Викитека

Карпов В. Н., Содержание седьмой книги: различия между версиями

Интерактивная навигация по истории
[досмотренная версия][досмотренная версия]
← Предыдущая правкаСледующая правка →
Содержимое удалено Содержимое добавлено
ВизуальныйВики-текст
м →‎top: оформление
м →‎top: перенесено в "Индекс:"
Строка 1:
{{Сочинения Платона|Содержание седьмой книги|т=3|примечания=да}}
<!-- -->
<center><big>'''СОДЕРЖАНИЕ СЕДЬМОЙ КНИГИ.'''</big></center>
 
Рассмотрев в предыдущей книге знание высочайшего блага и степени разных познаний, Сократ теперь, с намерением объяснить ''причину человеческого знания и незнания'', излагает многозначащий и весьма замечательный образ подземной пещеры. Представим себе, говорит он, подземное жилище — обширнейшую пещеру, которая однако ж сверху, во всю свою длину, открыта для принятия в себя света. Положим, что люди с самого детства живут в этой пещере, и притом так, что входа в нее не видят, что связанные по ногам и по шее, они могут усматривать только находящееся пред глазами, а поворачивать голову, от стесняющих ее оков, не в состоянии. Тогда как люди так заперты и закованы в своей пещере, пусть сзади их, сверху, льется к ним свет огня и озаряет мрак пещеры. Притом, между тем огнем и отверстием пещеры пусть идет дорога, закрытая от ней стеною. За этою стеной вообразим других людей, которые сами, как закрытые, невидимы; но они то молча, то разговаривая, проходят своею дорогою, неся разную рухлядь, изображения людей и животных, статуи и прочее, — и тени всего этого падают на противоположную часть пещеры. Те узники, продолжает Сократ, хотя кроме теней ничего не видят, однако ж будут уверены, будто видят самые вещи, и в беседе друг с другом станут тени называть теми же именами, какие обыкновенно даются самым вещам, даже к этим теням отнесут и звуки, которые издаются проходящими вверху и отражаются внутри пещеры. Если бы теперь кто-нибудь из них был освобожден от оков и вдруг встал, — начал <!-- 346 -->поворачивать шею, ходить и смотреть на свет, то конечно почувствовал бы боль в глазах и, привыкши видеть одни тени, не мог бы постоянно созерцать самые вещи. А если бы стали его уверять, что прежде жил он среди пустых теней, и что теперь только приблизился к самым вещам, — он усомнился бы и прежние представления считал бы более правдоподобными, чем последние. Поэтому, чтобы мало-помалу научиться ему переносить впечатления истинных тел и истинного света, — нужна некоторая привычка. Именно, — сперва будет он легко созерцать тени, потом отразившиеся в воде образы людей и животных, затем легче предметы на небе и самое небо ночью, нежели солнце и его блеск днем, а наконец, после долговременного упражнения, уже не образ солнца в воде или в других вещах, но самое солнце. Созерцая же его долгое время, он поймет, каким образом в нем заключена причина суточных и годовых перемен, согревающей землю теплоты, плодородия в царстве растений и животных, цветучести, красоты и зрелости во всех вещах По этим степеням достигнув познания истины, он не слишком будет удивляться красоте тех вещей и сочтет себя счастливым, что, освободившись из области мрака и от обманчивых теней, перешел в область истины; а на жалкое состояние оставшихся в пещере будет смотреть так, что охотнее согласится все перенести, чем возвратиться туда. Да если бы такому человеку и пришло на мысль пойти в прежнее место и объяснить бывшим своим товарищам, что он видел и как жалка жизнь их, — из этого, без сомнения, вышло бы то, что все стали бы над ним смеяться и сочли бы его глупцом, которого глаза, от созерцания предметов выспренних, несчастным образом повредились; даже, может быть, постановили бы вперед никому не восходить к высшим местам, и тому назначили бы тяжкое наказание, кто захотел бы кого-нибудь избавить от оков и вывести из его жилища. Р. 514—517 В. Таков образ человеческой жизни! говорит Сократ. Та пещера, в которой люди связаны и видят только тени вещей, есть мир, подлежащий чувствам; падающий в пещеру блеск огня есть солнце, которого лучи <!-- 347 -->озаряют вселенную; восхождение к предметам выспренним есть тревожный порыв нашей души — оставив вещи земные, возлетать к предметам, доступным только уму, и в созерцании их находить свое удовольствие. Из этого вытекают следующие заключения. В мире мыслимом образ блага всего превосходнее: он познается, конечно, не без великого труда; но когда бывает познан, — является источником и началом всякой доброты и красоты и, подобно солнцу, озаряющему светом вещи чувствопостигаемые, доставляет истину и знание всему тому, что мыслится умом; поэтому, кто хочет правильно распоряжаться делами домашними или общественными, тот должен всячески стараться получить по возможности полное понятие о самом благе. Но достигнув того знания, человек, — удивительно ли, — если презрит предметы земные и захочет направляться духом к созерцанию вещей божественных, а созерцая вещи божественные, не будет участвовать в несении обязанностей человеческих? И за это не следует укорять его; потому что философы слепотствуют, вступив не из мрака в свет этой жизни, а наоборот, — из света вещей божественных ниспав во мрак явлений человеческих. Притом, если сказанное о причине знания и незнания справедливо, то, очевидно, ложно мнение тех, которые приписывают себе возможность, — посредством науки и наставления, это самое знание сообщить душам людей невежествующих, как будто бы брались острое зрение даровать слепотствующему уму. Ведь расположение знать истину прирождено природе всякой души, и способ приобретения всякого знания состоит только в том, чтобы ум, отвратившись от рассматривания вещей изменяемых и непостоянных, направился к созерцанию того неизменяемого высочайшего блага. Силу для познания истины произвести или родить нельзя; можно только дать ей направление, к чему она должна быть направлена. Тогда как прочие силы души, имея некоторое сходство с свойствами телесными, могут быть приобретаемы упражнением, — способность мышления есть нечто более божественное, никогда не увеличивающееся и неуменьшающееся. Поэтому обыкновенно бывает так, что она является или хранительницею, или губительницею {{перенос|челове|ка}} <!-- 348 -->{{перенос2|челове|ка}}. Стало-быть, если люди, отличными талантами превосходящие других, тотчас с детства отвергнут дурные пожелания и привыкнут направлять свой ум к познанию истины; то, без сомнения, произойдет то, что с какою быстротой хватаются они теперь за дела человеческие, столь же быстро приобретут понятие о вещах божественных. Р. 517 В — 519 В.
 
