Сон Попова (А. К. Толстой): различия между версиями

| СОДЕРЖАНИЕ = [[Алексей Константинович Толстой#Сатирические и юмористические стихотворения|Сатирические и юмористические стихотворения]]

| ИСТОЧНИК = {{А. К. Толстой:СС-1981|1|4}}

| ДАТАСОЗДАНИЯ = Лето 1873

| ДАТАПУБЛИКАЦИИ =

}}

 

{{v|Сон Попова|{{poem-section|1}}

Приснился раз, Бог весть с какой причины,

Советнику Попову странный сон:

Темляк на шпаге; всё по циркуляру —

Лишь панталон забыл надеть он пару.

{{poem-section|2}}

И надо же случиться на беду,

Что он тогда лишь свой заметил промах,

Его увидеть могут на пути —

«Нет,— он решил,— нет, мне нельзя уйти!

{{poem-section|3}}

А вот я лучше что-нибудь придвину

И скрою тем досадный мой изъян;

«Эх,— думает,— недурно ведь, канальство!

Теперь пусть входит высшее начальство!»

{{poem-section|4}}

Меж тем тесней всё становился круг

Особ чиновных, чающих карьеры;

И экзекутор рысью через зал,

Придерживая шпагу, пробежал.

{{poem-section|5}}

Вошёл министр. Он видный был мужчина,

Изящных форм, с приветливым лицом,

Всё зло у нас от глупых форм избытка,

Я ж века сын — так вот на мне визитка!

{{poem-section|6}}

Не ускользнул сей либеральный взгляд

И в самом сне от зоркости Попова.

Свободное, простое что-то в нём!

Кто знает? Что ж? Быть может! Подождём!»

{{poem-section|7}}

Министр меж тем стан изгибал приятно:

«Всех, господа, всех вас благодарю!

Мой идеал полнейшая свобода —

Мне цель народ — и я слуга народа!

{{poem-section|8}}

Прошло у нас то время, господа,—

Могу сказать: печальное то время,—

В известном смысле сгладить все следы

И, так сказать, вручить ему бразды.

{{poem-section|9}}

Искать себе не будем идеала,

Ни основных общественных начал

Законность есть народное стесненье,

Гнуснейшее меж всеми преступленье!

{{poem-section|10}}

Нет, господа! России предстоит,

Соединив прошедшее с грядущим,

Открыть родник взаимного труда.

Надеюсь, вам понятно, господа?»

{{poem-section|11}}

Раздался в зале шёпот одобренья,

Министр поклоном лёгким отвечал,

Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!

Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»

{{poem-section|12}}

Стоял в углу, плюгав и одинок,

Какой-то там коллежский регистратор.

Что вы сказали? Всё болит живот?

Ах, как мне жаль! Но ничего, пройдёт!»

{{poem-section|13}}

Переходя налево и направо,

Свои министр так перлы расточал;

Который, скрыт экраном лишь по пояс,

Исхода ждал, немного беспокоясь.

{{poem-section|14}}

«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!

Так, так и есть! Его мы точность знаем!

Увидеть ваши ноги. Да, да, да!

Я вас прошу, пожалуйте сюда!»

{{poem-section|15}}

Колеблясь меж надежды и сомненья:

Как на его посмотрят туалет,

И на чертах изящно-благородных

Гнев выразил ревнитель прав народных.

{{poem-section|16}}

«Что это значит? Где вы рождены?

В Шотландии? Как вам пришла охота

Изобразить? Иль, Боже упаси,

Собой бюджет представить на Руси?»

{{poem-section|17}}

И был министр ещё во гневе краше,

Чем в милости. Чреватый от громов

Я не сымал… Свидетели курьеры,

Я прямо так приехал из квартеры!»

{{poem-section|18}}

«Вы, милостивый, смели, государь,

Приехать так? Ко мне? На поздравленье?

Советник Тит Евсеев сын Попов

Все ниспровергнуть власти был готов.

{{poem-section|19}}

Но, строгому благодаря надзору

Такого-то министра — имярек<ref>''Имярек'' — по имени. В официальных бумагах это слово указывало место, где нужно вставить чьё-нибудь имя.</ref> —

Дерзнувший снять публично панталоны,

Да поразят преступника законы!

{{poem-section|20}}

Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,

По делу выйти может послабленье,

Советник Тит Евсеев сын Попов

Все ниспровергнуть власти был готов.

{{poem-section|21}}

Он поступил законам так противно,

На общество так явно поднял меч,

Чтоб мысли там внушить ему иные.

