барашковые.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
 
Послушай, да ведь это ж позор,
Мокрою цаплей по лужам полей бороздя,
Чтоб мы этим поганым харям
Ветер заставил все живое,
Не смогли отомстить до сих пор?
Как жаб по их гнездам, скрыться,
Разве это когда прощается,
И только порою,
Чтоб с престола какая-то блядь
Привязанная к нитке дождя,
Протягивала солдат, как пальцы,
Черным крестом в воздухе
Непокорную чернь умерщвлять!
Проболтнется шальная птица.
Нет, не могу, не могу!
Это осень, как старый оборванный монах,
К черту султана с туретчиной,
Пророчит кому-то о погибели веще.
Только на радость врагу
{{ext|2|...................}}
Этот побег опрометчивый.
Послушайте, для наших благ
Нужно остаться здесь!
Я придумал кой-что похлеще.}}
Нужно остаться, остаться,
 
Чтобы вскипела месть
{{re|Караваев|||
Золотою пургой акаций,
Да, да! Мы придумали кой-что похлеще.}}
Чтоб пролились ножи
 
Железными струями люто!
{{re|Пугачев|||
Знаете ли вы,
Слушай! Бросай сторожить,
Что по черни ныряет весть,
Беги и буди весь хутор.
Как по гребням волн лодка с парусом низким?
По-звериному любит мужик наш на корточки сесть
4. '''ПРОИСШЕСТВИЕ НА ТАЛОВОМ УМЕТЕ'''
И сосать эту весть, как коровьи большие сиськи.
От песков Джигильды до Алатыря
О б о л я е в
Эта весть о том,
Что какой-то жестокий поводырь
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
Мертвую тень императора
Ведет на российскую ширь.
П у г а ч е в
 
Эта тень с веревкой на шее безмясой,
Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего
Отвалившуюся челюсть теребя,
страшного.
Скрипящими ногами приплясывая,
Там на улице жолклая сырость
Идет отомстить за себя,
Гонит туман, как стада барашковые.
Идет отомстить Екатерине,
Подымая руку, как желтый кол,
Мокрою цаплей по лужам полей бороздя,
За то, что она с сообщниками своими,
Ветер заставил все живое,
Разбив белый кувшин
Как жаб по их гнездам, скрыться,
Головы его,
И только порою,
Взошла на престол.}}
Привязанная к нитке дождя,
 
Черным крестом в воздухе
{{re|Оболяев|||
Проболтнется шальная птица.
Это только веселая басня!
Это осень, как старый оборванный монах,
Ты, конечно, не за этим пришел,
Пророчит кому-то о погибели веще.
Чтоб рассказать ее нам?}}
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 
Послушайте, для наших благ
{{re|Пугачев|||
Я придумал кой-что похлеще.
Напрасно, напрасно, напрасно
Ты так думаешь, брат Степан.}}
К а р а в а е в
 
{{re|Караваев|||
Да, да! Мы придумали кой-что похлеще.
Да, да! По-моему, тоже напрасно.}}
 
П у г а ч е в
{{re|Пугачев|||
Разве важно, разве важно, разве важно,
Знаете ли вы,
Что мертвые не встают из могил?
Что по черни ныряет весть,
Но зато кой-где почву безвлажную
Как по гребням волн лодка с парусом низким?
Этот слух словно плугом взрыл.
По-звериному любит мужик наш на корточки сесть
Уже слышится благовест бунтов,
И сосать эту весть, как коровьи большие сиськи.
Рев крестьян оглашает зенит,
От песков Джигильды до Алатыря
И кустов деревянный табун
Эта весть о том,
Безлиственной ковкой звенит.
Что какой-то жестокий поводырь
Что ей Петр? — Злой и дикой ораве? —
Мертвую тень императора
Только камень желанного случая,
Ведет на российскую ширь.
Чтобы колья погромные правили
Над теми, кто грабил и мучил.
Эта тень с веревкой на шее безмясой,
Каждый платит за лепту лептою,
Отвалившуюся челюсть теребя,
Месть щенками кровавыми щенится.
Скрипящими ногами приплясывая,
Кто же скажет, что это свирепствуют
Идет отомстить за себя,
Бродяги и отщепенцы?
Идет отомстить Екатерине,
Это буйствуют россияне!
Подымая руку, как желтый кол,
Я ж хочу научить их под хохот сабль
За то, что она с сообщниками своими,
Обтянуть тот зловещий скелет парусами
Разбив белый кувшин
И пустить его по безводным степям,
Головы его,
Как корабль.
Взошла на престол.
 
А за ним
О б о л я е в
По курганам синим
Мы живых голов двинем бурливый флот.
Это только веселая басня!
{{ext|2|..................}}
Ты, конечно, не за этим пришел,
{{ext|2|..................}}
Чтоб рассказать ее нам?
Послушайте! Для всех отныне
Я — император Петр!}}
П у г а ч е в
 
{{re|Казаки|||
Напрасно, напрасно, напрасно
Как император?}}
Ты так думаешь, брат Степан.
 
{{re|Оболяев|||
К а р а в а е в
Он с ума сошел!}}
 
Да, да! По-моему, тоже напрасно.
{{re|Пугачев|||
Ха-ха-ха!
П у г а ч е в
Вас испугал могильщик,
Который, череп разложив как горшок,
Разве важно, разве важно, разве важно,
Варит из медных монет щи,
Что мертвые не встают из могил?
Чтоб похлебать в черный срок.
Но зато кой-где почву безвлажную
Я стращать мертвецом вас не стану,
Этот слух словно плугом взрыл.
Но должны ж вы, должны понять,
Уже слышится благовест бунтов,
Что этим кладбищенским планом
Рев крестьян оглашает зенит,
Мы подымем монгольскую рать!
И кустов деревянный табун
Нам мало того простолюдства,
Безлиственной ковкой звенит.
Которое в нашем краю,
Что ей Петр? — Злой и дикой ораве? -
Пусть калмык и башкирец бьются
Только камень желанного случая,
За бараньи костры средь юрт!}}
Чтобы колья погромные правили
 
Над теми, кто грабил и мучил.
{{re|Зарубин|||
Каждый платит за лепту лептою,
Это верно, это верно, это верно!
Месть щенками кровавыми щенится.
Кой нам черт умышлять побег?
Кто же скажет, что это свирепствуют
Лучше здесь всем им головы скверные
Бродяги и отщепенцы?
Обломать, как колеса с телег.
Это буйствуют россияне!
Будем крыть их ножами и матом,
Я ж хочу научить их под хохот сабль
Кто без сабли — так бей кирпичом!
Обтянуть тот зловещий скелет парусами
Да здравствует наш император,
И пустить его по безводным степям,
Емельян Иванович Пугачев!}}
Как корабль.
 
