Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 3, 1863.pdf/344: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
заливка совр.орф. {{ВАР}} *** существующий текст перезаписан ***
м Бот: автоматизированная замена текста (-(-->\|<!--.*?)\b([Кк]ак)бы\b +\1\2 бы)
 
Тело страницы (будет включаться):Тело страницы (будет включаться):
Строка 2: Строка 2:
|что зрѣніе и зримое нуждаются? — Какъ? — Пусть въ очахъ будетъ зрѣніе, и имѣющій его желалъ бы воспользоваться имъ: но хотя бы очамъ и присущи были цвѣта{{гравис}}, — если не привзойдетъ третій, особенно къ тому назначенный родъ, — {{pl|507|E}} зрѣніе, знаешь, ничего не увидитъ, и цвѣта{{гравис}} останутся незримыми. — О чемъ же это говоришь ты? спросилъ онъ. — О томъ именно, что{{гравис}} ты называешь свѣтомъ, отвѣчалъ я. — Справедливо, сказалъ онъ. — Стало-быть, немаловажна идея — чувство зрѣнія и сила быть зримымъ: {{так в тексте|онѣ}} сочетались<ref>''Они сочетались'', разумѣется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрѣніе и свѣтъ. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не къ свѣту, а къ предмету, имѣющему способность быть видимымъ.</ref> такимъ {{pl|508}} союзомъ, который цѣннѣе другихъ союзовъ, если только свѣтъ можетъ быть оцѣняемъ. — Конечно, далеко не можетъ, сказалъ онъ. — Такъ кого же изъ небесныхъ боговъ признаешь ты господствующею причиною, по которой свѣтъ дѣлаетъ то, что зрѣніе у насъ прекрасно видитъ, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другіе, сказалъ онъ: явно, что спрашиваешь о солнцѣ. — Не прирождено ли<ref>''Не прирождено ли'', ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то-есть не условливается ли наше зрѣніе этимъ богомъ?</ref> наше зрѣніе къ этому богу? — Какъ? — Солнце не есть ни зрѣніе само по себѣ, ни то, въ чемъ оно находится, и что мы называемъ глазомъ. — Конечно нѣтъ. — Глазъ есть только солнцеобразнѣйшее, думаю, {{pl|508|B}} изъ чувственныхъ орудій. — И очень. — Такъ и сила, которую имѣетъ это орудіе, не получается ли {{так в тексте|какбы}} хранящаяся въ немъ, въ видѣ истеченія? — Безъ сомнѣнія. — Слѣдовательно, и солнце, хотя оно не зрѣніе, не есть ли причина зрѣнія, которымъ само усматривается? — Такъ, сказалъ онъ. — Полагай же, примолвилъ я, что это-то называется у меня порожденіемъ блага, поколику оно родило подобное себѣ благо. Что значитъ {{pl|508|C}} самое благо въ мѣстѣ мыслимомъ по отношенію къ уму и къ умосозерцаемому: то же значитъ и солнце въ мѣстѣ видимомъ по отношенію къ зрѣнію и къ зримому. — Какъ? спросилъ онъ; раскрой мнѣ это. — Глаза, продолжалъ я, когда направляютъ ихъ<!--
|что зрѣніе и зримое нуждаются? — Какъ? — Пусть въ очахъ будетъ зрѣніе, и имѣющій его желалъ бы воспользоваться имъ: но хотя бы очамъ и присущи были цвѣта{{гравис}}, — если не привзойдетъ третій, особенно къ тому назначенный родъ, — {{pl|507|E}} зрѣніе, знаешь, ничего не увидитъ, и цвѣта{{гравис}} останутся незримыми. — О чемъ же это говоришь ты? спросилъ онъ. — О томъ именно, что{{гравис}} ты называешь свѣтомъ, отвѣчалъ я. — Справедливо, сказалъ онъ. — Стало-быть, немаловажна идея — чувство зрѣнія и сила быть зримымъ: {{так в тексте|онѣ}} сочетались<ref>''Они сочетались'', разумѣется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрѣніе и свѣтъ. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не къ свѣту, а къ предмету, имѣющему способность быть видимымъ.</ref> такимъ {{pl|508}} союзомъ, который цѣннѣе другихъ союзовъ, если только свѣтъ можетъ быть оцѣняемъ. — Конечно, далеко не можетъ, сказалъ онъ. — Такъ кого же изъ небесныхъ боговъ признаешь ты господствующею причиною, по которой свѣтъ дѣлаетъ то, что зрѣніе у насъ прекрасно видитъ, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другіе, сказалъ онъ: явно, что спрашиваешь о солнцѣ. — Не прирождено ли<ref>''Не прирождено ли'', ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то-есть не условливается ли наше зрѣніе этимъ богомъ?</ref> наше зрѣніе къ этому богу? — Какъ? — Солнце не есть ни зрѣніе само по себѣ, ни то, въ чемъ оно находится, и что мы называемъ глазомъ. — Конечно нѣтъ. — Глазъ есть только солнцеобразнѣйшее, думаю, {{pl|508|B}} изъ чувственныхъ орудій. — И очень. — Такъ и сила, которую имѣетъ это орудіе, не получается ли {{так в тексте|какбы}} хранящаяся въ немъ, въ видѣ истеченія? — Безъ сомнѣнія. — Слѣдовательно, и солнце, хотя оно не зрѣніе, не есть ли причина зрѣнія, которымъ само усматривается? — Такъ, сказалъ онъ. — Полагай же, примолвилъ я, что это-то называется у меня порожденіемъ блага, поколику оно родило подобное себѣ благо. Что значитъ {{pl|508|C}} самое благо въ мѣстѣ мыслимомъ по отношенію къ уму и къ умосозерцаемому: то же значитъ и солнце въ мѣстѣ видимомъ по отношенію къ зрѣнію и къ зримому. — Какъ? спросилъ онъ; раскрой мнѣ это. — Глаза, продолжалъ я, когда направляютъ ихъ<!--