Но так как и с природою дела сообразно, и из предшествующего исследования естественно вытекает, что ни невежды, незнающие истины, ни те, которые занимаются только созерцанием вещей выспренних и божественных, не годятся быть правителями и начальниками обществ; то людей, по доброте души, вознесшихся к познанию высочайшего блага, должны мы убеждать и побуждать, чтобы, оставив высшую область вещей божественных, они снова спустились в дольнюю страну человеческую. Хотя это представляется и несправедливым, — потому что таким образом мы отнимаем у них плод высочайшего блаженства, приобретенный ими чрез размышление о предметах выспренних; но законодатель должен заботиться не о том, чтобы благоденствовало которое-нибудь одно сословие граждан, а о том, чтобы возрастало и укреплялось благоденствие всего общества. Поэтому мы имеем право убеждать философов, чтобы они не не радели о деле общественном, тем более, что обязаны обществу своим воспитанием, о котором заботилось оно с нежностью матери. Притом, тав как они знают самую сущность красоты, справедливости и доброты, то лучше всего могут судить, что в делах человеческих поистине справедливо и честно, и потому будут доставлять обществу безопасность и спокойствие. Да они, как люди мудрые и правдивые, конечно, и не отвергнут такого прошения, но управление обществом примут на себя как бремя, помня, что надобно жить не для себя только, но и для отечества. Р. 519 В — 521 В.
 