{{re|Пугачев|||
А за ним
Нет, нет, я для всех теперь
По курганам синим
Не Емельян, а Петр…}}
Мы живых голов двинем бурливый флот.
 
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
{{re|Караваев|||
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, да, не Емельян, а Петр…}}
Послушайте! Для всех отныне
 
Я — император Петр!
{{re|Пугачев|||
Братья, братья, ведь каждый зверь
К а з а к и
Любит шкуру свою и имя…
Тяжко, тяжко моей голове
Как император?
Опушать себя чуждым инеем.
Трудно сердцу светильником мести
О б о л я е в
Освещать корявые чащи.
Знайте, в мертвое имя влезть —
Он с ума сошел!
То же, что в гроб смердящий.
 
П у г а ч е в
Больно, больно мне быть Петром,
Когда кровь и душа Емельянова.
Ха-ха-ха!
Человек в этом мире не бревенчатый дом,
Вас испугал могильщик,
Не всегда перестроишь наново…
Который, череп разложив как горшок,
Но… к черту все это, к черту!
Варит из медных монет щи,
Прочь жалость телячьих нег!
Чтоб похлебать в черный срок.
Нынче ночью в половине четвертого
Я стращать мертвецом вас не стану,
НоМы должны ж вы,устроить должны понять,набег.}}
 
Что этим кладбищенским планом
{{poem-section|5. УРАЛЬСКИЙ КАТОРЖНИК}}
Мы подымем монгольскую рать!
 
Нам мало того простолюдства,
{{re|Хлопуша|||
Которое в нашем краю,
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Пусть калмык и башкирец бьются
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
За бараньи костры средь юрт!
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.
З а р у б и н
Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Это верно, это верно, это верно!
Слава ему! Пусть он даже не Петр!
Кой нам черт умышлять побег?
Чернь его любит за буйство и удаль.
Лучше здесь всем им головы скверные
Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
Обломать, как колеса с телег.
В солонце рыл глазами удачу,
Будем крыть их ножами и матом,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
Кто без сабли — так бей кирпичом!
И цепами дождя обволачивал.
Да здравствует наш император,
Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Емельян Иванович Пугачев!
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
П у г а ч е в
Рассветное роняла мне в рот молоко.
И холодное корявое вымя сквозь тьму
Нет, нет, я для всех теперь
Прижимал я, как хлеб, к истощенным векам.
Не Емельян, а Петр…
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.}}
К а р а в а е в
 
{{re|Зарубин|||
Да, да, не Емельян, а Петр…
Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!
Что тебе нужно в нашем лагере?
П у г а ч е в
Отчего глаза твои,
Как два цепных кобеля,
Братья, братья, ведь каждый зверь
Беспокойно ворочаются в соленой влаге?
Любит шкуру свою и имя…
Что пришел ты ему сообщить?
Тяжко, тяжко моей голове
Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?
Опушать себя чуждым инеем.
Прорубились ли в Азию бунтовщики?
Трудно сердцу светильником мести
Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?}}
Освещать корявые чащи.
 
Знайте, в мертвое имя влезть -
{{re|Хлопуша|||
То же, что в гроб смердящий.
Где он? Где? Неужель его нет?
Тяжелее, чем камни, я нес мою душу.
Больно, больно мне быть Петром,
Ах, давно, знать, забыли в этой стране
Когда кровь и душа Емельянова.
Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.
Человек в этом мире не бревенчатый дом,
Смейся, человек!
Не всегда перестроишь наново…
В ваш хмурый стан
Но… к черту все это, к черту!
Посылаются замечательные разведчики.
Прочь жалость телячьих нег!
Был я каторжник и арестант,
Нынче ночью в половине четвертого
Был убийца и фальшивомонетчик.
Мы устроить должны набег.
 
Но всегда ведь, всегда ведь, рано ли, поздно ли,
5. '''УРАЛЬСКИЙ КАТОРЖНИК'''
Расставляет расплата капканы терний.
Заковали в колодки и вырвали ноздри
Х л о п у ш а
Сыну крестьянина Тверской губернии.
'''
Десять лет —
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Понимаешь ли ты, десять лет? —
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
То острожничал я, то бродяжил.
Проведите, проведите меня к нему,
Это теплое мясо носил скелет
Я хочу видеть этого человека.
На общипку, как пух лебяжий.
Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
 
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Черта ль с того, что хотелось мне жить?
Слава ему! Пусть он даже не Петр!
Что жестокостью сердце устало хмуриться?
Чернь его любит за буйство и удаль.
Ах, дорогой мой,
Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
Для помещика мужик —
В солонце рыл глазами удачу,
Все равно что овца, что курица.
Ветер волосы мои, как солому, трепал
Ежедневно молясь на зари желтый гроб,
И цепами дождя обволачивал.
Кандалы я сосал голубыми руками…
Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдорп,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Как сорвавшийся лист,
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Взлетел ко мне в камеру…
Рассветное роняла мне в рот молоко.
«Слушай, каторжник!
И холодное корявое вымя сквозь тьму
(Так он сказал.)
Прижимал я, как хлеб, к истощенным векам.
Лишь тебе одному поверю я.
Проведите, проведите меня к нему,
Там в ковыльных просторах ревет гроза,
Я хочу видеть этого человека.'''
От которой дрожит вся империя,
Там какой-то пройдоха, мошенник и вор
З а р у б и н
Вздумал вздыбить Россию ордой грабителей,
И дворянские головы сечет топор —
Кто ты? Кто? Мы не знаем тебя!
Как березовые купола
Что тебе нужно в нашем лагере?
В лесной обители.
Отчего глаза твои,
Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож?
Как два цепных кобеля,
(Так он сказал, так он сказал мне.)
Беспокойно ворочаются в соленой влаге?
Вот за эту услугу ты свободу найдешь
Что пришел ты ему сообщить?
И в карманах зазвякает серебро, а не камни».
Злое ль, доброе ль светится из пасти вспурга?
 
