Менон (Платон; Карпов): различия между версиями

''Сократ.'' Менон! Фессалийцы прежде славились и удивляли Греков верховою ездой и богатством, а теперь, как видно, славятся и мудростью; теперь жители Лариссы не хуже твоего друга Аристиппа. Этим вы обязаны Горгиасу. Приехав в ваш город<ref>То есть в Лариссу, которая в то время была местопребыванием Алевадов. Wachsmuth. Antiquitt. Hellen. Т. II. vol. 1. p. 106. sq. О фамилии Алевадов писали многие. Valkenar. ad Herod. VII. 6. Boeckh, ad Pind. Pyth. X. p. 331. Meinech. commentt. Miscell. fase. 1. c. 5. и проч. исследования их показывают, что Алевады славились покровительством наукам и искусствам, а особенно честили Горгиаса. К дому их принадлежал и Аристипп, друг Менона, — только не Киринейский, бывший учеником Сократовым, а скорее тот, которого Ксенофонт (Anab. I, 1. 10.) называет другом Кира Младшего, и который на помощь ему, во время внутренних беспокойств, отправил четыре тысячи наёмного войска. С домом Алевадов едва ли не был в родстве и Менон, сын Алексидема (р. 76 Е), гость Анита (р. 90 В. 92. D).</ref>, он нашёл себе любителей мудрости в знаменитейших лицах из дома Алевадов, к которому принадлежит друг твой Аристипп, и в иных Фессалийцах. Чрез него-то в самом деле вошло у вас в привычку на все вопросы отвечать безбоязненно <!-- 156 /{{№|C}}{{№|71}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->и свысока, как прилично людям знающим; да и сам он позволял каждому из Греков спрашивать себя, о чём кто хочет, и никому не отказывал в ответе. Между тем здесь, любезный Менон, произошло противное: у нас случилась какая-то засуха мудрости; мудрость из этих мест переселилась едва ли не к вам. Итак, если ты кому-нибудь из здешних захочешь предложить подобный вопрос; то всякий засмеётся и скажет: Иностранец! видно я кажусь тебе человеком талантливым<ref>''Видно я кажусь тебе человеком талантливым'', κινδυνεύω σοὶ δοκεῖν μακάριος τις εἴναι. Так y Греков иногда употреблялось слово μακάριος, Подобным образом в Менексене (р. 249 D.) Аспавия называется μακαρία — по той причине, что могла сочинять прекрасные речи.</ref>, который знает, изучается ли добродетель, или достаётся другим образом; между тем как мне неизвестно не только то, изучима она, или нет, но даже и то, что надобно разуметь вообще под именем добродетели. Таков-то и я, Менон; и я в этом деле разделяю бедность своих сограждан и обвиняю себя в незнании добродетели вообще. А не зная, что такое она, как могу знать её свойства? Разве ты думаешь, что незнающий Менона вообще, кто он, может знать, хорош ли Менон, богат ли он и благороден, или имеет противоположные свойства? Возможно ли это, по твоему мнению?

''Сокр.'' Ответил бы правду. Когда вопрошатель был бы из числа мудрецов, любящих спорить и состязаться, — я сказал бы ему, что это действительно мои слова, и если они несправедливы, — твоё дело войти в разговор и опровергнуть их. А когда собеседники захотят разговаривать дружески, как я и ты, — им надобно отвечать на вопросы спокойнее и согласнее с диалектикою<ref>Разговор диалектический здесь, как и в Теэтете (167 Е), противополагается просто учёному спору τῶν ἐριστικῶν καὶ ἀγωνιστίχῶν: потому что в первом собеседники говорят дружески, высушивают один другого и соблюдают все правила диалектики; напротив во втором всякий имеет в виду только своё положение, не обращает внимания на мнения других, и не заботится ни о верности определений, ни о точности разделений, произносимых собеседником. Эристика основывается на эгоизме, диалектика — на любви к истине.</ref>; диалектика же, вероятно, требует, чтобы ответы были не только справедливы, но и в связи с понятиями вопрошателя. Вот и я постараюсь говорить с тобою таким образом. Отвечай-ка <!-- 164 /{{№|76}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->мне: называешь ли ты что-нибудь концом, то есть, что-нибудь таким, как предел и крайность? — По моему мнению, все эти слова тождественны, хотя Продик, может быть, и нашёл бы между ними различие. — Так приписываешь ли ты чему-нибудь предельность и законченность? — Я говорю это просто, без затей<ref>Просто, без затей, οὐδὲν ποιлίλον, по верному истолкованию Гейндорфа, nihil varium subdolumque, quod ambagibus facile deludat et difficilem habeat explicatum. См. Symp. p. 182. 13. Tim. p. 59. C. Phileb. p. 53. E. Cratyl. p. 393. E.</ref>.