Затем ура! Да здравствует Россия!»

{{poem-section|22}}

Министр кивнул мизинцем. Сторожа

Внезапно взяли под руки Попова.

Стоит, на вид весьма красивый, дом,

Своим известный праведным судом.

{{poem-section|23}}

Чиновник по особым порученьям,

Который их до места проводил,

Мальтийский крест и множество медалей,

И в душу взор его влезал всё далей!

{{poem-section|24}}

В каком полку он некогда служил,

В каких боях отличен был как воин,

С улыбкой указал ему на стул

И в комнату соседнюю скользнул.

{{poem-section|25}}

Один оставшись в небольшой гостиной,

Попов стал думать о своей судьбе:

Чтобы меня кто в этом виде встретил,

И как швейцар проклятый не заметил!»

{{poem-section|26}}

Но дверь отверзлась, и явился в ней

С лицом почтенным, грустию покрытым,

И про себя шептал: «Так! Это он!

Таким он был едва лишь из пелён!

{{poem-section|27}}

О юноша!— он продолжал, вздыхая

(Попову было с лишком сорок лет),—

Когда б она досель была к вам близко,

Вы б не упали нравственно так низко!

{{poem-section|28}}

Но, юный друг, для набожных сердец

К отверженным не может быть презренья,

Откройтесь мне, равно как на духу:

Что привело вас к этому греху?

{{poem-section|29}}

Конечно, вы пришли к нему не сами,

Характер ваш невинен, чист и прям!

Кто вольнодумцы? Всех их назовите

И собственную участь облегчите!

{{poem-section|30}}

Что слышу я? Ни слова? Иль пустить

Уже успело корни в вас упорство?

В последний раз: хотите ли всю рать

Завлёкших вас сообщников назвать?»

{{poem-section|31}}

К нему Попов достойно и наивно:

«Я, господин полковник, я бы вам

И чем бы там меня вы ни пугали —

Другие мне, клянусь, не помогали!»

{{poem-section|32}}

«Не мудрствуйте, надменный санкюлот!<ref>''Санкюлот'' — презрительная кличка, данная в годы французской революции XVIII в. революционерам-якобинцам, которые носили длинные брюки, а не аристократические короткие штаны до колен (culotte). Впоследствии в публицистике слово „санкюлот“ употреблялось в смысле революционно настроенный человек.</ref>

Свою вину не умножайте ложью!

Но дружбу вы чтоб ведали мою,

Одуматься я время вам даю!

{{poem-section|33}}

Здесь, на столе, смотрите, вам готово

Достаточно бумаги и чернил:

Пошёл строчить (как люди в страхе гадки!)

Имён невинных многие десятки!

{{poem-section|34}}

Явились тут на нескольких листах:

Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,

Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,

Бурдюк-Лишай — и множество других.

{{poem-section|35}}

Попов строчил сплеча и без оглядки,

Попались в список лучшие друзья;

Что, прочитав, и сам он ужаснулся,

Вскричал: фуй! фуй! задрыгал — и проснулся.

{{poem-section|36}}

Небесный свод сиял так юн и нов,

Весенний день глядел в окно так весел,

Одним скачком покинул он кровать

И начал их в восторге надевать.

{{poem-section|37}}

«То был лишь сон! О, счастие! о, радость!

Моя душа, как этот день, ясна!

Страженко цел, и братья Шулаковы

Постыдно мной не ввержены в оковы!»

{{poem-section|38}}

Но ты, никак, читатель, восстаёшь

На мой рассказ? Твоё я слышу мненье:

Что, мол, такой-то — встречен без штанов,

Так уж и власти свергнуть он готов?

{{poem-section|39}}

И где такие виданы министры?

Кто так из них толпе кадить бы мог?

Быть может, их во Франции немало,

Но на Руси их нет и не бывало!

{{poem-section|40}}

И что это, помилуйте, за дом,

Куда Попов отправлен в наказанье?

Своей страны обычаев и лиц,

Встречаемое только у девиц.

{{poem-section|41}}

А наконец, и самое вступленье:

Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,

Забыться может галстук, орден, пряжка<ref>''Пряжка'' — нагрудный знак, выдававшийся за усердие, непорочную службу и пр.</ref> —

Но пара брюк — нет, это уж натяжка!

{{poem-section|42}}

И мог ли он так ехать? Мог ли в зал

Войти, одет как древние герои?

 

{{Примечания}}

 

[[Категория:Поэзия Алексея Константиновича Толстого]]