Прорубились ли в Азию бунтовщики?
Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,
Иль как зайцы, бегут от Оренбурга?
Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.
Проведите ж, проведите меня к нему,
Х л о п у ш а
Я хочу видеть этого человека!}}
 
Где он? Где? Неужель его нет?
{{re|Зарубин|||
Тяжелее, чем камни, я нес мою душу.
Странный гость.}}
Ах, давно, знать, забыли в этой стране
 
Про отчаянного негодяя и жулика Хлопушу.
{{re|Подуров|||
Смейся, человек!
Подозрительный гость.}}
В ваш хмурый стан
 
Посылаются замечательные разведчики.
{{re|Зарубин|||
Был я каторжник и арестант,
Как мы можем тебе довериться?}}
Был убийца и фальшивомонетчик.
 
{{re|Подуров|||
Но всегда ведь, всегда ведь, рано ли, поздно ли,
Их немало, немало, за червонцев горсть
Расставляет расплата капканы терний.
Готовых пронзить его сердце.}}
Заковали в колодки и вырвали ноздри
 
Сыну крестьянина Тверской губернии.
{{re|Хлопуша|||
Десять лет -
Ха-ха-ха!
Понимаешь ли ты, десять лет? -
Это очень неглупо,
То острожничал я, то бродяжил.
Вы надежный и крепкий щит.
Это теплое мясо носил скелет
Только весь я до самого пупа —
На общипку, как пух лебяжий.
Местью вскормленный бунтовщик.
Каплет гноем смола прогорклая
Черта ль с того, что хотелось мне жить?
Из разодранных ребер изб.
Что жестокостью сердце устало хмуриться?
Завтра ж ночью я выбегу волком
Ах, дорогой мой,
Человеческое мясо грызть.
Для помещика мужик -
Все равно чтоведь, овцавсе равно ведь, чтовсе курица.равно ведь,
Не сожрешь — так сожрут тебя ж.
Ежедневно молясь на зари желтый гроб,
Нужно вечно держать наготове
Кандалы я сосал голубыми руками…
Эти руки для драки и краж.
Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдорп,
Верьте мне!
Как сорвавшийся лист,
Я пришел к вам как друг.
Взлетел ко мне в камеру…
Сердце радо в пурге расколоться,
«Слушай, каторжник!
Оттого, что без Хлопуши
(Так он сказал.)
Вам не взять Оренбург
Лишь тебе одному поверю я.
Даже с сотней лихих полководцев.}}
Там в ковыльных просторах ревет гроза,
 
От которой дрожит вся империя,
{{re|Зарубин|||
Там какой-то пройдоха, мошенник и вор
Так открой нам, открой, открой
Вздумал вздыбить Россию ордой грабителей,
Тот план, что в тебе хоронится.}}
И дворянские головы сечет топор -
 
Как березовые купола
{{re|Подуров|||
В лесной обители.
Мы сейчас же, сейчас же пошлем тебя в бой
Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож?
Командиром над нашей конницей.}}
(Так он сказал, так он сказал мне.)
 
Вот за эту услугу ты свободу найдешь
{{re|Хлопуша|||
И в карманах зазвякает серебро, а не камни».
Нет!
Хлопуша не станет виться.
Уж три ночи, три ночи, пробиваясь сквозь тьму,
У Хлопуши другая мысль.
Я ищу его лагерь, и спросить мне некого.
Он хотел бы, чтоб гневные лица
Проведите ж, проведите меня к нему,
Вместе с злобой умом налились.
Я хочу видеть этого человека!
Вы бесстрашны, как хищные звери,
Грозен лязг ваших битв и побед,
З а р у б и н
Но ведь все ж у вас нет артиллерии?
Но ведь все ж у вас пороху нет?
Странный гость.
 
Ах, в башке моей, словно в бочке,
П о д у р о в
Мозг, как спирт, хлебной едкостью лют.
Знаю я, за Сакмарой рабочие
Подозрительный гость.
Для помещиков пушки льют.
Там найдется и порох, и ядра,
З а р у б и н
И наводчиков зоркая рать,
Только надо сейчас же, не откладывая,
Как мы можем тебе довериться?
Всех крестьян в том краю взбунтовать.
Стыдно медлить здесь, стыдно медлить,
П о д у р о в
Гнев рабов — не кобылий фырк…
 
Их немало, немало, за червонцев горсть
Так давайте ж по липовой меди
Готовых пронзить его сердце.
Трахнем вместе к границам Уфы.}}
 
Х л о п у ш а
{{poem-section|6. В СТАНЕ ЗАРУБИНА}}
 
Ха-ха-ха!
{{re|Зарубин|||
Это очень неглупо,
Эй ты, люд честной да веселый,
Вы надежный и крепкий щит.
Забубенная трын-трава!
Только весь я до самого пупа -
Подружилась с твоими селами
Местью вскормленный бунтовщик.
Скуломордая татарва.
Каплет гноем смола прогорклая
Свищут кони, как вихри, по полю,
Из разодранных ребер изб.
Только взглянешь — и след простыл.
Завтра ж ночью я выбегу волком
Месяц, желтыми крыльями хлопая,
Человеческое мясо грызть.
Раздирает, как ястреб, кусты.
Все равно ведь, все равно ведь, все равно ведь,
Загляжусь я по ровной голи
Не сожрешь — так сожрут тебя ж.
В синью стынущие луга,
Нужно вечно держать наготове
Не березовая ль то Монголия?
Эти руки для драки и краж.
Не кибитки ль киргиз — стога?..
Верьте мне!
 
Я пришел к вам как друг.
Слушай, люд честной, слушай, слушай
Сердце радо в пурге расколоться,
Свой кочевнический пересвист!
Оттого, что без Хлопуши
Оренбург, осажденный Хлопушей,
Вам не взять Оренбург
Ест лягушек, мышей и крыс.
Даже с сотней лихих полководцев.
Треть страны уже в наших руках,
Треть страны мы как войско выставили.
З а р у б и н
Нынче ж в ночь потеряет враг
По Приволжью все склады и пристани.}}
Так открой нам, открой, открой
 