''Сокр.'' Оттого, что в разговоре ты только приказываешь; а так поступают люди избалованные, которые, пока <!-- 165 /{{№|D}}{{№|E}}/ -->цветут красотою, бывают самовластными повелителями. Может быть, тобою замечено, что и я не могу противиться красавцам? Изволь, сделаю тебе удовольствие, буду отвечать.

''Сокр.'' Но добро, по твоему мнению, не есть ли, например, здоровье и богатство? — разумею также приобретение <!-- 169 /{{№|D}}{{№|E}}{{№|79}}/ -->золота, серебра, почестей и власти в обществе. Или ты почитаешь добром что-нибудь иное, а не это?

''Сокр.'' Не думай же и ты, почтеннейший, объяснить кому-нибудь добродетель чрез указание на её части, {{перенос|ко|гда}} <!-- 171 /{{№|E}}{{№|80}}{{№|B}}/ -->{{перенос2|ко|гда}} только ещё исследуется, что такое она в целом, или дознать что другое, говоря таким образом; иначе всегда потребуется прежний вопрос: на каком понятии о добродетели основывается то, что ты говоришь о ней. Иди мои слова, по твоему мнению, ничего не значат?

''Сокр.'' Понимаю, что хочешь ты сказать, Менон. Видишь, какое спорное приводишь положение! Как будто человек в самом деле не может исследовать — ни того, что знает, ни того, чего не знает: не может исследовать того, что знает, так как знает, и не имеет нужды в таком именно исследовании; не может <!-- 173 /{{№|81}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->исследовать и того, чего не знает, так как не знает, что исследовать.

''Сокр.'' Говорят некоторые жрецы и жрицы<ref>Происхождение учения о переселении душ доселе не решено. Если предположим, что у Греков оно рассматривалось двояким образом: как предмет религиозного верования, и как задача философская; то Платон разумеет его здесь, очевидно, в первом смысле и имеет в виду или орфические мистерии (см. Lobeck. Aglaopham. Т. II. р. 796. sqq.), в которых оно преподавалось, или даже Эмпедокла, учителя Горгиасова, который не только принимал метемпсихозу, но и по жизни, и по виду, и по деятельности походил на великого жреца. Quintil. Ш. 1. Sturz. de Empe. docl. p. 443. sqq. Pumm. Истор. Фил. Ч. I. стр. 450 сл.</ref>, старающиеся о том, чтобы уметь дать отчёт в своих обязанностях; говорит также Пиндар<ref>Говорит также Пиндар. См. Boeckh. ad Fragm. Pindari p. 623 Dissen. Vol. II. p. 632.</ref>, говорят и многие другие поэты, называющиеся божественными; а говорят они вот что. Впрочем смотри сам, истинными ли кажутся тебе слова их. По их учению, человеческая душа бессмертна и — то скончавается, что называют они смертью, то снова рождается, но никогда не исчезает. Поэтому надобно провождать свою жизнь как можно святее; «так как ''Ферсефона'' (Прозерпина) ''в тех людей, которых подвергла казни за древнее бедствие, на выспреннем солнце, в девятом году снова вселяет души; потом из них''выходят в знаменитые цари, отличные силою и великие мудростью мужи; а в последние времена между людьми они называются непорочными героями.» Если же душа, будучи <!-- 174 /{{№|D}}{{№|E}}{{№|82}}/ -->бессмертной и часто рождаясь, всё видела и здесь и в преисподней, так что нет вещи<ref>Так что нет вещи, которой... καὶ πάντα χρήματα, οὐκ ἔντιν ὄ τι... Выражение καὶ πάντα χρήματα значит у Платона — и вообще, или одним словом. См. Schaafer. ad Demosth. Appar. Т. I. р. 305. Fritsch. Quaest. Lucian. p. 67: Stallbaum ad Gorg. p. 465. B.</ref>, которой бы она не знала; то неудивительно, что в ней есть возможность припоминать и добродетель, и другое, что ей известно было прежде. Ведь так как в природе всё имеет сродство и душа знала все вещи; то ничто не препятствует ей, припомнив только одно, — а такое припоминание люди называют наукою, — отыскивать и прочее, лишь бы человек был мужествен и не утомлялся исследованиями. Да я в самом деле, исследование и изучение есть совершенное воспоминание<ref>Очевидно, что Сократ доказывает здесь возможность синтетического познания, или исследования вещей, взятых порознь, — на том основании, что все вещи мы некогда видели, следовательно идея всего находится в нашей душе, надобно только ввести её в сознание посредством возбуждения частных представлений, что Платон называет припоминанием.</ref>. Итак не должно верить тому спорному положению: оно может сделать нас ленивыми и бывает приятно для слуха людей изнеженных; а это располагает к трудам и изысканиям. Веря ему, я действительно хочу рассмотреть вместе с тобою, что такое добродетель.

