Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 3, 1863.pdf/502: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
м Бот: автоматизированная замена текста (-\b([Мм])нѣнье +\1нѣніе)
м →‎top: орфография, replaced: то есть → то-есть (2), ё → е, чѣмъ → чемъ
Тело страницы (будет включаться):Тело страницы (будет включаться):
Строка 1: Строка 1:
<section begin="Книга десятая" /><!-- {{pl|602}}{{pl|602|B}}{{pl|602|C}} -->{{перенос2|принужден|ный}} слушать его, будетъ имѣть правую веру, что именно въ этомъ состоитъ хорошѣе и худое свойство вещи, а пользующійся будетъ имѣть знаніе. — Конечно. — Подражатель же изъ употребленія почерпнетъ знаніе ли о томъ, что пишетъ, — прекрасно, то есть, это и правильно, или нѣтъ, — или правильное мнѣніе, получаемое чрезъ необходимое обращеніе съ тѣмъ, кто знаетъ, и чрезъ выслушиваніе его приказаній, какъ надобно писать? — Ни того ни другаго. — Слѣдовательно, подражатель, относительно хорошего и худаго свойства вещи, не будетъ ни знать, ни правильно думать о томъ, чему подражаетъ. — Походитъ, что нѣтъ. — Любезенъ же въ своемъ дѣлѣ подражатель — по мудрости относительно къ тому, что онъ дѣлаетъ — Не очень. — Вѣдь онъ будетъ подражать-то, конечно, имѣя въ виду не знаніе каждой вещи, почему она дурна, или полезна; его подражаніе направится, какъ видно, къ тому, что кажется прекраснымъ невѣжественной толпѣ. — К чему же другому? — Итакъ, въ этомъ, какъ теперь открывается, мы согласились достаточно, что, то есть, во-первыхъ, подражатель не знаетъ ничего, какъ должно, чему подражаетъ, и подражаніе есть какая-то забава, а не серьёзное упражненіе; во-вторыхъ, все, занимающіеся трагическою поэзіей и пишущіе ямбами и героическими стихами, суть, сколько можно болѣе, подражатели. — Конечно.—
<section begin="Книга десятая" /><!-- {{pl|602}}{{pl|602|B}}{{pl|602|C}} -->{{перенос2|принужден|ный}} слушать его, будетъ имѣть правую веру, что именно въ этомъ состоитъ хорошѣе и худое свойство вещи, а пользующійся будетъ имѣть знаніе. — Конечно. — Подражатель же изъ употребленія почерпнетъ знаніе ли о томъ, что пишетъ, — прекрасно, то-есть, это и правильно, или нѣтъ, — или правильное мнѣніе, получаемое чрезъ необходимое обращеніе съ тѣмъ, кто знаетъ, и чрезъ выслушиваніе его приказаній, какъ надобно писать? — Ни того ни другаго. — Слѣдовательно, подражатель, относительно хорошего и худаго свойства вещи, не будетъ ни знать, ни правильно думать о томъ, чему подражаетъ. — Походитъ, что нѣтъ. — Любезенъ же въ своемъ дѣлѣ подражатель — по мудрости относительно къ тому, что онъ дѣлаетъ — Не очень. — Вѣдь онъ будетъ подражать-то, конечно, имѣя въ виду не знаніе каждой вещи, почему она дурна, или полезна; его подражаніе направится, какъ видно, къ тому, что кажется прекраснымъ невѣжественной толпѣ. — К чему же другому? — Итакъ, въ этомъ, какъ теперь открывается, мы согласились достаточно, что, то-есть, во-первыхъ, подражатель не знаетъ ничего, какъ должно, чему подражаетъ, и подражаніе есть какая-то забава, а не серьезное упражненіе; во-вторыхъ, все, занимающіеся трагическою поэзіей и пишущіе ямбами и героическими стихами, суть, сколько можно болѣе, подражатели. — Конечно.—


Ради Зевса, сказалъ я, это-то подражаніе — не на третьемъ ли мѣстѣ отъ истины? Не такъ ли? — Да. — К чему же такому, заключающемуся въ человѣкѣ, имѣетъ оно силу, какую имѣетъ<ref name="p502">Показавъ, что Омиръ и трагики не могли научить людей, ибо не знали того, что воспѣвали, и занимались только подражаніемъ, удовлетворяя вкусу толпы, философъ теперь намеревается доказать, что подражаніе даже гибельно для нравственности. Поэты, говоритъ онъ, обыкновенно подражаютъ волненіямъ души и чрезъ то ослабляютъ силу и достоинство ума, даже часто портятъ тѣхъ, которые прежде владѣли собою и имѣли характеръ серьезный. Кто читаетъ, напримѣръ, у Омира, или у трагиковъ, какъ герои ихъ заливаются слезами; тотъ нерѣдко и самъ возмущается духомъ, и за такую силу стиховъ превозноситъ поэта похвалами. Между тѣмъ, чрезъ это душа нечувствительно теряетъ энергію, твердость и мужество. Такое же вредное вліяніе на людей производятъ </ref>? — О чѣмъ это говоришь ты? — О слѣдующемъ: одна<section end="Книга десятая" />
Ради Зевса, сказалъ я, это-то подражаніе — не на третьемъ ли мѣстѣ отъ истины? Не такъ ли? — Да. — К чему же такому, заключающемуся въ человѣкѣ, имѣетъ оно силу, какую имѣетъ<ref name="p502">Показавъ, что Омиръ и трагики не могли научить людей, ибо не знали того, что воспѣвали, и занимались только подражаніемъ, удовлетворяя вкусу толпы, философъ теперь намеревается доказать, что подражаніе даже гибельно для нравственности. Поэты, говоритъ онъ, обыкновенно подражаютъ волненіямъ души и чрезъ то ослабляютъ силу и достоинство ума, даже часто портятъ тѣхъ, которые прежде владѣли собою и имѣли характеръ серьезный. Кто читаетъ, напримѣръ, у Омира, или у трагиковъ, какъ герои ихъ заливаются слезами; тотъ нерѣдко и самъ возмущается духомъ, и за такую силу стиховъ превозноситъ поэта похвалами. Между тѣмъ, чрезъ это душа нечувствительно теряетъ энергію, твердость и мужество. Такое же вредное вліяніе на людей производятъ </ref>? — О чемъ это говоришь ты? — О слѣдующемъ: одна<section end="Книга десятая" />