Тот план, что в тебе хоронится.
{{re|Шигаев|||
Стоп, Зарубин!
П о д у р о в
Ты, наверное, не слыхал,
Это видел не я…
Мы сейчас же, сейчас же пошлем тебя в бой
Другие…
Командиром над нашей конницей.
Многие…
Около Самары с пробитой башкой ольха,
Х л о п у ш а
Капая желтым мозгом,
Прихрамывает при дороге.
Нет!
Словно слепец, от ватаги своей отстав,
Хлопуша не станет виться.
С гнусавой и хриплой дрожью
У Хлопуши другая мысль.
В рваную шапку вороньего гнезда
Он хотел бы, чтоб гневные лица
Просит она на пропитанье
Вместе с злобой умом налились.
У проезжих и у прохожих.
Вы бесстрашны, как хищные звери,
Но никто ей не бросит даже камня.
Грозен лязг ваших битв и побед,
В испуге крестясь на звезду,
Но ведь все ж у вас нет артиллерии?
Все считают, что это страшное знамение,
Но ведь все ж у вас пороху нет?
Предвещающее беду.
Что-то будет.
Ах, в башке моей, словно в бочке,
Что-то должно случиться.
Мозг, как спирт, хлебной едкостью лют.
Говорят, наступит глад и мор,
Знаю я, за Сакмарой рабочие
По сту раз на лету будет склевывать птица
Для помещиков пушки льют.
Желудочное свое серебро.}}
Там найдется и порох, и ядра,
 
И наводчиков зоркая рать,
{{re|Торнов|||
Только надо сейчас же, не откладывая,
Да-да-да!
Всех крестьян в том краю взбунтовать.
Что-то будет!
Стыдно медлить здесь, стыдно медлить,
Повсюду
Гнев рабов — не кобылий фырк…
Воют слухи, как псы у ворот,
Дует в души суровому люду
Так давайте ж по липовой меди
Ветер сырью и вонью болот.
Трахнем вместе к границам Уфы.
Быть беде!
Быть великой потере!
6. '''В СТАНЕ ЗАРУБИНА'''
Знать, не зря с логовой стороны
Луны лошадиный череп
З а р у б и н
Каплет золотом сгнившей слюны.}}
 
Эй ты, люд честной да веселый,
{{re|Зарубин|||
Забубенная трын-трава!
Врете! Врете вы,
Подружилась с твоими селами
Нож вам в спины!
Скуломордая татарва.
С детства я не видал в глаза,
Свищут кони, как вихри, по полю,
Чтоб от этакой чертовщины
Только взглянешь — и след простыл.
Хуже бабы дрожал казак.}}
Месяц, желтыми крыльями хлопая,
 
Раздирает, как ястреб, кусты.
{{re|Шигаев|||
Загляжусь я по ровной голи
Не дрожим мы, ничуть не дрожим!
В синью стынущие луга,
Наша кровь — не башкирские хляби.
Не березовая ль то Монголия?
Сам ты знаешь ведь, чьи ножи
Не кибитки ль киргиз — стога?..
Пробивали дорогу в Челябинск.
Сам ты знаешь, кто брал Осу,
Слушай, люд честной, слушай, слушай
Кто разбил наголо Сарапуль.
Свой кочевнический пересвист!
Столько мух не сидело у тебя на носу,
Оренбург, осажденный Хлопушей,
Сколько пуль в наши спины вцарапали.
Ест лягушек, мышей и крыс.
В стужу ль, в сырость ли,
Треть страны уже в наших руках,
В ночь или днем —
Треть страны мы как войско выставили.
Мы всегда наготове к бою,
Нынче ж в ночь потеряет враг
И любой из нас больше дорожит конем,
По Приволжью все склады и пристани.
Чем разбойной своей головою.
Но кому-то грозится, грозится беда,
Ш и г а е в
И ее ль казаку не слышать?
Посмотри, вон сидит дымовая труба,
Стоп, Зарубин!
Как наездник, верхом на крыше.
Ты, наверное, не слыхал,
Вон другая, вон третья,
Это видел не я…
Не счесть их рыл
Другие…
С залихватской тоской остолопов,
Многие…
И весь дикий табун деревянных кобыл
Около Самары с пробитой башкой ольха,
Мчится, пылью клубя, галопом.
Капая желтым мозгом,
И куда ж он? Зачем он?
Прихрамывает при дороге.
Каких дорог
Словно слепец, от ватаги своей отстав,
Оголтелые всадники ищут?
С гнусавой и хриплой дрожью
Их стегает, стегает переполох
В рваную шапку вороньего гнезда
По стеклянным глазам кнутовищем.}}
Просит она на пропитанье
 
У проезжих и у прохожих.
{{re|Зарубин|||
Но никто ей не бросит даже камня.
Нет, нет, нет!
В испуге крестясь на звезду,
Ты не понял…
Все считают, что это страшное знамение,
То слышится звань,
Предвещающее беду.
Звань к оружью под каждой оконницей.
Что-то будет.
Знаю я, нынче ночью идет на Казань
Что-то должно случиться.
Емельян со свирепой конницей.
Говорят, наступит глад и мор,
Сам вчера, от восторга едва дыша,
По сту раз на лету будет склевывать птица
За горой в предрассветной мгле
Желудочное свое серебро.
Видел я, как тянулись за Черемшан
С артиллерией тысчи телег.
Т о р н о в
Как торжественно с хрипом колесным обоз
По дорожным камням грохотал.
Да-да-да!
Рев верблюдов сливался с блеянием коз
Что-то будет!
И с гортанною речью татар.}}
Повсюду
 
Воют слухи, как псы у ворот,
{{re|Торнов|||
Дует в души суровому люду
Что ж, мы верим, мы верим,
Ветер сырью и вонью болот.
Быть беде!может,
Как ты мыслишь, все так и есть;
Быть великой потере!
Голос гнева, с бедою схожий,
Знать, не зря с логовой стороны
Нас сзывает на страшную месть.
Луны лошадиный череп
Дай бог!
Каплет золотом сгнившей слюны.
Дай бог, чтоб так и сталось.}}
 
З а р у б и н
{{re|Зарубин|||
Верьте, верьте!
Врете! Врете вы,
НожЯ вам в спиныклянусь!
Не беда, а нежданная радость
С детства я не видал в глаза,
Упадет на мужицкую Русь.
Чтоб от этакой чертовщины
Вот вззвенел, словно сабли о панцири,
Хуже бабы дрожал казак.
Синий сумрак над ширью равнин.
Даже рощи —
Ш и г а е в
И те повстанцами
Подымают хоругви рябин.
Не дрожим мы, ничуть не дрожим!
Зреет, зреет веселая сеча.
Наша кровь — не башкирские хляби.
Взвоет в небо кровавый туман.
Сам ты знаешь ведь, чьи ножи
Гулом ядер и свистом картечи
Пробивали дорогу в Челябинск.
Будет завтра их крыть Емельян.
Сам ты знаешь, кто брал Осу,
И чтоб бунт наш гремел безысходней,
Кто разбил наголо Сарапуль.
Чтоб вконец не сосала тоска, —
Столько мух не сидело у тебя на носу,
Я сегодня ж пошлю вас, сегодня,
Сколько пуль в наши спины вцарапали.
На подмогу его войскам.}}
В стужу ль, в сырость ли,
 