''Сокр.'' А если бы я управлял — не только собою, да и тобою, Менон; то иы рассмотрели бы, изучима ли добродетель, или не изучима, — уже по решении вопроса, что она такое. Но так как ты собою-то управлять не хочешь, потому что свободен, а мною и хочешь и управляешь; то я уступлю тебе. Да, что делать? Видно приходится рассматривать, каково что-нибудь, прежде нежели знаем, что это такое. Или уж, если не более, то по крайней мере немного ослабь свою власть и позволь мне рассмотреть, изучима ли добродетель, или достаётся как иначе, — на основании предположения. А рассматривать на основании предположения, по моему мнению, значит то же, что часто делают геометры. Если спрашивают их, например, о пространстве, может ли хоть вот это пространство, обращённое в треугольник, быть наложено на этот круг<ref>''Может ли это пространство, обращённое в треугольник, быт наложено на этот круг''? εἰ οἶόν τε ἐς τόνδε τὸν κύκλον τόδε τὸ χωρίον τρίγωνον ἐνταθῆναι; Почти все истолкователи Платона переводят эти слова так: может ли этот треугольник (τόδε τὸ χωρίον τρίγωνον) быть наложен на этот круг? Но тогда стояло бы: τόδε τὸ χωρίον τρίγωνον χωρίον, между тем как здесь τρίγωνον очевидно есть слово объясняющее, предикат в отношении к слову τὸ χωρίον. Поэтому смысл речи должен быть такой, как бы Платон сказал: εἰ οἶόν τε τόδε τὸ χωρίον εἰς τόνδε τὸν κύκλον ἐνταθῆναι ὡς τρίγωνον; Сократ вероятно указал Менону на начертанный прежде на песке квадрат и спросил: может ли этот квадрат, обращённый в равный себе {{перенос|тре|угольник}} {{перенос сноски|ref}}</ref>; то всякий из них {{перенос|от|вечает}} <!-- 186 /{{№|87}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->{{перенос2|от|вечает}}, что ему ещё неизвестно, так ли это будет, — тут предварительно требуется, думаю, некоторое предположение. Как скоро это пространство таково, что данная его линия, и по протяжении, сколько бы она протянута ни была останется короче такого пространства<ref>Если это пространство таково, что данная его линия, и по протяжении, останется короче того пространства, которое будет написано, εἰ μέν ἐστι τοῦτο τὸ χωρίον τοιῦτον, οἶον παρὰ τὴν δοθεῖσαν αὐτοῦ γραμμὴν παρατείναντα ἐλείπειν τοιοῦτῳ, οἶον ἄν αὐτὸ τὸ παρατεταμένον ᾖ. Эти слова Платона весьма затрудняют переводчиков. Во-первых παρατείναντα стоит вне всякой конструкции и, по всей вероятности, повреждено: лучше бы, кажется, читать παρατείναν и относить его к существительному τὸ χωρίον. Во-вторых οἶον ἄν αὐτὸ τὸ παρατεταμένον ᾖ относится ли к треугольнику, или кругу? Основываясь на значении слова παρατείνειν в форме παρατείναν, я отношу это последнее выражение к треугольнику.</ref>; то выйдет нечто иное: и опять иное, когда последнее окажется несообразным. Итак я хочу сказать тебе на основании предположения, что должно выйти, при наложении треугольника на круг, — возможно ли то, или нет. То же самое — и о добродетели: не зная, что такое и какова она, мы будем рассматривать на основании предположения, можно ли изучать её, или нельзя. Объяснимся так: предположим, что добродетель есть нечто относящееся в душе; в таком случае изучима она, или нет? И во-первых, если под нею разумеется нечто, отличное от знания; то изучать её нельзя<ref>В подлиннике стоит: ἄρα διδακτὸν ἤ οὔ; но кажется, согласнее было бы с ходом Платоновых мыслей читать: ἄρα οὐ διδακτόν.</ref>, но, как теперь же сказали, надобно только припоминать: — нет нужды, какое бы слово мы тут ни употребили. Так изучима ли добродетель? или всякому понятно, что человек ничего не изучает, кроме знания<ref>Это место по всей вероятности или повреждено, или вошло в текст е margine, как заметка какого-нибудь поверхностного читателя.</ref>.