После сего спрашивается: в каких науках и искусствах души стражей должны быть столь сведущи, чтобы могли вознестись к понятию о высочайшем благе? рассматривая этот вопрос, надобно иметь в виду то, что сказано было в предыдущем рассуждении, что, то есть, для сохранения {{перенос|безопасно|сти}} <!-- 349 -->{{перенос2|безопасно|сти}} домашней и общественной, стражи должны быть мужественны. Итак, надобно исследовать ту сторону науки, которою она приготовила бы душу и для высокой области философии, и для воинского поприща. Этой пользы не может доставить ни гимнастика, заботящаяся только о теле, ни музыка, занимающаяся только внушением благопристойности и честности, но ничего не приносящая для тонкости знания. Еще менее способствуют к этому работы сидячие; потому что они требуют только ревности и труда рук. Поэтому остается искать искусство, отличное от всех сказанных. Такое искусство есть ''арифметика'', без которой не может обойтись ни наука воинская, ни какая-нибудь иная часть знания и образования. Да она и не так мало имеет влияния на развитие души, чтобы не могла возносить ее к созерцанию вещей божественных, хотя такою ее силою в обыкновенном быту удивительно как пренебрегают. Если вещи чувствопостигаемые таковы, что либо чувствуются сами по себе и, однажды почувствованные, не возбуждают ума к высшему исследованию истины, либо производят в нас различные ощущения и разнообразием их вызывают ум к суждению, а душу к деятельности; то арифметика должна быть относима ко второму роду вещей; потому что имеет дело с многоразличным соединением чисел. Особенность каждого числа состоит в том, что оно заключает в себе нечто противное: в нем с одной стороны мыслится одно, с другой множество. Посему эту часть науки стражи наши обязаны изучать со всею тщательностью, тем более, что она весьма приложима к нуждам войны. Однако ж они не должны останавливаться на той арифметике народной, которая имеет в виду только материальную выгоду, но в силе и природе чисел пусть идут далее и размышляют о числах так называемых отвлеченных и идеальных; ибо таким образом не только сделаются сообразительными во всех других делах, но еще приучатся возносить душу к созерцанию истинной ее природы, Р. 521 С — 526 С.
 
С арифметикою теснейшим образом связана и ''геометрия'', которая, с одной стороны, особенно приложима к науке воинской, с другой — чрезвычайно способствует к тонкому {{перенос|обра|зованию}} <!-- 350 -->{{перенос2|обра|зованию}} души. Посему будущие начальники общества должны быть упражняемы и в этой науке. Но она должна быть изучаема не так, как обыкновенно изучают ее геометры, которые, останавливаясь только на фигурах, подлежащих чувствам, о фигурах, свободных от всякой материальной примеси, не хотят и думать. Кто желает получить от нее истинную пользу, тот должен отвлекать свой ум от вещей видимых, созерцать бестелесное и смотреть на самую величину, на все ее отношения вне материи. Чрез это душа не только сделается способною к делам человеческим, но еще привыкнет возбуждаться к созерцанию самой истины вещей и сущности их. Р. 526 С — 527 С.
 
За геометрией следует ''астрономия'' которая, и сказать нельзя, как возвышает душу к созерцанию предметов небесных и божественных. Столь дивный порядок звезд, столь правильное и строго подчиненное законам движение неба не может не отрывать души от грязных впечатлений телесности и, когда она рассматривает причины и условия небесных явлений, не может не восторгать ее к созерцанию истины. Так как эта наука не только весьма полезна для земледелия, для мореплавания, для ведения войн, но и делает то, что душа, оставив вещи земные, старается восходить к истинно сущему; то само собою следует, что будущим стражам общества знать ее совершенно необходимо. Р. 527 D — 530 С.
 
Не надобно презирать и ''музыки,'' принимаемой в смысле теснейшем и имеющей некоторое сродство с астрономией. Но и эта наука должна быть уважаема и изучаема не так, чтобы вся состояла только в ловком владении музыкальным инструментом и в тонком суде слуха, каковым заблуждением увлекаются многие, — а так, чтобы разные сочетания звуков исследуемы и познаваемы были умом. Только чрез это души учащихся привыкнут с удовольствием останавливаться на созерцании вещей возвышенных. Притом надобно бывает исследовать отношение и связь отдельных наук; а это значит определять гармонию их. Р. 530 С — 531 С.
 