В ночь или днем -
{{poem-section|7. ВЕТЕР КАЧАЕТ РОЖЬ}}
Мы всегда наготове к бою,
 
И любой из нас больше дорожит конем,
{{re|Чумаков|||
Чем разбойной своей головою.
Что это? Как это? Неужель мы разбиты?
Но кому-то грозится, грозится беда,
Сумрак голодной волчицей выбежал кровь зари лакать.
И ее ль казаку не слышать?
О эта ночь! Как могильные плиты,
Посмотри, вон сидит дымовая труба,
По небу тянутся каменные облака.
Как наездник, верхом на крыше.
Выйдешь в поле, зовешь, зовешь,
Вон другая, вон третья,
Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,
Не счесть их рыл
И глядишь и не видишь — то ли зыбится рожь,
С залихватской тоской остолопов,
То ли желтые полчища пляшущих скелетов.
И весь дикий табун деревянных кобыл
Нет, это не август, когда осыпаются овсы,
Мчится, пылью клубя, галопом.
Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.
И куда ж он? Зачем он?
Мертвые, мертвые, посмотрите, кругом мертвецы,
Каких дорог
Вон они хохочут, выплевывая сгнившие зубы.
Оголтелые всадники ищут?
Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,
Их стегает, стегает переполох
И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.
По стеклянным глазам кнутовищем.
Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,
Как осыпали саблями головы наши они.
З а р у б и н
 
Что это? Как это? Куда мы бежим?
Нет, нет, нет!
Сколько здесь нас в живых осталось?
Ты не понял…
От горящих деревень бьющий лапами в небо дым
То слышится звань,
Расстилает по земле наш позор и усталость.
Звань к оружью под каждой оконницей.
Лучше б было погибнуть нам там и лечь,
Знаю я, нынче ночью идет на Казань
Где кружит воронье беспокойным, зловещим свадьбищем,
Емельян со свирепой конницей.
Чем струить эти пальцы пятерками пылающих свеч,
Сам вчера, от восторга едва дыша,
Чем нести это тело с гробами надежд, как кладбище!}}
За горой в предрассветной мгле
 
Видел я, как тянулись за Черемшан
{{re|Бурнов|||
С артиллерией тысчи телег.
Нет! Ты не прав, ты не прав, ты не прав!
Как торжественно с хрипом колесным обоз
Я сейчас чувством жизни, как никогда, болен.
По дорожным камням грохотал.
Мне хотелось бы, как мальчишке, кувыркаться по золоту трав
Рев верблюдов сливался с блеянием коз
И сшибать черных галок с крестов голубых колоколен.
И с гортанною речью татар.
Все, что отдал я за свободу черни,
Я хотел бы вернуть и поверить снова,
Т о р н о в
Что вот эту луну,
Как керосиновую лампу в час вечерний,
Что ж, мы верим, мы верим,
Зажигает фонарщик из города Тамбова.
Быть может,
Я хотел бы поверить, что эти звезды — не звезды,
Как ты мыслишь, все так и есть;
Что это — желтые бабочки, летящие на лунное пламя…
Голос гнева, с бедою схожий,
Друг!..
Нас сзывает на страшную месть.
Зачем же мне в душу ты ропотом слезным
Дай бог!
Бросаешь, как в стекла часовни, камнем?}}
Дай бог, чтоб так и сталось.
 
{{re|Чумаков|||
З а р у б и н
Что жалеть тебе смрадную холодную душу —
Околевшего медвежонка в тесной берлоге?
Верьте, верьте!
Знаешь ли ты, что в Оренбурге зарезали Хлопушу?
Я вам клянусь!
Знаешь ли ты, что Зарубин в Табинском остроге?
Не беда, а нежданная радость
Наше войско разбито вконец Михельсоном,
Упадет на мужицкую Русь.
Калмыки и башкиры удрали к Аральску в Азию.
Вот вззвенел, словно сабли о панцири,
Не с того ли так жалобно
Синий сумрак над ширью равнин.
Суслики в поле притоптанном стонут,
Даже рощи -
Обрызгивая мертвые головы, как кленовые листья, грязью?
И те повстанцами
Гибель, гибель стучит по деревням в колотушку.
Подымают хоругви рябин.
Кто ж спасет нас? Кто даст нам укрыться?
Зреет, зреет веселая сеча.
Посмотри! Там опять, там опять за опушкой
Взвоет в небо кровавый туман.
В воздух крылья крестами бросают крикливые птицы.}}
Гулом ядер и свистом картечи
 
Будет завтра их крыть Емельян.
{{re|Бурнов|||
И чтоб бунт наш гремел безысходней,
Нет, нет, нет! Я совсем не хочу умереть!
Чтоб вконец не сосала тоска, -
Эти птицы напрасно над нами вьются.
Я сегодня ж пошлю вас, сегодня,
Я хочу снова отроком, отряхая с осинника медь,
На подмогу его войскам.
Подставлять ладони, как белые скользкие блюдца.
Как же смерть?
7. '''ВЕТЕР КАЧАЕТ РОЖЬ'''
Разве мысль эта в сердце поместится,
Когда в Пензенской губернии у меня есть свой дом?
Ч у м а к о в
Жалко солнышко мне, жалко месяц,
Жалко тополь над низким окном.
Что это? Как это? Неужель мы разбиты?
Только для живых ведь благословенны
Сумрак голодной волчицей выбежал кровь зари лакать.
Рощи, потоки, степи и зеленя.
О эта ночь! Как могильные плиты,
Слушай, плевать мне на всю вселенную,
По небу тянутся каменные облака.
Если завтра здесь не будет меня!
Выйдешь в поле, зовешь, зовешь,
Я хочу жить, жить, жить,
Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,
Жить до страха и боли!
И глядишь и не видишь — то ли зыбится рожь,
Хоть карманником, хоть золоторотцем,
То ли желтые полчища пляшущих скелетов.
Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Нет, это не август, когда осыпаются овсы,
Лишь бы слышать, как лягушки от восторга поют в колодце.
Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.
Яблоневым цветом брызжется душа моя белая,
Мертвые, мертвые, посмотрите, кругом мертвецы,
В синее пламя ветер глаза раздул.
Вон они хохочут, выплевывая сгнившие зубы.
Ради бога, научите меня,
Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,
Научите меня, и я что угодно сделаю,
И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.
Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!}}
Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,
 