''Сокр.'' Возьмём же всё порознь и рассмотрим, в чём состоит та польза, которую она приносит нам. — В здоровье, скажем мы, в силе, красоте, богатстве<ref>Под эти именно четыре вида древние Греки подводили все внешние блага. Вот схолия Симонида, иди Эпихарна: ὑγιαίνειν μὲν ἄριστον ἀνδρὶ θναθῷ {{перенос сноски|ref}}</ref>: вот <!-- 188 /{{№|88}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->это и другое тому подобное мы называем полезным. Не так ли?

''Сокр.'' Да пусть бы и это было. Если бы добрые были добры от природы; то между нами нашлись бы люди, которые юношей, добрых по природе, узнали бы; а мы, по указанию этих людей, взяли бы их и берегли в крепости<ref>Государственные драгоценности Афин обыкновенно сохранялись в акрополисе. См. Boeckh. de Oecon. Att. 11. p. 203. Cenf. T. I. p. 473.</ref>, <!-- 190 /{{№|C}}{{№|D}}{{№|E}}/ -->запечатавши тщательнее, чем золото, чтобы никто не развратил их и чтобы, пришедши в возраст, они благодетельствовали городам.

''Сокр.'' Что ты говоришь, Анит? Неужели софисты, одни из людей, приписывающих себе какое-нибудь уменье благодетельствовать, так различаются от всех, что тому, что им вверено, не только не приносят пользы, подобно прочим, но даже причиняют вред и за то ещё открыто изволят брать деньги? Вот уж не знаю, как тебе верить. А мне известен был один человек, Протагор<ref>Об уроках Протагора и цене, какую он брал за них см. прим. в Протаг. р. 328 В.</ref>, который такою мудростью нажил себе больше денег, чем Фидиас, делавший столь отлично прекрасные вещи, и вместе с ним другие десять скульпторов. Да и странно: если бы люди, занимающиеся починкой старых башмаков и зашиваньем платья, возвращали то и {{перенос|дру|гое}} <!-- 194 /{{№|E}}{{№|92}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->{{перенос2|дру|гое}} в худшем состоянии, чем приняли; то они не укрылись бы и в продолжение тридцати дней, но чрез такие поступки скоро умерли бы с голоду. Напротив Протагор, развращая приближённых и отпуская их худшими, чем принимал, укрывался от всей Греции в продолжение сорока лет; потому что умер, думаю, почти уже лет семидесяти от роду, а занимался своим искусством около сорока, и во всё это время, даже до настоящего дня, не потерял своей славы. И только ли Протагор? — много и других, из которых иные жили прежде его, а иные живут ещё и теперь. Итак скажем ли, согласно с твоим мнением, что они сознательно обманывают и развращают юношей, или делают это без сознания? И таким образом признаём ли безумными тех, которых называют людьми мудрейшими?

''Сокр.'' Мне-то кажется, Анит, что здесь и теперь есть люди добрые по делам политическим, и бывало их не менее, чем ныне. Но были ли они, говорю, и добрыми наставниками в своей добродетели? Вопрос, о котором идёт у нас речь, состоит ведь не в том, есть ли здесь добрые люди, или нет, и не в том, бывали ли они прежде: мы давно уже рассматриваем, изучима ли добродетель. А рассматривая это, рассматриваем вот что: добрые люди настоящего и прежних времён умели ли ту добродетель, по которой были сами добры, передать и другому, или она не передаётся человеком и не переходит от лица к {{перенос|ли|цу}} <!-- 196 /{{№|C}}{{№|D}}{{№|E}}{{№|94}}/ -->{{перенос2|ли|цу}}? Это-то давно уже исследуем мы — я и Менон. Так смотри сюда из своих оснований. Не сказал ли бы ты, что Фемистокл был человек добрый?