Все эти науки, однако ж, должны служить как бы только введением в ''диалектику'', которая из всех их — самая {{перенос|важ|ная}} <!-- 351 -->{{перенос2|важ|ная}} и превосходная. Она исключительно занимается исследованием и знанием тех вещей, которые не подлежат чувствам и могут быть постигаемы одним умом и мышлением. Поэтому между диалектикою и прочими науками — такое же отношение, какое показано было между светом солнца и сиянием огня, освещающего описанную пещеру; так что душе, чтобы понять силу и превосходство диалектики, надобно пройти столько же степеней, сколько надлежало пройти их тому, кто, с детства привыкши к пустым теням, сперва не мог сносить и огня, а потом мало-помалу достиг до того, что мог с величайшим изумлением и удовольствием созерцать даже свет солнечный. Диалектика состоит в одном мышлении ума; потому что единственная цель ее — исследовать силу и природу каждой вещи и никогда не пользоваться предположениями, как пользуются ими другие науки. Таким образом, диалектике слово ''наука'' принадлежит по преимуществу; так как она одна имеет своим предметом бытие истинное. Если же таково превосходство этой науки, то вводить в нее надобно только тех, которые отличаются величием души, тонкостью суждения, восприимчивостью памяти, крепостью и постоянством сил; ибо все порицания философии, — а их множество, — происходят от того, что люди, способные к другим занятиям, приступают и к философии, и превратностью своих мыслей делают то, что прекраснейшая наука у невежественного народа подвергается презрению. Р. 531 В — 536 С.
 
Обозрев круг наук, которыми должны заниматься стражи общества, теперь остается показать способ и возраст, в котором надобно им приступать к этим занятиям. Души юношей нужно с самого детства питать науками, и прежде всего так называемыми приготовительными, именно музыкою, гимнастикою и другими, предшествующими диалектике. Преподавая науки, надобно остерегаться, чтобы никто не занимался ими против воли; ибо что внушается душе поневоле, то не удерживается ею крепко. Преподавание должно быть как бы игрою, причем легче будет заметить и то, к чему особенно склонен ум учащегося. Когда же совершится юношам двадцать лет, — те из них, которые признаны будут отличными, не <!-- 352 -->только должны быть украшены наградами, но должны получать и дальнейшее образование. А это будет так, что преподанное им прежде по частям должно быть приведено в одну форму науки, чтобы тем яснее видна была взаимная связь тех частей. Из этого-то уже будет совершенно понятно, кто из них способен изучать диалектику. Занимая их этою наукою до тридцати-летнего возраста, потом должно снова испытать, которые из них особенно отличаются тонкостью суждения и остроумием. После чего, признанные остроумнейшими должны быть отделены и в продолжение пяти лет упражняемы в диалектике, чтобы узнать, кто из них, презрев обманчивость чувств, способен к созерцанию истинного и доброго. При этой части наставлений надобно внимательно смотреть, чтобы душами юношей не овладела страсть в спорам, и чтобы, при равной силе спорящих сторон о всяком предмете, не сложилось нелепого убеждения, что люди не могут знать ничего определенного, и не погасла любовь в исследованию истины. По окончании срочного времени для этих занятий, т.е. от тридцати-пяти лет до пятидесяти, учившиеся несут общественные должности. Те, которые своею службою оправдали возлагавшуюся на них надежду, возводятся на самую высоту наставлений, то есть в созерцанию ''самого блага'', от которого души их должны получить образ высочайшей добродетели и совершенства, по подобию которого будут как настроять собственные свои нравы, так и управлять — каждый на своем месте — обществом, пока, оторванные от земных дел, не перейдут на острова блаженных. Что сказано здесь о мужчинах, то же должно сказать и о женщинах; потому что и они, как положено выше, должны нести должности общественные. Р. 536 С — 541 В. В конце — немногое об основаниях совершеннейшего государства.
Источник — https://ru.wikisource.org/wiki/Карпов_В._Н.,_Содержание_седьмой_книги