Как осыпали саблями головы наши они.
{{re|Творогов|||
Стойте! Стойте!
Что это? Как это? Куда мы бежим?
Если б знал я, что вы не трусливы,
Сколько здесь нас в живых осталось?
То могли б мы спастись без труда.
От горящих деревень бьющий лапами в небо дым
Никому б не открыли наш заговор безъязыкие ивы,
Расстилает по земле наш позор и усталость.
Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда.
Лучше б было погибнуть нам там и лечь,
Не пугайтесь!
Где кружит воронье беспокойным, зловещим свадьбищем,
Не пугайтесь жестокого плана,
Чем струить эти пальцы пятерками пылающих свеч,
Это не тяжелее, чем хруст ломаемых в теле костей,
Чем нести это тело с гробами надежд, как кладбище!
Я хочу предложить вам:
Связать на заре Емельяна
Б у р н о в
И отдать его в руки грозящих нам смертью властей.}}
 
Нет! Ты не прав, ты не прав, ты не прав!
{{re|Чумаков|||
Я сейчас чувством жизни, как никогда, болен.
Как, Емельяна?}}
Мне хотелось бы, как мальчишке, кувыркаться по золоту трав
 
И сшибать черных галок с крестов голубых колоколен.
{{re|Бурнов|||
Все, что отдал я за свободу черни,
Нет! Нет! Нет!}}
Я хотел бы вернуть и поверить снова,
 
Что вот эту луну,
{{re|Творогов|||
Как керосиновую лампу в час вечерний,
Хе-хе-хе!
Зажигает фонарщик из города Тамбова.
Бы глупее, чем лошади!
Я хотел бы поверить, что эти звезды — не звезды,
Я уверен, что завтра ж,
Что это — желтые бабочки, летящие на лунное пламя…
Лишь золотом плюнет рассвет,
Друг!..
Вас развесят солдаты, как туш, на какой-нибудь площади,
Зачем же мне в душу ты ропотом слезным
И дурак тот, дурак, кто жалеть будет вас,
Бросаешь, как в стекла часовни, камнем?
Оттого что сами себе вы придумали тернии.
Только раз ведь живем мы, только раз!
Ч у м а к о в
Только раз светит юность, как месяц в родной губернии.
Слушай, слушай, есть дом у тебя на Суре,
Что жалеть тебе смрадную холодную душу -
Там в окно твое тополь стучится багряными листьями,
Околевшего медвежонка в тесной берлоге?
Словно хочет сказать он хозяину в хмурой октябрьской поре,
Знаешь ли ты, что в Оренбурге зарезали Хлопушу?
Что изранила его осень холодными меткими выстрелами.
Знаешь ли ты, что Зарубин в Табинском остроге?
Как же сможешь ты тополю помочь?
Наше войско разбито вконец Михельсоном,
Чем залечишь ты его деревянные раны?
Калмыки и башкиры удрали к Аральску в Азию.
Вот такая же жизни осенняя гулкая ночь
Не с того ли так жалобно
Общипала, как тополь зубами дождей, Емельяна.
Суслики в поле притоптанном стонут,
 
Обрызгивая мертвые головы, как кленовые листья, грязью?
Знаю, знаю, весной, когда лает вода,
Гибель, гибель стучит по деревням в колотушку.
Тополь снова покроется мягкой зеленой кожей.
Кто ж спасет нас? Кто даст нам укрыться?
Но уж старые листья на нем не взойдут никогда —
Посмотри! Там опять, там опять за опушкой
Их растащит зверье и потопчут прохожие.
В воздух крылья крестами бросают крикливые птицы.
 
Что мне в том, что сумеет Емельян скрыться в Азию?
Б у р н о в
Что, набравши кочевников, может снова удариться в бой?
Все равно ведь и новые листья падут и покроются грязью.
Нет, нет, нет! Я совсем не хочу умереть!
Слушай, слушай, мы старые листья с тобой!
Эти птицы напрасно над нами вьются.
Так чего ж нам качаться на голых корявых ветвях?
Я хочу снова отроком, отряхая с осинника медь,
Лучше оторваться и броситься в воздух кружиться,
Подставлять ладони, как белые скользкие блюдца.
Чем лежать и струить золотое гниенье в полях,
Как же смерть?
Тот, кто хочет за мной — в добрый час!
Разве мысль эта в сердце поместится,
Нам башка Емельяна — как челн
Когда в Пензенской губернии у меня есть свой дом?
Потопающим в дикой реке.
Жалко солнышко мне, жалко месяц,
 
Жалко тополь над низким окном.
Только для живыхраз ведь благословенныживем мы, только раз!
Только раз славит юность, как парус, луну вдалеке.}}
Рощи, потоки, степи и зеленя.
 
Слушай, плевать мне на всю вселенную,
{{poem-section|8. КОНЕЦ ПУГАЧЕВА}}
Если завтра здесь не будет меня!
 
Я хочу жить, жить, жить,
{{re|Пугачев|||
Жить до страха и боли!
Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!
Хоть карманником, хоть золоторотцем,
Кто сказал вам, что мы уничтожены?
Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Злые рты, как с протухшею пищей кошли,
Лишь бы слышать, как лягушки от восторга поют в колодце.
Зловонно рыгают бесстыдной ложью.
Яблоневым цветом брызжется душа моя белая,
Трижды проклят тот трус, негодяй и злодей,
В синее пламя ветер глаза раздул.
Кто сумел окормить вас такою дурью.
Ради бога, научите меня,
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
Научите меня, и я что угодно сделаю,
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.
Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!
Да, я знаю, я знаю, мы в страшной беде,
Но затем-то и злей над туманною вязью
Т в о р о г о в
Деревянными крыльями по каспийской воде
Наши лодки заплещут, как лебеди, в Азию.
Стойте! Стойте!
О Азия, Азия! Голубая страна,
Если б знал я, что вы не трусливы,
Обсыпанная солью, песком и известкой.
То могли б мы спастись без труда.
Там так медленно по небу едет луна,
Никому б не открыли наш заговор безъязыкие ивы,
Поскрипывая колесами, как киргиз с повозкой.
Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда.
Но зато кто бы знал, как бурливо и гордо
Не пугайтесь!
Скачут там шерстожелтые горные реки!
Не пугайтесь жестокого плана,
Не с того ли так свищут монгольские орды
Это не тяжелее, чем хруст ломаемых в теле костей,
Всем тем диким и злым, что сидит в человеке?
Я хочу предложить вам:
 