-->|<!--
-->|<!--
-->что зрение и зримое нуждаются? — Как? — Пусть в очах будет зрение, и имеющий его желал бы воспользоваться им: но хотя бы очам и присущи были цвета{{гравис}}, — если не привзойдет третий, особенно к тому назначенный род, — {{pl|507|E}} зрение, знаешь, ничего не увидит, и цвета{{гравис}} останутся незримыми. — О чём же это говоришь ты? спросил он. — О том именно, что{{гравис}} ты называешь светом, отвечал я. — Справедливо, сказал он. — Стало быть, немаловажна идея — чувство зрения и сила быть зримым: они сочетались<ref>''Они сочетались'', разумеется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрение и свет. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не к свету, а к предмету, имеющему способность быть видимым.</ref> таким {{pl|508}} союзом, который ценнее других союзов, если только свет может быть оценяем. — Конечно, далеко не может, сказал он. — Так кого же из небесных богов признаешь ты господствующею причиною, по которой свет делает то, что зрение у нас прекрасно видит, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другие, сказал он: явно, что спрашиваешь о солнце. — Не прирождено ли<ref>''Не прирождено ли'', ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то есть не условливается ли наше зрение этим богом?</ref> наше зрение к этому богу? — Как? — Солнце не есть ни зрение само по себе, ни то, в чём оно находится, и что мы называем глазом. — Конечно нет. — Глаз есть только солнцеобразнейшее, думаю, {{pl|508|B}} из чувственных орудий. — И очень. — Так и сила, которую имеет это орудие, не получается ли какбы хранящаяся в нём, в виде истечения? — Без сомнения. — Следовательно, и солнце, хотя оно не зрение, не есть ли причина зрения, которым само усматривается? — Так, сказал он. — Полагай же, примолвил я, что это-то называется у меня порождением блага, поколику оно родило подобное себе благо. Что значит {{pl|508|C}} самое благо в месте мыслимом по отношению к уму и к умосозерцаемому: то же значит и солнце в месте видимом по отношению к зрению и к зримому. — Как? спросил он; раскрой мне это. — Глаза, продолжал я, когда направляют их}}<section end="Книга шестая" />
-->что зрение и зримое нуждаются? — Как? — Пусть в очах будет зрение, и имеющий его желал бы воспользоваться им: но хотя бы очам и присущи были цвета{{гравис}}, — если не привзойдет третий, особенно к тому назначенный род, — {{pl|507|E}} зрение, знаешь, ничего не увидит, и цвета{{гравис}} останутся незримыми. — О чём же это говоришь ты? спросил он. — О том именно, что{{гравис}} ты называешь светом, отвечал я. — Справедливо, сказал он. — Стало быть, немаловажна идея — чувство зрения и сила быть зримым: они сочетались<ref>''Они сочетались'', разумеется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрение и свет. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не к свету, а к предмету, имеющему способность быть видимым.</ref> таким {{pl|508}} союзом, который ценнее других союзов, если только свет может быть оценяем. — Конечно, далеко не может, сказал он. — Так кого же из небесных богов признаешь ты господствующею причиною, по которой свет делает то, что зрение у нас прекрасно видит, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другие, сказал он: явно, что спрашиваешь о солнце. — Не прирождено ли<ref>''Не прирождено ли'', ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то есть не условливается ли наше зрение этим богом?</ref> наше зрение к этому богу? — Как? — Солнце не есть ни зрение само по себе, ни то, в чём оно находится, и что мы называем глазом. — Конечно нет. — Глаз есть только солнцеобразнейшее, думаю, {{pl|508|B}} из чувственных орудий. — И очень. — Так и сила, которую имеет это орудие, не получается ли как бы хранящаяся в нём, в виде истечения? — Без сомнения. — Следовательно, и солнце, хотя оно не зрение, не есть ли причина зрения, которым само усматривается? — Так, сказал он. — Полагай же, примолвил я, что это-то называется у меня порождением блага, поколику оно родило подобное себе благо. Что значит {{pl|508|C}} самое благо в месте мыслимом по отношению к уму и к умосозерцаемому: то же значит и солнце в месте видимом по отношению к зрению и к зримому. — Как? спросил он; раскрой мне это. — Глаза, продолжал я, когда направляют их}}<section end="Книга шестая" />


{{bar}}{{bar}}
{{bar}}{{bar}}