''Сокр.'' Так не явно ли, что научив детей своих тому, что требовало издержек, он ещё охотнее сделал бы их добрыми людьми, для чего издержек не нужно, если бы это изучалось? Впрочем, может быть, Фукидид был человек маловажный и не имел довольно друзей между Афинянами и союзниками их? — Нет, он и принадлежал к большому дому, и много мог, как в отечестве, так и у других Греков; значит, если бы это было изучимо, нашёл бы <!-- 198 /{{№|E}}{{№|95}}{{№|B}}{{№|C}}/ -->людей — между соотечественниками, или иностранцами, которые сделали бы его сыновей добрыми, хотя бы общественные занятия и не давали досуга ему самому. Так нет, любезный Анит, видно добродетели учить нельзя.

''Мен.'' Я и Горгиаса люблю особенно за то, Сократ, что <!-- 199 /{{№|D}}{{№|E}}{{№|96}}{{№|B}}/ -->ты никогда не услышишь от него подобного обещания. Он даже смеётся и над другими, когда они обещают это, а только вызывается сделать человека сильным в слове.

''Сокр.'' Итак можешь ли указать мне на какое-нибудь иное дело, в котором люди, выдающие себя за учителей, не только не признаются учителями других, но и сами считаются невеждами, сами худы в том деле, в отношении к которому носят имя учителей, — а те, кого почитают <!-- 200 /{{№|C}}{{№|D}}{{№|E}}/ -->действительно хорошими и добрыми, иногда причисляют это дело к предметам изучимым, иногда нет? Сказал ли бы ты, что люди, находящиеся в таком недоумении касательно этого предмета, суть именно его преподаватели?

''Сокр.'' Оба мы, Менон, должно быть, люди плохие. Видно, тебя Горгиас, а меня Продик, не довольно научили. Итак нам нужно обратить внимание и исследовать самим, может ли кто сделать нас лучшими каким-нибудь одним образом<ref>96. D. ''Может ли кто сделать нас лучшими'', ὄςτις ἡμᾶς βελτίους ποιήσει. Так я перевожу, основываясь на значении изъявительного ποιήσει, хотя в таком случае должно бы стоять ἄρά τις ἡμᾶς и проч. Притом явно, что сила мысли здесь — в словах ἑνί γε τῷ τρόπῳ, а не в ποιήσει; иначе после ζητητέον надлежало бы писать ποήσειε. Дальнейших слов Е. ''когда же не допустим — и другое кое-что'', εἰ μὴ τοῦτο δοίνμεν — ἀλλου τινός, во многих {{перенос сноски|ref}}</ref>. Говорю это, имея в виду прежний вопрос. Как смешно утаилось от нас, что у человека, <!-- 201 /{{№|97}}{{№|B}}/ -->под руководством не одного знания, совершаются дела справедливые и добрые! Если же не допустим, что, кроме знания, для этой цели необходимо и другое кое-что; то может быть и не уразумеем, каким образом люди делаются добрыми.

''Сокр.'' Значит, правильное мнение, если оно не хуже знания, и в деятельности будет не менее полезно; значит, и <!-- 204 /{{№|D}}{{№|E}}/ -->человек, обладающий правильным мнением, не хуже того, который обладает знанием.

''Сокр.'' Нужды нет; с ним мы ещё поговорим, Менон. Теперь же — если во всём этом рассуждении наши исследования и речи были хороши; то добродетель и не подучается от природы, и не приобретается учением, но даётся божественным жребием, независимо от ума, — тому, кому даётся, как скоро нет политика, который мог бы и другого сделать политиком. А когда бы он был, — между живыми можно бы считать его почти тем же, чем {{перенос|меж|ду}} <!-- 207 /{{№|B}}{{№|C}}/ -->{{перенос2|меж|ду}} мёртвыми Омир<ref>Приведённые слова Омира см. Odyss. X. v. 492. sqq.</ref> представляет Тиресиаса, говоря: «он мыслит» в преисподней, «а прочие тени летают». Таков-то был бы и этот человек, какова действительная вещь в сравнении с тенью, поколику рассматривается добродетель.