Связать на заре Емельяна
Уж давно я, давно я скрывал тоску
И отдать его в руки грозящих нам смертью властей.
Перебраться туда, к их кочующим станам,
Чтоб разящими волнами их сверкающих скул
Ч у м а к о в
Стать к преддверьям России, как тень Тамерлана.
Так какой же мошенник, прохвост и злодей
Как, Емельяна?
Окормил вас бесстыдной трусливой дурью?
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
Б у р н о в
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.}}
 
Нет! Нет! Нет!
{{re|Крямин|||
О смешной, о смешной, о смешной Емельян!
Т в о р о г о в
Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый;
Расплескалась удаль твоя по полям,
Хе-хе-хе!
Не вскипеть тебе больше ни в какой азиатчине.
Бы глупее, чем лошади!
Знаем мы, знаем твой монгольский народ,
Я уверен, что завтра ж,
Нам ли храбрость его неизвестна?
Лишь золотом плюнет рассвет,
Кто же первый, кто первый, как не этот сброд
Вас развесят солдаты, как туш, на какой-нибудь площади,
Под Сакмарой ударился в бегство?
И дурак тот, дурак, кто жалеть будет вас,
Как всегда, как всегда, эта дикая гнусь
Оттого что сами себе вы придумали тернии.
Выбирала для жертвы самых слабых и меньших,
Только раз ведь живем мы, только раз!
Только б грабить и жечь ей пограничную Русь
Только раз светит юность, как месяц в родной губернии.
Да привязывать к седлам добычей женщин.
Слушай, слушай, есть дом у тебя на Суре,
Ей всегда был приятней набег и разбой,
Там в окно твое тополь стучится багряными листьями,
Чем суровые походы с житейской хмурью.
Словно хочет сказать он хозяину в хмурой октябрьской поре,
{{ext|2|.....................}}
Что изранила его осень холодными меткими выстрелами.
Нет, мы больше не можем идти за тобой,
Как же сможешь ты тополю помочь?
Не хотим мы ни в Азию, ни на Каспий, ни в Гурьев.}}
Чем залечишь ты его деревянные раны?
 
Вот такая же жизни осенняя гулкая ночь
{{re|Пугачев|||
Общипала, как тополь зубами дождей, Емельяна.
Боже мой, что я слышу?
Казак, замолчи!
Знаю, знаю, весной, когда лает вода,
Я заткну твою глотку ножом иль выстрелом…
Тополь снова покроется мягкой зеленой кожей.
Неужели и вправду отзвенели мечи?
Но уж старые листья на нем не взойдут никогда -
Неужель это плата за все, что я выстрадал?
Их растащит зверье и потопчут прохожие.
Нет, нет, нет, не поверю, не может быть!
Не на то вы взрастали в степных станицах,
Что мне в том, что сумеет Емельян скрыться в Азию?
Никакие угрозы суровой судьбы
Что, набравши кочевников, может снова удариться в бой?
Не должны вас заставить смириться.
Все равно ведь и новые листья падут и покроются грязью.
Вы должны разжигать еще больше тот взвой,
Слушай, слушай, мы старые листья с тобой!
Когда ветер метелями с наших стран дул…
Так чего ж нам качаться на голых корявых ветвях?
 
Лучше оторваться и броситься в воздух кружиться,
Смело ж к Каспию! Смело за мной!
Чем лежать и струить золотое гниенье в полях,
Эй вы, сотники, слушать команду!}}
Тот, кто хочет за мной — в добрый час!
 
Нам башка Емельяна — как челн
{{re|Крямин|||
Потопающим в дикой реке.
Нет! Мы больше не слуги тебе!
Нас не взманит твое сумасбродство.
Только раз ведь живем мы, только раз!
Не хотим мы в ненужной и глупой борьбе
Только раз славит юность, как парус, луну вдалеке.
Лечь, как толпы других, по погостам.
Есть у сердца невзгоды и тайный страх
8. '''КОНЕЦ ПУГАЧЕВА'''
От кровавых раздоров и стонов.
Мы хотели б, как прежде, в родных хуторах
П у г а ч е в
Слушать шум тополей и кленов.
Есть у нас роковая зацепка за жизнь,
Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!
Что прочнее канатов и проволок…
Кто сказал вам, что мы уничтожены?
Не пора ли тебе, Емельян, сложить
Злые рты, как с протухшею пищей кошли,
Перед властью мятежную голову?!
Зловонно рыгают бесстыдной ложью.
 
Трижды проклят тот трус, негодяй и злодей,
Все равно то, что было, назад не вернешь,
Кто сумел окормить вас такою дурью.
Знать, недаром листвою октябрь заплакал…}}
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
 
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.
{{re|Пугачев|||
Да, я знаю, я знаю, мы в страшной беде,
Как? Измена?
Но затем-то и злей над туманною вязью
{{indent|5}}Измена?
Деревянными крыльями по каспийской воде
Ха-ха-ха!..
Наши лодки заплещут, как лебеди, в Азию.
{{indent|5}}Ну так что ж!
О Азия, Азия! Голубая страна,
Получай же награду свою, собака!}}
Обсыпанная солью, песком и известкой.
{{re||(Стреляет.)||}}
Там так медленно по небу едет луна,
 
Поскрипывая колесами, как киргиз с повозкой.
{{rem|Крямин падает мертвым. Казаки с криком обнажают сабли. Пугачев, отмахиваясь кинжалом, пятится к стене.}}
Но зато кто бы знал, как бурливо и гордо
 
Скачут там шерстожелтые горные реки!
{{re|Голоса|||
Не с того ли так свищут монгольские орды
Вяжите его! Вяжите!}}
Всем тем диким и злым, что сидит в человеке?
 
{{re|Творогов|||
Уж давно я, давно я скрывал тоску
Бейте! Бейте прямо саблей в морду!}}
Перебраться туда, к их кочующим станам,
 
Чтоб разящими волнами их сверкающих скул
{{re|Первый голос|||
Стать к преддверьям России, как тень Тамерлана.
Натерпелись мы этой прыти…}}
Так какой же мошенник, прохвост и злодей
 
Окормил вас бесстыдной трусливой дурью?
{{re|Второй голос|||
Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадей
Тащите его за бороду…}}
И попасть до рассвета со мною в Гурьев.
 
{{re|Пугачев|||
К р я м и н
… Дорогие мои… Хор-рошие…
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
О смешной, о смешной, о смешной Емельян!
Кто так страшно визжит и хохочет
Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый;
В придорожную грязь и сырость?
Расплескалась удаль твоя по полям,
Кто хихикает там исподтишка,
Не вскипеть тебе больше ни в какой азиатчине.
Злобно отплевываясь от солнца?
Знаем мы, знаем твой монгольский народ,
{{ext|2|................}}
Нам ли храбрость его неизвестна?
… Ах, это осень!
Кто же первый, кто первый, как не этот сброд
Это осень вытряхивает из мешка
Под Сакмарой ударился в бегство?
Чеканенные сентябрем червонцы.
Как всегда, как всегда, эта дикая гнусь
Да! Погиб я!
Выбирала для жертвы самых слабых и меньших,
Приходит час…
Только б грабить и жечь ей пограничную Русь
Мозг, как воск, каплет глухо, глухо…
Да привязывать к седлам добычей женщин.
… Это она!
Ей всегда был приятней набег и разбой,
Это она подкупила вас,
Чем суровые походы с житейской хмурью.
Злая и подлая оборванная старуха.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это она, она, она,
Нет, мы больше не можем идти за тобой,
Разметав свои волосы зарею зыбкой,
Не хотим мы ни в Азию, ни на Каспий, ни в Гурьев.
Хочет, чтоб сгибла родная страна
Под ее невеселой холодной улыбкой.}}
П у г а ч е в
 
{{re|Творогов|||
Боже мой, что я слышу?
Ну, рехнулся… чего ж глазеть?
Казак, замолчи!
Вяжите!
Я заткну твою глотку ножом иль выстрелом…
Чай, не выбьет стены головою.
Неужели и вправду отзвенели мечи?
Слава богу! конец его зверской резне,
Неужель это плата за все, что я выстрадал?
Конец его злобному волчьему вою.
Нет, нет, нет, не поверю, не может быть!
Будет ярче гореть теперь осени медь,
Не на то вы взрастали в степных станицах,
Мак зари черпаками ветров не выхлестать.
Никакие угрозы суровой судьбы
Торопитесь же!
Не должны вас заставить смириться.
Нужно скорей поспеть
Вы должны разжигать еще больше тот взвой,
Передать его в руки правительства.}}
Когда ветер метелями с наших стран дул…
 
{{re|Пугачев|||
Смело ж к Каспию! Смело за мной!
Где ж ты? Где ж ты, былая мощь?
Эй вы, сотники, слушать команду!
Хочешь встать — и рукою не можешь двинуться!
Юность, юность! Как майская ночь,
К р я м и н
Отзвенела ты черемухой в степной провинции.
Вот всплывает, всплывает синь ночная над Доном,
Нет! Мы больше не слуги тебе!
Тянет мягкою гарью с сухих перелесиц.
Нас не взманит твое сумасбродство.
Золотою известкой над низеньким домом
Не хотим мы в ненужной и глупой борьбе
Брызжет широкий и теплый месяц.
Лечь, как толпы других, по погостам.
Где-то хрипло и нехотя кукарекнет петух,
Есть у сердца невзгоды и тайный страх
В рваные ноздри пылью чихнет околица,
От кровавых раздоров и стонов.
И все дальше, все дальше, встревоживши сонный луг,
Мы хотели б, как прежде, в родных хуторах
Бежит колокольчик, пока за горой не расколется.
Слушать шум тополей и кленов.
Боже мой!
Есть у нас роковая зацепка за жизнь,
Неужели пришла пора?
Что прочнее канатов и проволок…
Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?
Не пора ли тебе, Емельян, сложить
А казалось… казалось еще вчера…
Перед властью мятежную голову?!
Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…}}
{{poem-off|март-август 1921}}
Все равно то, что было, назад не вернешь,
 
Знать, недаром листвою октябрь заплакал…
[[Категория:Поэзия Сергея Александровича Есенина]]
[[Категория:Русская поэзия, крупные формы]]
П у г а ч е в
[[Категория:Литература 1921 года]]
Как? Измена?
Измена?
Ха-ха-ха!..
Ну так что ж!
Получай же награду свою, собака!
(Стреляет.)
Крямин падает мертвым. Казаки с криком обнажают сабли.
Пугачев, отмахиваясь кинжалов, пятится к стене.
Г о л о с а
Вяжите его! Вяжите!
Т в о р о г о в
Бейте! Бейте прямо саблей в морду!
П е р в ы й г о л о с
Натерпелись мы этой прыти…
В т о р о й г о л о с
Тащите его за бороду…
П у г а ч е в
… Дорогие мои… Хор-рошие…
Что случилось? Что случилось? Что случилось?
Кто так страшно визжит и хохочет
В придорожную грязь и сырость?
Кто хихикает там исподтишка,
Злобно отплевываясь от солнца?
. . . . . . . . . . . . . . . .
… Ах, это осень!
Это осень вытряхивает из мешка
Чеканенные сентябрем червонцы.
Да! Погиб я!
Приходит час…
Мозг, как воск, каплет глухо, глухо…
… Это она!
Это она подкупила вас,
Злая и подлая оборванная старуха.
Это она, она, она,
Разметав свои волосы зарею зыбкой,
Хочет, чтоб сгибла родная страна
Под ее невеселой холодной улыбкой.
Т в о р о г о в
Ну, рехнулся… чего ж глазеть?
Вяжите!
Чай, не выбьет стены головою.
Слава богу! конец его зверской резне,
Конец его злобному волчьему вою.
Будет ярче гореть теперь осени медь,
Мак зари черпаками ветров не выхлестать.
Торопитесь же!
Нужно скорей поспеть
Передать его в руки правительства.
П у г а ч е в
Где ж ты? Где ж ты, былая мощь?
Хочешь встать — и рукою не можешь двинуться!
Юность, юность! Как майская ночь,
Отзвенела ты черемухой в степной провинции.
Вот всплывает, всплывает синь ночная над Доном,
Тянет мягкою гарью с сухих перелесиц.
Золотою известкой над низеньким домом
Брызжет широкий и теплый месяц.
Где-то хрипло и нехотя кукарекнет петух,
В рваные ноздри пылью чихнет околица,
И все дальше, все дальше, встревоживши сонный луг,
Бежит колокольчик, пока за горой не расколется.
Боже мой!
Неужели пришла пора?
Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?
А казалось… казалось еще вчера…
Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…
март-август 1921<poem>
Источник — https://ru.wikisource.org/wiki/Пугачёв_(Есенин)